***
Петя включается не сразу. Он вообще как будто тонет где-то в глубине собственных мыслей и только через несколько секунд в полной мере ощущает своё тело — и ещё губы Игоря на своих. И Хазин отвечает, раскрывается весь, впуская чужой язык в свой рот. Поцелуй получается жадный, отчаянный, полный недосказанности, но такой… до боли желанный. Выстраданный. Петя впитывает в себя эти ощущения, жмётся ближе, притираясь бёдрами вплотную и отчётливо чувствуя, как крепко у Игоря стоит. Гром плывёт, как горячая карамель, и пылает, как спичка. Он бы соврал, скажи, что не хотел этого всё это время. С Хазиным всё ещё так остро, жарко и обжигающе, как ни с кем другим. Петю хочется вплавить в себя, и самому хочется раствориться в нём без остатка. Стать одним целым, чтобы никто и никогда не смог разорвать эту связь. Игорь не может оторваться от его губ, и Петя ни хрена не помогает — прикусывает жадно губы и подаётся вперёд, потираясь своим стояком. Гром себя не контролирует от слова совсем: толкает Хазина к стене, прижимая собственным телом, и пьёт его дыхание, стараясь не открывать глаз, не смотреть, потому что знает, что не выдержит — выебет его прямо тут, у этой стены. Его накрывает животной страстью, и в этот момент он, кажется, готов на всё. Петя целует снова, сразу же пропихивая свой язык чуть ли не в глотку, и раз за разом трётся своим членом — так приятно, что даже больно, и хочется избавиться от этого невыносимого жара внизу. Джинсы неприятно сдавливают вверху, а Грому хочется, чтобы кожа к коже, чтобы чувствовать полностью, чтобы кончить, наконец. Игорю хватит одного прикосновения тонких пальцев, но он себе не позволяет — это точно станет точкой невозврата. Он и сейчас не уверен, что сможет повернуть обратно. Гром прижимает Петю сильнее к стене собственным телом и трётся о него, как какой-то сопливый подросток, не осмеливаясь на большее. Хазин хрипло дышит, мажет губами по подбородку, кусает Игоря за нижнюю губу и пальцами цепляется за его шею, до боли, до синяков. Им хватает всего нескольких движений навстречу друг другу, чтобы кончить, — вот так вот, как школьники, в штаны, практически одновременно. В джинсах становится липко и мокро, а в голове — пустота, и Петя так правильно, так сладко тычется в губы и обмякает у Игоря в руках. На несколько минут они просто остаются где-то далеко от окружающей реальности. Где-то, где не было этих пяти лет и не было разлуки. Это так неправильно, так глупо, но впервые за всё это время Гром чувствует себя живым. Настоящим. И главное — на своём месте. Он не знает, но Петя тоже словно оживает в этот момент. Он так долго искал эти ощущения в героине, но только сейчас он в полной мере понимает, что порошок никогда не заменит ему Игоря. Ничто не заменит, как бы сильно он ни старался. Гром был единственным человеком, готовым принимать его настоящего, а главное сумевшим в нём это настоящее разглядеть. Реальность напоминает о себе застучавшим по окнам дождём и громкой руганью алкашей во дворе. Чувство вины заливает Игоря до краёв. Он не смотрит на Петю, когда отходит от него, — не может просто физически. Хазин всё ещё способен манипулировать Игорем, как кукловод дёргая за ниточки, и случившееся только что лишь это подтвердило. — Иди в душ. Я постелю тебе на диване, — коротко бросает Гром, расчерчивая очередную границу, которую они вообще-то и так не должны были переходить. Ноги не слушаются, а тело кажется ватным — у Пети чёткое ощущение, что его выпили до дна и оставили где-то на обочине, явно указывая на его место. Он горько усмехается, глядя на каменную спину Игоря, но не спорит. Только уходит в душ — смывать с себя следы их обоюдной несдержанности. Они ложатся молча, каждый на своё место, словно это не Гром получасом ранее прижимал Петю к стене и сцеловывал с губ его вздохи. И это так странно — играть в молчанку и делать вид, будто ничего не произошло. Неужели за столько лет они так и не научились говорить нормально, словами? Игорь ведь так хотел этих самых слов от Хазина, хотел получить хоть какой-то внятный ответ, а сейчас молчит сам, словно они, и правда, чужие друг другу люди. — Петя… — вдруг зовёт Игорь, взглядом прожигая дыру в потолке. Хазин уже и не ожидал, что тот заговорит. Он заблудился в своих мыслях, проваливаясь куда-то в тягучую тьму своей чёрной души под звуки проливного дождя. — М-м-м, — отзывается Петя, стараясь не показывать свою внутреннюю дрожь. — Может быть, всё же расскажешь почему? Они ведь это уже проходили. Этот вопрос так и остался без ответа. Но Гром понимает, что всё ещё хочет знать, хочет дать этот последний шанс объясниться. Ведь все эти годы неизвестность съедала изнутри, и лишь чувство собственного достоинства не дало сорваться в пропасть окончательно, поехать за Хазиным в ненавистную столицу и молить о ещё одном шансе. Игорю так важно было знать: ведь что, если это он сделал что-то не так? Что, если это он оттолкнул Петю от себя? Гром всегда тяжело сходился с людьми. Возможно, Хазин просто не выдержал его отстранённости и зацикленности на работе. Может быть, если Петя объяснит, Игорь даже сможет его понять. Ведь это так просто — говорить друг с другом. — Почему что? — спрашивает Хазин, явно падая на идиота, но Гром уже не злится — не сейчас. — Почему ты тогда ушёл? Петя до боли сжимает кулаки и закусывает губу, всё ещё ощущая вкус Игоря, от чего ещё тяжелее держать чувства в узде. Гром ничего не знает, и Хазин хотел бы объяснить, честное слово, — даже порывался несколько раз, — но он понимает, что даже сейчас правда может навредить Игорю. Он не имеет права вот так рушить его устоявшийся быт своими неуместными признаниями. Им обоим будет лучше, если Гром никогда не узнает о том, что тогда произошло. Петя молчит и чувствует, как с каждой секундой этого молчания возводит между ними очередную стену. Игорь ждёт, и Хазин ощущает, как отчаянно каждый раз тот переступает через свою гордость, даёт ещё один шанс, наверняка зная, что Петя им не воспользуется. Он продолжает лелеять мечты, что Хазин подарит ему хоть какую-то надежду, осознание того, что всё, что было между ними, было честным и искренним, что Петя искренне любил, но тот молчит, в очередной раз убивая в Игоре веру в то, что он хоть иногда бывает настоящим. — Понятно, — усмехается Гром, вбивая последний гвоздь в свою идиотскую надежду и веру в Хазина. Он всегда был самовлюблённым козлом, без капли совести и человечности, и Игорю давно пора это понять. Красивая оболочка без наполнения. Одна упаковка и ничего внутри. Глупо ждать от Хазина того, на что он просто не способен. Мы те, кто мы есть, и этого не изменят ни годы, ни обстоятельства. Возможно, однажды Петя расскажет. В тот момент, когда Игорь будет готов. Когда сможет задвинуть эмоции на второй план. Наверное, к этому времени он забудет всё, что между ними было, и полностью отдаст всего себя тому же Разумовскому. Это больно, но Петя привык чувствовать боль. Игорь не может уснуть: время от времени он проваливается в мутное марево дрёмы, но снова как будто выныривает на поверхность, слушая дыхание Хазина в нескольких метрах от себя. Он знает: Петя тоже не спит. Да и как тут вообще уснуть, когда в голове столько ненужных мыслей, а в душе — полнейший бардак. Наверное, сон стал бы спасением, но они оба не привыкли искать лёгких путей. Звонок телефона в тишине комнаты звучит раскатом грома — Игорь даже вздрагивает от неожиданности, хотя, казалось бы, за сегодня это уже не первый раз. Да и ему частенько звонят по работе ни свет ни заря. Он уже привык. На часах пять утра, когда Игорь видит имя звонящего, и это заставляет его внутренности сжаться в неприятном предчувствии чего-то неотвратимого. — Юля, — удивлённо спрашивает он, — что-то произошло? Пчёлкина не стала бы будить его в такое время по пустякам. Петя тоже приподнимается на диване — Игорь не видит, но чувствует, что он смотрит на него с нескрываемым любопытством и тревогой. — Игорь, привет, — отвечает Пчёлкина — голос у неё определённо взволнованно-возбуждённый. — Если ты ещё не видел, то срочно зайди в Интернет. Гром ничего не понимает — в конце концов, его голова и так переполнена информацией. Одно понятно: Юля явно встревожена и, скорее всего, не только свалившейся на неё сенсацией. — Что случилось? — Игорёш, извини, но ты уж лучше сам глянь. Мне ещё нужно успеть по-быстрому склепать видео. Я позвоню. И ты держись, я почти уверена, что всё это — очередной фейк, — отвечает Пчёлкина и, извинившись, сбрасывает звонок — у неё, судя по всему, есть срочные дела. Игорь делает то, о чём попросила Юля. Он ещё не совсем разобрался с новым телефоном, принять который Серёжа его буквально заставил, но быстро находит нужное видео в «Телеге». Гром замечает знакомое имя и спешит посмотреть эту запись. — Игорь, что там? — недовольно бросает Петя, и Гром в ответ подзывает его ближе — в двух словах тут не объяснить. С экрана смартфона на них смотрит Денис. «Я Денис Титов и хочу выступить с заявлением. Я был похищен Сергеем Разумовским, но я нашёл способ записать для вас это обращение. Я не знаю, где я нахожусь и чем всё это закончится, но прошу всех, кому небезразлична моя судьба, наказать этого человека. «Вместе» должно исчезнуть раз и навсегда, и если завтра меня не станет, я хочу знать, что его преступление не сойдёт ему с рук». Игорь не может поверить в услышанное. Слишком много всего за один день. Впрочем, Петя выглядит не менее охреневшим. Видео заканчивается и начинается вновь. А в следующую минуту телефон Грома снова начинает звонить.Самая длинная ночь
15 февраля 2022 г. в 16:13
Серёжа, правда, старается не впадать в панику, смотреть на ситуацию трезво и разумно прикидывать свои силы. Этому он научился ещё в раннем детстве. Это знал почти каждый, кому пришлось столкнуться с жизнью в детском доме.
Преимущество явно не на их с Денисом стороне, и даже попытайся они сейчас отбиться, это сыграло бы против них. У этих людей оружие и выгодная позиция, поэтому лучше просто подчиниться, тогда, возможно, им удастся узнать хоть что-то, что поможет оценить свои шансы. Поэтому, когда один из мужчин хватает Разумовского и грубо заламывает его руки за спину, Серёжа взглядом умоляет Титова не вмешиваться и просто делать то, что от них хотят.
Такое с ним уже бывало, и Разумовский научился, как правильно себя вести, чтобы не усугубить ситуацию ещё больше. В детдоме его часто зажимали где-нибудь в укромных местах, дабы указать ему на его место. Дети в таких заведениях хуже зверей, и в какой-то момент тебе просто приходится смириться со своим положением, а Серёжа никогда не был глупым и почти сразу понял, что если хочешь уйти с наименьшими потерями, то лучше не сопротивляться. Он научился, подстроился, пока в его жизни не появился Олег. После этого всё кардинально изменилось.
Разумовского усаживают на стул, крепко связывая по рукам и ногам, как будто он, и правда, смог бы сделать хоть что-то, не удерживай его верёвками. Денис поначалу брыкается, но под взглядом Серёжи сдаётся, позволяя усадить себя рядом с ним.
— И что теперь? — яростно бросает Титов. — Будешь на нас смотреть или сразу совать раскалённую кочергу в задницу? Что тебе нужно?
Мужчина под маской явно улыбается. Чувствует своё превосходство. Разумовский видит это по его глазам. Они карие, абсолютно обычные, не такие, как у Дениса — среднестатистические, как у каждого второго на Земле. Такие не откладываются в памяти, и даже если бы они с этим мужчиной встретились раньше, Серёжа, скорее всего, не смог бы его узнать.
— У Вас странное представление о пытках, Денис Юрьевич.
Разумовский пытается понять, слышал ли он этот голос раньше, но мозг совершенно отказывается анализировать данные. Как бы он ни пытался себя убедить, мыслить рационально он не в состоянии.
Серёже страшно, он чувствует себя загнанным в угол, снова тем самым маленьким мальчиком, неспособным себя защитить. И рядом нет Олега, его больше никогда не будет, он больше не сможет его спасти. Эта мысль настолько яркая, что в какой-то момент Разумовскому кажется, что он возвращается в тот самый день, когда сжимал в руках похоронку и пытался удержать свой рассудок, не дать себе сорваться.
— Что вам от нас нужно? — снова повторяет Денис.
Он видит, что Серёжа уходит куда-то глубоко в себя, отчётливо замечает панику в его глазах и чувствует себя обязанным сделать хоть что-то. Сейчас его очередь быть сильным и держать удар за двоих.
— Вот это уже больше похоже на конструктивный диалог, — отвечает мужчина в костюме, который, судя по всему, и является зачинщиком всего этого фарсового представления.
Этот человек сильно отличается от двух громил, грузными тенями застывших по обе стороны от него.
Он ловко усаживается на стул, ровно напротив Титова, и продолжает свою речь, пристально рассматривая его как цирковую зверушку.
— У меня есть план. Я, конечно, не могу вам о нём рассказать, но зато могу ответить на твой вопрос. От вас мне нужно исключительно содействие, и если вы будете делать всё, как я говорю, то и я отплачу вам тем же.
Очередные загадки и никакого внятного ответа.
— Что ты хочешь? — снова спрашивает Денис.
Ему порядком надоела вся эта философия, он хочет понять, что конкретно от них требуют, для чего они здесь. Он с самого детства ненавидит головоломки.
Мужчина снова усмехается и коротко машет рукой одному из своих подопечных.
— Люблю деловых людей. С тебя и начнём.
Серёжа напрягается ещё больше. Ему страшно за Дениса, а ещё эгоистично тревожно остаться в этом месте одному.
Что они собираются делать?.. У Разумовского столько вопросов, но в какую-то секунду ему кажется, что он просто онемел и не способен вымолвить ни слова. Серёжа чувствует, что его тело ему совсем не подчиняется.
Тем временем один из верзил суёт Титову под нос планшет. Разумовский не может прочесть текст, но по лицу Дениса сразу замечает, что то, что там написано, ему совершенно не по душе. Титов только с виду кажется флегматично-безразличным, но на самом деле эмоции в нём всегда кипят по максимуму, и Серёжа прекрасно читает это в его глазах.
— Сейчас у тебя будет невероятная возможность поучаствовать в съёмках. Нужно просто повторить этот текст на камеру. И, конечно же, постарайся выглядеть поубедительней. Это твой актёрский дебют.
Серёжа видит, как Титов с силой сжимает зубы, отчего острые скулы ещё ярче выделяются на его лице, а ещё видит его полный ярости взгляд, направленный в сторону их похитителя.
— Я не собираюсь говорить этот бред, — шикает Денис, не отводя своих чернющих глаз от оппонента.
Эти люди забрали его последний шанс на спасение, его последние месяцы полноценной жизни, а сейчас хотят отнять его имя, окончательно смешав его с дерьмом.
— Тебе придётся, — отвечает мужчина и выглядит при этом максимально расслабленно. — Или ты сделаешь это добровольно, или я тебя заставлю.
У Титова сдают нервы. Он смеётся — громко, надрывно, закинув голову, и его смех эхом отдаётся от серых стен. Он на грани истерики.
— Что ты мне сделаешь? Думаешь, я боюсь? Камон, чувак, я практически труп. Так что ты охуенно проебался.
Денис уже привык к боли, и любые пытки просто блекнут по сравнению с тем, что приходится ему переживать каждый раз во время очередного приступа. Всё, что можно было сделать, с ним жизнь уже сделала, и вряд ли у этого психа хватит фантазии на что-то более изощрённое.
Тем не менее, похититель не кажется напряжённым или разочарованным. Он вальяжно поднимается с места и, не отрывая взгляда от Титова, идёт в сторону притихшего Серёжи.
— Да, ты прав, рак опередил меня, и тут, увы, я бессилен. Но как насчёт него, вы ведь, кажется, подружились?
Мужчина подходит к Разумовскому вплотную и опускает руку на его плечо, крепко сжимая пальцы. Денис видит, как напрягается Серёжа, видит панику в его глазах.
— Такой хорошенький и беззащитный. Мне такие нравятся. А тебе?
Титов старается держать себя в руках, не показывать собственного страха — этот ублюдок играет грязно, и, наверное, будь на месте Разумовского кто-то другой, Денис со спокойной душой послал бы отморозка нахуй. Совесть никогда не была его добродетелью. Он мерзавец. Но Серёжа… Он этого не заслужил. Он жил по совести и помогал нуждающимся. Он и так слишком многое пережил за свою жизнь.
Разумовский не просит о помощи, даже не вырывается — просто сжимается весь, как будто стараясь стать незаметнее, словно надеется, что сможет исчезнуть, раствориться, если вести себя максимально тихо. У него нет сил бороться, он этого даже не хочет.
— Наверное, сначала я развлекусь с ним сам, — мужчина наклоняется ближе и резко хватает Серёжу, пальцами сжимая его лицо и разворачивая к себе.
Разумовский крепко зажмуривает глаза и, кажется, даже не дышит. Денис замечает, как дрожат его ресницы, и внутри него всё воет диким зверем.
— А потом отдам его ребятам — им тоже не хватает ласки, — шепчет мужчина и второй рукой обманчиво нежно убирает волосы с Серёжиного лица.
Титов не может на это смотреть. Да, он не хороший человек, он никогда не думал о других, и ему было наплевать на чужие беды, но не в данный момент.
— Хорошо! — громче, чем хотелось, выкрикивает он. — Я сделаю! Скажу всё это. Отпусти его!
Мужчина медлит, продолжая нависать над Разумовским, как кобра над своей добычей. Серёжа не открывает глаз. Он просто ждёт, когда всё это закончится.
— Отпусти его, блять! Я же сказал, что сделаю всё, что нужно!
И мужчина сдаётся, отходит в сторону, оставляя Разумовского в покое. Денис хочет сказать ему хоть что-то, как-то успокоить, но понимает, что все слова сейчас не решат ровным счётом ничего. Серёжа вообще как будто не здесь. Он словно выпал из реальности. А похититель, кажется, своей победой доволен. Титов не видит его лица, но чувствует это. Он бы зубами ему глотку перегрыз, если была бы возможность, но сейчас ему не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться.
Когда всё наконец-то заканчивается, их кидают обратно в клетку, как ненужные поломанные игрушки.
— Молодец, Денис. Скоро увидимся, — насмешливо бросает мужчина, прежде чем за ними закрывается дверь.
Но Титову наплевать.
Первым делом он сгребает Разумовского в свои объятия, пытаясь успокоить то ли его, то ли себя самого.
Серёжа всё ещё дрожит, он напуган — Денис, впрочем, напуган не меньше. Они должны выбраться отсюда, но только как? Они не могут позволить себе просто ждать — сегодня всё закончилось относительно благополучно, но кто знает, что придёт в голову этому человеку завтра?
— Прости меня… — тихо отзывается Разумовский, пряча лицо у Титова в районе шеи.
Он старается не плакать. Слёзы… Они для слабаков. Олег никогда не рыдал и не бился в истериках. Он шёл напролом, и Серёжа тоже должен.
— Прекрати. Никогда не проси прощения за то, в чём не виноват, — отвечает Денис, пальцами путаясь в рыжих прядках Серёжиных волос.
Они у него такие мягкие и пахнут как будто апельсинами… Одна мысль о том, как этот ублюдок прикасался к этим волосам, приводит Титова в бешенство.
Он бы разорвал его голыми руками, если бы только появилась такая возможность. Денису нечего терять, но у Разумовского впереди ещё целая жизнь, которая должна быть счастливой. Он этого заслужил.
— Мы выберемся, Серёж, обязательно выберемся.
Денис хочет в это верить. А главное, он хочет, чтобы в это верил Сергей.