Я огляделся по сторонам, увидел тебя и забыл, что только что собирался сделать

      Вибратор был огромным и твердым. А еще страшно холодным. Я ощутил, как он раздирает меня изнутри, и с моих губ сорвался придушенно хриплый стон.       Это было так больно, боже, у меня просто все плыло перед глазами от боли, и мне казалось, что еще немного и я потеряю сознание. Пытаясь освободиться, я напрягал мышцы на руках, позволяя стальным кольцам наручников до крови впиваться в мои запястья, и сжимал бедрами Оливера в надежде, что это заставит его остановиться.       Бесполезно – гигантский, совершенно немыслимых размеров вибратор уже был наполовину у меня внутри.       Оливер дьявольски ухмылялся, похоже, он получал огромное удовольствие от созерцания моего искаженного болью лица. Его зрачки были восторженно расширены, и мне чудилось, что я больше не вижу радужной оболочки его глаз, только черную, пугающую темноту. Он был возбужден и в какой-то момент даже начал, все еще орудуя вибратором внутри меня, инстинктивно тереться своим эрегированным членом о мою ногу. Почему он не позволял мне просто трахнуть его?!       Я все еще пытался освободиться. Мои мышцы были напряжены до предела, все тело горело, кровь прилила к моему лицу, и внезапно… внезапно цепочка, соединяющая кольца наручников, лопнула, и я снова обрел способность свободно распоряжаться своими руками.       Несмотря на то, что Оливер был в трансе от возбуждения, он все же довольно быстро отреагировал на мое освобождение и тут же с опаской отпрянул от меня в сторону, но уже было поздно. Вибратор с гадким звуком выскользнул из моего заднего прохода, и я, схватив Оливера за плечи, резко рванул к себе.       Он был таким слабым, что мне не стоило никаких усилий швырнуть его на кровать и подмять его тело под себя. Стянув руки Оливера за спиной, я грубо надавил на его затылок, вдавливая его лицом в подушку и заставляя его изогнуться именно так, как хотелось мне. Он наконец-таки был моим.       Оливер застонал от боли и дернулся, пытаясь освободиться, но я только еще сильнее вдавил его лицом в кровать, так, что он, вероятно, потерял последний доступ к кислороду.       – Теперь ты точно попался, Оливер Штольцер, – мой голос настолько сел и совсем охрип от стонов, что я сам не узнавал его.       Я не узнавал самого себя.       Мне вдруг стало плевать на моральные запреты, на общественное мнение, на то, что Оливер был моим студентом, и на то, что он был намного младше меня. Та боль, которую он причинил мне, словно сорвала предохранитель в моей голове, и мне уже было глубоко плевать на все.       Я хотел Оливера и больше не собирался с ним церемониться. Все еще вдавливая его лицом в кровать, я свободной рукой быстро извлек из верхнего ящика ночного комода бутылек со смазкой. Вообще-то, я мог бы обойтись без этого, но он ведь точно был таким узким.       Чем уже, тем лучше, думал я. Мне хотелось, чтобы его трясло от боли, чтобы он кричал до тех пор, пока его голосовые связки просто бы не выдержали напряжения.       Я раздвинул коленом ноги Оливера, и тот мгновенно утроил свои попытки освободиться из моих рук. Он бешено елозил по кровати, извивался как змея и удерживать его стало еще в несколько раз сложнее.       – Черт, прекрати сейчас же! – прорычал я ему на ухо, ослабляя хватку и немного приподняв его голову за волосы над кроватью, чтобы позволить ему сделать глоток воздуха. – Если ты будешь так дергаться, у нас ничего не получится… Ну давай, Олли, будь хорошим мальчиком!       – Но я не хочу этого, профессор Шульц, – проскулил Оливер и в его голосе было неподдельное отчаяние, – я не выдержу этого… не смогу… Не делайте этого со мной! Пожалуйста, не делайте мне больно!       Его мольба была такой убедительной. Черта с два, Оливер.       – Заткнись, – я с силой ввел мои липкие и скользкие от смазки пальцы в Оливера и он закричал. Боже мой, он вопил так громко и пронзительно, будто бы я не пальцы в него засовал, а целый кулак. Он притворялся или ему действительно было настолько больно?       В любом случае так дело дальше не шло, и я зажал ладонью рот Оливера, с содроганием думая о том, что мои соседи могли вызвать полицию, услышав его проклятые крики.       Он кричал так, будто бы я убивал его.       Я изо всех сил вдавил ладонь в лицо Оливера и его отчаянные, пронзительные крики превратились в безвольное мычание. Так-то лучше. Гораздо лучше.       Он действительно был таким тесным, что мне пришлось приложить немало усилий и хорошенько поработать пальцами, чтобы хоть как-то расширить его – мне так не терпелось войти в него по-настоящему. Оливер все еще сопротивлялся, дрыгался и извивался настолько резво, что я даже удивился, как у него до сих пор хватало на это энергии. Он весь дрожал, был мокрый и склизкий от пота и на какое-то короткое мгновение мне даже стало жаль его. Ну почему он просто не мог расслабиться и позволить мне трахнуть его? Неужели я был ему настолько отвратителен?       Стараясь хоть немного успокоить Оливера, я коснулся губами его спины. Я провел языком по его позвоночнику, явственно выступающему под тонкой кожей, заставив его содрогнуться всем телом. В конце концов, все эти садистские игры были не моей идеей. Я просто хотел его, хотел секса с ним – любого, не обязательно такого грубого. Извращенцем я себя никогда не считал.       – Ты ведь первый начал, Олли, – уже почти нежно прошептал я ему на ухо, и он еще громче замычал что-то мне в ладонь, – какого черта ты сделал все это со мной? Какого черта ты вообще пришел сегодня ко мне?!       Ответом мне было только несвязное мычание, и я решил, что уже было пора. Внутри него, внутри его хрупкого тела было уже так много смазки, что я мог без проблем засунуть в него целых три пальца.       – Все хорошо, Олли, – прошептал я, одновременно наваливаясь на него всем весом, – будет не так уж и больно. Вот увидишь…       Все еще прижимая Оливера к кровати и беспорядочно покрывая влажными поцелуями его шею, я вошел в него всего на немного, но тело Оливера сразу же изогнулось в болезненной судороге и одеревенело.       Он был так напряжен, весь сжался и от этого стал еще более тесным и продвигаться дальше внутри него было невероятно сложно. Его мышцы плотно охватывали мой член, сдавливали его, и я громко застонал, потому что такого секса у меня еще не было никогда.       Я хотел большего. Мне хотелось войти настолько глубоко, насколько это было вообще возможно, хотелось раствориться в его дрожащем от напряжения и боли теле и стать с ним одним целым. Эти желания копились внутри меня на протяжении долгих, бесконечных шести дней, и я больше не мог сдерживать их.       Мне наконец удалось продвинуться дальше, намного дальше: я вошел в него полностью, он вскрикнул, и острая боль пронзила мои пальцы. Оливер вцепился зубами в мою руку – так сильно и остервенело, что уж точно прокусил мою кожу до крови.       Мне было все равно.       Мне было абсолютно плевать на боль, и я начал двигаться у него внутри, сначала медленно, но ускоряясь с каждым мгновением. Мне не хотелось быть грубым с ним, но я был настолько возбужден, что ничего не мог с собой поделать.       По всей видимости, мое сознание отключилось и все, что осталось, были только тактильные ощущения, наслаждение, сдавленные стоны и едкий запах пота, исходящий от его кожи. Прижимая Оливера к кровати, я трахал его так ожесточенно, будто бы он больше не был человеком, а неодушевленным предметом, предназначенным исключительно для удовлетворения моих фантазий.       В какой-то момент я почувствовал, как его тело немного расслабилось, и мне даже показалось, что он начал предпринимать слабые попытки подстроиться под такт моих движений. Только одно осознание этого возбудило меня еще больше, и я вдруг понял, насколько уже был близок к оргазму.       Это был самый лучший секс в моей жизни, но мне хотелось сделать его еще лучше – мне хотелось видеть лицо Оливера в тот самый момент, когда я позволю себе кончить и, выйдя из него, я перевернул его на спину.       Его глаза были расширены, а искусанные губы приобрели жутковатый синеватый оттенок и мелко дрожали. Он больше не сопротивлялся и даже не пытался сбежать – он был полностью моим и стал совсем шелковым. Он был готов сделать для меня все.       Оливер лежал на кровати, и я приподнялся на колени над ним, лаская самого себя и глядя ему прямо в глаза.       – Открой рот, – выдохнул я, наклонившись к нему, и он безропотно подчинился, и я увидел его язык и стальную шайбочку пирсинга, блестящую от слюны. Мне сразу вспомнилось то, насколько тепло и влажно было внутри его рта, и мои пальцы, сжимающие член, заработали еще быстрее. Я был так близко к оргазму и, когда тонкие губы Оливера зашевелились и он прошептал – как показалось мне – что-то вроде: «Ну давай же, Даниэль», я больше не был способен сдерживаться.       Я хрипло застонал, подавшись вперед, и сперма, уже целую проклятую вечность скапливающаяся внутри меня, вырвалась наружу, и мне на секунду показалось, что еще чуть-чуть и я просто умру. От удовольствия или, быть может, от разрыва сердца – настолько неистово оно колотилось о мои ребра.       Моя сперма была везде – на моих пальцах, на кровати, на бледном искаженном лице Оливера и на его волосах. Не в силах удерживать равновесие, я неловко рухнул на него, прижался лицом к его груди и он принял меня: я ощутил, как он обнимает меня и подушечки его пальцев впиваются в мою кожу. Кажется, он шептал что-то, возможно даже на японском или на каком-то другом, похожем на японский языке – в любом случае я не понимал ни слова. Но я и совершенно не хотел понимать это – мне было настолько хорошо, что я больше не хотел думать, не хотел двигаться, не хотел больше ничего.       От Оливера пахло потом и моей спермой и, прошептав: «Мне нужно умыться», он выскользнул из-под моего тела и встал с кровати.       Я провожал его расфокусированным взглядом, но стоило ему исчезнуть из вида, как одиночество обрушилось на меня, словно каменная глыба.       Пошевелившись, я с трудом принял сидячее положение на кровати. От ощущения эйфории, испытанной мной пять минут назад, у меня все еще кружилась голова, но способность мыслить постепенно возвращалась ко мне.       Я вдруг явственно осознал, что наделал, и чувство непереносимого стыда, раскаяния и паники охватило меня. Моя смятая кровать напоминала поле боя, из моей прокушенной зубами Оливера ладони капала кровь и вокруг меня на простыне темнели мокрые пятна моей собственной спермы.       Я действительно сделал это – переспал с Оливером, точнее даже не так, я просто использовал его для того, чтобы удовлетворить свои собственные сексуальные потребности, и нельзя сказать, что то, что случилось между нами, было нежным занятьем любовью по обоюдному согласию.       Ожесточенно стиснув зубы, я уткнулся лицом ладони. Я был омерзителен самому себе, был готов избить себя до полусмерти, если бы только мог. Наверное, хуже меня не было никого.       Оливер всего лишь хотел переночевать у меня, он только искал моей защиты, он, где-то в глубине его подсознания, хотел всего лишь, чтобы я был рядом, чтобы я позаботился о нем, и что сделал я?! Он доверился мне полностью и даже рассказал мне о том, что случилось с ним в Японии, он просто хотел моей поддержки, а не того, чтобы я трахнул его. К тому же, он уж точно, абсолютно точно не хотел, чтобы это произошло так.       Я вскочил с кровати и, не совсем осознавая, что делаю, полностью погрузившись в пучины самоистязания, натянул на голое тело джинсы и валявшуюся на полу рядом с кроватью футболку и, вздрагивая от холода, поспешил в ванную.       Мне нужно было сделать хоть что-нибудь. Я должен был немедленно исправить ситуацию. Может быть, попросить его прощения… Проклятье, я был доведен до ручки и был готов на коленях умолять его о прощении только ради того, чтобы он остался со мной.       Оливер действительно был в ванной. Совершенно голый он стоял перед раковиной и тер лицо моим полотенцем для рук. При виде его обнаженной спины и изгиба его ягодиц, я почувствовал, как меня начинает трясти. Боже, только не это, ведь мы только что, буквально пять минут, назад переспали друг с другом, но я снова хотел его, наверное, еще в сто раз больше, чем раньше.       Отняв полотенце от лица, Оливер повернулся ко мне. Он попытался улыбнуться своими бескровными искусанными губами, но это выглядело настолько жалко, что мне сразу захотелось обнять его. Но мне нужно было держать себя в руках, поэтому я только пробормотал, неуклюже и избегая его взгляда:       – Прости меня. Я не собирался…       Оливер ухмыльнулся. Я отчетливо видел, как его глаза начали менять цвет, и он сделал несколько шагов в мою сторону. Кончики пальцев Оливера коснулись моего виска, и я услышал его севший, но при этом насмешливый голос:       – Все в порядке, профессор Шульц.       Я вздрогнул и уже не в силах противиться своему желанию обнять его, жадно привлек его к себе. От него приятно пахло моим клубничным гелем для душа, и я уткнулся носом в мягкую ложбинку между его ключицей и шеей. Я и сам не мог поверить в то, что только что сделал с ним, и разрывался от желания загладить свою вину.       – Прости меня, Олли, – жалобно и пристыжено снова попросил я, словно его прощение могло изменить что-то. Все, что не должно было произойти, уже произошло.       Оливер тихо рассмеялся, и я удивленно поднял голову.       – Да что это с вами, герр Профессор? – Оливер внезапно коснулся моей щеки, он гладил меня по щеке, он был совсем не зол на меня, и в его болотно-зеленых глазах было даже что-то похожее на нежность. – Я же сказал, все в порядке. Мне понравилось.       Все еще шокированный неожиданной переменой настроения Оливера я только смотрел на него, не в силах выдавить из себя ни звука. Ему «понравилось»? То есть ему нравилось, когда с ним так обращались?! Ведь только что я, можно сказать, изнасиловал его…       – Вы все правильно сделали, профессор Шульц, – успокаивающим тоном продолжал Оливер, и его пальцы все еще гладили мою щеку, – это было именно то, чего я заслуживаю. Такой отброс как я…       – Прекрати! – яростно прервал Оливера я и, поймав его пальцы, стиснул их в моей ладони. – Ты не «отброс». И никогда им не был! И не смей больше так наплевательски относиться к самому себе, слышишь меня?!       Мой голос спустился до хриплого шепота, и глаза Оливера стали большими от растерянности.       – Я…       – Замолчи, пожалуйста, – выдохнул я и, подавшись вперед, прикоснулся к его губам. Он позволил мне это, он был настолько ошеломлен, что даже и не думал сопротивляться, и его губы были такими мягкими и расслабленными.       Некоторое время мы целовались, и я осторожно, так, будто бы он был чем-то драгоценным и хрупким, прижимал Оливера к себе, думая о том, что теперь, после этой ночи, все будет совершенно по-другому. Я больше не позволю ему издеваться над самим собой – над своим несчастным, измученным и израненным телом и своей искалеченной психикой. Мы будем вместе, я буду рядом… он может даже переехать ко мне, если ему захочется. Я буду следить за его питанием, за тем, чтобы он не шатался по улице при десятиградусной температуре в одной футболке и уж точно не позволю ему переписываться с сорокалетними извращенцами в Скайпе. В любом случае сделаю все, чтобы забыть о том, что я сотворил с ним этой ночью.       Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, Оливер вдруг признался мне, что ему холодно и он ужасно устал, и мы вернулись в спальню. Это было настолько необыкновенно – то, как он прильнул ко мне в постели, и то, как он заснул буквально через несколько минут, уткнувшись лицом в мое плечо, что мне казалось, что все это происходит со мной не наяву. Это было больше похоже на волшебный сон, в котором сбывались все мои фантазии и мои потаенные мечты. Содрогаясь от ощущения теплого дыхания Оливера на моей коже, я признался самому себе, что хотел от него не только секса. Я хотел большего и, пусть я даже и не знал, чего именно, но осознавать это было так волнующее.       Я закрыл глаза и, улыбаясь как идиот, погрузился в глубокий, безмятежный сон.       Когда Оливер разбудил меня своими прикосновениями, за окном все еще было темно, но это была больше не непроглядная ночная темень, а скорее утренняя полутьма, и я даже мог различать в ней очертания предметов в моей спальне. На моем радио-будильнике была половина пятого, а Оливер, прижимающийся ко мне, был снова возбужден. Он целовал меня, облизывал мою шею, и его потные пальцы, спустившись вниз по моему телу, стиснули мой член. Я застонал, все еще в полусне и не понимая, что происходит, и Оливер своим голосом коварного соблазнителя прошептал мне на ухо:       – Доброе утро, герр Профессор.       Конечно же, я не удержался и у нас снова был секс, но на этот раз совсем другой и я был несказанно рад этой перемене. Оливер вел себя на удивление хорошо – подчинялся мне во всем и был таким восхитительно расслабленным, что, когда я вошел в него, мурашки удовольствия поползли по моему телу, поднимаясь от кончиков пальцев на ногах до самой шеи. Это было невероятно, это было настолько невероятно, что я никак не мог решить, что мне нравится больше – быть грубым или быть нежным с ним.       Наш с Оливером секс, как оказалось, был чертовски разносторонним.       Мы сделали это даже третий раз, господи, у меня действительно был секс три раза за ночь. Точнее не у меня, а у Оливера. Ведь когда он во второй раз разбудил меня уже где-то в семь утра, я был настолько уставшим и разбитым, что у меня не было никаких сил на секс, но Оливер снова – он был просто ненасытен, этот чертов подросток – был ужасно возбужден и приставал ко мне до тех пор, пока я не помог ему избавиться от страданий, удовлетворив его потребности рукой. Не знаю, насколько хорошо у меня получилось, ведь единственным моим желанием было поскорее уснуть, но, как мне показалось, Оливер остался доволен. Перед тем, как уже третий или четвертый раз за ночь – этой ночью я совсем сбился с счета – провалиться в сон, я поцеловал худое плечо Оливера, на что он пробормотал полусонно: «Профессор Шульц, опять вы…», и я почувствовал себя счастливым.       Это был мой шестой день, точнее, моя шестая ночь с тех пор, как я получил работу в новом университете, и я впервые за эти долгие пять месяцев не чувствовал себя одиноким.