День шестой. Ночь. I’m starting to suspect he likes abuse. Часть вторая
25 марта 2022 г. в 20:20
Мне потребовалось несколько минут, чтобы переварить все то, что только что произошло между нами, поэтому, когда Оливер скрылся из вида, дав мне понять, что ждет меня в спальне, я все еще продолжал стоять на месте как приклеенный.
Вода лилась из душевого шланга, лежащего в ванной, и я, двигаясь на автомате, завинтил кран.
Вокруг меня повисла холодная давящая тишина. Мои ладони были скользкими и липкими от пота. Я так боялся.
Боялся того, что мне собирался рассказать Оливер, боялся, что он уже точно был в моей постели и того, что он, вполне возможно, был абсолютно голым.
Он все еще играл со мной… или же действительно хотел секса?
В любом случае я не имел право стоять тут в ванной как столб и должен был хоть что-нибудь сделать. С огромным трудом я заставил себя сдвинуться с места и на негнущихся ногах поплелся в спальню.
Когда я, наконец-таки, переступил порог своей спальни, превратившейся в логово этого проклятого порочного подростка, Оливер уже сидел на кровати, подтянув колени к животу и скрестив ступни. На нем был мой старый спортивный костюм, который он, видимо, нашел у меня в шкафу – растянутый серый лонгслив, большой ему и спадающий с одного плеча, и треники из мягкой наощупь фланелевой ткани. Он был таким милым в моей большой ему одежде, и он был – я мысленно поблагодарил бога за это – не голый. Но в то же время, если подумать, он вряд ли позаимствовал что-то из моего нижнего белья, поэтому под старым спортивным костюмом, так забавно висящим на нем, уж наверняка, не было совершенно ничего.
Я облизнул губы. Они были такими сухими, будто в мой организм больше десяти часов не попадало никакой влаги.
И что только со мной творилось? Ведь это я был взрослым, был соблазнителем, а он всего лишь наивным подростком, попавшим в мои сети, но почему-то прямо сейчас мне казалось, что все происходило с точностью до наоборот.
Это он соблазнял меня, например, сейчас он пронзительно и вызывающе, так соблазнительно смотрел на меня своими болотно-зелеными глазами.
Потерянно улыбаясь, я опустился на кровать рядом с ним.
– Если честно, мне это не кажется хорошей идеей, что ты в моей постели, Оливер.
Мне хотелось быть серьезным, я старался собрать последние остатки своей серьезности, поэтому я называл его полным именем.
– Ах бросьте, профессор Шульц, – с коварной ухмылкой отозвался Оливер – его глаза блестели в темноте, разбавленной слабым светом ночника. – Это же именно то, чего вы хотите…
– Ты так хорошо знаешь, чего я хочу? – прервал Оливера я – его самоуверенность уже начинала нехило раздражать меня. – Ты хоть понимаешь, что ты сейчас вообще делаешь?
Еще чуть-чуть и я потеряю контроль, хотелось добавить мне, но я промолчал. Оливер продолжал загадочно усмехаться. Теперь он растянулся на моей кровати и, закинув руки за голову, смотрел в потолок.
– Так вы хотите узнать, что со мной в Японии случилось, или нет?
Мне было холодно и я – у меня просто больше не было сил противиться всему этому – с тяжелым вздохом забрался под мое одеяло и, повернувшись к Оливеру, с усталым сарказмом сообщил:
– Весь внимание.
Оливер заговорил не сразу. Наверное, прошло как минимум несколько минут, наполненных напряженным молчанием, пока его тонкие губы не приоткрылись и его хриплый, бесцветный голос заполнил все пространство моей спальни.
– Моя мама – архитектор и, когда мне исполнилось четырнадцать, фирма пригласила ее на ведение важного проекта в Японии. Конструирование гигантских торговых центров в Токио… или что-то в этом роде. Как я уже сказал, мне тогда было только четырнадцать, и я мало что понимал во всех этих штуках. Нам пришлось остаться там на долгое время, ведение проекта планировалось около четырех лет и моя мама… Она так старалась, чтобы у меня было нормальное детство, решила отдать меня в японскую школу, хотя я не говорил к тому моменту ни слова по-японски. Из-за моих светлых волос, серых глаз и моей неспособности нормально общаться на их родном языке одноклассники избегали меня и старались контактировать со мной как можно меньше. С каждым днем я понимал все больше, и я слышал, как они говорили обо мне. В моем присутствие они говорили обо мне так, будто бы меня не существовало… Этот Ориба такой странный, говорили они. Он не отсюда, говорили они. Он просто тормоз, поэтому это нормально говорить о нем такие вещи в его присутствие – он все равно ничего не понимает.
На мгновение Оливер умолк, и я вздрогнул от того, насколько в комнате стало тихо.
Я слышал биение своего собственного сердца.
История Оливера, рассказываемая его тихим, монотонным голосом, походила на вязкую темную топь – случайно попав в нее, я больше никогда бы не смог выбраться. Мои ноги уже были по колени в холодной грязи и меня медленно, но верно затягивало внутрь.
– Я старался не выходить из дома без веской на то причины, – продолжал Оливер, уже повернувшись ко мне и пристально глядя мне прямо в лицо, – когда я был снаружи… в школе или просто на улице, мне казалось, что я мертв. Что я не живу вообще, что я призрак и поэтому меня никто не замечает. Это было так больно, ни с чем не сравнимо... Я не понимал, за что они так со мной поступали, ведь я не сделал ничего плохого. Я просто хотел быть обыкновенным подростком, как они… Понимаете, герр Профессор?
Губы Оливера растянула болезненная ухмылка, и он еще ближе придвинулся ко мне.
– Я бы точно сошел с ума, если бы в моей жизни не появился он. После двух лет жизни в Токио моя мама наконец-таки нашла себе нового дружка… Понимаете, профессор Шульц, ей там тоже пришлось несладко. У нее были проблемы с японским, она все время чувствовала себя одинокой и страдала от мигрени, перепадов давления и прочей ерунды. Мне было так жалко ее, герр Профессор. И я был рад, когда она представила мне Атсуши-сана.
Атсуши-сана? Неприятные мурашки поползли по моей спине от одного звука этого имени. Я вдруг понял, что все то, что Оливер рассказал мне до этого, было лишь началом его истории, предисловием, и сама история – начиналась прямо сейчас.
Если честно, я уже вообще не хотел ее знать. Я не хотел слышать этого, мне хотелось больше всего хотелось, чтобы Оливер остановился.
– Атсуши-сан уже тогда владел огромной компанией, доставшейся ему в наследство от умершего отца – он был симпатичным и успешным, и моя мама была просто от него без ума. А он – от нее: светлые волосы, голубые глаза, ее немецкий акцент там и все такое, наверное, его всегда тянуло на экзотику, этого извращенца, – Оливер издал какой-то придушенный звук, похожий на смешок, но его губы кривились, и я понимал: ему было совсем не смешно. – После месяцев свиданий и прочих прелестей моя мама, вместе со мной переехала к нему. Он сразу же понял, что у меня проблемы и пытался помочь мне. В начале. Знаете, это было так мило: он покупал мне шмотки самых дорогих фирм, любые видеоигры, которые я хотел, осыпал меня всякими сладостями… Странно, что у меня еще все зубы на месте. Я так привязался к нему, я думал, что, если он когда-нибудь уйдет от нас с мамой, я просто умру… У меня так долго не было никого, никаких друзей, вообще никого и тут в моей жизни появился человек, японец, и он признавал мое существование.
Оливер снова запнулся, словно набирая в легкие воздух. Его расширенные глаза влажно блестели, и я отчетливо видел дрожь его ресниц. Мы были так близко друг к другу, мы лежали друг напротив друга и, протянув руку, я успокаивающе коснулся его виска.
– Тебе не обязательно рассказывать дальше. Я все понял… Я такой дурак, что вообще спросил тебя об этом, Олли.
– Мне казалось тогда, что я наконец-таки был счастлив, – Оливер продолжал, так, будто бы и не слышал моей жалобной просьбы, – но у моей мамы и Атсуши-сана появились какие-то проблемы. Они все больше времени проводили порознь. Сначала Атсуши-сан стал возвращаться домой поздно вечером, а потом и моя мама. Их постоянно не было дома, и я снова был совсем один. Но в тот вечер Атсуши-сан почему-то вернулся раньше обычного… Я играл в видеоигру в моей комнате, но все равно услышал, как он открывает входную дверь и бормочет в прихожей свое “Tadaimaaaa” . Но я не стал выходить из комнаты, потому что был зол на него. На него и на маму – они бросили меня одного, у них были свои проблемы и им было наплевать на меня. Я игнорировал то, как он звал меня, и тогда он сам пришел в мою комнату. От него несло алкоголем... Я сидел на кровати с джойстиком и не обращал на него внимания, но он подсел ко мне без приглашения. Oriba-chan, doouushitano? Kyo Oriba-chan wa zen-zen otnashikuneeyo… mezurashiinaa.
Последние фразы на японском Оливер произнес таким странным, чужим голосом, что меня передернуло. Придвинувшись еще ближе, совсем-совсем близко, всего-то в нескольких сантиметрах от моего лица он шептал мне на ухо:
– Oriba-chan, imawa nani o suruno? Gamu ka? Gamu ka? Mata gamu… sorewa ikanaiyo!
– Олли… – встревожено начал я, но он тут же перебил меня и его шепот становился все быстрее и сбивчивей, а губы чуть ли не приклеились к мочке моего уха.
– Атсуши-сан обнял и потянул меня вниз, на кровать. Он вырвал джойстик из моей руки и отшвырнул в сторону. Он был выше и сильнее меня, и я не мог сопротивляться…
Оливер прильнул ко мне вплотную – его тело дрожало мелкой дрожью.
– Он стянул с меня майку и начал лизать мое ухо… Вот так, как я делаю это сейчас, профессор Шульц, – язык Оливера коснулся мочки моего уха так внезапно, что мое тело конвульсивно содрогнулось, словно от боли. Но, конечно, мне не было больно. – То, как Атсуши сан вылизывал мое ухо, было мерзко и так приятно одновременно, поэтому я совсем не знал, что мне делать. А что бы вы на моем месте сделали, герр Профессор?
Оливер приоткрыл губы, позволяя мочке моего уха беспрепятственно погрузиться в его влажный, теплый рот, я застонал, и все вокруг вдруг стало размытым. На мгновение я даже забыл о жутком рассказе Оливера – мне просто было необыкновенно хорошо: я лежал в тепле, под одеялом, бесконечно расслабленный, а парень из моих эротических кошмаров сосал мочку моего уха. Однако Оливер истолковал мое состояние по-своему.
– Молчите? Вот и я не знал, что делать, – с упором продолжил он. Теперь он облизывал мою шею – самое чувствительное место на моем теле после члена, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не закричать от удовольствия. Каждый раз, когда холодная стальная шайбочка пирсинга в его языке – у него, конечно же, был проколот и язык – касалась моей кожи, я содрогался в руках Оливера. Происходящее между нами уже давно перешло все мыслимые и немыслимые пределы, и мне даже не хотелось задумываться о том, насколько низко я пал. Ведь я позволял ему вылизывать мою шею, одновременно слушая рассказ о том, как отчим изнасиловал его.
Оливер хоть и сопротивлялся, но Атсуши-сан все равно умудрился полностью раздеть его, разодрав его недавно купленную одежду. Оливер рассказывал, что ему было холодно и страшно, он во всех подробностях описывал то, как ему было больно и противно и то, как его тошнило в ванной после первого раза. В ту ночь его мать не вернулась домой, поэтому Атсуши изнасиловал его еще раз. Он заставлял его делать такие непристойные вещи, что от ненужных деталей даже у меня содержимое желудка начало подступать к горлу.
Рассказывая это все, Оливер продолжал ласкать меня. Я и не заметил, как он стащил с меня футболку, ощутил только, как он целует мою грудь, а потом уже и живот. От подробностей надругательства над Оливером меня все еще мутило, но мой член отвердел и желание близости переполняло меня настолько, что я был готов взорваться.
Демонически ухмыляясь, Оливер запустил свою левую руку под мои боксеры и сжал мой напряженный член. На мгновение его глаза округлились, и он удивленно склонил голову на бок.
– Я так и знал! Ай-ай-ай, герр Профессор. Вам ведь понравились мои приключения в стране Восходящего солнца?
За какого извращенца он меня, черт возьми, принимал?! Несмотря на то, что я только с трудом мог контролировать свои действия, я прохрипел, пытаясь высвободиться из объятий Оливера:
– Это не то, что ты думаешь, ясно?!
– Вот как? Тогда что?
Рука Оливера выскользнула из моих боксеров, и я – пусть и на короткое мгновение – обрел снова ясность мысли. Стиснув зубы, я прошептал, глядя в зеленые глаза Оливера, неожиданно ставшие такими яркими:
– Твой рассказ тут ни при чем! Ты меня уже битый час облизываешь… Думаешь, я железный?!
Я сам не ожидал того, что мое объяснение только поднимет настроение Оливеру. Он коротко засмеялся, прижавшись ко мне сбоку, и я явственно ощутил его эрекцию сквозь тонкую ткань моих старых треников – его член был не менее твердым, чем мой, и он упирался прямо в мое бедро.
– Все в порядке, профессор Шульц. Я тоже ведь не железный.
Оливер ловко вскарабкался на меня – несмотря на свою худобу, он все же оказался довольно тяжелым – и коснулся губами моих губ.
Ну, наконец-таки, с облегчением подумал я. Наконец-таки мы целовались, как нормальные люди, я быстро расслабился, и рассказ Оливера был мгновенно забыт мной, как нелепый страшный сон. Я с наслаждением запустил руки под свободно висящий на Оливере растянутый лонгслив: так, целуя его, я мог полностью ощущать его тело в своих руках и крепче прижимать его к себе. И хотя со стороны Оливера никакого сопротивления или недовольства не наблюдалось, он все еще был напряжен, а его поцелуи были грубыми, почти нервными. Один раз даже его зубы стиснули мою нижнюю губу настолько сильно, что мне показалось, что он ее прокусит.
– Эй, ты в своем уме? – выдохнул я, немного оттолкнув его от себя. – Расслабься, пожалуйста… Что с тобой такое, в конце концов?
Оливер тут же мастерски изобразил на лице искреннее раскаяние.
– О, я тысячу раз прошу вашего прощения, герр Шульц. Я буду очень стараться загладить мою вину!
Он наверняка снова задумал что-то, и я не верил ни одному его слову. Но при этом я был настоящим ничтожеством и так слаб. Он был моей одержимостью и наконец-то оказался в моей постели. Он сделал это совершенно добровольно – так что теперь я был вынужден играть по его правилам.
– Руки за голову, – скомандовал Оливер, и я покорно закинул руки за голову, коснувшись пальцами решетки из темной стали в изголовье моей кровати.
– Что ты собрался делать?
– Это сюрприз, – с ухмылкой отозвался Оливер, но я не хотел никаких сюрпризов. Я ненавидел сюрпризы, тем более от него.
Оливер перегнулся через мое распластанное на постели тело к комоду рядом с кроватью и открыл один из его ящиков. Я судорожно попытался вспомнить, что там лежало: журналы, непрочитанные письма, смазка?
У меня стало темно в глазах, стоило мне только подумать о том, что он искал смазку. Ему, наверное, тоже так хотелось, чтобы я как можно скорей оказался у него внутри. Мой маленький извращенный студент.
Оливер действовал молниеносно, поэтому я абсолютно не успел понять, что у него в руках и только почувствовал холод стали на моих запястьях. Наручники?!
Нет, стоп, это действительно были наручники, и я за какую-то долю минуты оказался прикован к собственной кровати.
Я инстинктивно дернулся вперед, но наручники, скрепляющие мои запястья, были надежно закреплены за одним из массивных стальных столбиков у изголовья моей кровати. Оливер обвел меня вокруг пальца и теперь я был в полной его власти.
Оливер наблюдал за моими жалкими попытками освободиться с удовлетворенным выражением лица. Он стащил с себя мой лонгслив, при этом его движения были такими чертовски медленными. Я снова увидел его руку – некоторые из ножевых ранений были совсем свежими и резали мне глаза жуткой воспаленной краснотой.
Неужели он сам сделал это с собой?! Эта мысль, эта кошмарная догадка, совершенно неожиданно вспыхнула в моей голове.
Оливер, чертов псих. На моих висках выступили бусинки холодного пота. Я не мог доверять ему после того, как узнал о том, через что ему пришлось пройти в Японии. Человек, которому он доверял, его собственный отчим насиловал его всю чертову ночь напролет. Разве такое вообще могло быть, что он после этого не свихнулся?
Не могло. У него было не в порядке с головой, и прямо сейчас он умудрился приковать меня моими же наручниками, купленными исключительно интереса ради в одном из этих дурацких секс-шопов, к моей кровати.
Пот градом струился по моему лицу, и я взмолился:
– Олли, пожалуйста, не делай ничего, о чем ты потом пожалеешь!
– Почему это я должен жалеть об этом, профессор Шульц? – изобразил удивление Оливер. Он стянул с себя мои спортивные штаны и был теперь обнажен. Я закрыл глаза, мне не хотелось смотреть на него – он пугал и возбуждал меня одновременно.
– Да расслабьтесь вы, я просто хочу сделать вам приятно, герр Профессор… Или мне стоит называть тебя Даниэль? Ого… Похоже, тебе нравится это, Даниэль.
Оливер бесцеремонно стянул с меня боксеры и с восторгом уставился на мой чертов эрегированный член.
– Ну ничего себе! Такие парни, как я, возбуждают вас, герр Профессор? Вы мерзкий грязный педофил…
– Закрой рот, я не педофил и ты уже давно не ребенок! – яростно прервал его я, хоть и мой голос позорно дрожал. – И сними с меня эти чертовы наручники сейчас же!
– Не-а, – протянул Оливер и вдруг наклонился ко мне. Я не имел никакого представление о том, что он собирался делать, поэтому инстинктивно вздрогнул всем телом, ощутив его прикосновение. Но, как оказалось, Оливер говорил правду и не собирался причинять мне боль: он лизнул мой член, аккуратно обвел языком его головку, а потом позволил мне полностью погрузиться внутрь его рта, настолько глубоко, словно у него совершенно отсутствовал рвотный рефлекс. Его губы плотно сжимали мой член, и у него во рту скопилось столько слюны, будто бы мой половой орган был чем-то сладким и он так невыносимо хотел его.
– Олли, я прошу тебя… – я задыхался от того, как он водил своими губами от самого основания до головки моего члена. У него было такое необыкновенное чувство ритма – с ним я мог достичь оргазма буквально за пару минут, если бы не сдерживался, – мы… ты не должен делать этого! Я… черт, просто не останавливайся… Еще немного! Еще совсем чуть-чуть…
Я выгнулся вперед, чувствуя приближение одного из сильнейших за всю мою жизнь оргазмов, но Оливер безо всякого предупреждения, настолько внезапно, что это было даже больно, прервал свои движения и выпустил набухший, скользкий от его слюны член из своего рта.
– ОЛЛИ! – выкрикнув его имя, я рванулся вперед так сильно, что силой инерции меня снова отбросило на постель.
Оливер криво улыбался, вытирая внешней стороной ладони слюну, текущую из его рта. Он снова наклонился к ночному комоду около моей кровати и когда я увидел, что на этот раз было у него в руках, у меня потемнело в глазах.
Найджел, этот похотливый идиот, шутки ради как-то подарил мне это на день рождения, но я, разумеется, не использовал это никогда. Этот огромный, наверное, сантиметров двадцать как минимум, ребристый и совершенно омерзительный наощупь вибратор из твердого пластика.
– Ты ведь не собираешься засунуть эту штуку в себя, правда, Олли? – обессиленно спросил я, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. От несостоявшегося оргазма мое тело размякло, превратившись в рыхлую кучу обвисших мышц. Только мой член все еще был твердым. – Это будет больно, правда, очень больно…
– Конечно, нет, профессор Шульц, – Оливер изумленно закатил глаза и посмотрел на меня, как на душевнобольного. Он облизнул губы, и я увидел блестящую влажную темноту внутри его рта, он снова просто истекал слюной. – Я вообще-то собирался заснуть эту штуку в вас. Ну… насколько получится.
Меня передернуло, а Оливер издевательски продолжал:
– Моя слюна в качестве смазки сгодится?
Я был шокирован до такой степени, что не мог выдавить из себя ни слова. Оливер же принялся вылизывать мой вибратор, и это выглядело так порочно, так сексуально, что я, несмотря на свое жалкое положение, возбудился еще больше. Если бы Оливер засунул сейчас эту чертову гигантскую твердую штуку в себя, я бы точно умер от оргазма. О, как же мне хотелось в этот момент, чтобы он это сделал!
Но он, мой проклятый свихнувшийся студент, не собирался делать ничего подобного. Он хотел засунуть этот чертов вибратор в меня. Вспомнив об этом, я в очередной раз попытался освободиться и рванулся вперед, но наручники больно врезались в запястья.
– Я бы посоветовал вам расслабиться, герр Профессор, – томно прошептал Оливер, устроившийся между моих колен. Блестящий от слюны вибратор выскользнул из его рта, – иначе это точно будет больно.
– Олли, пожалуйста, не делай этого… – попросил я, но Оливер вдруг навалился на меня всем весом своего тела, и я ощутил, как твердый и скользкий наконечник вибратора уперся в мое анальное отверстие.
– Relax, Даниэль, relax…
Он был точно ненормальным. Абсолютно свихнувшимся и таким соблазнительным. Оливер поцеловал меня в губы, и боль пронзила мое тело.