Бумажный феникс

— Хочешь сбежать? — Мы ведь можем себе это позволить? Стиснув пальцы Александра в своих, Алина лукаво улыбается в ответ на немой вопрос в его глазах, и тянет в противоположную от машины сторону. Ждёт, что он обязательно запротестует или хотя бы нахмурится, он хмурится, но не руку не одёргивает, а следует за ней, позволяя вносить коррективы в задуманный план. Полы их пальто колышатся на ветру, ни один не собирается запахиваться и застегивать пуговицы, Алина знает эту дорогу, поэтому ведёт их вглубь, петляя между аккуратно подстриженных летом, но уже померкших кустов, спрыгивая с дорожных насыпей и, чувствуя, как иногда большой палец Александра поглаживает тыльную сторону её ладони, вызывая приятные мурашки. Позади остаётся ресторан, безукоризненные манеры, аллея и затем показывается пароходная пристань, наотмашь бьющая сильным потоком воздуха. Её волосы взлетают, глаза щурятся, их тела неизбежно сталкиваются, выбивая один испуганный стук алининого сердца, и, когда она оборачивается, то видит, что часть волос хлестнули Морозова по лицу, но он, поморщившись, издаёт лишь смешок. Волны шумно бьются о пирс, капли долетают и до них, но здесь не слышно собственных мыслей, в обычное время бьющих в колокола, и это подкупает. Здесь не укрепляется желание отомстить, не приходится играть ту, кем она никогда не являлась, здесь царствует стихия, которая совсем не тяготит, а очищает. Необузданность. Свобода. Она замирает на несколько чудесных мгновений, поддавшись на встречу морским брызгам, запаху соли, звону волн, переливающихся точно серебро в свете утопающего в линии горизонта солнца, и подставляет лицо ветру, ласкающему впервые за долгое время тёплыми потоками, а, придя в себя, с удивлением обнаруживает, что так и не удосужилась выпустить руки Александра из своей, а он не предпринял ни одной попытки разомкнуть их пальцы, сцепившиеся крепче звеньев одной цепи, и застаёт его, внимательно смотрящим на неё. Это взгляд не пронизывающий, не стреляющий навылет, этот — мягкий, уступчивый, дробяще нежный, изучающий. — Надеюсь, ты не пялился на меня так бесстыдно всё это время, — голос не хрипит и на том спасибо. — Ты выглядела счастливой, не смог устоять. Она солжёт, если скажет, что ей не нравится это внимание. Его внимание. Ей нравилось, как он смотрел, чуть прищурив глаза, вкрадчиво и глубинно, как мир сужался до расстояния между ним и что-то извне, определённо, теряло смысл. Страшно подумать о том, что ответ мог оказаться — всё. Мысленно Алина одёргивает себя и отпускает его пальцы, вспомнив, зачем вообще в это ввязалась. Человек, стоящий перед ней, убил Мала. Он не заслуживает ничего из того, через что они проходят: ни моментов счастья, разделённых вместе, ни симпатии. Потушив обещающий разгореться хуже пожар злости, Алина тихо спрашивает: — Что тебя так задело тогда, в галереи, когда подошёл Де Капель? — Он близкий друг моей матери, — глаза Александра блестят, но всего лишь миг, он поворачивает голову в сторону, раздумывая, а потом смотрит перед собой и отвечает бесцветно. — Наши с ней отношения нельзя назвать тёплыми. И это далеко не преувеличение. Себастьян мнит себя миротворцем, строит мосты, о которых никто не просит. Ни мне, ни тем более Багре не нужно перемирие. — Вечный конфликт отцов и детей? — Что-то вроде того. И снова уклончивый ответ, уход от конкретизации. Да, они не очень близки, но опасается ли Александр сближаться? Подозревает ли он что-то? Всё-таки не стоит скидывать со счетов его прошлое, безусловно тёмное и опасное, наверняка манипулировал он и манипулировали им. А Алина уверена, её он читает без особых трудностей, водит по строчкам и вбирает тайное знание — не знает, чувствует кожей и костьми. И если есть хотя бы один процент риска, Александр не откроется с ней до конца сколько бы пыли в глаза она не пускала, вряд ли он впустит её в свой мир и расскажет что-то личное. Слишком личное. Обтекаемые фразы — вот единственный результат, которого удалось добиться. — Ответной истории ты не услышишь, — судорожно вздохнув, признается Старкова. Некоторым вещам, однажды запертым за дверью, стоит оставаться скрытыми для всех навсегда. — Может, иногда… Иногда я желаю, чтобы даже для ссор у меня были родители, чтобы разделить их с ним, но их нет. И с этим ничего не поделать. «А ты лишил меня человека, который заменил мне семью. Посмотри мне в глаза и скажи, почему. Скажи.» На миг равнодушие даёт трещину и этого хватает, чтобы рана, гниющая и не способная исцелиться, вновь открылась, дала о себе знать яркой вспышкой злости. — Посмотри мне в глаза, — срывается с ссаднящих губ. Александр смотрит — гулко, звеняще, участливо. «Вот как сильно я тебя ненавижу. Рассмотри всё — гнев и ненависть — и давай покончим с этой дурацкой игрой. Я чувствую, что ты догадываешься.» — Я бы хотел забрать эту боль. Дыхание спотыкается, и Алина разрывает контакт. Нельзя забываться. Нельзя идти на поводу у чувств, какое бы из них не брало над ней вверх. Если он что-то узнает, игра больше не будет стоить свеч, нужно придерживаться прежнего плана. — Да, жаль, это невозможно, — мысленно Алина благодарит двусмысленность ситуации впервые в жизни за то, что всё складывается так, будто причиной резкой смены настроения это боль от смерти родителей, нанизывающая на прутья, и прячет глаза за влажными ресницами. — Не хочу возвращаться в ресторан, но знаю место, где мы можем перекусить.

×××

Очередь небольшая, но продвигающаяся медленно, однако люди не выглядят раздраженными, напротив, переговариваются доброжелательно и заинтересованно — то здесь, то там звучат разные шуханские диалекты, пару сулийских пословиц, известных, наверное, всем и даже фьерданский гортанный акцент. — Это место любят. Как ты его нашла? — интересуется Александр, пока они ждут свой заказ. — Гуляли как-то с Женей и наткнулись, с тех пор часто здесь бываем. Поверь, здесь самые вкусные клубничные пончики, ты таких нигде больше не найдёшь. Они забирают два больших стакана с кофе и бумажный пакет с выпечкой и маленькой фирменной эмблемой этой сети и садятся на лавочку в парке. Кофе, чёрный и горячий, обжигает язык и нёбо, Алина досадливо стонет в то время, как Александр делает глоток чёрного чая с двумя ложками сахара и смотрит вдаль. Шум проезжающих машин, крики птиц, смех детей сливаются воедино. — Ты любишь сладкое, да? — Нет, — фыркает Морозов. — Количество сахара в твоих руках говорит об обратном, — уверенно настаивает Алина. — Глупо не признавать своих пристрастей. Попробуешь? Он хмурится, смотря на пончик, обильно политый красной глазурью и посыпанный разноцветным драже, и мотает головой, деликатно отказываясь. — Ты упустишь шанс. Давай. С пару секунд он глядит вдаль, а потом… потом вместо того, чтобы взять сладость из рук Алины, Александр наклоняется и откусывает маленький кусочек, вгоняя её в полнейший ступор, но она заставляет себя смотреть, а не отворачиваться, как тогда, в кабинете Макхи: она всё помнит слишком свежо, чтобы позволить симпатии захватить контроль над собой. Это игра. Это не реальность, не совсем её жизнь. — Ну, как? — Ты переоцениваешь их, — серьёзно заявляет Морозов, откинувшись на спинку скамьи и отпивая подостывший чай. Она впервые не сдерживается и, придвинувшись, толкает плечом в плечо, вопреки установкам наслаждаясь звуком его смеха.

×××

Как только в коробках что-то угрожающе звенит, Тамара грозно уставляется на Толю, несущего эти самые коробки, и несмотря на свои занятые руки, пихает его плечом, отчего тот возмущённо шикает. — Возможно, именно сейчас твои вещи сломались, сестрица. Последний штрих в виде удара был ни к чему. — Не будь мы на лестнице, я бы пнула тебя под зад. Но боюсь, ты слетишь вниз и тогда всё точно сломается. Двигайся быстрее, а не как медведь — в развалку. Алина тихо посмеивается, доставая ключи из кармана куртки, думая, что сколько бы лет не прошло, явление кеббен — близких родственников, близнецов или просто тех, кто привязан к твоему сердцу, — всё ещё сильно. Вы можете ненавидеть друг друга, раздраконивать по поводу и без, но привязанность сильнее мелких ссор. — Заходите. Это минута, пока близнецы перешёптываются-переругиваются в узком коридоре, для Алины сродни пытке: впускать кого-то в эту квартиру, без возможности объясниться с Малом, мучительно, но какая-то тёмная её часть участливо поглаживает по плечу и напоминает, что Мал многое ей недоговаривал, и нет никакого смысла мучиться угрызениями неуместной совести. Пока они ставят коробки на пол, снимают обувь, дверные колокольчики бьются об дверь, напоминающую маятник из-за движений близнецов, и шум заполняет всё пространство. Она купила эту безделушку по случаю их с Малом новоселья три года назад в антикварной лавке: по легенде, какую ей любезно поведал старый продавец, перелив таких резких звуков отпугивал злых духов. Алина в это не верила — ни в духов, ни в эффективность металлического звона против нечести — но купила, потому что любила заполнять пустоту чем-то подобным. Да и это был красивый символ новой жизни. Ныне же он раздражает слух.

×××

— Алина, — Толя деликатно отводит её в сторону, пока Тамара хозяйничает на кухне и чем-то стучит. Видимо, собственной посудой. — Насчёт Эри. Не будь с ней так… Выдернув локоть из мягкой хватки, Алина дёргается в сторону, сверкая безжалостно прищуренными глазами. — За что вы все её так любите? Я сама решу, как мне с ней общаться. Хватит читать лекции о морали. — Она ищет встречи с тобой. — Что ж, в следующей жизни. Хотя я бы все силы бросила бы на то, чтобы её там не встретить. — Алина, я понимаю, что ты всё ещё ревнуешь Мала к ней, но, послушай, её вины в этом совсем нет. — Ты понимаешь? — взрывается Алина, чудом совладав с собой и не оттолкнув пытающегося уладить чужой конфликт Толю. — Ни черта ты не понимаешь. Я была его лучшей подругой! Единственной! И когда я обо всём узнала?! После его смерти. Ты ничего не понимаешь. Я видеть её не могу. Не смей мне больше говорить о возможности прощения или встречи. Я в этом не нуждаюсь. — Когда ты успела стать такой эгоисткой? — скрестив руки на груди, холодным тоном спрашивает Табан. У него ходят желваки и каждая мышца натягивается до характера угрожающей. Ей, видно, стоит испугаться или хотя бы состроить вид, но это только распаляет. — Отвали от неё, — спокойно говорит подошедшая Тамара. — Эри не погладит тебя по головке за участие в её разборках и уж точно в свою спальню не пригласит. Это остужает Старкову, любопытно вскинувшую брови, но Толя бледнеет и сжимает губы в тонкую нить. Неужели Толя безответно влюблён в Эри? Злость поглощает. Эта вечная народная любовь к младшей Табан порядком набивает оскомину. — Полагаю, разговор окончен.

×××

Алина достаёт сетку апельсинов и кладёт в тележку, которую расслабленно катит Николай. — Так что, зачем Линнея приезжает? — Посмотреть город, погулять, познакомиться с кухней. Ну, знаешь, забавы ради. Может, познакомиться с тобой… — В чьей роли? — Подруги, разумеется. Когда Алина оборачивается, она никак не ожидает наткнуться на Николая, стоящего к ней почти вплотную. Он смотрит не моргая, будто загипнотизированный или глубоко задумавшийся. — Я не нарушу своего обещания не целовать тебя, — несмотря на слова, Николай наклоняется так, что их губы находят в паре сантиметров друг от друга, как обещание большего, — пока ты сама не попросишь. «Скажи ему, что встречаешься со своим главным врагом. Скажи, что появился ещё один мужчина — хоть все твои чувства к нему сплошная ложь — который занимает твои мысли. Скажи ему!» — вопит внутренний голос, вынуждая её чувствовать себя последней предательницей. — На нас пялятся, — заметив боковым зрением посматривающих на них людей, шепчет Алина нахально улыбающемуся Николаю в лицо и отходит в сторону, высвобождаясь из своеобразной ловушки между ним и полками с фруктами. — Спасибо, мы снова в центре всеобщего внимания. Мало тебе было университета? — Мне ни внимания не хватает. Где ты пропадаешь в последнее время? Чем так занята? Алина закусывает губу, вперив взгляд в список продуктов, которые необходимо купить, и лихорадочно обдумывает, что сказать, чтобы скрыть правду. Солгать. Вот до чего она докатилась — ей приходится лгать лучшим друзьям. Но и резон в это есть, лучше держать их подальше от этой мутной истории, в которую она ввязалась. — Работаю. Перевожу тексты. — Об этом достаточно наслышан от Сафиной, что ещё? — он толкает тележку к отделу с бытовой химией и пожимает плечами на удивлённый вопрос Алины, что они с Женей поддерживают связь. — Как она? Они сохраняют молчание, не спешат идти ни на уступки, ни на компромисс, перестают видеться и созваниваться. По правде говоря, и времени-то не находится, но это не значит, что Алина не думает о Жене ни минуты. Думает и много, но не знает как разрешить конфликт, выстроенный на почве недопонимания и излишней заботы. Может, это пауза пойдёт на пользу им обеим, а может… О других вариантах она предпочитает даже не задумываться, настолько они, мрачные, вгоняют в тоску. — Неплохо. Тоже работает всё время. Готовится к какому-то большому заказу, почти не вылезает из ателье. Скажи мне, дорогая, ты так и не оставила свой замысел? Вы ведь из-за этого не разговариваете? — Ничего подобного. Просто не можем помириться, — нескладно врет Алина. — Есть кое-какие недомолвки. — Ты же знаешь, что я всё ещё твой друг, да? — Опьер делает вид, что поверил, но кисло поджимает губы. — И я всё ещё готов помочь. — Конечно, знаю, Ник. Не беспокойся, у меня всё под контролем. «Жалкая врунья». Сообщение от Александра всплывает неожиданно, заставляя два раза моргнуть. Как ты относишься к театрам и мюзиклам? 15:43

С большим интересом, а что? Есть какое-то предложение?

15:44 Улла приглашает нас на своё представление. Послезавтра вечером. Хочешь сходить? 15:44 — Ты зависла, Старкова, — хмыкает Николай, ищущий конкретный шампунь, название которого прислала ему сестра. — Прямо посреди магазина. С самой глупой улыбкой на лице. Отличный способ не привлекать ничьё внимание, дашь урок? — Придурок, — фыркает Алина, быстро печатая ответ и игнорируя румянец на щеках. Она уверена, что не улыбалась.

О чём представление?

15:46 По мотивам сулийской сказки. У Уллы слова автора. 15:47

Что за сказка?

15:47 Айяма и терновый лес. 15:47 Алина не помнит, о чём она, смутно вспоминает главную героиню, но не может ухватиться за мысль, которая несёт смысл и мораль этой сказки. Она не слышала их двадцать лет. Но это хорошая возможность подобраться к нему ближе, выцепить что-то ценное и нанести удар. Алине не заметить, каким взглядом, полным сомнений, награждает её друг, потому что вниманием владеет экран телефона, а не оживленный супермаркет и толпа людей.

Без проблем. Я согласна. Увидимся ;)

15:48