***
Петя чувствует на себе взгляд Игоря — тяжёлый, словно выворачивающий наружу. Гром внимателен к деталям и сразу замечает, что с Хазиным что-то не так. Петя теперь редко показывает свои настоящие эмоции, но Игорь, кажется, до мельчайших деталей изучил каждую мимическую морщинку на его лице и может с лёгкостью определить его настроение. — Что-то случилось? — спрашивает Гром и на несколько секунд буквально проваливается в черноту чужих глаз. Но Петя быстро берёт себя в руки — он профессионал в притворстве, он этот навык вырабатывал годами. — Нет, всё заебись как круто, — совершенно не искренне улыбается Хазин. — Так что ты там нашёл? Игорь ему, конечно же, не верит, но, взвесив все за и против, он приходит к логичному выводу, что лучшим решением сейчас будет вернуться к работе. В конце концов, они чужие друг другу уже очень давно, Грому не должно быть никакого дела до его проблем. Вот только сердце своё не выключить, и волноваться за Хазина Игорь так и не перестал. Это уже на уровне инстинктов, как у служебной овчарки: ты просто знаешь, что должен защитить, пусть в этом и нет никакой объективной нужды. — Пока мы барахтались каждый в своём болоте, упустили кое-что очевидное, — говорит Гром, подвигая поближе к Пете два личных дела. — Вот этот товарищ. Я его помню — он у Серёги работал. Недолго, правда, пару недель всего, а потом вылетел со скандалом. Причём Серёжа ему сам лично пинка отвесил. Злой был потом, расстроенный. — А почему он его уволил? — спрашивает Хазин, рассматривая фотографию с виду ничем не примечательного мужчины. У Игоря память хорошая, особенно на подозрительных людей, а этот ему отчего-то сразу не понравился — слишком часто ошивался около Разумовского, словно наблюдал. Гром, правда, списал всё на обострившуюся паранойю и забыл об этом типе уже через несколько дней после его увольнения, а сейчас вот всплыло в голове, стоило только фото увидеть. — Серёжа не сказал — молчал, как партизан на допросе. Он меня в свои дела так-то особенно не посвящал. Разумовский никогда не хотел делиться своими проблемами и замечательно играл в самостоятельность. Игоря это поначалу злило, но потом он понял причину. Серёжа считал, что это он виноват в смерти Олега, что именно его проблемы вынудили Волкова отправиться зарабатывать в Сирию, и теперь Разумовский предпочитал со всем справляться сам. — Значит, было что скрывать, — замечает Петя, а в ответ на недовольный взгляд продолжает: — Странная ситуация выходит. То есть он работал на Дениса, а потом резко перебежал к Разумовскому? Они ведь конкурируют, разве нет? Было бы странно доверять такому человеку. Разумовский ведь не идиот. — Разве что Серёжа не знал, кто он и откуда, — озвучивает свои мысли Игорь. Вот это уже больше похоже на правду. — Это, конечно, ничего не доказывает, но я бы его хорошенько проверил, — говорит Хазин, и у Грома нет ни малейшего желания с ним спорить. На данный момент это самая значимая зацепка из всех существующих. Игорь подзывает к себе копошащегося неподалёку Диму. — Сможешь пробить всё, что есть на этого мужика? — спрашивает Гром. Дубин рад быть полезным и потому кивает с энтузиазмом, как обычно воспринимая задание с особой серьёзностью. — А что конкретно интересует? — на всякий случай уточняет Димка. — Всё, что найдёшь. Чем живёт, семья там, жена, дети, работа… Чем больше, тем лучше! — отвечает за Игоря Хазин. Дубин снова кивает и уносится прочь, вдохновлённый предстоящей работой. Гром тем временем, быстро найдя в контактах нужный номер, под любопытным взглядом Пети наскоро здоровается с Юлей и излагает ей суть дела. — Ну так что, сможешь что-то накопать? Пчёлкина обещает помочь, и Игорь искренне рад, что однажды судьба свела их вместе, ведь Юля не один раз выручала в сложных ситуациях. Хотя и была той ещё занозой в заднице. — Ты кому звонил? — интересуется Петя, стоит только Грому положить трубку. Игорю хочется съязвить, как-то задеть Хазина, хоть это и глупо, но тот всё ещё выглядит странно опустошённым, и Гром решает придержать все свои остроты на потом. — Просто увеличиваю наши шансы. Не факт, что в базе данных будет много информации, а Юля… Она умеет копать так глубоко, как другим даже и не снилось. Петя вопросов больше не задаёт, что странно: обычно он более разговорчив. — Я курить, — бросает он спустя пару минут и как-то слишком быстро скрывается за дверью участка. Игорю неспокойно на душе: он чувствует боль Хазина как свою собственную. Сука, неужели так будет всегда? Он должен был научиться жить без него, Игорь даже поверил в то, что у него это неплохо получается! А на деле, оказывается, Петя всё ещё ощущается неотъемлемой частью его самого. У Хазина трясутся руки и на глаза наворачиваются слёзы, которые он не может себе позволить. Петя выкуривает первую так быстро, что даже не замечает этого, пока ему не обжигает пальцы. Хазин закуривает следом вторую — в надежде унять внутреннюю дрожь. Он думает о Денисе. Вспоминает детство, разделённое на двоих. Они собачились, как и любые братья, но друг за друга всё равно были горой. Петя оживляет в памяти, как выгораживал брата перед родителями, ведь Денис с самого детства был своевольным и за свою правду готов был стоять насмерть. Правда, это, конечно, никогда не прокатывало с их отцом. Авторитарным, грубым, типичным солдафоном, не принимающим никакого мнения, кроме своего собственного. Хазин был рад за Дениса, что тому удалось вырваться, построить что-то своё, стать независимым. Сам он так и не смог. Отец всегда знал, на что надавить, и, к сожалению, у Пети были слабости, которыми вполне можно было воспользоваться. Интересно, что сказал бы отец, если бы узнал о том, что у Дениса рак? Было бы ему хоть какое-то дело? Петя не хочет отвечать на эти вопросы, потому что знает: ответы будут слишком болезненными. Хазин-старший — человек слова, и если он сказал, что Денис ему больше не сын, то мнения своего он не изменит. Блять, Денис ведь остался совсем один, лицом к лицу со страшным диагнозом! Всё это время, пока Петя упивался жалостью к себе и забывался в героине, опухоль медленно прорастала внутри его брата, а он ничего не почувствовал, хотя должен был, они ведь две половины целого, они должны друг другу помогать! Петя ненавидит себя. Ненавидит собственную никчёмную жизнь. У него были мечты и цели, был брат, готовый принять его любым, у него был Игорь, с которым он наивно хотел прожить всю свою жизнь, — а теперь не осталось совершенно ничего. Он сраная пластмассовая кукла в чужих руках, безвольная марионетка, портящая всё, к чему только прикасается. Петю тошнит от сигаретного дыма. Он не знает, какая это по счёту, но продолжает жадно впитывать в себя очередную порцию никотина. Хазин не замечает, в какой момент приходит Игорь, садясь рядом на грязный парапет. Петя чувствует его взгляд, чувствует тяжёлое дыхание и привычное тепло его тела. Хочется прижаться ближе, вплавиться в него и рыдать, как сопливая девчонка, зная наверняка, что Гром не осудит, что он его поймёт. Но Хазин не сдвигается с места — он давно утратил своё право на прикосновения. — Петь, что происходит? — тихо спрашивает Игорь и довольно грубо отбирает у Хазина пачку сигарет, когда тот тянется за новой дозой яда. Гром и рад бы сказать, что ему нет дела до Пети с его душевными метаниями, рад бы не идти за ним, не видеть беспросветной тоски в его карих глазах, он ведь и так постоянно даёт ему эти грёбаные шансы сделать шаг вперёд, которыми Хазин никогда не воспользуется, но себя обманывать — дело гиблое. Это Игорь уяснил в тот момент, когда Петя явился в участок спустя пять лет. — Я действительно такое дерьмо, Гром? Подобного Игорь не ожидает и, что ответить, понятия не имеет. Он субъективен в данном вопросе, ведь лично для него Петя никогда не был дерьмовым человеком, хотя нашлось бы множество тех, кто с ним бы не согласился. — Нет, я так не думаю, — честно отвечает Гром. Хазин горько усмехается, всё так же не сводя с Игоря своих тёмных глаз. Гром всегда был о нём лучшего мнения, словно не видел его прогнившей души. — Тебе меня жаль, да? Ты ведь видел, в каком дерьме я варился все эти годы, как нюхал до потери сознания, как чуть не захлебнулся в собственной блевотине в каком-то вонючем притоне? Они ведь всё это снимали, суки, каждый мой блядский шаг! И все смотрели, наслаждаясь, как очередной генеральский сынок опускается на самое дно! Ты меня презираешь? Я знаю, что да, можешь не отвечать, — Петю бьёт натуральная истерика, и несколько человек даже останавливаются посмотреть, что происходит. — Тебе противно находиться рядом со мной так же, как и всем остальным. И я вас не осуждаю, ни тебя, ни Дениса, потому что я, блять, заслужил… Но я живой, Игорь, я, сука, живой, и я чувствую боль, даже если вы все думаете иначе! Гром не видел Петю плачущим. Хазин всегда сжимал зубы, держал лицо, боролся с эмоциями до победного, и сейчас слёзы на его лице кажутся чем-то совершенно нереальным. Игорю хочется кричать, биться в очередной раз в запертую дверь, он порывается спросить, что он должен сделать, чтобы забрать себе его боль, но слова между ними вот уже долгие годы только ранят сильнее, поэтому Гром ничего не спрашивает — просто шагает вплотную и сгребает Петю в свои объятия, прижимая сильнее, пытаясь впитать в себя всё, что так болит, что так мучает всё ещё дорогого ему человека. И Петя расслабляется в его руках, такой маленький, непривычно хрупкий, разбитый и совершенно опустошённый. Игорь должен был его защищать, пусть Хазин в защите и не нуждался, но, несмотря на все его попытки казаться мудаком, по сути своей Петя им никогда не был. Что плохого они сделали, чем заслужили столько боли? Ведь это, казалось бы, так просто — два человека, желающие быть вдвоём! И целый мир, постоянно разводящий их в разные стороны. — У Дениса рак, тяжёлая форма, у него почти не осталось времени. Игорь, неужели он мог уйти так просто, даже не дав мне шанса помочь или хотя бы быть рядом? — хриплым голосом проговаривает Петя. Гром не мастер подбирать правильные слова, да и что тут вообще скажешь — правильного тут, наверное, вообще не существует. Всё, что может Игорь, — это просто быть рядом, крепко прижимая к себе, в надежде уберечь Петю от этого ёбаного мира. — Они справятся. И мы тоже. Мы на верном пути, я чувствую. В объятиях Грома всегда спокойно — ровно так же, как и пять лет назад. Хазин хочет раствориться в этом моменте, просто не чувствовать ничего, кроме сильных рук, обвившихся вокруг него. Может ли Петя исправить ещё хоть что-то? Имеет ли он право получить свой личный кусочек счастья, только для себя? Достаточно ли он сильный, чтобы защитить дорогих себе людей? Слишком много вопросов, ответы на которые всё ещё слишком сложные и неоднозначные. Но в одном он уверен на все сто. Денис не умрёт, Петя ему не позволит, сделает всё возможное и невозможное, но не отпустит брата так просто. Пришло время исправлять ошибки, хотя бы те, что в его силах.Умереть сражаясь
9 июня 2022 г. в 16:57
Серёжа смотрит внимательно, старается отложить в памяти как можно больше деталей, ведь, возможно, это спасёт им с Денисом жизнь, если они реально собираются бежать.
Разумовскому уже приходилось сбегать из запертых подсобок, где его закрывала детдомовская гопота, смеха ради — а иногда и воспитатели, чисто с воспитательной целью, конечно же. Он научился использовать чужую невнимательность в своих интересах, и благодаря этому ему удавалось выбираться из различных передряг.
Олег научил Серёжу действовать силой, а Серёжа его — применять эту силу с умом, просто потому, что в детском доме по-другому не выжить. И если сейчас это хоть немного поможет им с Денисом выбраться, то значит, всё определённо было не зря.
Помимо главного психа, в помещение входят ещё двое. Одного из них Разумовский запомнил уже очень хорошо. Он приносит еду и воду, и именно он открывает клетку, чтобы забрать отходы.
Значит ли это, что в распоряжении похитителя не так много охраны, или все остальные просто находятся за дверью?
— Денис в прошлый раз отлично постарался, и благодаря ему всё идёт по плану, — бодро проговаривает мужчина и вальяжно усаживается на стул, заботливо подставленный одним из громил. — Сегодня очередь Сергея.
Титов заметно напрягается, Серёжа чувствует это, но ничего не говорит. Не нужно давать этим уродам лишний повод для шантажа. Привязанности делают людей слабыми, это Разумовский тоже уяснил ещё в детстве.
— Опять скажешь записывать идиотские видеопризнания? — ядовито бросает Денис, неосознанно пытаясь закрыть Серёжу своим телом.
— Бинго, Дениска, — усмехается мужчина. — Но для начала его бы в порядок привести — видок у вас, конечно, так себе.
Рубашка на Разумовском уже давно стала грязно-серой, а копну спутанных рыжих волос едва ли можно назвать творческим беспорядком на голове.
— Вытащите его, — приказывает тот, быстро бросая предупреждающий взгляд на Дениса. — Только без глупостей.
Всем своим видом Серёжа умоляет не вмешиваться, взглядом пригвождая к месту. Лучше никому от этого не станет — им просто нужно всё это перетерпеть. Титов слишком импульсивный, Разумовский понял это ещё с их первой встречи, но сейчас им обоим необходима холодная голова.
Серёжа не сопротивляется — в такие моменты он просто представляет себя где-то в другом месте, отдельно от этого тела, смотря на всё со стороны. Это помогает не сойти с ума.
Он даже не дёргается, когда чужие руки грубо срывают с него одежду.
— Какого хуя вы делаете? — срываясь с места, кричит Денис.
Он видит, как Серёжа античной скульптурой замирает посреди комнаты, совершенно обнажённый. У него бледная, как будто прозрачная, кожа с россыпью веснушек на плечах. Он весь тонкий, исхудавший, но оттого не менее прекрасный в своей естественной красоте. А ещё Титов видит, каким взглядом смотрят на него эти ублюдки, словно голодные волки, готовые накинуться на добычу. Он и сам, как дикое животное, без промедления перегрыз бы им глотки, если бы только мог выбраться из этой грёбаной клетки.
Взгляд у Разумовского совершенно пустой, голубые глаза смотрят словно в никуда, а губы сжаты в тонкую полоску.
— Не волнуйся, Денис, эту тощую задницу я оставлю напоследок, когда закончу с вами. Но учти: будешь себя плохо вести — я могу и передумать, — самодовольно отвечает похититель и коротко машет рукой, давая команду своим головорезам.
Титов бьётся в клетке, как раненый зверь, и мысль о том, что он бесполезен и никак не может помочь, убивает не хуже опухоли в его голове.
Двое мужчин обливают Разумовского водой, смывая с него всю грязь. Руками не трогают, но и этого достаточно для того, чтобы Серёжа начал дрожать. Вода холодная, а в подвале и так постоянно зябко и сыро.
Разумовскому было восемь, когда старшаки засунули его в душ под ледяную воду. Им было весело. А на следующий день он слёг с температурой и вечером Олег вернулся в комнату с подбитым глазом и запёкшейся кровью в уголках губ. Это был первый раз, когда Волков вступился за Серёжу.
Один из охранников бросает Разумовскому полотенце, и он на самом деле рад, что может обтереться от холодной воды и прикрыться ниже пояса. Серёжа ненавидит это ощущение полной беспомощности, он чувствует себя таким уязвимым без одежды, на обозрении нескольких пар глаз.
А ещё ему жаль, что на всё это приходится смотреть Денису, но, по крайней мере, это не самое худшее, что могло бы произойти.
Разумовского действительно никто не трогает — ему дают возможность хорошенько вытереться, а после вручают новую одежду.
Титов выдыхает только тогда, когда Сергей ловко натягивает пайту и влезает в штаны, застёгивая молнию. Одежда ничего не значит, Серёжа всё ещё не в безопасности, но теперь между ним и этим ублюдком есть хоть какая-то иллюзия защиты.
— Ну вот, совсем другое дело, — довольный результатом, говорит мужчина. — Дело за малым. Просто сказать на камеру то, что я тебя попрошу. Наделаем ещё больше шуму.
Этот псих кажется одухотворённым собственной затеей. Он явно долго придумывал всё это, щепетильно отнёсся к деталям, а значит, готовился к похищению не один год.
Разумовского усаживают на стул — даже волосы расчёсывают почти что бережно, — а затем включают текст на планшете. Серёжа не задумывается о том, что он говорит, — просто повторяет необходимый текст. И только после этого он позволяет себе посмотреть в глаза Денису, стараясь донести до него, что всё в порядке, что это просто слова, никто ведь не воспримет их на самом деле всерьёз, но Титов выглядит откровенно напуганным и совершенно разбитым.
— Хороший мальчик, — весело отзывается мужчина и поднимается с насиженного места, давая указание своим вернуть Разумовского на место.
В момент, когда похититель открывает дверь, Серёжа внезапно падает на пол — Денис даже ничего сообразить не успевает, так как в следующую секунду охрана уже поднимает Разумовского на ноги и подталкивает его к клетке.
— Осторожнее, мы же не хотим, чтобы ты пострадал, — ехидно тянет мужчина и, что-то насвистывая себе под нос, покидает комнату.
Клетка закрывается за Серёжей, и они наконец-то остаются одни.
— Ты в порядке? — первым делом спрашивает Титов, в один шаг преодолевая расстояние до Разумовского.
Между ними уже давно нет никаких границ, но произошедшее сегодня всё равно выбивает Дениса из колеи. Ему стыдно, что в момент, когда Серёжа стоял там обнажённым, его мысли унеслись совсем не в том направлении, в каком стоило бы.
Разумовский вымученно улыбается и буквально валится в объятия Титова, утыкаясь холодным носом ему в плечо. Дениса немного отпускает.
— Дальше большая комната, это похоже на какой-то склад, я не видел больше людей, но, возможно, просто не рассмотрел — не успел, — быстро тараторит Серёжа, прижимаясь крепче.
Денис тёплый, а Серёжа очень замёрз.
— Погоди… — непонимающе отзывается Титов. — Так ты упал, чтобы посмотреть, что там, за дверью?
Разумовский кивает, буквально кожей ощущая чужую улыбку.
— Какой же ты… — смеётся Денис — впервые за всё это время.
Он не может подобрать слов, потому что Серёжа не перестаёт удивлять. Титова подкупают его острый ум и умение ориентироваться даже в таких безвыходных ситуациях. Разумовский — захватывающая личность, напитывающая Дениса эмоциями даже в такие тёмные времена. Теперь, рядом с ним, Титов даже не верит, что был готов умереть. Он понимает, что, возможно, время играет против него, но сейчас он, правда, готов бороться. По крайней мере, за Серёжу — просто потому, что верит в него.
— Мы должны выбираться отсюда, — говорит Денис.
И в этот раз Разумовский не собирается с ним спорить. Он слишком долго позволял другим себя спасать, но Олег уже никогда не придёт, и спасать себя — теперь только его прерогатива.
Неизвестно, что придёт в голову этому психу, пока Игорь их ищет. Да и приступы Дениса происходят всё чаще. Если Серёже суждено умереть, то уж лучше умереть, сражаясь за свободу, чем сидеть в ожидании неизвестного. Олег всегда сражался до последнего, а значит, и он должен.