Bark on Bark, Petal Strands

Минхо не фотограф, это верно. Он даже не знает, как надеть объектив обратно на камеру, тихонько передав ее главному фотографу, который возвращается с растерянной улыбкой. Теперь это не кажется таким уж плохим, когда два его омеги стоят рядом, чистят зубы, делают прическу и полностью одеты. Они выглядят намного счастливее, чем раньше, Минхо видит это за объективом. Персонал вокруг ничего не говорит, а мисс Ким стоит позади него со странным выражением одобрения, больше сосредоточенная на том, чтобы заставить Феликса посмотреть в правильном направлении, как будто она смотрит куда-то вдаль, а не на кого-то из них. . Время от времени она машет бумагой, чтобы отвлечь их и получше рассмотреть, они хихикают. Никто из них ничего не говорит о предыдущем фотографе, и Минхо купается в лучах славы, наблюдая, как Феликс обнимает Хёнджина со спины. Это так естественно, даже при освещении, Минхо может понять, почему эти двое пользуются таким большим спросом в качестве моделей компании. Дело не только в их красоте, но и в их взаимопонимании, добродушии и золотых сердцах. Минхо только мечтает, чтобы он мог так же светиться, хотя бы внутри. — Вау. Минхо вскидывает голову, когда кто-то входит в комнату, все еще немного взвинченный, его сердце все еще бьется слишком быстро. Чан проходит расстояние от открытых двойных дверей до фона, где их омеги все еще обнимаются. На нем нет блейзера, а простая классическая рубашка и полосатый галстук, он сложил руки за спиной. — Красиво. Мне нужны эти фотографии для моего офиса. — Мы можем отправить вам копию, — подзывает его мисс Ким. — Джинни, держи подбородок выше. Это мой мальчик, — улыбается фотограф, и Хёнджину, похоже, нравится похвала. Мальчикам намного комфортнее со своим постоянным фотографом. — Красиво, — говорит теперь Минхо, когда Чан подходит ближе, наблюдая за ними из-за фотографа и ленты. Мальчики — профессионалы, они не реагируют, даже когда Чан издалека машет рукой. — А знаешь, что было бы еще лучше? — Что же? — Веснушки Феликса. — говорит Минхо. — Хм. Тогда давайте сделаем это, мисс. Ким? — Чан поворачивается к ней, и она вздыхает, поднимая руку. — Они почти закончили с этим. Смотритель прав — Ёнбокки! Иди сюда. Минхо приподнимает бровь, снова забыла имя. Феликс сбегает вниз по опорам деревянных ящиков. Фотограф подходит, чтобы схватить его за руку, когда он в сапогах идет по заднику на скользкий пол без опознавательных знаков. Он не думает, что г-жа Ким оскорбляет его, называя его Смотрителем, его буквальным титулом, но в ней есть что-то странное, что он хочет узнать. У нее есть история, скрывающаяся где-то под ярким макияжем и причудливой внешностью, что-то подсказывает ему, что ее нельзя недооценивать. — Сними макияж, — г-жа Ким показывает пальцем с Феликса на одного из визажистов. — У нас есть салфетки для макияжа и детские салфетки, — предлагает Минхо. Он не упускает из виду то, как Чан внимательно наблюдает за ним, когда он с помощью визажиста аккуратно стирает макияж с лица Феликса. Как будто он наблюдает за ним, и это нормально. В любом случае, его работа — быть на виду у общественности. — Так холодно, — вздрагивает Феликс, когда ему вытирают лицо. — Прости, детка, — усмехается Минхо, — ты переживешь. На это уходит всего пара минут, за которые они делают несколько сольных снимков Хёнджина. Закончив, они возвращают Феликса наверх и кричат ему, чтобы он не бежал по заднику, а то поскользнется. Он прижимается своей мокрой щекой к щеке Хёнджина, и хотя визажист стонет, Хёнджин смеется, а фотограф все равно делает несколько снимков, паря взад-вперед, чтобы поймать разные ракурсы. — Они прекрасны, — выдыхает Чан. — Да, так и есть. — соглашается Минхо. — Улыбнись шире, Хёнджин-а, — призывает фотограф, — Феликс, пригнись немного. — Наряды тоже хорошо смотрятся. Хорошая работа, — Чан кивает мисс Ким, которая хлопает его по плечу и сжимает. Несмотря на разницу в возрасте, у них, похоже, дружеские и непринужденные отношения. — Минхо-щи, — с ухмылкой отряхивает ее Чан, — могу я поговорить с тобой снаружи? — О, конечно. Минхо берет сумку, а Чан разворачивается и следует за ним по пятам, достаточно близко, чтобы чувствовать исходящий от него запах одеколона. Люди почти не обращают на них внимания, а мальчики не обращают на них ни единого взгляда. Комната достаточно большая, так что Минхо едва слышит голос фотографа снаружи, даже при открытых дверях. — Что такое? — вежливо спрашивает Минхо. — Ты выгнал фотографа с фотосессии? — спокойно спрашивает Чан, подняв бровь. Мужчина переходит прямо к делу, не так ли? Минхо чувствует, как его желудок сжимается, но кивает. — Да. — Ты… ты вырвал камеру у фотографа и вышвырнул его? — спрашивает Чан, как будто он не понимает, и с точки зрения Минхо скорее всего, он не понимает. — Я… да. Да, я это сделал. Брови Чана поднимаются вверх, и теперь он приближается к Минхо. — Почему? — Он заставлял людей чувствовать себя не комфортно и делал комментарии, которые ему не следовало делать. — Хорошо. Правильно. — Чан проводит рукой по лицу, Минхо с грустью думает, как проявляется его истощение, может быть, даже его возраст. — Минхо-щи. Если что-то подобное произойдет, сообщите об этом персоналу, мисс Ким, или напишите мне. Ты мог написать мне. И все же ты этого не сделал. Ты не должен справляться с такими ситуациями в одиночку. Минхо кивает. — Прости. Я не справился с этим должным образом, ты прав. — И ты также наговорил ему очень много неприятных вещей? Он ворвался в мой кабинет и рассказал о твоих угрозах? Минхо, ты не можешь- — Ты хоть знаешь, что он сказал или что сделал? — осторожно спрашивает Минхо, чтобы не занять оборонительную позицию. — Знаешь, какие комментарии он делал по поводу тела Хёнджина или других омег? Знаешь, что он мне вообще сказал? Чан закрывает рот и качает головой. — Нет. Нет, не знал. Тем не менее, ты не действуешь здесь так. Только не в моей компании. Минхо это уважает. Он может смириться с тем, что его поливают дерьмом, но он не будет сидеть сложа руки. Голова Чана, должно быть, кружится от обсуждения, потому что он больше не выглядит злым. По крайней мере, не на Минхо. — Я понимаю. И ради Хёнджина, пожалуйста, не поднимай эту тему. Он сказал мне конфиденциально, но также важно, чтобы ты знал. — Спасибо. Я ценю это. Я понимаю, что ты был расстроен, и, может быть, ты позволил ситуации выйти из-под контроля, — возлагает ли он вину на Минхо или снимает вину с Минхо? — Но ты не можешь этого делать. В следующий раз позвони мне, отправь мне сообщение, позвони моему секретарю или одному из секретарей, и мы все уладим. Ты в этом не одинок, Мин. Опять это прозвище. Минхо кивает. Это не его вина, что он так разозлился, не так ли? Он взрослый, беззаботный омега, и он прожил жизнь, полную ошибок. Но Хёнджин и Феликс молоды и чувствительны, и он не хочет говорить им, чтобы они просто игнорировали то, что доставляет им дискомфорт. Минхо знает, как ужасно это может заставить себя чувствовать. Минхо не хочет, чтобы они прошли через это, а если они уже прошли. то он хочет защитить их еще больше. Конечно, он непреклонен в том, чтобы охранять омег не только потому, что это его работа, но и потому, что никто никогда не охранял его. Он знает, что это тоже неправильная причина. Но это не про него. Дело не в внезапном щелчке в его голове, не в ярости, которую он почувствовал, когда альфа смотрит на него сверху вниз, не в том, как сжимается его грудь, когда он думает о том, как Чан может быть на стороне кого-то другого, не зная всей истории- О. А, так вот что это. — Минхо? — Я понял. — Хорошо. С тобой все в порядке? — Да, я в порядке. Извини, твой одеколон немного сильноват, он беспокоит мой нос. Что это за запах вообще? — Минхо отшучивается, а Чан хмурится, нюхая свои запястья. — Э-э, может быть, гардения? Что-то цветочное. Это плохо? — Нет, нет, просто сильно. Чан смотрит на него какое-то время. — Может быть, мне нужно повторно применить мои блокаторы. Во всяком случае, я поговорю с Хёнджином. Но не позволяйте этому случиться снова. Мы поняли друг друга? — Громко и ясно. — восклицает Минхо. — Извини, что я слишком увлекся. Со всем этим ярким светом, криками и лаком для волос, кто не сойдет с ума? — Верно. Что ж, мы поговорили об этом, и я надеюсь, что ты не позволишь этому повториться. — Чан понимающе протягивает руку. — Итак, когда Хёнджин закончит, пойди с ним в мой офис, чтобы мы могли поговорить. — Будет сделано. — Спасибо. — Чан оставляет его с этим, Минхо тратит время на то, чтобы собраться с мыслями, прежде чем вернуться внутрь. Он не хочет отсутствовать слишком долго на случай, если другие заметят, но он действительно не может объяснить, что происходит в его собственной голове, потому что ему некому это объяснить. Возможно, думает он, если я поговорю сам с собой, я смогу докопаться до сути. Это действительно так важно, что я слишком остро отреагировал на альфа-мужчину? Я ранил его эго? Был ли я прав или не прав? Был ли я действителен в своих собственных эмоциях и был ли он верен в своих? Глупый вопрос, Минхо, все чувства справедливы. Это действия, которые нам нужно подвергнуть сомнению. Он заходит внутрь, когда они заканчивают. Один из стилистов поправляет Хёнджину воротник, а Чанбин меняет пальто Феликса. Теперь он переоделся в белую водолазку в тон красной фетровой куртке. Черная водолазка спрятана под мышкой Чанбина. — Хэй, — рассеянно приветствует его Чанбин, завязывая пояс богатой темно-рубиновой куртки и затягивая ее. — Эй. Вау, это пальто очень эффектное. — Подчеркнет оттенок губ, да? Чанбин еще никогда не говорил с ним о моде или макияже, поэтому странно это слышать, но это звучит так непринужденно — Гранатовое колье, да или нет? — Если оно крупное, — проходит мисс Ким с большим ожерельем, состоящим из буквально кусков неограненных рубинов, выгравированных на серебре. — Я думаю, что изделие от Vuitton ему идет. Поосторожнее с этим. — Боже, это великолепно, — шепчет Минхо, пока они осторожно надевают его на шею Феликса, застегивая и заправляя под складку водолазки. Феликс сейчас выглядит потрясающе. И все это ради простой осенней съемки? Ему не терпится увидеть, что они будут делать в будущем на праздники. — Гранат тебе идет, — делает комплимент мисс Ким. — Сейчас мы собираемся сделать ваши одиночные снимки, так что все, кто не фотографируется или не помогает, уходят. — Верно. Хёнджинни! — Минхо окликает его, махая рукой. Он разговаривает с фотографом, указывая на камеру, и просто смотрит на Минхо. — Что? — отвечает он. — Иди сюда, — Минхо подходит на несколько шагов ближе. Он не хочет выкрикивать имя Чана посреди комнаты, зная, как чувствителен Хёнджин ко всему этому. — Что случилось? — Хёнджин подходит, передавая кому-то пальто. — Переоденься, твой альфа хочет, чтобы ты поднялся наверх. — О? — Хёнджин сейчас выглядит сбитым с толку, и Минхо манит его пройти с ним к сменной перегородке. — Ничего страшного, он просто хочет поговорить. — Это все из-за фотографа? Это так, не так ли? Будут ли у меня проблемы, потому что- — Милый, — Минхо пытается говорить максимально спокойно и собранно, но также успокаивающе — Никто не в беде. — Но ты… — Хёнджин собирается заговорить, но останавливается, качая головой и собираясь вытащить водолазку из-под брюк. — Не бери в голову. — За перегородкой, пожалуйста, — осторожно подталкивает его Минхо, натягивая водолазку на демонстрирующий живот. Он идет за перегородку, чтобы переодеться, Минхо стоит на страже, гадая, что собирается сказать Хёнджин. Он знает, что они видели, как он вел себя и часть его задавалась вопросом, думают ли они о нем теперь по-другому. Он облажался? Он что, снова облажался? Он не может себе этого позволить. Ему нужно быть идеальным. Часть его чувствует знакомую боль в груди, когда он болит от этих слов, от той коробки, в которую он прячется, использует ее как оправдание и качает головой. Не здесь. Он не может позволить себе потеряться здесь в своей голове. Он не может сделать это здесь. Не тогда, когда он собирается отдать Хёнджина Чану, человеку, который пахнет таким насыщенным манго, слишком похожим на него, и Минхо пытается немного подумать о том, почему он чувствует себя таким расстроенным и задетым. Чан не враг ему. Понятно, судя по его словам. Так почему же ему казалось, что на него кричат, когда его понимают? Ты в этом не одинок, Мин. Он только хочет, чтобы у него была роскошь той поддержки, которую они рисуют, иллюзия. Ему не нужна поддержка. Эта стая не его лекарство и не терапия, а просто работа. Я долбанутый, хах? Даже если он не признает это. . . эта стая для него больше, чем просто работа. Он заботится о них, дорожит каждым участником, омегами с которыми он может больше сблизиться. Он обожает омег Чана, обожает то, как они заставляют его чувствовать и что с ним делают, обожает то, что он чувствует, когда находится рядом с ними. Их поддержка в его переезде и их явная привязанность к нему заставляют его чувствовать, что он стал лучше. Как будто у него есть шанс стать лучше, а не просто перфекционистом, каким его когда-то считал Чанбин. Но было ли это тем, что они неправильно поняли его или считали его таким, какой он есть? Убеждает ли он их сейчас, что он другой, или он действительно меняется? — Я закончил! — кричит Хёнджин, выбегая из-за перегородки, чтобы вернуть ботинки стилисту со своими кроссовками в руке. — Не беги! — кричит Чанбин через всю комнату. Хёнджин не поскальзывается, но со смехом соскальзывает обратно к Минхо, и Минхо ловит его, мгновенно вырываясь из собственных тревожных мыслей. — Давай, глупыш, надень обувь, — Минхо кладет руки на талию Хёнджина, поднимая сумку ему на плечо. — Давай-ка я скажу Чанбину, где мы будем, ладно? — Хорошо! Минхо осторожно подходит к Чанбину со спины, пока тот поправляет платье другой модели, дергая ткань несколькими английскими булавками, зажатыми между губ. Он почти не смотрит на Минхо, сосредоточенно поправляя юбку платья. Минхо улыбается омега-модели и наклоняется, чтобы коснуться плеча Чанбина. — Господин, Со? Чанбин фыркает, забавляясь, и только приподнимает бровь. — Хм? — Я веду Хёнджина наверх к мистеру Бану. Можешь отправить Феликса наверх, когда он закончит? У нас есть три часа до того, как нам нужно забрать Чонина из школы. — Сделаю. Увидимся. Минхо оставляет его в покое, чтобы закончить свою работу, не говоря ни слова, протягивая Хёнджину руку. Он наблюдает за Феликсом через камеру, когда они выходят из комнаты и идут по коридору к лифту. Здесь тихо и запах не такой уж неприятный. Просто чище, наверное, запах вымытого зала. Сухой, чистый и такой же белый, как вестибюль. — Тебе понравилось? — спрашивает Хёнджин, когда они заходят в лифт. Минхо нажимает кнопку семнадцатого этажа. — Да. Было действительно приятно наблюдать, как вы все работаете. Хёнджин раскачивается взад-вперед на цыпочках, глядя на цифры на экране, пока они меняются. — Ты красивый, ты знаешь. Ты мог бы стать моделью. Минхо фыркает носом, ухмыляясь. — В самом деле? — Ага. Я имею в виду это, когда говорю. — Ну, если у компании когда-нибудь внезапно пропадут модели, я уверен, что смогу вмешаться. — Он шутит, и Хёнджин это понимает. Минхо не считает себя уродливым. Никто никогда не бывает некрасивым. Но он не модель, не любит быть в центре внимания, не любит, когда к его внешности придираются, предпочитает бездельничать в спортивных штанах, которые он еще не носил по квартире. Может быть, он мог бы моделировать спортивные штаны для другого журнала, а не для модной компании, создавшей пальто за три тысячи долларов. Было ли у стаи Чана хотя бы одно из этих пальто? — Ладно, детка, это наша остановка, — Минхо протягивает Хёнджину руку, когда они выходят на этаж. Минхо поднимает голову, чтобы рассмотреть странный куполообразный потолок и черно-золотые стены, пока они идут по коридору. Это очень контрастная эстетика по сравнению с белыми стенами этажей ниже. Та, что должна быть секретарем Чана, сидит за овальным столом из черно-золотого мрамора посреди вестибюля. К стене прижата длинная мягкая скамейка, рядом с ней кулер с водой, большие произведения искусства, висящие на стенах старых домов, старых ферм, все расписано акриловыми красками на холсте, рамы украшены золотой отделкой и выглядят очень тяжелыми. — Ух ты. — это все, на что способен Минхо. — Да, это как-то так. . . здесь темно. Вот почему люди избегают сюда подниматься. — Что ж, это, безусловно, хорошая рабочая тактика, — признает Минхо, — таким образом вы можете избежать головной боли, ваши сотрудники не захотят приходить в ваш готический офис. Хёнджин фыркает. Офис Чана находится за белой дверью, внутрь заглядывают большие стеклянные окна. Жалюзи закрыты, поэтому его не видно, во всяком случае, не за столом, Минхо показывает секретарю свое удостоверение личности. Она машет ему рукой, чтобы тот постучал в дверь, и он отпускает Хёнджина, решив сесть на скамейку и подождать. Они удивительно удобны. Хёнджин входит в офис Чана немного нерешительно, Минхо оглядывается, глядя в противоположный коридор, куда они не вошли, чтобы увидеть маячащие дверные проемы. Он хочет исследовать другие отделы, но знает, что это, скорее всего, помощники или администраторы, он не хочет их беспокоить или отвлекаться от работы. Он задается вопросом, работает ли Сынмин на том же этаже, внезапно забывая, в каком отделе он работает. Это бизнес или бухгалтерия? Он пытается напрячь свой мозг, чтобы вспомнить, когда встает, чтобы взять чашку воды. Сынмин когда-нибудь говорил ему? Он говорил, он знает, что говорил. Позже ему придется проверить свои записи. Минхо терпеливо ждет снаружи около десяти минут, попивая воду из чашки и наблюдая, как секретарша отвечает на звонки, глядя в никуда. Феликс сейчас уехал с Чанбином, и теперь он должен спланировать, как вернуть его, утащить Хёнджина с собой, а затем пойти забрать Чонина из школы, как только придет время. Он сформулировал половину плана, когда Чан быстро высовывает голову и сгибает палец, чтобы показать ему, чтобы он зашел. — Проходи сюда, пожалуйста. Он никогда не бывает таким кратким и требовательным, поэтому Минхо вскакивает и спешит в офис, не говоря ни слова. Что-то должно быть не так, думает он. Он входит в комнату к плачущему Хёнджину и мучительно неуклюжему Чану, закрывая дверь как можно быстрее. — Я- — Что ты сделал? — спрашивает Минхо, почти шипя, когда садится рядом с Хёнджином, который тыльной стороной ладони вытирает водопады, стекающие с его глаз. Он начинает действовать, обхватывает его рукой и мягко, но твердо нажимает на его лицо, чтобы направить его к своим пахучим железам. Он выравнивает свой тон, чтобы быть игривым, говоря с Хёнджином так, как будто он все еще был в тепловом гнезде несколько дней назад. — Что сделал Хён? Хм? Скажите мне. — Мы только что разговаривали- — Я не хотел доставить кому-либо неприятности! — Хёнджин громко всхлипывает. Его голос срывается, когда льется новая волна слез, и Минхо подходит, чтобы вытереть их салфеткой, вырывая их прямо из коробки, которую Чан протягивает ему. — Что ты имеешь в виду, детка? — Минхо адресует свой тихий вопрос Хёнджину, щурясь на Чана, который, по крайней мере, выглядит немного виноватым. — Персонал с… с фотосессии, — он влажно кашляет, и Минхо потирает ему спину, — я сказал ему, и он сказал, что собирается, избавиться от них! — Я этого не говорил. Я сказал, что мы примем дисциплинарные меры и, если потребуется, заменим некоторых сотрудников. — Чан терпеливо объяснил, пока Минхо воркует с Хёнджином, почти не обращая на него внимания. Он пытается прижаться к нему, чтобы успокоить, но Хёнджин слишком расстроен для этого. — Но теперь у них проблемы, и они узнают, что это из-за меня! — Тсс, Джинни, сделай глубокий вдох, — шепчет Минхо, пытаясь выдавить только самые сладко пахнущие феромоны, какие только может, стирая свои блокаторы запаха с помощью заплаканного Хёнджина. — Из-за тебя ни у кого не будет проблем. Ты правильно сделал, что постоял за себя. Ты сказал правду, вот и все. — Но- но-. — Ш-ш, дыши, помнишь? Минхо прижимается щекой к голове Хёнджина, улыбаясь ему сверху вниз. — Сделай хороший глубокий вдох ради хена. Хёнджин делает несколько вдохов и выдыхает так дрожаще, что начинает икать, теперь сам прижимаясь лицом к плечу Минхо, ища утешения самостоятельно. — Если Хён решит, что персонал не выполняет свою работу должным образом и не относится к людям справедливо, то он примет решение заменить их по собственной воле. Это не фаворитизм, детка. Это называется быть хорошим боссом. — объясняет Минхо. — Я пытался это объяснить… — Тихо, — Минхо смотрит на Чана, прежде чем снова сосредоточиться на Хёнджине. — Я думаю, у тебя был сложный день, ты немного ошеломлен, да? Ты не ел и, вероятно, немного обезвожен. Хёнджин кивает, и Минхо тихонько щебечет ему, звук, который он никогда не думал, что издаст сам, но это очень успокаивает Хёнджина, он прижимается носом к пахучим железам Минхо. Чан быстро оправился от удивления на лице, услышав шум, который издает его смотритель. Минхо не чувствует себя глупым из-за этого, но он наполняется силой. Он знает, что другие омеги часто не одобряют эти звуки, считая их слишком первобытными, но ему нравится, что Хёнджину это нравится. Для него, омеги, это не унижение, а освобождение. Он знает, что это неодобрительно, потому что «альфы не хотят, чтобы ты так поступал», но он делает это не для Чана, а для себя, для Хёнджина, и ему наплевать, что другие могут сказать об этом, если они подслушают. Хёнджин мягко, но небрежно бьет его головой по шее, и Минхо позволяет ему. Это слишком близко, но Чан не возражает, просто смотрит с надеждой, так что Минхо не отстраняется. Он никогда не думал, что будет чирикать, как первобытные омеги, но в последнее время Минхо делал много неожиданных вещей. Хёнджин, кажется, тает теперь от звуков Минхо, прижимая ухо к его ключице, поэтому он пытается мурлыкать. Он не очень хорош в этом — Минхо никогда раньше не мурлыкал. И это шаткий, странный звук, странная вибрация в его груди, но это того стоит, когда Хёнджин свернулся калачиком к нему. — Я думаю, — мягко начинает Минхо, — что, как только мы все успокоимся, мы должны пойти куда-нибудь, выпить чаю и нормально поесть. Только ты, я и Ликси. Прежде чем мы заберем Инни. Как это звучит? Хёнджин кивает, одобрительно хмыкая, вытирая глаза. Минхо протягивает ему салфетку, и он берет ее, когда Чан снова входит в комнату с чашкой воды. — Ну вот. — Спасибо, — поет Минхо, — иди сюда, Джинни. Маленькими глотками. Он прижимает край чашки к губам Хёнджина и тот делает маленькие глотки. Это крошечное чавканье раздражает Минхо лишь в незначительной степени по сравнению с тем, как обычно, потому что Хёнджин ничего не может с собой поделать — теперь он чихает, и у него течет из носа. После нескольких дней, проведенных дома с другим омегой в течке, а затем оказавшихся в неудобной рабочей ситуации, неудивительно, что у него случился нервный срыв, когда его собственный альфа разозлился. И хотя Чан был хорошим альфой, ему еще предстояло над этим поработать. — Я не собираюсь увольнять того, кто не- — Тихо, — в сотый раз командует Минхо, и Чан затыкается, хотя сейчас выглядит расстроенным. Почему он все еще пытается продолжить разговор о проблеме, которая причинила горе Хёнджину? Чану явно не терпится объяснить, что это не то, чем кажется, но Минхо это не волнует. Он смотрит на него какое-то время, и твердое лицо Чана смягчается, он складывает руки на груди. Хорошо. Он может говорить после того, как Хёнджин не рискует выплакать глаза. Минхо снова начинает раскачивать Хёнджина, говоря тихим голосом. — Выпей еще воды, пожалуйста. Это поможет твоей голове. — Ммм, — только и бормочет Хёнджин. — Хороший мальчик, — хвалит Минхо, целуя Хёнджина в висок. Он отпивает воду из своего укрытия на изгибе шеи Минхо. — Просто выпей это, и мы подождем Ликси. Хёнджин одобрительно хмыкает, Минхо слушает его дыхание, пока они сидят, Чан внимательно смотрит на них. Теперь он спокоен, спокоен между поцелуями Минхо и его нежным запахом, Минхо подтягивает его ноги к себе на колени и нежно дует на его щеку, чтобы подбодрить его. Хёнджин все еще прячет лицо, не высовываясь, а Минхо прижимается носом к его волосам, жестким от лака для волос. — Ты в порядке, — напоминает он ему. — Ни у кого нет проблем, и никто не злится. Персонал не злится, твой альфа не злится, я не злюсь. Хёнджинни злится? Он качает головой. — Это хорошо. Дыхание Хёнджина наконец выравнивается, но Минхо держит его неподвижно. Он не реагирует на стук в дверь, только скулит и обнимает Минхо, который затыкает его, потирая руками плечи и спину. Он пару раз хлопает его по спине открытой ладонью, когда Чан идет открывать дверь, Минхо мысленно оживляется, когда чувствует запах Феликса. Язык тела Чана слишком жесткий, на взгляд Минхо, но в нем нет видимого гнева. Он смягчается, когда чувствует запах Феликса, который засовывает голову с улыбкой, которая тут же переворачивается с ног на голову, как только он видит сцену перед собой. — Что происходит? — Все в порядке, — говорит Минхо, кивая, — просто немного отдыхаем. Феликс тут же бросается на диван, обхватывает руками Хёнджина и прячется в его объятиях, обнюхивая его, Хёнджин хихикает. Минхо так рад слышать это, и Чан, должно быть, тоже, потому что он заметно расслабляется. — Все в порядке, — бормочет Феликс, воркуя Хёнджину в ухо, — ты в порядке. — Он в порядке. — Минхо наблюдает, как Феликс целует Хёнджина в щеку, говоря высоким детским голоском. — Джинни, Джинни. Хёнджин зажмуривает глаза, когда Феликс душит его, они мгновенно превращаются в смесь двух бессвязных, но прекрасных запахов. Теплые пироги, яркая выпечка, такие же жаркие летние дни, как этот, часы, проведенные за сбором ягод, и потоки сладкой воды, в которые можно окунуть пальцы ног. Таким сочетанием были эти две души. — Вот он, — комментирует Минхо, когда Хёнджин выглядывает из своего укрытия, — как мы себя чувствуем? Уже лучше? Хёнджин, вероятно, смущен всеми слезами и очевидным срывом, но никто из них ничего не говорит. Он вытирает глаза Хёнджина и просто улыбается, забирая у него пустую чашку с водой. — Почему бы тебе не пойти в ванную с Ликси и не умыться? И тогда мы можем идти. Как это звучит? Хёнджин кивает, теперь перебирается в объятия Феликса и притягивает его к себе, направляя вверх нежными поцелуями и воркованием. Мурлыканье Феликса громкое и слышное, когда он медленно выходит из комнаты, направляясь к отдельной ванной. Минхо бросает стаканчик в мусорное ведро, разворачиваясь, как только Чан начинает говорить. — Спасибо. Я только. . . Я не знаю, что случилось. — Скорее всего, Хёнджин уже был на взводе и встревожен, а ты в расстроенных чувствах выгнал его за черту. — Верно. Я просто. . . Я пытался его успокоить и понюхать, но не получилось. — Твой запах не совсем успокаивает без долгой практики, — объясняет Минхо без обид, — он сильный и подавляющий. Вы носите свое сердце на рукаве, и это нормально, но ваш запах тяжелый. Я не расстроен и не пытаюсь тебя обидеть, но даже ты сказал это: Хёнджин чувствителен во всем. Попытаться задушить его, когда он уже подавлен, было не очень умной идеей. — Знаю, знаю, я был идиотом. — Прекрати самоуничижение и самооскорбления. Ты не идиот. Самооскорбления ни к чему нас не приведут, — говорит Минхо, — он в порядке. Он просто расстроился, потому что здесь очень много давления на то, чтобы быть твоим омегой и быть известным как твой омега. Вы двое можете поговорить об этом дома, когда вы оба будете в хорошем настроении. А пока мы собираемся пойти куда-нибудь поесть, потому что мальчики еще не поели, а потом забрать Чонинни из школы. — Правильно. Спасибо. Минхо кивает, стоя перед ним. Теперь он весь в слезах и соплях, они оба неловко избегают смотреть друг на друга. — Ты должен, э-э, пойти умыться. — У меня есть лишний комплект одежды, не волнуйся. Я серьезно отношусь к твоему совету, — подмигивает Минхо. — Я просто сменю рубашку. — Спасибо. Чан, кажется, уже исчерпал это слово, но Минхо просто принял его. Странно, как этот мужчина мог быть таким властным и устрашающим, а затем превратиться в глупого упрямого альфу. Двойственность Чана была безупречной и бесконечной, на самом деле, он не знал ограничений, как Минхо притворяется, что вытягивает его. Хёнджин и Феликс не стучатся на обратном пути, просто входят в комнату, Хёнджин спешит обнять Чана. Его руки автоматически раскрываются, потому что Чан такой — заботливый, добрый и открытый. Хёнджин усаживается рядом с ним, когда Феликс подходит к Минхо, чтобы обнять его, привязанность в комнате заразительна. — Прости, — бормочет Хёнджин в воротник Чана. — Я думал, ты рассердился. — Я ни на кого не сержусь, особенно на тебя. Чан говорит ему в волосы. — Особенно за то, что ты сказал мне правду. Ты хороший мальчик, Джинни. Ты мой хороший мальчик. Хёнджин только фыркает. — Я хочу кофе. — Ладно, ладно, — усмехается Чан, — Хён купит тебе кофе. Минхо улыбается, похлопывает Феликса по плечу, прежде чем выскользнуть из офиса, чтобы постирать рубашку и переодеться. Феликс пользуется возможностью обнять Хёнджина сзади, инициируя групповое объятие. Минхо не возражает против того, чтобы над ним плакали, но он не был уверен, что выйти на всеобщее обозрение с пятнами на рубашке было бы нормально. И, конечно же, он не хотел больше смущать Хёнджина. Но Хёнджин был Хёнджином, он придет в норму, если проведет немного времени в спокойствии, выпьет немного кофе и, надеюсь, съест немного еды. Минхо бродит по другому коридору, оглядывая многочисленные столы ассистентов, которые печатают на компьютерах, отвечают на звонки или отправляют текстовые сообщения, надеясь спросить кого-нибудь из них, где туалет. Он чуть не спотыкается, когда видит знакомое лицо, и направляется прямо к столу Сынмина, когда тот что-то записывает в блокноте, прикрепив к левому уху блютуз-наушник. Его спаситель. — Минхо-хён? — Привет, Минни, — тихо здоровается он, пригибаясь во весь рост напротив стола, чтобы его не заметили. Он не уверен, следят за ними или нет, но догадывается по тому, как другие регистраторы или помощники, кто они? — уткнулись за свои компьютеры, он не думает, что они смотрят. — Ты знаешь, где ванная? Мне нужно переодеться. — Зачем тебе нужно переодеваться? — Он щурится, оглядывая Минхо с ног до головы в поисках какого-нибудь предательского пятна или прорехи на его одежде. Минхо небрежно пожимает плечами. — Мне просто нужно переодеться в рубашку. я вспотел — Он не хочет рассказывать ему о Хёнджине или событиях сегодняшнего дня, ему это и не нужно знать, он не думает, что Хёнджину будет полезно, если он вот так расскажет о его нервном срыве. — О, я подумал, может быть, хён снова принес тебе одежду. — Я не думаю, что офис готов к тому, чтобы я сделал модное заявление. — шутит Минхо. Сынмин фыркает, но кладет ручку на место между клавиатурой и компьютером. — Продолжай идти по коридору, поверни налево, двери четко обозначены. — Спасибо. Это место такое большое. — Это так, но как только ты привыкнешь к этому, ты будешь знать его вдоль и поперёк. — Я надеюсь на это.