***
В какой-то момент Денис просто засыпает, привалившись всем телом к пыльной стене. Он явно вымотан приступом, да и всей ситуацией в целом. Болезнь и так забирает слишком много его сил. Разумовский, на самом деле, тоже устал, но уснуть не получается. По стенам небольшой комнатушки расползаются зловещие тени, и время от времени Серёже кажется, что он слышит их голоса. Боже, сколько они уже здесь? Как долго он сможет бороться со своими фобиями? Разумовский пытается просто дышать, сосредоточившись на размеренном дыхании Дениса. Титов, и правда, выглядит нездорово. Странно, как Серёжа сразу этого не заметил. Он и сам порой питается одними чипсами, запивая всё это убойной дозой газировки, — может быть, поэтому и не обратил внимания на болезненную худобу своего коллеги. Разумовский пытается сфокусироваться на лице напротив. У Дениса длинные ресницы и остро очерченная линия челюсти — он весь создан словно из таких вот острых линий. Под глазами его залегли глубокие тени. Он что, вообще не спит? Хотя что тут думать, всё видно по его нахмуренным бровям и прерывистым вздохам. Сон у Титова беспокойный. Да и как тут спокойно поспишь, зная, что твоя жизнь оборвётся, даже не успев толком начаться? У него ведь столько всего ещё впереди! Серёже больно от несправедливости этого мира, от невозможности помочь всем, кто этого заслуживает, потому что он уверен: Денис не должен умирать, это неправильно, это против всех законов природы. Не нужно было ехать на эту чёртову конференцию, нужно было отказать. Ведь из всего выходит, что это именно он виноват в том, что они с Титовым сейчас тут, он виноват в том, что Денис не получил свой, возможно, единственный шанс. От него одни проблемы. Так было всегда. Разумовский настолько погружается в самобичевание, что даже не сразу улавливает за дверью отчётливый звук шагов и чьи-то приглушённые голоса. Кто-то идёт. Серёжа мигом подбирается и спешит разбудить Титова. — Денис, — зовёт он, цепко хватая чужое предплечье. — Денис, вставай. Сюда кто-то идёт. Титов в реальность возвращается постепенно, выныривает на голос, который за такое короткое время успел стать константой тепла и безопасности. Он готов идти за этим голосом куда угодно. Первое, что видит Денис, — это взволнованное лицо Серёжи, и только потом он осознаёт, о чём тот говорит. Впрочем, обсудить они ничего не успевают, потому что открывается дверь и в их темницу входят трое. Все в балаклавах, полностью скрывающих их лица. Двое грузных, широких в плечах, и один поменьше, в дорогом, отглаженном костюме. Титов чувствует, как напрягается рядом Серёжа, чувствует его внутреннюю дрожь и на ощупь находит его холодную руку, сжимая своими пальцами его ладонь. Денис хотел бы сказать, что всё будет хорошо, что он обязательно что-нибудь придумает, но понимает, что всё это — ложь. Он понятия не имеет, что это за люди и чего от них ждать. — Вытащите обоих, — приказывает тот, что в костюме, и двое других послушно кивают в ответ. Титов чувствует, как Серёжа сильнее сжимает его руку, чувствует, как он дрожит, ощущает его страх. Денису тоже страшно, но не за себя — в конце концов, он и так уже почти что мёртв, но впервые в жизни он боится за другого человека, за единственного на свете, который всего этого дерьма не заслужил.Не врать себе
7 февраля 2022 г. в 21:51
Бар Хазин выбирал, судя по всему, по принципу самого неудобного расположения. У Игоря уходит почти целый час на то, чтобы добраться в самые дебри северной столицы, что странно, так как он был уверен, что Петя снимает жильё где-то в расфуфыренном элитном районе с красивыми новостроями, консьержкой на входе и закрытой территорией, а здесь таких явно не наблюдается.
Да и какой смысл тащиться бухать так далеко, если приличный бар в этом городе вечных туристов можно найти едва ли не за каждым углом. Впрочем, Хазин всегда обладал сверхспособностью находить приключения на свою задницу, а искал он их избирательно и, будучи человеком с отменной фантазией, никогда не повторялся.
Забегаловка встречает Игоря яркой вывеской и небольшой компанией молодёжи, покуривающей у входа свои новомодные электронные сигареты. Ничего криминального и выходящего за рамки. Никаких загаженных бычками и блевотиной ступенек и обдолбанных наркош за углом.
Сам бар отличается лёгкой музыкой, приглушённым светом и вполне себе приятной атмосферой. В нос сразу же ударяют пары алкоголя, смешанные с потом и разнообразием парфюмерных предпочтений. Игорь находит Петю практически сразу, как обученная овчарка цепляя его из разномастной толпы, потихоньку разбредающейся к выходу.
Честно говоря, Гром ожидал чего-то более фееричного: в последний раз после такой вот попойки Хазин махал своей ксивой направо-налево, угрожая всем впаять по пятнашке, если ему сейчас же не принесут бутылку текилы. Сегодня же Петя выглядит скорее задумчивым и тихим, но всё равно не растерявшим свой извечный шлейф сволочизма и опасности — скорее всего, он уже успел оскалить зубы, раз бармен и охрана не решились собственноручно выпроводить его за порог.
Игорь пересекает зал буквально за несколько секунд, останавливаясь прямо за спиной Хазина. Тот почти что лежит на барной стойке, но упрямо, глоток за глотком вливает в себя явно не первый стакан виски.
Ладонь Игоря привычно ложится ему на плечо — Петя совсем не хрупкая барышня, но лапища Грома на контрасте всё равно кажется просто огромной. Раньше Игорь просто обожал подъёбывать Хазина насчёт его роста и никогда не признавался в том, что на самом деле эта их разница в размерах всегда сводила с ума. Петя словно был создан для Грома и так идеально смотрелся в его руках!..
— Заплати, что должен, и поехали домой, — бросает Игорь, чувствуя, как под его рукой Хазин моментально напрягается.
Не то чтобы Петя слишком удивлён — в конце концов, он сам разрешил бармену взять свой телефон, но, если уж откровенно, в тот момент он был уверен, как никогда, в том, что Гром ни за что не примчится чёрт знает куда для того, чтобы оттащить его пьяное тело домой.
Тем не менее, Игорь тут, и Петя не может в полной мере осознать, что чувствует конкретно в эту минуту. Он всё ещё зол и мелодраматично обижен, до самой глубины своей насквозь прогнившей души, но мысль о том, что Гром тащился в ночь на другой конец города ради него, согревает лучше любого виски. Они это уже проходили, но сейчас всё ощущается как-то по-особенному.
— Нахуй — это туда, товарищ майор, — отмахиваясь, как от назойливой мухи, фыркает Хазин и окидывает Игоря надменным взглядом своих чёрных, поплывших от алкоголя глаз.
Петя видит, как Гром едва ли не до скрипа сжимает челюсти и смотрит дикой псиной, готовый кинуться от любого неверного движения, но Хазина это только ещё больше раззадоривает. Злой Игорь — это всё ещё одна из его главных сексуальных фантазий.
Петя нагло улыбается прямо в знакомое до мелочей лицо и делает маленький глоток виски, призывно проводя языком по нижней губе и не отрывая глаз.
— Я тебе в трезвые водители не нанимался и выходки твои блядские терпеть не собираюсь, поэтому быстро встал и пошёл на выход! — буквально рычит Гром.
Сука столичная! И как только у него получается быть таким сексуальным и раздражающим одновременно? Может быть, это какая-то нездоровая тяга самого Игоря к таким вот мудакам? Или только конкретно к Хазину?
Он ведь бросил тебя, послал нахер всё, что между вами было, он не умеет любить — ну, разве что только порошок и бабки своего папаши. Так какого хрена ты тут, Игорь? Голос разума прав во всём, но Гром — натура эмоциональная и к здравому смыслу обращается редко, что, конечно же, никогда не идёт ему на пользу.
Петя тянет улыбку шире, демонстрируя свои ровные белые зубы и медленно, со всем присущим себе актёрским талантом тычет Игорю в лицо средний палец, с удовольствием поглощая все его эмоции.
Боже, даже если прямо сейчас Гром этот палец ему нафиг отгрызёт, оно того определённо стоило. Достаточно просто посмотреть на его лицо.
А Игорь бы и рад, вот только его эти игры уже порядком заебали. Хазин не уступит — не в его это правилах. Сучиться будет до последнего, пока у Игоря нахрен не сорвёт предохранитель.
Поэтому он просто поднимает Петю и одним рывком закидывает на плечо, как мешок с картошкой. Тот даже понять ничего не успевает, не то чтобы как-то помешать.
Петя лёгкий, и да, он маленький — по крайней мере, для Игоря. Гром всё ещё прекрасно помнит, что шутки про рост Хазин не любит и каждый раз бесится, как малое дитя.
— Сколько он должен? — спрашивает Игорь.
Только в этот момент Хазин в полной мере осознаёт своё положение и даже начинает вырываться.
— Сука, Гром, поставь меня быстро! Я не шучу, блять!
Наверное, будь в Пете чуть меньше алкоголя, его попытки отбиться были бы более внушительными, а так Грому ничего не стоит удержать пьяное тело. Он даже усилий особо не прикладывает — просто достаёт из кармана несколько смятых купюр и бросает на стойку к охуевшему от всего этого цирка бармену, прежде чем направиться со своим грузом к выходу.
— Какого хуя ты творишь, дядь? — переставая колотить Игоря руками куда придётся, спрашивает Хазин.
Ладно, он явно должен признать, что сейчас их силы точно неравны, и если уж Игорь решил поиграть во властного папочку, то Петя вполне готов принять эти правила игры. Это даже интересно.
— Я экономлю своё время.
Гром немногословен и явно раздражён, но Петя, так-то, тоже своих обид не забыл — тем не менее, сгрузить себя в такси позволяет молча. От резкой смены положения начинает немного подташнивать, но он точно не собирается обблеваться в грязном салоне «Убера».
— Адрес говори, — буквально приказывает Игорь, стоит Хазину закрыть за собой дверь машины.
В такси Петя демонстративно отворачивается к окну. Если Гром хотел закончить эту игру так просто, то прогадал: он умеет быть той ещё сукой, и даже если сейчас в нём говорит исключительно алкоголь — плевать.
— Ладно, я понял, — нервно бросает Игорь и диктует водиле свой адрес, явно не желая ввязываться в очередной спор.
Что ж, это, видимо, приглашение в гости, и Хазин точно не собирается его отклонять — даже из машины выходит добровольно и топает своими шикарными ножками прямо до самой двери без лишних вопросов. Всегда бы такая покладистость.
— Выпить есть? — спрашивает Петя, как только входит в такую знакомую квартиру.
Тут с тех пор почти ничего не изменилось — только появилась дверь в ванную и огроменная, явно дорогая кровать. Раньше они с Игорем довольствовались старым диваном, но привыкший к комфорту Хазин никогда не возражал. Грому это казалось странным, ведь тот был капризным во многих вещах, но Игорь понятия не имел, насколько Петя был счастлив вот так вот просто делить с ним этот чёртов диван.
Разумовский успел тут похозяйничать — это заметно невооружённым взглядом. Хазина это злит. Он всё ещё считает это место своей территорией, хотя объективно не имеет на это никаких прав.
— Тебе хватит, — отвечает Гром, бросая на комод свою куртку. — Лучше сходи в душ и ложись спать. Мне и так пришлось тащиться за тобой через весь город.
— Как мило. Вот только тебя никто об этом не просил, — язвит Петя в ответ.
Игорь тяжело вздыхает. Он явно устал. Хазин понимает, что в своём яром желании что-то доказать совсем упустил из виду главное. Гром ведь работает на износ и почти не спит. Что бы там кто ни думал, но совесть у Пети всё же есть, да и душ ему на самом деле совсем не помешает.
Когда его непрошеный гость скрывается за дверью ванной комнаты, Игорь наконец-то позволяет себе с облегчением выдохнуть. Эта поездка его изрядно измотала — скорее, больше эмоционально, чем физически. И почему, стоит только Хазину появиться в его жизни, всё переворачивается с ног на голову? Всё ведь было хорошо! С Серёжей было спокойно и, кажется, впервые в жизни правильно. Так, как Гром всегда хотел. Почему кому-то понадобилось рушить их устоявшийся быт? Если с Серёжей что-то случится, Игорь никогда себе этого не простит.
Петя справляется быстро — буквально за пятнадцать минут. Гром так по-прежнему и сидит на диване,
когда тот выходит из ванной комнаты в одном полотенце на бёдрах.
Раскрасневшийся, с румянцем на худых щеках и мокрыми волосами, в беспорядке обрамляющими красивое лицо.
Игорь старается не смотреть. Утыкается взглядом в стену и пытается думать о чём угодно, только бы не цеплять взглядом капли, медленно сползающие по такому знакомому телу. Петя в хорошей форме: всё такой же поджарый, с рельефом мышц — ничего лишнего, идеальный баланс.
— Оденься, — буквально приказывает Гром, не узнавая собственного хриплого голоса.
Хазин это, конечно же, замечает и самодовольно усмехается. Игорь может обманывать себя сколько угодно, но его тело всё так же реагирует на него, как и пять лет назад.
— Дай что-нибудь. Я не собираюсь спать в джинсах.
Петя выглядит совершенно беззаботно, вот только сердце в груди стучит на износ. Спустя столько времени он снова в этой квартире, с тем самым человеком, без которого так и не научился жить.
Игорь достаёт из шкафа свои вещи — Серёжины, конечно, подошли бы по размеру, но это кажется Грому чем-то совершенно неправильным. На Петю Игорь не смотрит — ждёт, пока тот влезет в его спортивки и футболку.
К слову, смотреть на Хазина в своей одежде так же сложно, как и вообще без неё. Воспоминания бьют беспощадно, и Петя, такой домашний, родной, вписывается сюда так правильно, будто время побежало вспять и не было всех этих лет непонимания, тоски и обид.
Хазин по-хозяйски роется у Игоря на кухне, пока не находит бутылку шампанского. Он, конечно, не большой любитель этого газированного лимонада, но за неимением другого алкоголя сгодится и это. Сегодня Петя решил от души нажраться, чтобы не думать и хотя бы на несколько часов забыть о том, как круто подосрала ему эта грёбаная жизнь.
— Поставь, — бросает Гром, прежде чем Хазин успевает выдернуть пробку. — Во-первых, тебе хватит, а во-вторых — это Серёжино.
Игорь шампанское не пьёт — и Петя это, конечно же, прекрасно знает.
— Он не будет против. Разумовский ведь — тот ещё благодетель, так что это, можно сказать, благотворительная помощь.
Хазин никогда не спрашивает — только ставит перед фактом. Так было и в тот день. Он просто ушёл, решил всё сам — даже не объяснился по-человечески!
Неужели Игорь не заслужил знать? Дело ведь не в бутылке этого сраного шампанского — дело в самом Пете, сука, Хазине и в его блядском характере.
Гром не знает, что и кому пытается доказать, но уже в следующую секунду стоит напротив, буквально прожигая взглядом свою самую главную головную боль.
— Ты у меня дома. Бутылку на место поставь! И не провоцируй.
Петя смотрит в его глаза не отрываясь — зрачки затопили почти всю радужку, и глазища у него чернющие, цыганские, в таких только тонуть, как в смоле тягучей. От Хазина пахнет шампунем — тем самым, который Игорь покупал пару дней назад для себя, — и пышет жаром. Вот только Грома, напротив, бросает в дрожь.
— Да что ты уцепился за эту злосчастную бутылку? — шикает Хазин. — Твоему Серёженьке она сейчас точно не нужна. Да и вообще, он ведь святой — разве святым положено пить?
— Петя, закрой рот, — отвечает Игорь, и голос его звенит от напряжения.
Он на грани. Вот он, тот, тот самый дикий пёс, готовый разорвать глотку, не знающий пощады и не думающий о последствиях.
Хазин, наверное, должен бы испугаться, отступить, но, блять, такой Игорь сносит крышу похлеще самой забористой дури.
Дело не бутылке и даже, сука, не в Серёже — Грому просто хочется понять, почему он ушёл тогда, почему, сука, оставил его так просто и какого хрена вернулся и делает вид, словно ничего не произошло? Словно это Игорь бросил его, не сказав толком ничего вразумительного!
— А иначе что? — спрашивает Хазин, придвигаясь ещё ближе: между ними и так не больше миллиметра. — Заставишь меня замолчать?
Петя ниже на порядок, но смотрит будто бы сверху, доминирует и провоцирует в своей излюбленной манере.
Гром слишком хорошо его знает — и все его провокации тоже. Он не должен на них вестись, он должен быть собранным и стойким, он должен просто отступить, просто не участвовать в этом глупом театре одного актёра, это ведь не закончится хорошо! Но тело живёт своей жизнью, подчиняясь каким-то животным инстинктам, и Игорь не сдвигается с места, тонет в этих блядских чернющих глазах и жадно пьёт чужое дыхание, сладкой горечью оседающее на губах.
— Давай, Игорь, вмажь мне! Врежь прямо по лицу, тебе ведь так этого хочется! Всё это время хотелось, я знаю. Потому что всё, что ты создал тут, вокруг себя, — всё это ложь, и мы оба это знаем! Каждый раз трахая Разумовского на вашей новой кровати, ты думал обо мне. Ты ведь хочешь сделать мне больно, и я тебя понимаю. Так что бей, пока я тут! Бей, пока есть такая возможность!
Гром думал, что свернул не туда, в тот самый момент, когда согласился забрать Петю из бара. Сейчас он понимает, что всё было предрешено ещё в тот самый момент, когда он увидел Хазина спустя столько лет. Петя прав, Игорь хочет ударить, хочет разбить это идеальное лицо в кровь, хочет видеть, как Хазин кривит губы в болезненном оскале, но отчего-то просто стоит, как будто приклеенный к месту. Но Петя как ураган, его уже не остановить. Он наступает первым, до боли ощутимо толкает прямо в грудь и снова наступает, не давая и шанса на то, чтобы спасовать.
— Ну камон, Гром, чего застыл? Ты из-за этого шампуня завёлся?
Хазин ядовито усмехается, и в следующую секунду бутылка шампанского разбивается с Петиной лёгкой руки, пенистыми каплями разбрызгиваясь вокруг.
И это что-то ломает в Игоре с концами. Вся его боль, ожидание, тоска и ненависть — всё группируется в одном ударе, прямо в лицо, которое Гром когда-то боготворил.
Хазин, кажется, даже ничего не успевает сообразить — он наверняка упал бы, если бы Игорь не схватил за воротник его футболки, притягивая прямо на себя.
Петя не ожидал. Гром видит это по его лицу, по охреневшим глазам. Он провоцировал, но не верил, что Игорь на самом деле ударит. Хазин дышит тяжело, а на скуле его расцветает ссадина, глаза блестят словно неоновые вывески большого города, а в голове у Грома истошно воют сирены.
«Отпусти, просто отпусти его наконец», — вопит внутренний голос, но вместо этого Игорь наклоняется ниже и жадно сминает всё такие же мягкие губы в таком желанном и полном горечи поцелуе.