Самый дорогой человек

      Игорь вглядывается вдаль, наблюдая, как тяжёлые серые тучи медленно плывут по небу, закрывая солнце.       Тут, в десятках километров от городской суеты, непривычно тихо — слышно только, как ветер шелестит верхушками вечно зелёных елей и где-то далеко гавкают собаки.       Найти в доме что-то значимое им с Хазиным, конечно, так и не удаётся, а мёртвые, к сожалению, не говорят. Ветер почти ледяной и то и дело задувает прямо под куртку, но Гром холода не чувствует, как и не слышит Петю, тихо подступающего со спины. — Я вызвал следственную группу — может, что-то найдут, — подаёт он голос, поравнявшись с Игорем плечом к плечу.       Запах дорогих сигарет и туалетной воды мгновенно обволакивает всё пространство между ними, и Гром невольно вздыхает глубже, словно стараясь надышаться им на несколько лет вперёд.       Игорь невесело усмехается: рассчитывать на отпечатки или ещё какие оставшиеся следы глупо, с учётом того, как тщательно прибирает за собой похититель. — Дай сигарету, — просит Гром, протягивая Хазину раскрытую ладонь.       Тот лишних вопросов не задаёт — молча даёт пачку и зажигалку, ждёт, пока Игорь прикурит, а после прикуривает и сам.       Курят они молча, каждый погружённый в свои безрадостные мысли. Петя хотел бы что-то сказать, как-то поддержать, но выглядеть это будет крайне хуёво — тем более что Гром прекрасно понимает, что тёплых чувств к Разумовскому у Хазина ровно ноль. Особенно после того, что произошло накануне. Делиться Петя не любит — даже тем, что уже давно ему не принадлежит. — Поехали, — коротко бросает Игорь, делая последнюю затяжку и кидая под ноги бычок.       Ждать судмедэкспертов им смысла нет — будут только мешаться под ногами. Всё, что нужно, они получат в отчёте.       Петя садится за руль, в надежде, что Игорь воспользуется моментом и хоть немного поспит, как это сделал Хазин по пути сюда, но Гром не смыкает глаз до самого города, где путь им преграждает патрульно-постовая служба. Петя приоткрывает окно, натягивая на лицо самую неискреннюю улыбку. — Что-то не так, капитан? — спрашивает он, когда инспектор представляется. — Извините, но Вам придётся объехать — дорога перекрыта из-за митингующих, — объясняет мужчина, указывая Хазину направление.       Игорь сразу весь подбирается и всё своё внимание переключает на постового. — Митингующих? Что случилось?       Капитан тяжело вздыхает и неловко чешет короткостриженый затылок. — Так это… Там вроде как на башню Разумовского нацелились.       Петя видит, как мгновенно меняются эмоции на лице бывшего любовника, и чувствует, как и у самого по телу пробегает дрожь. Он неловко благодарит капитана и спешит побыстрее свернуть на объезд, когда Гром буквально приказывает: — Останови машину! — Игорь, прекрати. Тебе там нечего делать, — пытаясь разбудить в нём хоть крохи здравого смысла, отвечает Хазин. — Я сказал, останови, или я выйду так! — рычит Гром, всем своим видом показывая, что он совсем не шутит.       Пете едва удаётся удержать себя в руках — так и хочется съязвить и посмотреть, как этот осёл будет прыгать из машины. Едут они всё равно небыстро — убиться не убьётся, но потрепает его хорошо. Но только кому он этим сделает лучше?       Хазин упёртый, но беда в том, что Игорь тоже, и в их спорах победителей нет никогда.       Петя мысленно считает до десяти и тормозит у обочины. Тем не менее, замки он не открывает и поворачивается к Грому, стараясь поймать его взгляд. — Игорь, я тебя прошу: не будь идиотом. Вот нахрена ты там нужен? Что ты будешь делать — разгонять толпу своими двумя? Этим ты никому не поможешь, сейчас нам нужны твои мозги, а не умение махать кулаками!       Хазин демонстративно стучит пальцем по его виску и наконец-то встречается взглядом с чужими глазами, теряясь в таких противоречивых эмоциях.       Кажется, впервые в своей жизни Гром понятия не имеет, что делать дальше, и Петя в каком-то смысле даже может его понять. Он потерян не меньше. — Мы справимся, — мягко шепчет Хазин. — Найдём их.       Игорь ненавидит чувствовать себя бессильным — мысли о том, что он не может помочь кому-то, особенно кому-то важному для себя, просто убивают. Он ведь и так предал Серёжу в тот самый момент, когда Петя снова появился в его жизни, и теперь должен сделать всё, чтобы хотя бы иметь возможность всё ему объяснить. Он ведь никогда не использовал Серёжу как спасательный круг — просто Петя отравил его однажды, и Игорь не знает, как вывести этот яд из организма, как научиться жить, не вспоминая эти чёртовы колдовские глаза.       Гром вздыхает тяжело и коротко кивает, соглашаясь. Он сдаётся. У него просто нет больше сил.       Хазин улыбается самым краешком губ и неожиданно подаётся навстречу, оставляя на губах Игоря смазанный поцелуй.       У Грома от этого прикосновения губ по телу проходит несколько сот вольт, и он невольно устремляется навстречу, когда Петя так же быстро отстраняется.       Какого чёрта этот гондон творит? Разве они не решили всё вчера? Игорь ведь давал ему шанс объясниться, он бы, правда, попытался понять, но Хазин в очередной раз промолчал. Тогда к чему это сейчас? Что это за игра — шаг вперёд и десять назад? — Никогда больше этого не делай, — сквозь зубы проговаривает Гром, всеми силами стараясь не сорваться в очередную истерику или вспышку гнева.       Петя в ответ только хмыкает и утыкается взглядом в дорогу, явно давая понять, что на этот счёт у него имеется своё мнение.       В следующий раз Игорь его ударит, решает он для себя. Гром ненавидит идти вслепую, а с Хазиным почему-то получается только так, и это совсем не то, что нужно Игорю прямо сейчас.

***

      Денис не знает, сколько проходит времени, — дни всё так же сливаются в один. Ничего не меняется, только свет за маленьким окном сменяется ночной темнотой, и Разумовский всё больше превращается в бледную тень самого себя.       Периодически Титова атакуют приступы боли, он почти ничего не соображает в такие моменты, и неизменными становятся только холодные пальцы в его волосах, мягкий голос, умоляющий немного потерпеть, и тяжёлые шаги, после чего всё постепенно прекращается, и он возвращается в реальность, первым делом встречаясь взглядом с голубыми глазами, полными беспокойства и тоски.       У Серёжи в глазах всегда эта едва заметная толика грусти, словно застывшая там чем-то само собой разумеющимся. Денис хотел бы понять, о чём он скорбит, — возможно, о том самом важном человеке?       А ещё они наблюдают. Раз в день, когда за окном уже светло, один из цепных псов приносит им еду и воду, а вечером забирает ведро — в уборную их никто не водит, и приходится привыкать к тому, что есть. Ещё он появляется, когда Титову нужен обезбол, — два раза, иногда чаще. Это один и тот же человек, они понимают это почти сразу, хоть его лицо и скрыто за чёрной тканью. Клетка открывается лишь однажды, когда он забирает отходы. Мужчина всегда один, но у него есть оружие, и, сколько таких вот громил за железной дверью, ни Денис, ни Серёжа не знают.       Организатор всего этого действа после того раза больше не показывается им на глаза, но сомневаться в том, что это не конец, не приходится. Они всё ещё живы, а значит, представление не окончено и будет что-то ещё. — У нас только один шанс: в тот момент, когда он открывает клетку, мы можем попытаться напасть на него, — говорит Титов как раз после того, как за мужчиной закрывается дверь.       Он устал, измотан морально и физически. Серёжа выглядит не лучше — он становится ещё тоньше, кожа — нездорово бледнее, а рыжие волосы теряют свой природный блеск. — Ключевое тут — «попытаться», Денис, — тяжело вздыхает Разумовский. — Я не говорю о том, что он в несколько раз больше и сильнее, это может быть не так важно, но у него есть пистолет, а у нас — ровным счётом ничего, кроме недосыпа и плохого питания. Да и к тому же даже если мы сможем его вырубить, то что дальше? Мы понятия не имеем, что за этой дверью.       Конечно, всё, что говорит Сергей, звучит рационально, и он, вероятнее всего, прав, но разве сидеть тут в неизвестности своего будущего лучше, чем хотя бы попытаться выбраться? — Он всё равно нас убьёт, как только сделает всё, что задумал в своей башке, так какого хрена ждать? У охранника есть оружие, и это даёт нам какое-никакое, но всё же преимущество, — настаивает Титов.       Серёжа смотрит своими голубыми глазами, кажется, в самую душу. Денис очень хотел бы уберечь его от всего этого, но что он может? Он такой же пленник. — Этого мало. Нас поймают, как только мы выйдем за эту дверь, и он нас не убьёт — это было бы слишком хорошо и просто. Но нет, мы ему нужны, а значит, будет наказание, и, что он придумает, я даже представлять не хочу. — И что ты предлагаешь? — зло бросает Титов. — Сидеть тут и ждать, когда этот псих явится сюда с очередной ёбнутой идеей?       Денис понимает, что Разумовский ни в чём не виноват, и кидаться обвинениями в его адрес глупо, но чёртовы нервы на пределе, а ещё эта постоянная головная боль, которая полностью не стихает даже после лекарств!.. — Нет, Денис, я не предлагаю сдаваться не попытавшись, — отвечает Серёжа, и его тонкая ладонь мягко сжимает руку Титова. — Я просто думаю, что нужно ещё немного подождать. Пусть этот человек придёт ещё раз — нам нужно лучше его изучить. И ещё охрану, хотя бы примерное её количество.       Конечно, Разумовский прав — как обычно, во всём прав. Денис чувствует себя полнейшим идиотом, он слишком импульсивный и так и не научился думать о последствиях.       Серёжа устало улыбается и осторожно убирает с лица Титова выбившуюся прядь отросших волос. У него трясутся руки, Денис давно это заметил — ещё одна деталь, раскрывающая личность Серёжи. Его приятно узнавать — жаль только, что в таких условиях.       Титов копирует чужую улыбку и тяжело приваливается лбом к плечу Разумовского. — Прости, — шепчет он, чувствуя, как длинные пальцы уже привычно зарываются в его волосы. — Всё хорошо, — так же тихо отвечает Серёжа и свободной рукой обнимает крепче.       Денис не представляет, что бы он делал без этой поддержки. Это помогает ему бороться за жизнь, даже если она подходит к концу.       В этом месте никогда не получается спать крепко — сон поверхностный и тревожный.       Титов проваливается в темноту и выныривает раз за разом, а в короткие моменты покоя ему снится, как его кладут в гроб в красивом тёмно-синем костюме.       Интересно, Разумовский пришёл на его похороны? Будет ли он плакать по нему?       Денис слышит, как в крышку гроба забивают гвозди, а после его опускают вниз и закапывают. Вот и всё, что от него осталось, — надгробие, даже без фото, всего-то имя и две даты, длиною в целую жизнь. Пройдёт время, и его сожрут черви, потому что он — кусок разлагающегося мяса, гниющего глубоко под землёй. Вот он, итог всей жизни — стать удобрением и в лучшем случае застыть воспоминанием на старой фотографии в родительском альбоме.       Титов просыпается от того, что слышит приближающиеся шаги за дверью. Он сразу понимает, что в этот раз что-то не так. Там не один человек. Несколько. Не меньше трёх.       Разумовский тоже просыпается — смотрит на Дениса немного испуганно, но всё равно решительно. Они ведь ждали, когда этот псих придёт снова. Это вполне вписывается в их план, но, к сожалению, от этого всё равно не становится спокойнее, ведь ничего хорошего от этого человека ждать не приходится. — Всё будет хорошо, — снова повторяет Серёжа, чувствуя, как напрягается Титов.       Руки у Разумовского всё такие же холодные, когда он крепко перехватывает запястья Дениса, словно пытаясь прощупать его пульс. Он смотрит успокаивающе, но стоит двери открыться, как в голубых глазах звенит лёд. Серёжа словно хищная птица, внимательно выслеживающая свою добычу, и Титова это даже немного выбивает из колеи, но он быстро берёт себя в руки. Напоминая себе, где они находятся. — Ну что, голубки, соскучились? — бодро спрашивает мужчина в неизменном деловом костюме и балаклаве, окидывая пленников насмешливым взглядом карих глаз.

***

      «И напоминаем: вчера митингующие смогли прорваться на первые этажи башни молодого миллионера Сергея Разумовского. Силовикам не удалось остановить поток разъярённых людей, требующих немедленно приостановить работу приложения и арестовать имущество предполагаемого похитителя. Накануне в Сеть просочилось видео, где…» — Может быть, хватит смотреть эту херню? Займись-ка лучше делом, — нагло отнимая у Грома планшет, говорит Петя.       Он сваливает перед Игорем две стопки документов, которые им удалось достать из кабинетов Серёжи и Дениса.       Гром недовольно хмурится и прожигает Хазина убийственным взглядом. Впрочем, Петю этим не проймёшь. — Ну что ты пялишься на меня? — отмахивается он. — От твоей прокрастинации пользы никакой. Ищи зацепки, Гром. Тот, кто их похитил, должен быть как-то связан с обоими. В этом должна быть какая-то логика. — Или её просто нет, и тот, кто их похитил, — обычный псих, — отвечает Игорь.       После их прокола с охранником Гром впадает в своеобразную депрессию. И как Хазин только ни старался его приободрить, всё без толку — Игорь уходит в себя, в свои унылые мысли. — Я не собираюсь сам разгребать всё это дерьмо. Напомню тебе, что там не только мой брат, но ещё и твой любовник, — ядовито бросает Петя. — Поэтому хватит строить из себя жертву обстоятельств — ищи зацепки, пока есть хоть какая-то вероятность найти их живыми.       Гром смотрит волком и, кажется, мысленно шлёт Хазина в дальнее пешее, но за дело берётся с энтузиазмом, как будто назло, желая показать Пете, как сильно тот неправ. Работа всегда помогала Игорю в любых ситуациях, так почему же сейчас так дерьмово, как раз в тот момент, когда его голова должна быть холодной?       Они перебирают папки с личными делами сотрудников, когда Петин телефон начинает звонить. Номер московский, поэтому Хазин спешит ответить — мало ли, вдруг его ребята нашли что-то важное. — Слушаю, — говорит он, предусмотрительно отходя подальше, чтобы не мешать Игорю дальше копаться в личных делах. — Петь, это Юра. Ты документы получил? — первым делом спрашивает лейтенант.       С Юрой они работают давно, и именно его Хазин попросил обыскать кабинет Дениса ещё раз и выслать ему все личные дела бывших и настоящих сотрудников. Петя уже делал это, но тогда не имело смысла искать иголку в стоге сена, ведь Денис изначально был не единственным в этом деле. — Да, всё получил. Спасибо, что оперативно сработал, — отвечает Хазин.       Он чувствует, что что-то не так, Юра мнётся как-то, дышит тяжело, прежде чем заговорить. — Слушай, Петь… Я не знаю, имею ли я право об этом говорить, может быть, ты и сам, конечно, знаешь, но мы тут нашли кое-что…       Хазин начинает закипать, а нехорошее предчувствие комом подкатывает к горлу. — Дядь, хорош кота за яйца тянуть, говори давай.       Проходит ещё несколько секунд перед тем, как Юра наконец-то произносит то, что буквально выбивает почву у Хазина из-под ног. — Петь, у Дениса твоего рак, ему операция была в Германии назначена.       Что там дальше бормочет Юра, Хазин уже не слышит. У Дениса рак, а Петя даже понятия об этом не имел.       Они не были близки в последние годы, но чёртова связь близнецов всё ещё тянулась за ними даже сквозь километры и города. Насколько же плохо всё стало между ними, что Денис ему даже не позвонил?       Петя тяжело оседает на ближайший стул рядом с Громом, всё так же увлечённо перебирающим документы.       Ненависть к себе накрывает с головой, и больше всего на свете Хазину хочется врезать себе по лицу. Он ёбаный мудак, оттолкнувший от себя всех дорогих людей. Денис не позвонил, потому что Петя сам сказал ему забыть его номер, потому что сам ни разу за эти годы не связался со своим братом. Хазин проебал в своей жизни всё, и ради чего? Ради того, чтобы отец был счастлив? Чтобы он гордился им? Он ведь хотел как лучше, хотел уберечь, а в итоге просрал собственную жизнь.       Голос Игоря врывается в мысли внезапно, словно глоток свежего воздуха, когда тонешь, и, казалось бы, надежды на спасение нет. — Я, кажется, кое-что нашёл…