***
— Чего он добивается? Какой в этом смысл? — спрашивает Денис. Вопрос, скорее, риторический — что-то вроде разговора с самим собой. После случившегося Разумовский засыпает, тяжело привалившись к плечу своего соседа по несчастью. Титов тоже пытается уснуть — ведь непонятно, что ждёт их дальше, и нужно набираться сил, — но отключить беспокойные мысли совершенно не получается. Неизвестность — худшее из наказаний, это Денис знает как никто другой. — Этот человек хочет нас не убить — он хочет нас уничтожить, — неожиданно подаёт голос Серёжа. Титов за своими размышлениями, видимо, совсем не заметил, когда тот проснулся. Разумовский всё ещё полулежит на чужом плече, но глаза открывает — Денис видит, как длинные светлые ресницы отбрасывают тени на его лицо. В небольшое окошко под потолком бьёт яркий свет, на улице утро, который час — непонятно, да и Титов уже давно потерялся во времени. Это теперь кажется неважным. — Какой в этом смысл? — снова спрашивает Денис, чувствуя, как Серёжа тяжело вздыхает и подвигается ближе, задевая холодным носом его шею. — Замёрз? В подвале действительно сыро и довольно прохладно. — Угу, — отзывается Разумовский и благодарно улыбается, когда Титов обнимает его за плечи, крепче прижимая к себе. — Просто убить нас — значит оставить всё как есть: мы не потеряем своих достижений и в глазах людей останемся всё теми же. Возможно, наше дело даже кто-то продолжит, и с годами нас окрестят великомучениками, погибшими от рук маньяка. Я долго думал об этом и пришёл к выводу, что этот человек хочет разрушить всё, что мы выстроили, хочет смешать нас с дерьмом, чтобы после нас не осталось ничего. Это личное, Денис, и я уверен: мы знаем этого человека. Титов и сам не раз об этом думал, вспоминал всех своих врагов и просто недоброжелателей — у него таких было в избытке, — но одно выбивалось из общей картины: он был тут не один, а значит, враг у них с Серёжей должен быть общий. И кто это может быть, Денис понятия не имеет. По его личному мнению, такие люди, как Разумовский, вообще не могут быть кому-то настолько ненавистны. — Я знаю, о чём ты думаешь, но, поверь, людям я не нравлюсь. Хотя на самом деле я ума не приложу, кому я мог так сильно перейти дорогу, чтобы решиться на такое. Детдом научил Серёжу разбираться в людях и знать наверняка, кто и на что способен. Олег научил его выгрызать свою правоту зубами, а бизнес — быть хитрее и, главное, улыбаться даже тем, кому хотелось плюнуть в лицо. В большинстве своём каждый встречный считает Разумовского странным, но он, правда, не может вспомнить, когда успел кому-то настолько насолить. Он ведь старался слиться с обществом, быть как все, даже ходил на все ненавистные тусовки и строил из себя своего в доску парня, хотя, возможно, и не был столь общительным, как того хотели другие. — Мы должны выбираться отсюда, — голосом, не терпящим возражений, заявляет Денис. Для него не так важно, кто именно додумался их похитить. Куда важнее — на что этот человек способен. А после его угроз в отношении Серёжи сидеть спокойно на месте Титову просто страшно, но совсем не за себя. Ему-то нечего терять. Он ведь даже не знает, сколько ему там осталось — полгода или месяц. А что, если несколько дней? Он смирился со своей неизбежной кончиной, но впервые готов был попросить у судьбы ещё немного времени, только чтобы не оставлять Разумовского тут совсем одного. — И как ты себе это представляешь? — скептически фыркает Сергей. — Пока не знаю, но нужно наблюдать. Шанс представится, но, главное, я прошу тебя: если этот псих попросит сказать что-то подобное обо мне, не сопротивляйся, делай, как он говорит, не думай ни о чём. Я справлюсь. Что-то похожее Разумовскому уже говорил Олег. И от этого болезненно триггерит. А ещё это самопожертвование безумно бесит. Как же его достало, что все вечно пытаются его защищать! Он уже давно не маленький мальчик и больше никому не позволит забирать у него важных и дорогих людей. Один раз он уже позволил Олегу решать за них двоих, и больше такой ошибки Серёжа не допустит. Он понимает, что Денис не Олег и не Игорь, их толком ничего не связывает, кроме общего заточения, но за время, проведённое здесь, он чувствует странную, необъяснимую привязанность к этому человеку, словно знакомы они уже тысячу лет. И самое главное — сейчас, в этой ситуации, они единственная поддержка и опора друг для друга. — Даже не проси об этом, мы в этой упряжке вдвоём. И выберемся или умрём тоже вдвоём. Титов хочет поспорить, но острый, будто лезвие, взгляд Разумовского на корню обрубает все заготовленные слова. В голубых глазах лёд, и только сейчас Денис в полной мере осознаёт, каким упрямым и сильным может быть Серёжа в достижении своих целей. Внешность обманчива, как ни посмотри. Неужели Титов, и правда, когда-то думал, что Разумовский — хрупкая барышня в беде? Он реально был полнейшим идиотом. Пока сам Денис спал в тёплой постели, ел разносолы и получал дорогие подарки, Серёжа выживал в детском доме и каждый день боролся, строил своё дело по кирпичику, выбиваясь из самых низов. Если кому тут и нужна была помощь, так это самому Титову, потому что он руки уже давно опустил. Разумовский прав: они должны держаться вместе. Иначе никак. Но где-то глубоко в душе Денис всё равно знал, что, если придётся выбирать, он не задумается даже на секунду. Он не соврал, когда сказал, что поехал на конференцию из-за Серёжи, но оставил некоторые детали при себе. Это был подарок ему от самого себя — он так хотел хотя бы раз перед неизвестностью почувствовать себя счастливым!..Подарок для себя
27 мая 2022 г. в 19:56
Игорь отвечает не сразу. Раздражающая телефонная трель уже порядком бесит Петю, но, к счастью, Гром наконец-то приходит в себя и поднимает трубку, выныривая на поверхность из своеобразного транса.
— Слушаю, — коротко бросает он, всеми силами пытаясь унять внутреннюю дрожь.
Обычно Игорь всегда держит голову холодной, но теперь, когда дело слишком личное, он едва ли может держать себя в руках.
Конечно же, Гром не верит в подлинность прослушанного заявления, но сам факт его существования уже навевает на определённые размышления. Похититель начал действовать и сделал первый ход. Кому, а главное, зачем это нужно?
— Игорёк, это я, не обессудь, что рано. Ты просил меня с братвой перетереть по поводу охранника пропавшего, и мне тут интересная информация перепала, — соловьём заливается Игнат.
Гром, если честно, уже и забыл о своей просьбе — почему-то был уверен, что Бустер не накопает ничего стоящего. В конце концов, пропавший охранник мог быть с криминалом никак и не связан. Велика вероятность, что он вообще ещё одна жертва преступления.
Петя так и сидит рядом, прикасаясь плечом к плечу Игоря. Кожа у него горячая, и чёртов запах секса, кажется, прилип к нему вместе с запахом дорогих сигарет, напоминая о случившемся несколькими часами ранее. Всё наваливается снежным комом, и нужно бы мыслить рационально, разбираясь со всеми проблемами постепенно, одна за раз, тогда и не напортачишь точно, но личное так крепко переплетается с профессиональным, что хочется выть от несправедливости этого мира. Чем он в прошлой жизни так провинился, что теперь карма наградила его этой болезнью имени Пети Хазина?
— Выкладывай, — просит Гром, чувствуя на себе пристальный взгляд тёмно-карих глаз.
— Мне птичка напела, шо парниша этот искал, где схорониться можно так, чтобы надёжно. Забашлял щедро, ребята и подсобили. Могу адресок скинуть, только и ты про свои обещания не забывай.
Игорь уже и не помнит, что там обещал, да оно и неважно: одна проблема за раз, напоминает он себе. С Игнатом сочтётся потом, тот не станет наседать.
— Спасибо. Всё сделаю, — обещает Гром и, закончив разговор, получает в мессенджере сообщение с нужным адресом.
Дорога предстоит неблизкая — ехать за город, в дачный массив, почти полностью ограждённый от цивилизации густым лесом. Обычно летом туда любит съезжаться творческая молодёжь, чтобы спокойно накуриться и выдать очередной шедевр современного искусства.
— Что там? — спрашивает Хазин, как только Игорь поднимается с насиженного места, забирая с собой всё тепло.
— Собирайся, — ловко влезая в джинсы, бросает Гром. — Я знаю, где найти охранника, который работал в тот день, если он, конечно, ещё не свалил куда-нибудь подальше из нашей необъятной.
Новости, определённо, хорошие. Если его не убили, значит, у них с Игорем есть шанс узнать много важных деталей, даже если записи с камер бесследно удалены, — ничего не видеть он просто не мог. Выбить хоть какую-то информацию было бы на вес золота, особенно сейчас.
— Что насчёт обращения Дениса? — спрашивает Хазин, когда Игорь уже влезает в свои кроссовки.
Увидеть брата хоть и на экране Петя несказанно рад — по крайней мере, это означает, что тот жив. Даже несмотря на их разногласия, Хазин никогда не считал Дениса чужим, пусть тот и был уверен в обратном.
— Сначала охранник, а потом уже запись. И так мозги кипят.
Петя решает не спорить — ему сейчас и самому не помешало бы хорошенько проветрить голову. Личные проблемы так не вовремя выползают на первый план, что хоть к какой ведьме потомственной идти, в надежде, что хоть она сможет избавить его от этих совершенно бессмысленных чувств к тому, кого своими руками буквально подтолкнул в чужую постель. За эти годы Хазин почти научился быть бесчувственной мразью, так что теперь всё ощущается в разы острее.
Питерское ранее утро, как обычно, холодное и ветреное. Петя вступает в покрывшуюся за ночь корочкой льда огромную лужу, распластавшуюся прямо у подъезда, и недовольно матерится себе под нос.
— Давай до бара, там на машину пересядем — такси в эту глушь не поедет, — говорит Игорь и быстрым шагом семенит в сторону метро.
Хазин едва успевает следом. Лёгкое пальто совсем не спасает от холода, невозможно хочется курить, но вытащить руки из карманов кажется самоубийством.
— А мы до бара на такси доехать не можем? — фыркает Петя, прожигая взглядом широкую спину Грома, едва за ним поспевая.
Это странно — вести себя так, словно вчера ничего не произошло. Впрочем, чего-то подобного Хазин и ожидал. Игорь не станет строить из себя обиженную барышню, не в его это характере, но в том, что, в очередной раз промолчав, он Игоря задел, Петя уверен на все сто процентов. Что ж, разочаровывать его Хазину не впервой, но от этого не менее больно каждый раз отталкивать, когда Гром, переступая через собственную гордость, делает шаг навстречу.
— Долго ждать, на метро быстрее.
Игорь знает, что Петя общественный транспорт на дух не переносит. Разбалованный золотой мальчик, привыкший к комфорту. Это не месть — Гром не такой мелочный (ну, может быть, только совсем чуть-чуть), но, откровенно говоря, Хазин заслужил. Да и так, на самом деле, куда быстрей.
До нужного места они действительно добираются за полчаса. К счастью, дорогая иномарка в целости и сохранности дожидается своего хозяина в том же месте, где он её и оставил. Петя ещё немного пьян — по крайней мере, ему так кажется, потому что алкоголь уже должен был выветриться из организма, но он нормально не спал, да и выпил немало, — так что любой уважающий себя гаишник мог бы хорошенько на нём подзаработать. Но Хазину, если честно, совершенно насрать: деньги — это совсем не то, о чём он вообще думает.
— Я поведу, — безапелляционно заявляет Игорь, протягивая руку раскрытой ладонью вверх.
Он не спрашивает — скорее, ставит перед фактом, но Хазин не был бы Хазиным, если бы без лишних вопросов отдал ключ.
— Это с каких делов? — фыркает он, недовольно сводя брови к переносице.
Гром тяжело вздыхает, как будто с пацаном непутёвым говорит, объясняя ему прописную истину.
— Ты вчера бухал, как скотина, не спал всю ночь и город плохо знаешь. Нам ехать в глушь: проебёшь какой-то поворот — и потеряем кучу времени. Нужны ещё аргументы?
Петя недовольно поджимает губы, но ключи в чужую ладонь вкладывает без лишних споров и покорно садится на пассажирское сиденье.
«Смотри, какой послушный, — думает Игорь. — Всегда бы так». Вот только в глубине души Гром знает, что когда-то давно Хазина он полюбил не за покорность и покладистость. О его блядском характере Гром с самого начала знал, и ему в Пете это нравилось. Он точно больной человек, и болезнь эта, кажется, не лечится.
По дороге Хазин засыпает. Бессонная ночь и измотанные нервы всё же берут своё, а в машине тепло, тихо и очень уютно. Игорь решает его не будить. Ехать им далеко, а день явно предстоит непростой. Пусть хоть кто-то из них отдохнёт.
В небе едва загорается рассвет. Гром выезжает с КАДа, когда солнце лениво выползает из-за тучи, освещая уставшее лицо Пети. Когда он спит, то выглядит совсем пацаном: морщинки разглаживаются, и никакой надменной язвительности на красивом, аристократично очерченном лице.
Игорь старается не отвлекаться от дороги, но всё равно время от времени бросает взгляд в сторону Хазина, подмечая всё больше деталей: искусанные губы, тёмные круги под глазами, осунувшееся лицо. Петя измучен — работой ли, наркотой или самим Громом, понять невозможно, но факт остаётся фактом. Как бы Хазин ни старался казаться бездушным роботом, на деле он всего лишь человек, с обычными человеческими эмоциями.
Что, если Игорь был не прав тогда, когда просто его отпустил? Что, если всё же нужно было надавить, вынудить его сказать правду, поехать за ним, в конце концов? Ведь должна была быть причина: человек, который просто разлюбил, не ведёт себя так, не смотрит с тоской, не жмётся ближе, жадно отвечая на поцелуи. В какой момент они свернули не туда? И почему за столько лет так и не отпустило, хотя должно было?
Через час Гром съезжает на размытую дорогу, вдоль которой раскинулись высокие сосны, уходящие вдаль. Машина ощутимо вздрагивает, когда Игорь въезжает в очередную яму, едва не оцарапав камнями днище, и Петя сразу открывает глаза.
Он сонно щурится, хлопает ресницами и непонимающе осматривается вокруг. Растрёпанный и явно дезориентированный Хазин — зрелище для редких зрителей, Гром едва успевает отвернуться, чтобы Петя не заметил мягкой улыбки, скользнувшей по его губам.
— Бля, вырубился, — тихо шикает Хазин и сладко потягивается — благо, рост позволяет растянуться на сидении. — Долго ещё ехать?
— Почти на месте, я машину там поставлю, — указывая в сторону голых кустов, говорит Игорь. — А то побежит ещё, лови его потом по лесу.
Укрытие, конечно, так себе, но другого всё равно нет.
Петя в ответ кивает, растирая пальцами немного покрасневшие глаза. Он бы с радостью поспал ещё пару часов, но…
Припарковавшись и сориентировав Хазина в нужном направлении, Гром достаёт из кармана пистолет. На всякий случай. Они ведь не знают, что их может ждать. Петя действует аналогично.
Дом небольшой и выглядит неухоженным. На первый взгляд сразу можно сделать вывод, что тут никто не живёт, но иногда сюда всё же приезжают — дорожка хорошо вытоптана прямо к повидавшей виды двери.
— Ломать будем? — шепчет Хазин.
Игорь кивает в ответ. Культурно постучать и ждать, пока откроют, — явно не их вариант.
— В гости он нас явно не ждёт, так что…
Петя ступает тихо, как дикая кошка на охоте, сосредоточенный, готовый к прыжку. К двери тоже подходит аккуратно. Гром бы не церемонился, снёс бы с петель за раз, и сделал бы это зря, потому что Хазин толкает её совсем немного, и та поддаётся, радушно распахиваясь перед ними.
Петя удивлённо вскидывает брови. Игорь растерян не меньше: открытые двери — это всегда плохой знак. Скорее всего, тут уже давным-давно никого нет, но проверить всё же стоит.
Они входят друг за другом, исследуя комнату за комнатой. Гром осматривает кухню, когда слышит Петин голос.
— Блять, — довольно резко отзывается тот. — Готов.
Игорь быстро преодолевает расстояние до дальней спальни. В нос сразу бьёт неприятный запах разлагающегося мяса — Грому даже не нужно видеть, что там. И так всё понятно.
— Сука, — рычит Хазин, нервно пиная ногой хлипкую тумбу, отчего та валится набок.
У мужчины прямо во лбу красуется аккуратное отверстие от пули. Труп не первой свежести, лежит тут явно не один день. У них не было шансов.
Очередной тупик, что, конечно же, совершенно не радует. Игорь рассчитывал на эту зацепку, а в итоге в какой уже раз бьётся о стену. Тот, кто всё это затеял, явно постарался замести за собой следы.
— Осмотрим дом, — тяжело вздыхая, говорит Гром.
Это ещё ничего не значит. В их деле никогда нельзя сдаваться раньше времени — если одна ниточка оборвалась, нужно браться за другую, пока окончательно не распутается весь клубок. Никто не знает, за каким поворотом можно получить нужную информацию, а за каким — пулю в голову.