Bark on Bark, Petal Strands

Едва наступает утро. Минхо ворочается, немного плачет, спит несколько часов, прежде чем встать, чтобы вернуться на кухню, уверен, что 6 утра — отличное время для пробуждения. Он берет стакан воды, стоит на кухне, пытаясь смахнуть тревогу, пока делает глоток, ходит по квартире, чтобы посмотреть на все, на все, что у него не было возможности увидеть раньше, когда он торопился, чтобы подготовиться к празднику гала. Тумба под телевизор, которую сегодня нужно протереть пылью, несоответствующие пульты в куче на столе, фотографии стаи висят на стенах и на столе. Есть фотография Джисона со светлыми волосами, с Феликсом и Хёнджином в парке, и они выглядят такими счастливыми, что Минхо на мгновение смотрит, потерявшись в изумлении. Какие красивые и загадочные люди. Он наполняет свой стакан только наполовину, делает глоток медленно, не желая проливать его. На стене рядом с дипломами Чанбина и Джисона висит, что удивительно, диплом старшей школы Хёнджина. Есть картина с маленькой желтой птичкой, которая сидит на ветке, акварель, ярко-желтая, она с темно-розовыми щеками, и не очень продвинутая по художественным меркам. Есть старое меню пельменного ресторана, приклеенное скотчем к холодильнику вместе с картиной, и рисунок их всех в виде фигурок, подписанный Чонином. Минхо считает это определенно харизматичным. Он всю ночь читает электронные письма, перебирая пропущенную информацию. Чонин одновременно маленький и первобытный, о чем Минхо знает, но не имеет достаточного опыта. У Феликса есть игрушки-стимы, а Хёнджин очень чувствителен, Джисон испытывает беспокойство, и он читает техники тайм-аута, тщательно детализированные, но все же лично сдержанные. . У Хёнджина есть регулярные упражнения, чтобы сохранять спокойствие, и Минхо начинает задаваться вопросом, займется ли он снова танцами или йогой. Он так давно не занимался йогой, он достаточно крепкий, чтобы показать это. Он читает об аллергии и фобиях Хёнджина на кошек, о подозрительных реакциях Феликса на орехи (Минхо знает разницу между аллергией и непереносимостью) и продолжает читать о свободном пространстве Чонина и о методах дисциплины. Все перечислено, он даже читает заметки под электронным письмом, чтобы увидеть приложенную таблицу с наклейками, и направляется на кухню, где она висит на боковой стороне холодильника. Хотя он еще так многого не знает и видимо никогда не узнает, если его попросят уйти. Но пока он просто принимает то, что могло бы быть и бродит вокруг. Рядом с диваном лежит небольшая тканевая коробка, с сине-белыми полосками, и он смело заглядывает внутрь. На самом деле это все мягкие игрушки и несколько кубиков. Наверное, Чонина. Все вещи Феликса хранятся наверху: сенсорные кольца, брелки из эдамаме, мягкие игрушки. Минхо так же читал о его спиннере. Диванные подушки разные, но уютные, а под ними скомканные носки. Минхо не берет их. Он еще не знает, куда их положить. Одеяла свернуты на спинке дивана и на подлокотнике, есть двухместное кресло, которое выглядит почти изношенным и сдержанно пахнет Чаном и Чанбином. Игровые приставки аккуратно спрятаны на полках тумбы под телевизор, а переключатель лежит без присмотра рядом с телевизором, рядом с ним свернуто зарядное устройство. В карманах дивана, рядом с портативными зарядками, есть дополнительные зарядные устройства для телефонов, а за диваном удлинитель. Он проводит рукой по нему, ощупывая замшевый материал дивана, и вздыхает. Что же будет. Он возвращается на кухню с пустым стаканом, который нужно вымыть или просто отложить в сторону, и чуть не подпрыгивает, когда заходит Чан, спотыкаясь, босой, с едва открытыми глазами. — Ах, эээ- — Доброе утро, — бормочет он, глаза привыкают к тусклому свету кухни. Он смотрит на Минхо с головы до ног, и Минхо застывает в ужасе от того, что будет дальше. Чан переводит взгляд с него на холодильник и идет открывать его, доставая бутылку сока. — Доброе утро? я был- — Сейчас, вроде. . . 6:34, — Чан проверяет время на плите, — что ты делаешь? — Я просто. . . рано встаю, — врет Минхо. — Ах, да. В смысле, я редко могу уснуть после шести. Бессонница. И Чонин пинал меня, так что… . — он берет кружку, чтобы налить в нее сок, и оставляет его открытым на прилавке, когда делает глоток, нахмурившись. — Ой, холодно. — Ага. Он был в холодильнике, — вежливо говорит Минхо. — Да, был. Они мгновение смотрят друг на друга, прежде чем Чан ставит кружку, все еще не закрывая сок и не убирая его. — Нам нужно поговорить. И вот оно, сжимающиеся чувство, внизу его живота. Как будто он находится на американских горках, которые вот-вот упадут, и он смотрит прямо вниз, прямо в пасть льва, прямо на землю, готовый рухнуть. Он улыбается и кивает, молясь, чтобы Чан покончил с этим как можно безболезненнее. Ему все равно нечего собирать. Его одежда со вчерашнего вечера в сушилке, за исключением верхней одежды, которую ему одолжили, которая спрятана в старом шкафу в спальне омег. — Прости, — говорит Чан. — Что? — Прости, — смущенно повторяет Чан. — Извини, я знаю, что сейчас 6 утра, мой голос немного хриплый. Минхо открывает рот, чтобы что-то сказать, сбитый с толку, но просто позволяет своему выражению лица говорить само за себя. — Вчера вечером я действительно оступился. Я совершил большую ошибку, и это привело к большому недопониманию. — признается Чан. — Я должен был следить за тобой по всем вопросам. Когда я спросил, все ли ты понял, я должен был быть более четким. — Нет, нет, это… — Минхо, не целуй меня в задницу, — раздраженно вздыхает Чан, и Минхо щелкает ртом так быстро, что у него клацают зубы. — Я взрослый мужчина, я знаю, как назвать себя когда я в собственном дерьме. — Я не- — Я сделал ошибку, и это привело к недопониманию. Ты не сделал ничего плохого. Перестань думать, что это ты виноват. Ты здесь, чтобы заботиться об омегах, и именно этим ты и занимался. Плюс, вероятно, говоря как человек, а не просто сотрудник — как человек, на самом деле. Но все равно- — Могу я говорить? — Минхо вежливо поднимает руку, стараясь не раздражаться из-за постоянных перебиваний Чана. — Да, конечно, прошу прощения. — Я. . . да, ты ошибся. Мы оба. Я должен был прочитать электронные письма, но я также не имел права обвинять тебя в. . . Я знаю, что ты не такой человек. — Ты должен был, да, это была жизненно важная информация, — вау, у Чана нет фильтра, когда он устал, а? — Но ты действовал соответственно ситуации. Просто вчера вечером я был очень расстроен, и мне нужно было подумать о разном. Я так люблю свою стаю, и, хотя мне было больно от того, что ты сказал, я не обижаюсь. Я понимаю. Я альфа, и я понимаю, что многие альфы — придурки, и они оскорбительны, злоупотребляют своей силой и динамикой, и они жестоко обращаются с кучей людей. Неплохо с твоей стороны указать на это, это прискорбно, но это случается. А забота — противоречивая профессия, я это знаю. Я только. . . рад видеть, что у тебя хорошие нравы и есть голова на плечах. И острый язык. — Правильно… — шепчет Минхо. — Ну чтож, у нас все хорошо? Ты хочешь мне что-нибудь сказать? Будь честным. —спрашивает он, наконец заметив, что сок открыт, и идет ставить его обратно в холодильник. Он хватает крышку от бутылки и закручивает ее обратно, и Минхо какое-то время сидит, обдумывая, стоит ли ему что-нибудь сказать. Если он захочет. Если ему нужно. До сих пор это всегда было «видно, но не слышно», но Чан ясно видит его насквозь, так что нет смысла больше притворяться, не так ли? — Все хорошо. — Минхо соглашается. — Я рад. Я очень не хотел тебя терять, — усмехается Чан, садясь за стол. Потерять его? Чан боялся его потерять? Теперь ему не так грустно не спать всю ночь из-за страха быть уволенным. Но Чан по-прежнему думает, что он способный и эффективный, и считает, что у него все в порядке, поэтому он не может снова оступиться и дать ему понять, что он действительно горящий беспорядок. — Спасибо. — За что? — За открытое и эффективное общение со мной, — объясняет Минхо. — Конечно. Я всегда буду. И я жду этого и от тебя. — Конечно. — А я, ну, я не сказал другим. О прошлой ночи. — Чан теперь понижает голос, несмотря на то, что сейчас они одни. — Хёнджин и Феликс почти уже укладывались в постели, а Джисон устал, Чанбин и Сынмин были нокаутированы, а Чонин сонным. А кроме того, им и не нужно знать. Это было недопонимание между нами как работодателем и работником, не больше и не меньше. Им не обязательно об этом знать. Минхо был настолько сосредоточен на Чане, что даже не понял, что другие товарищи по стае тоже могли иметь из-за этого испорченное представление о нем. Обвиняя их альфу или причиняя им вред, оскорбляя их. Он чувствует, как его желудок сжимается от внимания Чана к нему. Его уважение к Минхо. Чан мог легко выгнать его, рассказать остальным о том, что он сказал и сделал, и они, возможно, никогда больше не захотели бы, чтобы он вернулся в их жизни. Но, тем не менее, часть его чувствует, что это ложь, и что он сохранит свою работу благодаря нитям удачи, нарисованным самим Чаном. — Но почему? Разве они не должны знать? — Минхо-щи, ты ошибся. Им не нужно знать. Это может их расстроить, а может и нет, кто знает, но ради них будет лучше, если мы оставим между собой именно такие проблемы. Между нами. Ты понимаешь? Какие бы у тебя ни были моральные комплексы по поводу сокрытия правды от них, я попрошу тебя избавиться от них. Мне нужно, чтобы ты делал то, что лучше для моих омег, даже если тебе это неудобно. Это единственная сложная вещь, о которой я попрошу тебя сейчас. Понятно, хочет сказать Минхо, но не говорит. Он просто кивает. — Еще раз спасибо. — Еще раз спасибо тебе. И я искренне извиняюсь за прошлую ночь. — Не волнуйся, у нас все хорошо. Я не веду счет тому, сколько мы извиняемся друг перед другом. — Ты должен, потому что я отлично в этом разбираюсь, — сейчас Чан пытается поднять настроение, и Минхо не может не фыркнуть, когда понимает, что тот шутит. Чан усмехается и открывает рот, чтобы что-то сказать, когда их прерывает полусонный несчастный Феликс, от которого пахнет дрожжами, и Чан тут же встает. — Что ты тут делаешь? Ты должен спать. — Ой, извини, скажи это моей вагине, чтобы она снова заснула, — сухо отвечает Феликс. Чан на мгновение моргает, оглядывая Феликса с ног до головы. — Что? — Судороги. — Феликс роется в тумбочке над раковиной и достает пузырек ибупрофена. Во всем вчерашнем хаосе он понимает, что Феликс не сказал Чану, что у него начинается течка. И Минхо тоже. Но это не имеет значения. Не его дело говорить это Чану. — О, любовь моя, — Чан начинает тереть ему поясницу, а Феликс запихивает таблетки в рот на сухую. Чан протягивает ему кружку, но Феликс только качает головой. — Феликс, ты поцарапаешь себе горло. Выпей что-нибудь. — Все в порядке. Это таблетки без оболочки. — Хуже того — выпей это. — Все в порядке. Я и мой злобный ребенок, возвращаемся наверх. Пожалуйста, не будите меня, если только кто-то не умер или не умирает. Феликс. . . совсем другой, когда он уставший. Его глаза расфокусированы, едва открываются в течение нескольких минут при тусклом кухонном свете, и он хмурится. Он носит футболку большого размера и фланелевые штаны, отличающиеся от его обычной яркой и тщательно подобранной одежды, и под запахом его игристого дрожжевого предварительного тепла он чувствует запах Джисона. Толстая кедровая ветвь Джисона. Сейчас он кажется таким мужественным, его голос намного глубже, чем обычно, без макияжа и средств для укладки, естественная красота все еще представляет угрозу для всей индустрии. — Феликс, возьми немного воды, пожалуйста, — Чан берет бутылку с водой и передает ему. Феликс поднимает и махает ей, прежде чем вернуться наверх, по-прежнему ничего не выпивая. Чан садится обратно. — Я плохо себя чувствую, у него всегда бывают сильные судороги в первый день или около того. У Джинни почти ничего нет. — Вау, ему повезло — Джинни, а не Феликсу, — уточняет Минхо. Сейчас он на супрессивных препаратах, но даже несколько течек, которые у него были, были чертовски ужасны. Конечно, правильное питание и физические упражнения могут помочь уменьшить спазмы, но он всегда предпочитал комфортную пищу и сон аэробике, в то время как его чуть не проткнуло желудком. Он просто счастлив, что ему больше не придется иметь с ними дела. — У Чонина никогда не было течки, кроме его презентации, но эти двое работают регулярно, как часы. — Это хорошо. Но я ему сочувствую. Судороги — это отстой. — Знаешь, есть такие машины, которые вызывают судороги, верно? — Чан вздрагивает, отхлебывая еще немного своего сока. Он потягивает его так же, как потягивает кофе, но каждый раз удивляется, что он холодный, а не горячий. — Однажды мальчики заставили меня сделать это. Это была пытка. Не знаю, как вы справляетесь с этим. — Много обезболивающих и мороженого, — смеется Минхо. — Они поставили мне на пятерку и заставили меня носить его в офисе, и они смеялись каждый раз, когда я вздрагивал. Где-то в телефоне Джинни есть видео. — Как долго ты продержался? — Минхо любопытно. Кажется, этот человек сделает все для своих омег. Его пронзает еще один укол вины за прошлую ночь. Как он мог обвинить Чана в том, что он абьюзер? — Полтора часа. — Ух ты. Вау это. . . не так плохо. — Ты снова целуешь меня в задницу, — на этот раз усмехается Чан, улыбаясь так, как будто на самом деле он этого не имел в виду и, вероятно, так оно и было. По крайней мере, не так, как прежде. — Я знаю, что это совсем не долго. — Это не долго. Это едва ли поход в продуктовый магазин. Однажды у меня были судороги три дня подряд, и я чуть не содрал с себя кожу, — говорит Минхо. — Святое дерьмо. — Чан выглядит в ужасе, чуть не выплевывая сок. На мгновение он кашляет, спрашивая: — Ты в порядке? — Сейчас, да. — Я действительно. . . если у вас когда-нибудь будут судороги, у нас есть. . . ибупрофен. . . ? — Чан хмурится, аура беззаботности сменяется смущением. Он не знает, что еще предложить Минхо, и тот смеется слишком громко, чтобы притворяться. — Все в порядке. Сейчас изготавливают специальные таблетки от судорог. Но я на супрессантах, так что это не будет проблемой. — О верно. Ну, я имею в виду, что если вы когда-нибудь хотели отказаться от супрессивных препаратов, то вы могли бы… вы знаете, очевидно, если бы вам нужен был отпуск, мы могли бы предоставить вам. — Мне это не понадобится, — успокаивающе говорит Минхо. Он ненавидит течки, они только замедляют его, делают его угрюмым и раздраженным, вызывая ужасные воспоминания, которые по ночам закрадываются в его мысли, в его сны, в его кошмары. — Как тебе удобно. Чан больше не ложится спать, и хотя Минхо устал, он тоже не засыпает. Он переодевается из одолженной одежды обратно в свою повседневную, которая все еще слишком официальна для того, чтобы помогать альфе стаи готовить завтрак, но он вполне справляется с фартуком. Они разговаривают и пьют сок, Чан готовит кофе, чтобы предложить ему, а Минхо использует соевое молоко и заставляет Чана попробовать его, несмотря на сморщенный нос и хмурое выражение. Они говорят о кофе и о том, сколько он стоит, о хорошем кофе и о том, как он на самом деле вреден для него, но Минхо здесь ненадолго — он не бросит эту привычку, независимо от того, что говорит Чан. Чан предпочитает чай, а Минхо объясняет, что не может отказаться от хорошего эспрессо. Чан показывает ему коробки с жасминовым и розовым чаем, которые у них есть, и Минхо чувствует их запах. Это хороший чай, рассыпной в аккуратно оформленных жестяных коробках, и он хорошо пахнет. Они готовят яйца и блины, Чан включает рисоварку, а затем решает приготовить омлеты с авокадо и беконом, которые, по словам Чана, Инни любит делать увидев их в «TikTok». Пока они готовят, они говорят о TikTok, и Чан показывает ему видео собак, которые ему нравятся. Они стоят бок о бок, чтобы готовить, не обращая внимания на то, что кто-то из них делает. Это приводит к тому, что Чан и Минхо сражаются за контроль над сковородой, потому что Минхо считает, что Чан недостаточно долго готовит яйца, а Чан считает, что Минхо делает их слишком хрустящими. — Я не очень хорошо готовлю, но- — Их нельзя недоваривать, а то они развалятся! Минхо идет забрать у него лопатку, но Чан держит ее над головой, что не так уж и высоко, не в обиду его росту. Это определенно его новая сторона, которую Минхо видит. Даже без товарищей по стае он такой… игривый? Минхо идет забрать ее у него, когда Чан встает на стул. Минхо пытается справиться с этим, прежде чем они оба замечают, что кто-то все равно переворачивает омлеты. Солнце сейчас полностью встало и заглядывает в окна, и никто из них этого не замечает, и единственное доказательство того, что Чан прав, исходит от белой женщины в TikTok. — О, доброе утро, — Минхо оборачивается и видит, как Джисон берет несколько блинов, чтобы положить их на тарелку, а затем ест руками. Он выглядит измученным, его волосы в беспорядке, он в футболке и боксерах, но, похоже, его не волнует, что Минхо все еще здесь. Он сильно пахнет, и Минхо старается не вдыхать слишком глубоко. — Вы, ребята, какие-то громкие. — Извини, — говорят оба хором. — Это круто. Ликс хочет, чтобы я остался сегодня там с Джинни. Звучит хорошо? — Прямо сейчас Джисон звучит так тихо и кротко, обращаясь в первую очередь к Чану, и Чан кивает, вставая со стула, чтобы перестать быть незрелым поваром и начать быть ответственным альфой. — Конечно, детка. Что бы вы трое ни делали. Я знаю, что ему нехорошо. — Он все еще спит, поэтому, если бы вы, ребята, перестали кричать, было бы здорово. Весь дом еще спит. — Прости, если мы тебя разбудили, — теперь Минхо пытается понизить голос, но Джисон машет рукой. — Нет, я встал пописать. И добыть еды. — Мы приготовим для тебя еды, чтобы ты отнес ее Ликсу, и убедись, что он пьет воду. —Чан начинает брать немного еды, чтобы положить в тарелки, пока Джисон ест свои блины, просто, без посуды. — Хён, он не собирается всё это есть, мы оба это знаем. — Не прямо сейчас, но в ближайшие несколько дней он будет. — отвечает Чан, засыпая рис в тарелку. Он собирается прикрыть это, прежде чем Минхо останавливает его. — Вы должны дать ему остыть, прежде чем закрыть его и положить в холодильник, это рецепт для болезней пищевого происхождения. — О, точно. Не удивительно, что он нужен этому мужчине. — В любом случае, план на сегодня — это ты и Джинни с Феликсом, у Чонина просроченная домашняя работа и, о-о, Минхо-щи, Бинни и Минни предложили помочь тебе перевезти некоторые вещи, если тебе понадобится помощь. Я знаю, что тебе, вероятно, нужно пойти домой, привести себя в порядок и все такое. Минхо кивает. Он не забыл о том, что все еще находится в процессе переезда. Следующие пару дней он возьмет на себя, а потом завершит дела, приберется и… . . переедет. — Это хорошо, но я думаю, что со мной все будет в порядке. Я могу просто поставить свои коробки в машину и привезти их сюда. — У тебя есть машина? — спрашивает Джисон, жуя. — Нет, но у меня есть лицензия. Я не вижу смысла в машине, когда живу в городе, — признается Минхо. Он не водил много лет, но тем не менее, если он арендует машину для переезда, с ним все будет в порядке. — Вам не нужно арендовать ее, просто попросите одолжить машину или обратитесь за помощью к Сынмину или Чанбину. Следующие несколько дней они свободны. Я бы одолжил тебе Инни, но у него домашняя работа. Я тоже могу помочь, если нужно. Но Сони и Джинни должны быть дома для Феликса. — Это мило с твоей стороны, но все в порядке, со мной все будет в порядке, — успокаивающе говорит Минхо. — Тогда мне, наверное, пора идти. Думаю, я воспользуюсь преимуществом раннего подъема и сделаю как можно больше. — После того, как поешь, — Чан быстро указывает на стол, выключая плиту, и глаза Джисона расширяются. Чан должено быть осознал свою ошибку, как только слова слетают с его губ, потому что он оборачивается с дьявольски широкой улыбкой чистого ужаса, которая мгновенно напоминает Минхо смайлики с iPhone. — Вау, хён, — фыркает Джисон жуя блинчик. — Мне жаль. Я, э-э, не хотел так с тобой разговаривать. Минхо улыбается Чану и сознательно берет тарелку, устраивая из этого шоу. Он держит ее и улыбается, и впервые за долгое время эта улыбка искренняя и настоящая. — Все в порядке. В любом случае, я очень хочу попробовать наш рецепт из тик-тока. — Ребята, вы зашли в TikTok, чтобы приготовить завтрак? — спрашивает Джисон обвиняющим голосом, и они оба разражаются тихим смехом, стараясь не говорить слишком громко, на случай, если Феликс проснется. Джисон качает головой и просто возвращается наверх, взяв с собой лишнюю бутылку воды. Минхо и Чан пожимают плечами и садятся есть, зная, что остальные, вероятно, будут спать еще некоторое время. Они едят, и Минхо здоровается с Инни, когда он сонно выходит почти через час и плюхается прямо на колени Чана. Он не очень разговорчив и больше сосредотачивается на еде, прежде чем пойти в гостиную, чтобы снова вздремнуть, не в силах бодрствовать. Он слегка нюхает Чана, он издает лишь несколько звуков подтверждения, когда его спрашивают, как он себя чувствует. Сегодня он кажется более застенчивым рядом с Минхо, но он все еще идет, чтобы подержать его за руку на прощание по пути в гостиную. Он почти сразу засыпает, свернувшись калачиком под одеялом и мирно мурлыча. Минхо прощается с Чаном так тихо, как только может, чтобы не разбудить его, говоря Чану, что он просто сядет на поезд домой. Чан предлагает вызвать ему такси, но Минхо указывает на него пальцем, и он прекращает предлагать. Это последний раз, когда он едет в свою квартиру, и он хочет, чтобы этот опыт был хорошим. Последнее прощание с окрестностями вокруг него. Поездка проходит так хорошо, как Минхо мог ожидать от насыщенных выходных, и к тому времени, пока он выходит, он весь вспотел и раздражен, но все же чувствует себя хорошо. Светит солнце, и он смотрит на все высокие здания вокруг него, старые здания, некоторые из которых знавали лучшие времена. Он вдыхает воздух, который слишком сильно пахнет старой резиной, а затем перестает, потому что он не кажется таким волшебным, как он думал. Но долгая прогулка того стоит, и он чувствует себя беззаботным и легким, счастливым узнать, что он находится со всеми этими людьми в своей жизни хоть раз. Когда Минхо возвращался домой, его осенило, что это будет последний раз, когда он вернется в свою квартиру. Он поднимается по шести ступеням вверх, медленно. Минхо не знает, как попрощаться. Это место. . . его дом. Это не то, о чем он мечтал. Полы и двери ужасно скрипят когда он их открывает, а зимой вода иногда слишком долго греется. Она маленькая и темная, ему пришлось купить много ламп, чтобы восполнить недостаток естественного света, но это его дом. Летом было прохладно и красиво. Это было первое место, куда он убежал от своей старой стаи, первое место, где он лег и отдохнул, первое место, где он плакал. Это место было буквально его свободой и безопасностью. Он будет скучать по городскому горизонту, по подъему на седьмой этаж, от которого у него захватывало дух, по неудобству столкновений с соседями в узких коридорах, в которое едва можно было протиснуться. Это место, возможно, не было его мечтой, но это было его раем во время ночных кошмаров, и он ничего не мог сделать, чтобы отблагодарить это место. Тяжело прощаться. Минхо был молод, наивен, глуп и влюблен, и в его глазах это было худшее сочетание в мире. Он был доверчив и труслив. И это место было изобилием хорошего, было тем, что держало его щиты поднятыми, а его тело подальше от уязвимости. Он поселился здесь, сломался здесь, восстановил себя здесь и смотрел в окно гораздо дольше, чем ему помнилось. Как можно попрощаться с этим местом? Минхо не собирается плакать, не думает, что будет, но он входит в парадную дверь, которая со скрипом закрывается, а затем с грохотом, осматривает свою полупустую квартиру с коробками и сумками и ломается. Сейчас самое яркое время дня, и солнечный свет льется, как золотое тесто, густое и шипящее по кремовым стенам, поцарапанным постоянным перемещением мебели, и Минхо думает, что это так красиво, так по-домашнему, так надежно. Так много надежд. Он помнит, как не спал долгими ночами только для того, чтобы наблюдать за восходом солнца, чтобы знать, что с ним все будет в порядке, просто чтобы знать, что он переживет эту ночь, чтобы знать, что когда-нибудь он переживет это. Плакал от пронизывающего кожу холода, от потери тепла тела, от потери стаи и семьи. Смотрел на кровоточащие цвета солнца, раскрашивающие небо, как давно потерянную любовь, цвета его собственного сердца, которое Минхо собрал, снова и снова истекающего кровью из его ран. Сейчас это раны и шрамы, он стоит там, вдыхая тот же слабый запах стен своей квартиры, задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь снова зайти так далеко, он это сделал, и это ужасно. Он жил, ему было больно, он переживал, он боялся, он исцелялся, он выжил. Он сделал это с горечью, назло, без надежды, без энтузиазма, без мотивации, без любви к жизни и внимания к своему собственному существу, но он сделал это, потому что прошлый Минхо знал, что будущий Минхо заслуживает этой жизни, чтобы доказать себе, что он не был сломлен. Минхо в порядке. Он может быть встревожен, травмирован и напуган будущим и тем, что это значит для него, но он в порядке, он жив, он дышит и с ним все в порядке. Ему не стало лучше за одну ночь, у него были свои взлеты и падения, но он оправился, он так напуган тем, что это значит. Потому что он может потерять это, все может стать еще хуже или может продолжать улучшаться. Но в конце концов все стало лучше, он даже и не предполагал этого. Он все еще чувствует себя по-другому, все еще иногда ощущается пустота в груди, он не смеется так много, как раньше, слишком насторожен и слишком обороняется. Но он. . . снова чувствует себя самим собой. Он по-прежнему любит кошек, кулинарию и шоколад, ему нравится иметь склад из подушек, в которых можно гнездиться, и он не боится вкуса манго или запаха морской соли. Теперь он не боится тяжелых шагов, не боится столпотворения в супермаркете или лифте, даже не боится альф, как раньше, прячущихся за углами или прячущихся за закрытыми дверями. Прошлый Минхо был напуган и не мог постоять за себя, и хотя это его бесит, Минхо из будущего не боится. Конечно, он сухой, саркастичный и не очень милый в хорошие дни, но он все еще любит любить, он все еще надеется сейчас, он все еще чувствует теплоту, расцветающую в его груди каждый раз, когда он видит, как процветают омеги, все еще чувствует страсть, когда он смеется, он все еще чувствует, что у него есть шанс снова узнать себя, даже несмотря на все, через, что он прошел. Возможно, он не смог защитить прошлого Минхо, но теперь он может защитить себя, может защитить Феликса, Хёнджина и Чонина, и с ним все в порядке. Эти люди не его лекарство и не терапия, но они показали ему, что он не должен бояться того, что он больше не может контролировать. Что ему здесь есть какое-то место, пусть даже не с ними, но ему здесь место. Это место дало ему эту возможность, этот шанс снова процветать, вернуться на вершину, где он должен был быть. Грубая и шумная дорога, полная препятствий и устаревших предсказаний, выбравшись из ямы, в которой он застрял, он расцвел в грязи, в которой его оставили, и теперь он вырос. Минхо думает, что любит жизнь. Он ходит по спальне, которая еще не собрана, проводит кончиками пальцев по стенам снова и снова, проводя ладонью по тем стенам, о которые он мог биться головой и набивать подушки рядом, той же стене, возле которой он спал. Столько лет боялся обернуться. Стены, которые он красил и грунтовал так долго, боясь быть найденным, боясь уйти и быть найденным, но, тем не менее, он остался, он боролся, он процветал. Он знает, что заслуживает этого. Такова жизнь. Но все равно передвигать ящики одному будет слишком, да и сил после вчерашнего -беспокойства у него нет. Он слишком боится попрощаться с этим местом и уйти в одиночестве, зная, что въехал сюда один с рюкзаком и сумкой для покупок и больше ничем. Депрессивный. Он смотрит на все свои коробки, некоторые упакованы, многие нет, вещи все разбросаны вокруг после того, как он запаниковал из-за вчерашнего гала-концерта. Он помнит мебель, которую продал или отдал, счастливые лица обездоленных людей, которым он отдаст свой диван бесплатно после хорошей уборки, отдаст свою кровать, отдаст свои лампы и блок переменного тока, растопив сердце от радости. . Люди не были так добры с ним, но так приятно быть добрым по отношению к другим. Мир до сих пор не забрал у него эту доброту. Сейчас он становится жестче и жестче, но он все еще добрый, даже если он не милый или дружелюбный, и это так много для него значит. В конце концов, он победил. Со стаей или нет, карьерой или нет, он выиграл. Он смотрит на свой телефон, пока набирает номер, его грудь переполняют эмоции. — Алло? — голос Чанбина кричит сквозь звук блендера, Минхо может представить его на кухне в спортивном костюме и носках, что он делает в блендере что-то сладкое и розовое. Банан-клубника. Что-нибудь с манго. — Привет, э-э, это я. Минхо. Э-э, я думаю, что, возможно, я передумал. . . Я знаю, как это раздражает, но… — Передумал. . . ? — О переезде. Думаю, мне нужна помощь, чтобы перевезти некоторые коробки, которые я упакую. Просто это будет быстрее и проще. Если вы не возражаете? Я знаю, что вы все можете быть заняты Ликси, так что… — Нет, только Джисон и Джинни. Хён помогает Инни с домашним заданием. Мы с Сынминни можем помочь тебе, если ты не против? Минхо с этим более чем согласен. — На самом деле, это идеально. — Здорово. Просто дайте нам полчаса или сорок минут, чтобы добраться, пробки могут быть ужасными. Но мы все на ногах и готовы. — Спасибо, это много значит для меня. Чанбин вешает трубку первым, и Минхо проверяет время на своем телефоне, подсчитывая последние полчаса, которые он проведет в своей квартире один. Он сидит на полу среди коробок, среди беспорядка своего дома, беспорядка своей жизни, глядя в последний раз на небо, не зная ничего, кроме покоя.