У.П.С.(Oops)

***

Уйдя первым, Чимин очень надеется, что не привлек особого внимания к себе и Юнги. Но осторожной поступью, чтобы не навернуться от не отошедших мыслей сидеть верхом на старшем минуту назад, Пак спускается по лестнице и ловит взглядом спокойную обстановку праздника. Гости веселятся и общаются вперемешку с танцами, не забывая баловаться прекрасными закусками от шеф-повара отца, которого он нашел когда-то, пока странствовал по Корее и искал персонал в свой ресторан. Ничего бы такого больше не случилось, думает парень, лишь бы переждать вечер и побыстрее остаться с Юнги наедине. Но заветная мысль не привлекать внимание и сберегать спокойствие крушатся на предпоследней ступеньке, когда Чимин застает на себе взгляд от противоположного конца зала, где расположены столики для гостей. Так сложилось, что присутствующих разделили на родственников, коллег, друзей – соответственно и посадочные места тоже. И от столика, предоставленного для коллег, точнее лиц, представляющих менеджерскую офисную часть внутри ресторана, на Чимина смотрит заместитель отца Ким Хваньён. Чуть моложе отца по возрасту, может, еще от году и сорока нет, но уже с редкими прядками седины с боков на густых зачесанных лаком всегда назад волос. Либо же он открывал постоянно вид на свой кафф с ярким красным камушком на хряще левого уха, либо же обожал эталон красоты такой прически, что укоренился с 30-х годов в Америке, но этой прическе никогда не изменял. Подбородок с ямочкой вздернут, как и подобает человеку, следящему за работниками в отсутствии директора на рабочем месте. В колком, глубоко посаженом взгляде раскосых уголков вверх глаз, скрытыми всегда за светлыми линзами, - Чимин даже не видел никогда его настоящего оттенка, - читается поверхностное напряжение и глубинное, слишком развязное притемнение. Или же это свет так падает от светомузыки вокруг, но Чимин ощущает себя в банке меда, как если бы тело липким и вяжущим составом прямо сейчас обмазывали просто от взгляда со стороны по его груди, животу, ногам. Он знает этого человека с детства, ведь столько раз бывал у отца на работе. Просто забегал побыть с родственником после школы, проведать и, конечно же, побаловаться бесплатной вкусной едой. Либо же мама, в виду задержки на своей работе, просила папу придержать Чимина у себя на какое-то время. Неизменно, каждый раз менеджер Ким, как и подобает примерному работнику, находился на своем рабочем месте поблизости офиса отца в конце ресторана. И неизменно, в каждый приход Чимина находил время, чтобы с ним поговорить, как-то уделить ненужное внимание, на которое Паку особо-то и плевать порой делалось. В его глазах всегда героем был отец, за работой управленца которого наблюдать казалось интереснее, вперемешку с выполнением домашнего задания прямо там. Хваньён навязывался даже к его тетрадкам, предлагая помощь, которую отличник Чимин скромно отвергал, ощущая себя неуютно в его компании. В самом деле, думал мальчишка, неужели прямые обязанности этого человека настолько скучные, что менеджер хотел выполнять какое-то нудное задание школьника средних классов. Но так было до какого-то времени, пока Чимин не повзрослел, стал красивее как в теле, так и в лице, а в пубертате не начал встречаться, прознав интересную сторону любви, пусть и временной, с девушками. Интерес к домашнему заданию от менеджера Ким сменился так же быстро, как и скачки настроения подростка в переходном возрасте, и вот уже в каждый приход Чимина к отцу на работу он уделял внимание совсем не так, как должен интересоваться человек работающий с отцом этого юноши. Чимин был совсем не дурачком и заметить оценивающие взгляды на себе, неторопливые касания к своим волосам, пока читал книгу и ожидал отца в комнате отдыха для персонала, куда Хваньён спускался, якобы, попить кофе – все это понять было не сложнее два плюс два. И в какой-то один из вечеров все стало ясно, когда занятие по вокалу отменили в школе, а Чимин вызвонил отца с предложением куда-нибудь сходить. Тот согласился, но только после работы, предложив сыну вновь побыть немного и подождать у него. В привычном уголке мягкого диванчика парень разложился со своими конспектами по химии, сетуя на одноклассника Чонгука, что отвлекал и из-за которого пропустил некоторые формулы. Чимин вновь оказался в тот вечер в окружении менеджера Ким. Тот был каким-то нервным, придя в комнату вновь сделать себе и отцу кофе, но тут же при виде Пака поменялся в лице, которое совсем не понравилось Чимину. Он старался не обращать внимания, потому что с этим человеком чувствовалось напряжение с самого детства, даже если тот протягивал когда-то горсть конфет для приветствия с очень холодным взглядом, который сканировал не только внешность мальчика, но и, казалось, внутренности. А теперь Чимина этим было не подкупить, как бы не любил сладкое, потому что он здоровый и смышлёный пацан, понимающий мысли взрослых уже людей… и мужчин в особенности. Включив кофемашину на работу варки горячего напитка, Хваньён обернулся к Чимину и оперся ягодицами о столик спиной к технике. Искоса Пак видел, как его поза со скрещенными руками на груди что-то, да и значила, а глаза, которые пока не видно, сверлили Чимина липким взглядом, от которого хотелось книжкой закрыться до лба. Когда Ким сделал шаг, Пак не успел сообразить, потому что уже был подхвачен под подбородок, так жёстко вырванный из рукописного текста конспектов шершавыми пальцами мужчины. Холодные льдинки вечной мерзлоты в глазах Хваньёна с линзами обдали Чимина ознобом, когда в шоке уставился на него, пытаясь удержать съехавшую тетрадь на коленях. - Хваньён-хён, что вы делаете? – Проскулил Пак, начиная чувствовать, как нечто неправильное может сейчас произойти. Вообще-то, он понимал к чему его так подхватили, ведь не такой уж простак и видел, как парни в коридорах школы таким способом обескураживают девчонок, еле стоящих на ногах. И вот, будучи сам жертвой такого жеста, Чимину стало тошно до стянутого желудка, потому что он не девчонка, он не в школе, и этот человек глубоко и до ужаса не тот, перед кем бы подгибались коленки. - С каждым годом становишься все невозможно красивее, - выдает низким шепотом менеджер Ким, поглаживая большим пальцем руки его гладкую линию челюсти. – Посмотри на меня своими красивыми глазами. Еще и умненький, и президент класса, и поешь - твой отец хвастался. Популярный, да, Чимин? Небось многие хотят, - делает очень сильный акцент Хваньён на этом слове, - дружить с тобой, м? А после он переместил пальцы к волосам, только-только выкрашенным день назад в белый оттенок в протест родителям, оттянув назад, что Чимин прогнулся под него. Заскулив от вспышки боли, мальчишка обмер в неверии, что такое вообще возможно сотворить с ним. Еще вчера собственноручно чуть не задирал своей девушке юбку в знак внимания, а теперь задрали за загривок его. Скорее это прерогатива возраста, потому что Чимин видел перед собой не сверстника, а взрослого мужчину, сильнее и крупнее, поэтому и струсил уже в неравном бою… за самого себя, получается. - Много, кто тебя хочет? – С ревностным оттенком грубого голоса слегка прикрикнул Хваньён ему в лицо, находясь выше и прожигая почти смертельным взглядом. Он требовал подчинения и дальше, наслаждаясь выбранной позицией, но в тот же миг и ослабевал хватку, поглаживая чужие волосы. Чимин до сих пор помнит, как стукнул его в грудь ладонями и оттолкнул грубо от себя в аффекте, пугаясь потом постепенно, что натворил, и что вообще произошло. Он ничего ему не ответил, похватав свои вещи и выбежав через задний ход ресторана. Испугался до вздыбленных волос на затылке. И даже не то, что этот человек открыто намекнул о своих целях на него, а того, что прознает отец и закопает его где-нибудь в лесу после этого. Как замялся тот случай, Пак не знает до сих пор, но больше он не ступал за порог ресторана отца, пока не был уверен нет ли менеджера поблизости. С того случая прошло четыре года, с того случая поменялась вся жизнь Чимина, в том числе и вскрылась правда, за которую так отвратительно зацепился за его подбородок Хваньён, ведь с того времени и стали западать мысли про свою ориентацию у глубоко мыслящего подростка. Чимин и дольше десяти секунд не смотрит в его сторону, также не удостаивает взглядом в обретённой храбрости своего изменчивого характера, как игнорировал попытки внимания от Сынгиля когда-то, как вступив на старые грабли по принуждению. Но он знает, что это не то, опять неравный бой, потому что вновь эта разница в возрасте с менеджером до спертости в груди пугает. Шагает медленно в сторону своего отца с высоко поднятой головой, просто чтобы находиться рядом с ним. Прямо сейчас весь элегантный вид Чимина, шикарный костюм с вырезом на стройном теле превращались под красноречивым взглядом, который все помнит, в настоящую одежду пыток. Давит отовсюду на абсолютно голом теле, ведь Чимин, заигравшись только для одного Юнги, не подумал, как бывают такие щекотливые последствия. Большое количество людей не дает расслабиться и думать о безопасности, и даже вновь разговор с отцом не обеспечивает парню полную неприкосновенность от глаз Хваньёна, что прожигает холодные дырки в спину. Косточки гложет, как этому человеку по праву разрешено находиться среди первых лиц в составе управленцев ресторана на празднике его семьи. - Папа, ты позволишь нам с Юнги уйти через час? - Как? Еще только пол праздника прошло, - в непонимании грустным голосом отзывает он, осматривая сына. - Прости, пожалуйста, но… Чимин опять не успевает выдать все, что на душе, потому что тамада приглашает всех сесть на свои места и приготовиться смотреть выступление. - Интересно, что это? – Выдаёт отец, подталкивая Чимина к банкетному пространству. – Не помню, чтобы сейчас должен кто-то выступать… Пожимая губы в нетерпении, Чимин со стиснутыми ногтями в рукавах пиджака идет и бросает взгляды в стороны, ища Юнги. Так и не определив местоположение, да и вообще его присутствие, он усаживается за столик с бабушкой, дедушкой, мамой и отцом, а одно место, специально для Юнги, пустует рядом. Прямо справа от них расположен стол, где сидит Хваньён и еще несколько мужчин из офиса. Можно обернуться вбок, наткнуться прямо на прожигание ледяных глаз на своем профиле, но Чимин игнорирует все в пух и прах, демонстративно закидывая ногу на ногу и выпивая бокал шампанского, который мама позволила растягивать в течение вечера. Если не сейчас его опрокинуть, то Чимин больше не знает, как затуманить разум от этого человека, так бесстыже нарисовавшегося на банкете и напоминающем о прошлом инциденте. Вот все и пошло по одному месту, сетует про себя Чимин, без эмоций смотря на сцену, где музыканты подготавливают для кого-то выход. И то, как большое фортепьяно черного лакированного отлива начинает блистать в лучиках прожектора, направленного ровно на него, намекает Чимину для кого оно так вычурно продемонстрировано сейчас. Юнги показывается откуда-то сбоку, приглашенный ведущим. Пружинящей лёгкой походкой спортивных бедер от бесконечного баскетбола старший поднимается по нескольким ступенькам сцены и принимает микрофон в свои руки. Мама с папой рядом от Чимина в удивлении выдыхают одновременно, кидая на сына взгляды, чтобы понять знал ли тот об этом. Но нет, Чимин опять ничего не знал, смотря во все глаза также на своего парня, что красив до колик внутри в этих лучиках прожектора. Да, из него выйдет шикарный артист, смекает быстро младший. - Уважаемый Хуонг-аджосси, - мягким низким голосом, безумно пленительным взглядом смотреть на него, привлекает внимание Юнги, - я не хотел так спонтанно прерывать ваш замечательный праздник, на который был так любезно приглашен. Но не быть благодарным не могу, ведь мой брат учил меня правилу «принимать и отдавать»… Чимин забывает уже о привкусе горького шампанского, поддаваясь грудью вперед в стол, чтобы немного приблизиться к образу Мина. - Но вы, – указывая акцентом уже не только на отца, но и на маму Чимина, продолжает Юнги, - отдали мне, не побоюсь этого слова, целую жизнь, ставшую главной для меня. – А потом он смотрит на младшего столь нежно несколько секунд, побеждено отводя взгляд, потому что дольше рассматривать нельзя. – Многие в этом зале даже не догадываются, как это стало важно для меня, но семья Пак предоставила мне шанс быть ближе к моей мечте. – Вновь смотря на папу с мамой, Юнги благодарно преклоняет голову к груди. - Позвольте сделать вам подарок в качестве своей музыки, потому что ваше вдохновение, которое растили и оберегали – стало и моим вдохновением, ведь я не мог пройти мимо и отказаться от него с первого дня. Еще чуть-чуть и Чимин полностью откажется от всех чувств, потому что его чувственное сердце в груди дробит кости и мышцы от нахлынувшей проникновенной речи, которую так красиво перефразировать мог только его будущий продюсер. Переведя взгляд на маму с папой, Чимин сглатывает слезы, читая в их тоже намокших глазах идентичные ощущения. Особенно у мамы: ее выразительные губы немного дрожат вместе с подбородком, а скрещенные пальцы на столе крепко стиснуты, чтобы сдерживать рвущиеся эмоции изнутри от атмосферы, что создают ее сын и его любовь который уже раз. Она поражена, идентично повторяя несколько кивков сыну, когда давала согласие на все Чимину, просящему позволить быть с Юнги, когда поверила, что сын больше никогда не будет плакать из-за любви. Если только от счастья… Юнги присаживается за фортепьяно в полностью притихшем зале, что не уловил истинной сути слов, но понял, как семья Пак в чем-то очень личном помогла этому юноше однажды. Сам не думая, Юнги поднял семью Чимина на тот самый уровень уважения и доверия в глазах других людей, а такой поступок отец младшего точно не забудет. Сомневаться в навыках музыканта не приходится в который раз, пока Чимин мягко погружается в приятную мелодию, пытаясь издалека узреть длинные любимые пальцы на черно-белых клавишах, порхающие от одного уголка нот к другому. Весь сосредоточенный профиль с расслабленными губами слегка вперед, немного согнутую спину и голову с уложенными угольными волосами он досконально отпечатывает в этой истории на своем сердце, подписывая «Упс, но я люблю Мин Юнги безумно и сладко». Восторженные лица бабушки и дедушки, заинтересованные эмоции гостей вокруг вызывают улыбку доброты в парне, пока мелодия рисует в головах присутствующих какие-то свои миры, воспоминания. И у Чимина они есть, вот прямо все-все, сколько уже накопил благодаря Юнги, прямо сейчас поэтапно прокручивая по нарастающей высоких нот, что долетают до потолка ресторана и точно просачиваются на улицу. А там уже мимо проходящий тоже услышит, замрет и на секунду улыбнётся красивой мелодии, что как отголосок прошлого написана о теплом лете, оранжевом закате, где двое любили друг друга так же бескрайне и широко, как и линяя горизонта над морем и небом вдалеке. С последним плавным ударом несколько раз по клавишам, Юнги оканчивает и тут же погружается в овации. Встает, скромно благодарит, одёргивает пиджак на бедра ниже, вызывая в Чимине тёплую усмешку и прикус губы на недавний конфуз любимого места. - Это было великолепно, - выражается эмоционально тут же бабушка, усаживая подошедшего Юнги к их столику рядом с Чимином. – Милый, ты, не только красив, но ещё и талантлив, оказывается! - Он будущий продюсер, - это уже говорит мама Чимина, вызвав в последнем чувство гордости, что его семья уделяет Юнги внимание. - Действуй, парень, отличное дело, - дедушка прихлопывает Мина по плечам, кивая тоже в восторге от представления. – А еще и нашего Чимина прихвати, ведь он поет и танцует. Может, у вас отличный дуэт получится! Чимин смущается, как за себя, так и за Юнги, смотря на парня рядом и ощущая его заразительную энергию, что все в этой жизни возможно. Ох, знали бы все, как у них уже получается отличный дуэт во всем, думает любовно парень, осматривая Юнги долго, мягко и вдохновенно. Любит его любого, в каждом моменте, в каждой ситуации и в каждом слове, как от других, так и от своих. Программа вечера меняется вновь на танцевальную и разгрузочную от принятой пищи, где некоторые гости из-за столиков участливо выходят развеяться даже на террасу с подсветкой. Чимин с Юнги остаются сидеть одни за столиком в помещении, перешёптываясь о своем. Пытаясь несильно прилегать к старшему, но это почти невозможно, Пак делает ему открытые комплименты и благодарит просто за то, что такой, какой есть. В какой-то момент Юнги шутит прямо ему на ухо, как Чимин откидывается на спинку стула и держится за живот в заливистом смехе. Свесив голову назад, открывает слишком много вида на свою оголенную шею и грудь, и подмечает, как Хваньён находится на своем месте и прямо прожигает в нем дырку. Кинув на Юнги взгляд, не достойный, будто, и букашки, менеджер качает головой Паку, мол и что это тут вы устроили за слащавые выходки. Прочищая горло, чувствуя знакомый разгорающийся фитиль внутри еще и под действием бокала шампанского, Чимин возвращается в нормальное положение на стуле и плюёт на дистанцию рядом с Юнги. Идеальный обзор сбоку, где бы Хваньёну было видно, что происходит у них под столом, служит ситуации на руку – и Чимин ладонью проскальзывает на одно из расставленных в стороны бедер Юнги. Прокрадывается по внутренней стороне ноги, прилегая плечом к плечу старшего, наклоняя голову в его сторону и приоткрывая губы в выдохе. Всеми участками тела, искоса, смекает, как Хваньён смотрит цепкими и колкими глазами куда нужно. - Чимин-и, - начинает шептать Юнги, что откинулся на стуле и не очень понимает, чем опять послужило таким вниманием его бедро для младшего, да еще и на людях. Пусть стол и прячет, но это не самое лучшее прикрытие. - Этот человек, работающий на отца, - выдыхает Чимин ему почти на ухо, делая короткий кивок в сторону менеджера, после чего Мин быстро смотрит, но опять не понимает в чем дело, - этот человек с самого моего детства ждал повода, чтобы домогаться до меня. Юнги напрягается во всем теле, как булыжник, стискивая бокал с водой и тяжелея во взгляде. Боже, думает Пак, Юнги даже так выигрывает по всем параметрам в своей внутренней силе, перед которой хочется сейчас встать на колени. Вот как нужно смотреть на Чимина, вот кому можно так забирать «свое», еще даже не озвучив конкретного ответа. - Тогда у меня никого не было, и я не про девушку, с которой встречался, понимаешь? Но покажи, что я только твой сейчас, пожалуйста, хён, - еле слышно сипит в мольбе Чимин через свои пухлые губы Юнги, сжимая под столом его бедро в узких брюках. Не торопясь, Мин пристраивает ко рту стакан и медленно глотает два больших раза, а затем звучно ставит так, что Чимин вздрагивает от грохота. Но продолжает смотреть так преданно на единственного мужчину, пока другой и чужой, чужой, чужой испепеляет Юнги уничтожающим взглядом с примесью строящихся планов по устранению противника. А вот Мин так же холоден, как и глаза Хваньёна, потому что мечет через плечо младшего на него ответные молнии. Чимин содрогается, наблюдая с близкого расстояния, вдыхая одеколон Юнги, будто, обострившийся в нотах аромата от закипания на жарком теле, ведь тот становится горячее и агрессивнее. На этот раз противник старше обычного школьника, что заинтересован в Чимине, опытнее, смекает Мин, не зная, как еще отшвырнуть этот липкий и раскрепощенный взгляд, которым этот мужик осматривает его парня с ног до головы. - Блять, я его прихлопну точно, - хрипит Юнги почти в скулу Чимина, продолжая прожигать того сбоку. - Юн… - Пак хочет что-то сказать, но Мин не позволяет. Ведь он под столом придвигает бедро младшего, закидывая на себя, так что Чимин уже полубоком наклоняется к нему, утыкаясь лицом почти что не в скулу. Юнги сейчас откровенно насрать, если привлечет внимание, хотя пока нет, все веселятся еще на танцполе, но этого мудака за соседним столиком скинуть с хвоста просто необходимо. Запустив руку со спины под пиджак Чимина, встречаясь пальцами с голой поясницей и талией, Юнги припечатывает его к себе слишком резко, как если бы восседал на королевском троне, держа на коленях своего лучшего танцора и не позволяя больше никому никогда в жизни приближаться. Сверкнув недобро еще раз глазами на Хваньёна и показывая, что это все его, он откидывается вновь на спинку стула. Смотрит в зал и сидит так, пока Чимин не имеет возможности обернуться на его противника, да и вообще пошевелиться из-за страха. Юнги зол и заведен с полуоборота вновь в яркой ревности, с нахмуренными бровями на лице, жёстким прессом живота, придавливая до писка его голую поясницу под пиджаком сильной ладонью с холодными кольцами. Бедро тоже не спустить на пол, потому что другой рукой Юнги держит и его под столом в крепкой хватке, как у младшего врезались все складки одежды в нижних конечностях. А он, на минуточку, без нижнего белья. Проходит некоторое время, за которое Чимин ловит уже уходящую спину Хваньёна недалеко от лестницы. Неужели победа, думает он, вскинув вновь на Юнги рядом взгляд. А тот все еще держит его за все, что возможно, холодно смотря вперед, где гости танцуют. Горячий, злой, красивый до стонов… Шуга. - Милый, - шепчет Чимин, еле выдыхая от этой тесноты и занемевших ног в позе подчинения. Хуже еще и то, что выпитое шампанское сейчас напоминает о себе в пережатом мочевом пузыре. - М? – Мычит Юнги, отстранив, всё-таки, одну руку с бедра под столом. Ею берет стакан с водой со столика и вновь делает большой глоток от жажды, ведь жаркий весь, как вулкан, что ожидающий день конца Помпеи. - Я писать хочу, - почти пищит младший в конфузе, - ты меня всего передавил. Часть воды из открытых губ возвращается обратно в стакан, пока Юнги, опомнившись, смотрит на Чимина. Действительно, он его передавил, прижал к себе так, что костяшки побелели, а пальцы на пояснице младшего уже неприятно ноют от затекания. - Тебя проводить? – Ослабев, как в теле, потому что сидел все это время камнем, так и в руках, шепчет Юнги ему. Глаза из злой эмоции по щелчку преображаются в заботу о деликатном вопросе естественной нужды. - Доберусь, - слегка в шоке от произошедшего, ведь Чимин даже не ожидал, что Юнги так сильно может держать «свое», младший опускает ногу на пол и распрямляется в позе. Аккуратно выбирается из-за столика и идет в сторону туалета. - Чимин-и, ты куда? Сейчас будет салют, который, оказывается, твоя матушка заказала папе в подарок, - перехватывает откуда-то его бабушка за локоть, но Чимин мягко ее отстраняет, уверяя, что очень должен сходить сейчас в другое место. И пока все гости идут в противоположную сторону, к выходу на террасу, чтобы понаблюдать огни в небе, младший влетает в первую кабинку и освобождается от жесткой ткани штанов. В какой-то момент ему становится легче, когда приходит в норму и не видит явных увечий на тонкой оголенной коже паха и члена, вновь одевается и выходит к раковинам. Сейчас бы ополоснуть лицо и освежить волосы, но наведенная красота из укладки и тёмных теней в уголках глаз останавливают попытку окунуться с головой в поток. Чимин просто моет руки, припадает локтями и свешивает голову вниз, глотая воздух для выравнивания дыхания. И сколько еще мериться с тем, что на него так бессовестно клюют, липнут самым откровенным взглядом, но хуже – провоцируют его мужчину, его Юнги на ревность. Открывается дверь в туалет и тут же захлопывается, а Чимину не столь важен приход кого-то, как свои тяжелые мысли. Но, как и любой внешний раздражитель, его внимание привлекают, поэтому парень только лицо поворачивает и замирает в той же позе с опертыми локтями о раковину. - Только подойдите ко мне, - тут же шипит глухо он через поток воды. Хваньён расстегнул пиджак и первые две пуговицы на красной рубашке. И не будь бы этот человек агрессивной стороной в этой ситуации, то Чимин бы даже сделал комплимент его образу, гармонирующему с каффом красного камушка в ухе. Так выглядеть для мужчины слишком шикарно и богато, и Ким это знает, уловив маленькое восхищение его вещам во взгляде Чимина. Он помнит, как этот мальчишка расспрашивал его о брендах магазинов, оценивая рубашки и мечтая хоть когда-нибудь там побывать на шоппинге. - Выглядишь сногсшибательно, - игнорируя вообще тихий призыв, как щебет птички, не подходить, Хваньён наоборот делает два шага. – Красивый еще больше, чем был. Черт, нельзя же быть таким и соблазнять всех вокруг. Чимин тут же распрямляется в спине, вспоминая свою позу, что только больше его скомпрометирует, и отстраняется. Как на зло сюда еще и войти никто не захочет, отвлечённые все салютом в подарок отцу от матери. - Не для ваших глаз стараюсь, - язвит Пак, вытирая мокрые руки о дорогие брюки, надеясь так хоть испортить свой внешний вид и оттолкнуть этого человека от себя. Кусаться любит, но больше зубками, а не словами – однако, первое только для Юнги, а второе для Хваньёна. - Так же резко отсасываешь этому сосунку, как и режешь языком, а, Чимин-и? - Не называйте меня так, - рычит Пак в ответ, получив просто оплеуху своим ласкательным именем от Хваньёна. От кого угодно оно звучит приемлемо, но от этого человека – омерзительно и так же липко-грязно, как и его взгляд. Мужчина улыбается, качая головой и упиваясь вновь зажатостью Чимина. Нет, он еще и царапаться научился, наверное, но внутри все ещё такой же беззащитный ребёнок, думает тот. - Я сказал, ни шага! - Стиснув кулаки, Чимин зло мечет ему искры из глаз, нахмурив брови и поджав губы. Плохо, потому что сам не видит, как даже в таких эмоциях безумно красив, ведь мужчина делает и делает шаги к нему. Возгорается от Пака, пока тот наоборот потухает. Под медленной походкой камушек каффа у менеджера блестит ярким цветом, напоминая чем-то заветное стоп-слово из всем известной истории про серые оттенки, но Чимин в реалии, где это точно не сработает. И точно не с этим мужчиной, которого даже открытое сидение на чужих коленях не останавливает наступать на парня, которому страшно опять. Конечно, удручённо думает Чимин, ведь Хваньён Юнги в качестве соперника даже и не рассматривает. Сопляк не помеха, как и не помеха лихо подхватить Чимина и с разведенными бедрами усадить на плоскость у раковины. - Что вы… что ты… - дергается Пак в шоке, вновь толкая в грудь, но ничего не выходит. - Старые приемчики, - цыкает с расстановкой Хваньён, забираясь одной рукой Чимину под пиджак. Клонит его на плоскости назад, почти к зеркалу, пережимая руки спереди одной своей огромной. Чимин дергается, запыхавшись уже через минуту попыток отстраниться, хотя бы отодвинуться от чужих бедер между своими, но он как со штангой лежащей на груди ничего не может сделать. - Не трогай меня, мой отец тебя посадит за совращение… - Хотя бы словами кусается Чимин, лягаясь ботинками с каблуком, но эта боль будто дразнит Хваньёна. – А Юнги тебя подвесит за твой же член, мразь ты такая. - Твои жалкие попытки меня запугать только ещё больше дразнят, - не уступает и не отступает Хваньён, пробираясь пятернёй в брюки младшего глубже. От осознания, что Чимин там голый, его глаза леденеют и чуть не закатываются от подкинутых вариантов исхода. – Ты же посмотри на себя, маленькая шлюшка. Про совращение мне тут поет, когда сам щеголяет прямо чуть не голый на празднике отца, просто берите и трахайте. И все это кому? – Театрально вскидывает брови на открытом лбу Хваньён, вновь цыкая почти в губы Чимина, которые младший сжал плотно друг к другу, готовый защищать свой рот. – Тому музыканту, лапающему тебя под столом, как школьник в подсобке? Такое тебе нравится? А ему, Чимин-и, сколько? Он же уже совершеннолетний, ведь так? И трахать себя малолетку разрешаешь, чуть не везде, где захочешь, я прав? Я всегда знал, что ты не слушаешь никого, когда что-то хочешь… - Он мой парень и будущий муж, ублюдок, - выплёвывает с желчью криком Чимин в лицо Хваньёна, уже не стесняясь ни возраста, ни статуса того. – И с кем, и где я трахаюсь - не твоего ума дела, как и тогда, когда постоянно совал нос в мои тетрадки. Тебя никто не просил ко мне лезть, извращенец ты старый. Тошнит от таких, кто и норовит меня отыметь, даже не узнав нихрена! - Сука, какой ты крикливый! Меньше щеголять в таком виде нужно, потому что, дорогой мой… - выперев руки с силой в Чимина, рычит менеджер, - на тебя будут клевать и дрочить еще и похуже моего, и твой рыцарь не будет вечно рядом, хоть лезь ты ему в трусы при всех и держись! Ты не подписан. Что там твой муж недоросший пытался своим взглядом мне сделать? Показать, что может один тебя иметь?! Маленькие похотливые кобели, я тебе покажу, как меня опускать и дразнить на людях, при коллегах! - Ты пал ниже некуда, когда захотел отыметь ребенка! Меня, сука! – Орет в ответ Чимин, вообще не зная еще как себя защитить. – Хоть еще слово про Юнги и… - Но в одном я оказался прав, в чем ты так ощетинился четыре года назад, ребёнок, - рычит и прерывает злобно с ядовитой усмешкой Хваньён его, а затем стискивает до боли правую ягодицу, после чего Чимин стонет в агрессии так громко, будто рвут. – Принимать в себя член - для тебя будет только в удовольствие, в независимости сколько тебе лет. Так что, спасибо твоему ненаглядному за подготовку. - Отвали от меня, - жалобно дергается Чимин, свободными руками до хруста оттаскивая его за рубашку, но только пуще выбешивает менеджера Ким. – Не прикасайся. Он дергает вновь, как когда-то, Пака за волосы и вздымает ему подбородок вверх, тут же оседая сухими губами на открытой шее. Еще чуть-чуть и засос с кровоподтёками окрасит смуглую тонкую кожу. - Юнги, - дергается и сипит громко Чимин, лягаясь ногами и коленями вверх, ведь с него уже тащат брюки вниз. - Зови-зови, - липким поцелуем оседает смешок на шее. - Юнги! – Заведенной и безвольной игрушкой вопит Чимин, ощущая чужую слюну на себе. А за пределами туалета слышатся взрывы салюта, хлопки и радостные возгласы гостей. И низ живота Чимина окончательно падает ещё ниже от страха не найти помощь ни от кого. - Надо было тебя брать сразу, пока не нарисовался этот сучонок, - с жестким и грубым предложением, с горячим дыханием тут же кусает Хваньён его в шею, а Чимин верещит и бьёт того в руки и плечи. Что первое услышал, младший не понимает от шока и своего вскрика в помутневшем рассудке: удар двери с ноги или же будоражащий рык Юнги: - Съебался нахуй от него! А потом стало так свободно в теле, потому что Мин оттаскивает в резком захвате Кима и толкает в двери кабинок с грохотом. Тот стукается лопатками и затылком, изнутри хрипя от боли. Чимин, как и сидел на раковине, взмокший от воды и собственных слез на лице, не знает куда бросаться, потому что Юнги так рассвирепел. Еще чуть-чуть и он проедется по лицу Хваньёна крепко стиснутым кулаком. - Юнги, не надо! – Вопит Чимин, соскакивая на трясущиеся ноги. – Он работает на отца… - Вышел вон отсюда, - развернувшись, просто до боли со злыми глазами выплёвывает младшему прямо в лицо. – Я сказал, вышел отсюда, Чимин! - Не ори на меня! – Повышает колоссально громче голос Пак, потому что идеально это умеет, и не отрывает возмущённого взгляда от Мина. Хваньён очухивается и делает слишком быстрое движение, за которым они оба не успевают уследить из-за секундной перепалки. Сильный, большой кулак проходится прямо по верхней губе Юнги характерным звуком удара и надсадным оханьем от старшего, что хрипит и тут же сплёвывает кровь на пол в три погибели. - Не трогай его, сволочь, - Чимин не то, что не сбегает, свирепеет пуще Мина, даже не услышав суровый призыв от Юнги свалить отсюда. Хер он там клал, принцессой не при делах оставаться. Вместо этого он с криком кидается на Хваньёна и начинает дубасить, как умеет, по голове, шее, груди. Брыкается, как дикий зверек, все еще оставаясь слишком плавным и гибким, но зато с какой энергией, пока Юнги выпрямляется и определяет нет ли сотрясения мозга. - Я тебя задушу, урою просто, если еще раз тронешь его, - вопит с остервенением Чимин Хваньёну, который не то, что бить не может Пака, но и увернуться из-за своего комплектации не выходит. Тоже что-то кричит, но получает и по губам, и по носу в ответ. – Поиметь он меня решил! А не охренел ли ты часом, папик? Юнги уже чуть не ржёт следом. Видимо, у него есть небольшое сотрясение, потому что сначала испугался агрессии Чимина, а теперь просто не может оторваться, как тот его защищает когтистым цыпленком. Его самого нужно откачивать после услышанного крика в коридоре, пока шел проверять младшего в туалете, а потом это зрелище просто картины дикого мира, где произошло чуть не изнасилование. Да еще и его Чимина, которого лишний раз потрогать сам боится без разрешения. - Чимин-и, тише, ты его забьешь, - пытаясь на ровных ногах подойти со спины, Юнги тянет его за локти, а тот все брыкается. - Хотел меня поиметь, старый ублюдок? Сделай сам себе отсос, потому что я тебе сейчас все позвонки переломаю, что разогнуться назад не сможешь! Юнги опять ржёт от складности речи в такой ситуации и тащит его к себе, а Чимин через плечо и ему отвешивает: - Хватит ржать, это и тебя касается, хён! - Два конченных идиота, - орет Хваньён на этих недомерков малолетних, делая рывок и хватая Чимина за волосы. - Сука, я тебе за его каждый волос зубы выбью, - Мин тут же проезжается по наглой морде в ответную из-за спины младшего, кусая в кулак, которым Ким сжимает розовые пряди. - На нарах это будешь выплёвывать, мудак, - Пак опять вырывается из чужой хватки, бесится из-за порченной прически и бросается. Тут, слава святым, врываются на крики несколько мужчин, в том числе и отец Чимина, в шоке не понимая до чего тут все дошло. Пак в крепком захвате за талию руками Юнги тычет обвинениями в сторону Хваньёна, обвиняя того в совращении. Глаза отца от радостных за весь вечер становятся на отметине засоса шеи Чимина тёмными и жестокими, кои знают все его подчиненные, когда тот зол. Кому он поверит? Конечно, собственному сыну, приказывая оставшимся мужчинам вытолкать Хваньёна вон отсюда и разобраться потом. - Как ты? – Приблизившись к Чимину, хватает его за щеки и всматривается в глаза, и получает просто хмурый кивок, затем и Юнги по-отцовски окидывает взглядом. - Бабушка с дедушкой вас отвезут домой. Молчание и тихая джазовая музыка в приемнике машины дедушки немного разряжают обстановку, пока Чимин и Юнги сидят на заднем сиденье. Между ними расстояние в десять сантиметров, и они оба смотрят куда угодно, только не друг на друга. Бабушка пытается оглянуться и мягко улыбнуться обоим, не прося подробностей, хотя очень хочет. - Давно я не бывал на таком зрелище. Танцы, салюты и драки, - выпаливает дедушка на одном из светофоров. – Как в дораме! - Дед, - фыркает со смешком Чимин, смотря на него через зеркало заднего вида и поджимая губы в смущении. - И давно вы повенчаны, два тигрёнка, что друг за друга глотки перегрызут? – Следует вопрос от дедушки, что даже и слышать ничего не хочет о своём молчании. - Что? – В сердцах хватается бабушка, смотря сначала на него с сиденья рядом, а затем оборачиваясь на парней. – Вы… друг на друге?.. - Тебе бы зрение проверить, милая, - шутит дедушка, умиляясь ее реакции. - Скоро год. – Тихо отзывается Юнги, перебирая свои пальцы и не смотря вперед. Чимин ощущает мурашки от этого ответа, нисколько не удивлённый тем, что родственники уже все знают. Он аккуратно переводит взгляд на Юнги и хочет его потрогать. Губа с запёкшейся кровью стала еще ярче, но Юнги не перестал выглядеть хуже. Со второй попытки открыв дверь в тёмную квартиру, вместе по очереди входят, по привычке скидывая обувь. Чимин проходит мимо Юнги и просто идёт уже заедать стресс, который пережила его худая голая задница под костюмом. Отрыв в холодильнике флакон со сливками и миску с клубникой, он присаживается прямо в помятом костюме за барной стойкой и начинает медленно поглощать лакомство. Папа его всегда успокаивал таким угощением в детстве, даже если тот бил колени в кровь об асфальт. Но клубника и сливки – первая помощь от боли. Юнги стаскивает злополучный пиджак и просто швыряет дорогущую вещь на пол, наплевав на просьбы младшего быть чистоплотнее. Проходит к столу, отодвигает стул и садится так, что оказывается напротив Чимина, который уже третью ягодку кидает в рот и молчит в отходящем еще от шока сознании. Настроив приглушенную подсветку комнаты на вечер пультом, Юнги расслабляется от усталости и нервов, просто смотря на Чимина, как и тот в ответ с другого конца кухни. Думают о своем, но единым мозгом. Юнги млеет и никак не комментирует столь обычное действие, но такое притягательное, что с откинутой рукой назад через спинку сидения еще в более расслабленной позе лишь наблюдает за птичкой в обличии человека. Птенчик стал тигром прямо на глазах, чуть не разорвав глотку за Юнги. До сих пор не может поверить Мин, расслабляя галстук на шее и отбрасывая прочь. - Обожал так в детстве делать, - Воодушевленно сообщает тихо Чимин, взяв ягодку и аккуратно выдавив на нее белоснежную воздушную массу. – Отец возил на плантации собирать, а после с полными ящиками заезжали в магазинчик у дома за сливками. Навсегда запомнил вкус той самой клубники – и теперь вспоминаю детство каждый раз. Он мне дарил ее всегда, когда я был очень расстроен. И, прикрывая глаза в предвкушении, отправляет в рот лакомство. Улыбается вновь сам себе, не видя, как Юнги начинает дышать учащенно. С последующей порцией младший встает и медленной поступью проходит к нему. Наклоняется, протягивает Юнги красно-белое яство, от которого Мин не может отказаться, благодаря за десерт, но больше за протянутую ладошку. Где-то внутри начинает разгораться пожар при виде пухлых губ и сладкой клубники со сливками, потому что Чимин ненароком запачкался, но не вытерся тут же. Юнги уже предполагает, как через несколько минут подправит немного это воспоминание о детстве, перетянув одеяло на себя. - Тебе лучше? – После принятого угощения, интересуется Чимин. – Что-нибудь болит? – Касается его пальчиком рядом с ранкой у губы. Юнги молчит, не находя лучших слов, думая криком внутри: «Болит! Сердце за тебя болит ежесекундно!». Ему комфортнее сейчас укрыться от ответа, но продолжает смотреть на Чимина во все глаза. Прикусив губу, младший считывает его состояние, жалея, что все так обернулось. Не на такой вечер он рассчитывал, разворачиваясь и намереваясь уйти. Однако, теплый захват длинных пальцев его пригвождает к полу, а Чимин следом оборачивается, пропадая в единственном взгляде, где ему всегда хорошо находить зону комфорта. - Останься, - выдыхает Юнги, потянув на себя его кисть немного сладкую от ягод и сливок на концах пальчиков. Прежде чем взять и остаться, Чимин берет еще одну ягоду и в наслаждении окончательно восстанавливается. Проскользнув аккуратно между коленями Мина и столом, усаживается ловко на плоскость. Приподняв стопы, Чимин упирает их с обеих сторон от бедер Юнги в стул и просто сидит напротив него, как птичка. - Поцелуешь меня? – После минутного зрительного контакта шепчет Чимин, ослабев в дыхании. Изумительная поза Юнги с расставленными ногами, опертыми локтями назад в край спинки стула и выбившимися из лака волосами напоминает Чимину, как он сам еще голый под костюмом и, вообще-то, не получивший нужного мужчину. А ведь он так старался выглядеть сногсшибательно перед тем, кто напротив, сохранить красивый вид до вечера. Сейчас разве что на взъерошенного воробья похож, чем на модель из журнала мод. Липкий осадок чужого касания и дыхания на шее сидит хуже жвачки на джинсах, но Чимин вспоминает, как диким зверем отстаивал себя не трогать.

Для атмосферы: «NKI – Околдованный» (песня просто огонь по энергетике того, что будет далее…) 18+

- Только единственное прошу, - видит он медлительность перед каким-то своим выбором в голове от Юнги и продолжает тихо говорить, смотря прямо в глаза, - сотри с меня это омерзительное чувство и заполни своим. Слышимый выдох через приоткрытые губы со стороны Юнги прошибает Чимина несколько раз разрядом тока по животу. - Пожалуйста, возьми меня сейчас и проникай собой везде, - чуть более громче проговаривает, сотрясаясь, как в открытую может так без страха в голосе просить Юнги его брать. А вот внутри все взрывается и гнется без хруста, потому что жилы плавятся от взгляда напротив. – Мне очень страшно засыпать в таком состоянии чужих касаний. Ты нужен мне сейчас… «Ты нужен мне сейчас» – та самая фраза, когда Юнги не мог приехать к Чимину из Сеула в Пусан, когда тот так нуждался скрыться от чужих ухаживаний. Но сейчас Юнги здесь, и он рядом, и он будет нужным. Мин делает попытку дернуть брюки в паху, в который раз за вечер, и встает прямо уже между подготовленных раздвинутых ног. Поддавшись вперед ровно к его лицу так, что Чимин приоткрывает рот в ожидании, Мин одной рукой берет клубнику и сочно кусает перед самыми пухлыми губами, молящими сделать с ними тоже самое. - Я буду брать тебя жестко, потому что перекипел окончательно. - Бери. Еще одно откусывание и откидывание хвостика прямо на пол, пока Юнги из-под выбившийся челки смотрит на него тяжелым взглядом. Но маленький огонек страсти почти на самом непроглядном дне зрачков его выдает с головой. - Без смазки. - Без. Чимин разводит бедра, пододвигаясь к краю стола и вжимаясь в его пах, не беспокоясь о сухости, потому что один вид на Юнги заставляет кое-где течь. Черт, эти брюки на старшем действительно идеальны, думает он, чувствуя его возбуждение слишком отчётливо, вплоть до очертания диаметра. - Я хочу тебя. - Я тебя тоже. - И я люблю тебя. - Я. Люблю. Тебя. Юнги тихо хрипит, распрямляясь в спине и одной рукой хватая его отведенную ногу. Чимин дышит громче за двоих, пока справляется со своей застёжкой на штанах и пиджаке, наконец-то, освобождая закованное голое тело. Мин ведёт языком по раненной губе, слизывая остатки сока клубники и тянет его брюки, грубо швыряя прочь. - Не снимай, - завидев попытки Чимина освободиться от пиджака, Юнги наоборот его застегивает, вновь являя себе картину на вырез. – Я хотел тебя в нем весь вечер. Пак вспыхивает до корней волос в нетерпении от его мягких, но таких горячих поглаживаний подушечками пальцев по голым ногам. Туманит взгляд на другой руке, которой Юнги щелкает молнией у себя внизу и чуть-чуть отодвигает ненавистную тесную ткань через прорезь, чтобы вынуть член так. - Хочешь его. - Очень. - Покажи, как. Чимин тушуется, лихорадочно в сладком позыве соображая. Вспоминает об ягодах и быстренько хватает из миски самую сочную, приставив к губам под немигающим взглядом старшего, что делает медленную мастурбацию сам себе, увеличивая длину. Посасывая красный кончик лакомства, Чимин выставляет язык и вверх-вниз ведет по нему клубникой, намокающей от блестящей слюны. Мин ругается грязно себе под нос, прикасаясь членом к его животу тычком. Вспомнив еще и о сливках, Чимин, не отрывая взгляда от темных зрачков, находит позади флакон и с шумным всплеском выдавливает себе несколько капель в рот вместе с клубникой, задрав подбородок вверх. Быстро прожевав, глотает и вновь открывает губы, прося неозвученный поцелуй за такое представление. - Блять, ты меня угробишь… - следует ответ с тихим хрипом низкого голоса, - сразу без разбега. Резко с двух сторон Мин еще больше придвигает его к краю стола за бёдра, немного наклоняет назад в позиции, но подхватывает для баланса за поясницу. Чимин не успевает удержаться пальцами за что-нибудь, как его в рывке насаживают на себя. В целенаправленном толчке Юнги вгоняет свой член до основания, припечатываясь грудью к груди младшего и получает жаркий стон прямо в свои губы, пока сам со звёздочками в глазах тяжело хрипит и с болью прикрывает веки. Не за что держаться, в спешке резкой обманной боли думает Чимин, вскидывая руки и обхватывая старшего за лопатки и шею. Бедра не свести, не захлопнуть, ведь Мин их подхватывает под колени и делает еще на всю длину два ритмичных толчка с интервалом меж ягодиц. Пошлые шлепки двух тел друг о друга сотрясают Чимина по нарастающей от ног до кончиков волос, и он выгибается в пояснице, но тут же горбится обратно вперед, ощущая через живот, как член выпирает немного изнутри. Мин настоящий садист в сию секунду, потому что обещал сразу быстро, но делает колоссально медленные движения, доводя Чимина до полного отключения мозгов, ведь тот его прошибает прямиком в простату и задерживается там горячей головкой. А от этого натиска и ноги дергаются в муторной боли и удовольствии, прикрытые успокаивающим объятием, когда Юнги обнимает его за поясницу и тут же резко насаживает вновь. Младший под чужой властью просто тычется вдобавок и губами, не получая поцелуй, а только в ответ низкий стон с тихим: «Чимин-а…». Стол двигается под действиями Юнги, скрипя в ножках и столешнице, в которую вбиваются ягодицы Пака. - Обманщик, - стонет Чимин ему в ухо, не имея власти что-либо озвучить длиннее этого слова. А вот Юнги так не думает, упираясь сильнее в чужое тело, проверяя, что длины ему достаточно, и переходит к тому, чего так просят хныкающие сладкие губы. В них он и впивается следом, как и со звучными шлепками начинает трахать ритмичнее, проталкивая грубо язык и занимая им все пространство рта Чимина, что переходит в высокие непрекращающиеся стоны. - Меня кроет от твоих ног, согни сильнее, - в самые губы озвучивает столь романтично Юнги, гладит гладкую кожу сначала под коленями, затем сверху вдоль очерченных мышц, а младший улыбается и крепче прижимает бедра к его талии. Откидывается в прогибе чуть назад, вновь являя бесподобную картину себя в пиджаке, на котором Мин забывается и шумно сглатывает от вида разреза, под которым слегка виднеется левый сосок. Гребаная отметина от чужого рта все еще горит на шее, но уже бледнее, однако, Юнги ее игнорирует и «своим методом» возвращает Чимина себе. Ослабев от ласки, красоты и гибкости парня в своих руках, старший теряет бдительность и чуть-чуть подсдает в темпе, который охотно берет Чимин на себя и уже в плавной волне насаживается, скользит сам, вдобавок раскачивая стол. - Мне тебя мало, мне страшно, - уткнувшись носом в его, стонет Чимин и с болью сжимает глаза, пытаясь сквозь слипшиеся ресницы увидеть старшего перед собой. - Я рядом. – Чмокает Мин в центр губ. - Я твой. – Обеими руками держит его под ягодицы. - Я в тебе полностью. – Вновь насаживает глубоко на всю длину, получая сиплый стон и оханье. - Успокаивайся, пожалуйста. И Чимин рыдает после этих слов горячими потоками того, что пережил, сопя носом и тут же постанывая с жадностью от переполняющей любви. Приоткрывает тому губы шире и до боли из-за раны от удара, вызвав в старшем новый грудной хрип, целует его. Мажет собственный макияж теней с уголков глаз мокрыми дорожками по щекам об его лицо, смешивает парфюм с запахом и потом Юнги, но больше всего каждый хлюпающий звук под собой подразумевает, как полную отдачу своей естественной жидкости вперемешку с предэякулятом органа старшего. Это столь интимно, откровенно и красиво, на уровне родства души и тела, поэтому Чимин опадает в его руках еще сильнее и чмокает-чмокает преданно со всей любовью в губы, пока не наметятся мозоли у обоих. Растроганный Юнги окончательно теряет свое сердце перед образом юного мальчишки с персиковыми волосами, сочными губами и дрожащими прикрытыми веками, которому страшно в своем теле, страшно упасть однажды и не быть подхваченным, если Мина не будет рядом. Выходит мягко и плавно из него, пододвигая к краю стола, раскрывая пиджак от пуговиц для свободного дыхания и подхватывая на руки, олицетворяя их общие мысли о «поддержке». - Куда? – Хнычет Чимин с его груди, раскрасневшись в щеках то ли от слез, то ли от былого хорошо, что отняли на несколько минут. - Ты идешь со мной наверх, - мягко чмокает Мин его в уголок рта, выравнивается в спине с ним на руках, затем берет сливки и миску с оставшейся клубникой, водружая на раскрытый живот Чимина, - и это мы берем с собой. Держи крепко на животике. Младший содрогается от простого слова «животик», сладко растекаясь в неге быть любимым. Придерживая ценное лакомство на себе, Пак любовно смотрит из-под низу на Юнги, мечтая хоть в другой реальности когда-нибудь и при каких-нибудь невероятных обстоятельствах, меняющих физиологию его организма, забеременеть от него. - Что такое? – Завидев вновь осматривающий взгляд от Чимина, интересуется Юнги, пока аккуратно с ним поднимается по лестнице. Уж больно хорошо знает эти оценивающие глаза, после которых все переворачивается. - Думаю, - очень тихо говорит Чимин, скромно опуская голову, - как бы хотел от тебя ребёнка… Мин замирает между пролетами лестницы при повороте и в нежном онемении глядит во все глаза на Чимина. Такой миниатюрный прямо сейчас, в распахнутом пиджаке, что рукавами прикрывает его пальцы наполовину, с худыми и одновременно спортивными согнутыми в коленях ножками и маленькой складочкой на животе от позы. - Я бы очень хотел подарить частичку себя для вынашивания в моем любимом теле. – Так, что голос сипит от чувственности, почти еле произносит Юнги ему, понимая горько, как это невозможно. Он точно бы погиб, если беременность была возможна, не вмещая в сердце столько любви, увидев маленькую частичку красоты своего Чимина: возможно, миниатюрную копию его глаз и пухлых губок у малыша или малышки. - Хён, - в эмоциональном окрасе Пак выдыхает и прямо так протягивает ему клубнику с миски у себя на животе. – Ты был бы отличным папой. - Как и ты, - приняв сочность через губы, признается Юнги и продолжает движение, так как он еще тот качок, а держать парня становится немного тяжело в спине. Будто по связанной нити душ, они одновременно смотрят на свою постель их съёмного жилья. Улыбаются тоже вместе, вспоминая, как тут и ссорились, и мирились. Вещам свойственно становиться значимыми, взять, к примеру, ту саму лавочку у берега моря в Сеуле, где незаконченная надпись «упс» подразумевает их историю начала красивых юношеских чувств первой любви. И даже если они переедут вновь на новую квартиру или дом, эта постель будет волшебной былью их реальной жизни сейчас, но приятным воспоминанием потом. Юнги самым мягким движением усаживает его поверх светло-зеленых простыней, которые Чимин поменял специально с приходом лета. И теперь здесь не только свежо из-за открытого балкона на небольшую террасу второго этажа, но и от легких оттенков уюта мебели. Сейчас ночь, а оттого и таинственно прикрыт обзор на их тела, притемняя красиво тенями как Юнги перед Чимином, который стоит перед парнем, так и младшего, невесомо подбирающего ноги под себя на кровати с тарелкой клубники и сливок в руках. - Красивый, - с качанием головой от неверия картины шепчет Юнги ему, тут же присаживаясь коленями на мягкую ткань и пробираясь ладонями вперед по его. Отставив лакомство, Чимин снимает пиджак и в красивом жесте его откидывает на пушистый ковер, оставшись полностью голым, полностью открытым во всех местах. Татуировки невидимы с этих углов, однако Юнги наощупь снизу поглаживает его голень, заглядывая в глаза преданно и передавая мысль, как восхищается каждой частичкой его воплощения. В ответ Чимин ластится и придвигается вновь ближе к краю теперь кровати, закидывая плавно ноги старшему на плечи. - Покажи мне, как заполнил бы меня своим семенем, если бы мы запланировали ребёнка. Юнги-я, я только для тебя… – Не моргая, с настоящей серьезностью на лице уже взрослого человека, мягко произносит Чимин. И точно ему семнадцать в этот миг, точно он человек принимающий свое положение в их однополой любви, думает вопросительно Юнги, влажными поцелуями начиная целовать бёдра младшего, переходя от одного к другому поочередно. Привстает и поддаётся вперед, плавно опуская ноги Чимина с плеч и помещая на своей талии, а после укладывает партнера на спину. Приставив головку к чувственному покрасневшему входу, Юнги делает еще попытку вдохнуть его запах, поэтому наклоняется, берет клубнику и с поцелуем через губы делится, откусывает вместе с ним. Сок течет брызгами по нижнему пухлому кантику Чимина, и Юнги поспевает ловить капли, сладко и глубоко тут же целуясь. Он вновь поддается бедрами, но уже с лёгкостью входит в горячую внутренность через анальное отверстие, как Чимин приглушённо стонет, глотает остатки сладкого сока и тянет его на себя, чтобы вместе упасть на кровать. Это нежность, это грубость - это полное нарастание и того, и другого одновременно, как если бы Юнги грязно ругался сегодня и тут же целовал с содроганием пальцы Чимина от всех происшествий, принятых уже на свою голову и на свой член. В нежности Чимин раздвигает ноги, поглаживает грудные мышцы старшего перед собой, поддаваясь и целуя сочными чмоками соски. В грубости – жмет его ягодицы хаотичным массажем, успевая играться с отяжелевшими яичками до хрипоты в горле у Мина, кусает губы через поцелуи, дразнит хихиканьем и просит Юнги оттягивать его за волосы. - Малыш, я так быстро кончу, - запыхавшись в быстром темпе, старший утыкается в его лоб и замирает членом внутри, а следом и мир вокруг Чимина останавливается, поэтому они просто громко дышат, – ты нереальный… горячий, красивый, мой… Чимин млеет под его словами, подписываемые каждый поцелуями. И решает немножко дать им второй перерыв, поэтому выводит из себя член и предлагает Юнги поиграться со сливками. - Что ты удумал? – Хитро прищуривая глаза, Юнги замирает в позе опертыми коленями в кровать, слегка касаясь членом бедра младшего, чтобы не отстраняться от его тепла. - Давай же, - взбив флакон, Чимин с томным взглядом и открытыми губами выдавливает с пшыканьем сначала себе на грудь, затем прямую дорожку по животу и заканчивает горкой у основания возбужденного органа. – Я буду клубникой, а ты моими сливками. Острый алый язычок по влажным губам Юнги дразнит Пака еще больше выгнуться в пояснице, краснеть и завлекать к себе. Тот просто не смеет оторваться взглядом от гладкой кожи, сочетающейся вкусно со сливками. - Мой король, хватит меня рассматривать. Я стесняюсь… Пробуй уже свой дар. - Потанцуешь для меня? – Поддавшись вперед опёртыми руками, Юнги тут же нависает сверху. - Конечно. И пока Мин начинает слизывать маленькими порциями, сотрясая и опаляя парня под собой, Чимин двигается плавной змейкой, бёдрами зажав его член между. Закидывая руку куда-то над головой в мисочку с клубникой, тут же с капельками от воды кусает и сопит одновременно – вкусно, очень вкусно, когда еще и вкушают тебя вдобавок также. Вдруг внезапная мысль в его разомлевшем сознании селится тихим смешком с губ. - Что такое? – Проходя языком дорожку со сливками на животе, Юнги приподнимает подбородок и смотрит на него из-под низу. - Единственным, чем я буду беремен сегодня – клубникой, - смеется заливистым смехом он, будто колокольчиком, на всю комнату от щекотки по пупку и своей фразы. - Хё-ё-ён, мы станем родителями клубнике. - Дурашка, ты мой, - Мин тоже выдыхает со смешком через открытый рот и возвращается с поцелуем, сладко чмокая раскрасневшегося парня от шутки. – Сладкий и вкусный, - зафиксировавшись взглядом на блестящих зрачках Чимина через разрезы-полумесяцы глаз, он шепчет на английском. – Strawbaby by SUGA. (strawberry – клубника, baby – малыш) Пак дергается вновь со смехом прямо в губы Юнги, оценивая по достоинству этот комментарий так, что старшему приходится слегка похлопать его по ягодице для возвращения в их тёплую страсть. - Тише, мы еще не закончили. - Ладно-ладно, - шепчет Чимин со слезинками на уголках глаз, - не хочу, чтобы у тебя упал. - Да что ты! У меня даже от твоего смеха встает, - бубнит Юнги, не отрывая взгляд от его раздвинутых ног, возбуждаясь по новой, потому что Чимин безупречно тянет носочки, как следом икроножные мышцы неописуемо красуются собой. У того осталось немного сливок на паху, но Юнги очень хочет продолжить перерыв, ведь набухшая головка надсадно пульсирует. Чимин притихает, наблюдает с умилением за ним, выставляет руки вперёд. - Иди ко мне. - Поскачешь? – Юнги вновь мягко поглаживает свой орган сквозь кулак, приподнимая подбородок и постанывая. - Если ты посадишь, - сверкнув глазами, уже соглашается Чимин и продолжает тянуться. Кто больше разводит ноги в позе сидя друг на друге стоит присмотреться. Младший, спиной к Юнги, при каждом скачке приподнимается на носочки, загребая пальцы ног в мягкий ворс ковра. Без горячих рук одиноко, поэтому он перехватывает кисти старшего и помещает на своем животе спереди, пока Юнги мокрым лбом утыкается ему в лопатки. - Чимин-а, я люблю тебя, - казалось, что говорить ласковые слова для Юнги живительнее, чем тихо стонать и ловить спертый воздух. – Я люблю тебя так, что не вижу проблемы не иметь с тобой детей, как бы мы не хотели. Малыш, понимаешь, сейчас мы молоды – это вообще не первая необходимость, может, потом, когда-нибудь мы решим с тобой этот вопрос более деликатно и серьёзно, а пока… - Он стискивает объятия крепче, целует в мокрую спину перед собой, чувствуя, как младший вбивает его под этим углом чересчур ощутимо, - давай жить на полную, чтобы потом мы ни о чем не жалели?! В ответ лишь ласковые постанывания, успокаивающие поглаживания по тылу ладоней, как если бы Чимин просто по-другому не имел власти сейчас выражаться. Его глаза закатываются выше, ведь мечтает оказаться под открытым небом со звездами, где-нибудь на частном пляже, заниматься любовью под дождем, пока наступает следующий день с подступающим рассветом. Юнги точечно целует в разные места, пробираясь пальцами к его члену, чтобы довести до точки одновременно и себя, и его. - Ах, боже, - выдыхает Чимин, свесив голову с мокрыми волосами и хватаясь за его бедра под собой, потому что они ускоряются в последний раз. Сгусток нервов расшатан в край, когда Чимин на последних скачках просто изливается в чужой кулак и частично куда-то себе на живот, откинувшись на Юнги. И стон его не только ознаменуется собственным оргазмом, что вспышкой прошибает со всех углов, но и просто горячим извержением под собой, в себе, ведь Мин тоже кончает струйными пульсациями. - Сколько в тебе ее, - кусая губы, Чимин уже весь мокрый снизу от спермы, а Юнги все продолжает в потухании выжимать из себя последние капли, как если бы, действительно, хотел осуществить стопроцентный залет для младшего. - Прости, это было слишком ахуенно и красиво, - шепчет Мин ему в шею, целуя влажно. Скромничает и прячется за спиной Чимина. – Ты был слишком моим до невозможности. - Я бы снова прошептал «упс», потому что после такого точно бы залетел от тебя, - озвучивает шепотом с одышкой обоюдную мысль младший. Аккуратно вынув орган из-под себя при стихании, Чимин в реверансе разворачивается прямо на бедрах Юнги и припадает лбом к лбу. Успокаивающим жестом убирает ему нависшие мокрые пряди со лба назад, оставшись руками на затылке и поглаживая. - Сейчас мне больно, - шепчет с переменными глотками воздуха. Одурманенные глаза Юнги от только что фейерверка из-под себя взметаются и волнительно смотрят. - Больно? Я переборщил? Опять? Прежде, чем ответить, Чимин целует его в губы, слегка прикасаясь к полученной от удара ссадине, получая слышимый всхлип в ответ, потому что у старшего там чувствительное место на ближайшую неделю, пока не заживёт. - Немного, но эта единственная боль, которую я не боюсь. – За этими словами к его ягодицам проскальзывает гладкая ладонь и нежно поглаживает между прямо с остатками ещё теплой спермы. Чимин улыбается на расслабляющее лицо Юнги, влюбляясь в миллионный раз этот час, потому что он весь его изнутри и снаружи. – Потрогай там еще своими божественными пальцами. Мне нравится чувствовать все твое. Безумно приятно видеть зардевшиеся щеки Юнги после этого комплимента, но еще приятнее успокаиваться под его руками, собирающими остатки теплого семени и распределяющими в интимной зоне. Послевкусие от занятий любовью – невероятно так же, как и сам процесс, что делится на составляющие – сейчас это пальцы Юнги. Сочность клубники в купе со сливками крутит немного живот, ведь после ресторана они так и не поели нормально. Чимин все время вертелся со своей помощью вокруг мамы и папы, а у Юнги не было аппетита от наряда младшего. После такого секса хочется безумно есть, но никак не спать. - Хочешь чего-нибудь? – Старший немного подрагивает в бёдрах, почти закрывая глаза от небольшого остатка сил в его хорошо спортивно подготовленном теле. Да, эта тренировка с Чимином вечно забирает все, вплоть до сердца и души куда-то выше и дальше баскетбольного кольца, выше и дальше самой земли. - Покушать? - Покушать, - коротко с улыбкой кивает Юнги. – Заказывай. Чимин приставляет к губам палец, как открывает меню за столиком, гадая в выборе над изысками шеф-повара. Их обязанности не столь разграничены, ведь получается неплохо делать своевременно и вместе все сразу. Бывали перепалки, где Чимин мог наплевать на лень Юнги и сам пойти сделать что-то по дому, а бывало и так, что в яркой окраске демонстративно ничего не делал, копируя Юнги, пока тот со вздохом не вставал и не исполнял чужую прихоть драить газовую плиту в десять часов вечера в субботу. В готовке тоже самое, в большинстве своём заказывают доставку из-за недостачи времени, но иногда Юнги сам охотно вызывается покрасоваться, даже не скрывает этого, своей стряпней. Чимин тоже хвастается тому, чему нахватался в родительском доме, но его еда немного подсдает во вкусе – и Мин как-то указал это, получив тут же по заднице полотенцем и вид на профиль с надутыми губами от парня. - Вредно на ночь рамён, наверное… - решая сильно не обременять Мина, цокает сам себе язычком Чимин и глотает слюну. Тут еще и живот урчит от представления аппетитной лапши с вареным яйцом и зеленым луком, что растет на подоконнике у Пака, как еще одно мини-хобби, подкинутое мамой. - Видишь, сколько сил уходит на секс с тобой. - Выдав вздох огорчения на эту реакцию своего организма, Чимин прикусывает кончик языка изнутри, пока Юнги тут же с заботой поглаживает его кожу у пупка. Блин, ну тут младшего полностью можно теперь собирать по кусочкам, ведь он распадается от одной только мысли увидеть в Юнги родителя, видеть его заботливые и нежные пальцы на этом месте. И кое-какая мысль так и закрадывается в хитрую красивую головку младшего, что прикусывает губу и с трепетом наблюдает за ласками на себе. - Думаешь, я позволю такому красивому животику остаться голодным? - Всё, не говори больше такого, - ноет Чимин, немножко отстраняясь, иначе его сердце не выдержит. Юнги хохочет от умиления, помогая перепачканному, выжатому и насладившемуся до краёв парню встать с себя. - Иди в душ, а я пока сварю рамён. Пойдём на террасу проветримся потом. Повеселев в лице, Чимин из-под его указки и из-под его рук, весь удовлетворённый до нельзя и свободный, порхает в соседнюю комнату с душем. Диета идет сегодня подальше, как и весь этот круговорот неспокойного вечера, решает он. В теплом спортивном костюме из плюшевой ткани младший присоединяется на открытый воздух второго этажа, забираясь сразу с ногами на стул с мягкими подушками рядом с Юнги. Тот расставляет глубокие тарелочки для бульона, а саму лапшу оставляет в кастрюльке, чтобы прямо палочками брать оттуда сколько нужно. В молчании Чимин наблюдает, теребя рукава кофты и улыбается моменту, когда Юнги никуда не нужно спешить, а делать просто обычную вещь и быть самым близким на свете. Придвинув столик ближе к стульям, Мин садится и первый черпает небольшую порцию себе, а потом Чимину. А там за невысокой оградой красивый склон, скорее даже гора, темнеющая лишь отчасти из-за отбликов фонарей улицы. Где-то слышны голоса таких же неспящих молодых людей, гуляющих по району, где-то в другом конце зашумела стайка птиц и тут же стихла в кронах деревьев. - Почему ты заговорил о детях? – Спустя несколько минут поедания очень вкусной наваристой лапши, Юнги откидывается на спинку и продолжает есть с такого положения. Чимин медленно проглатывает надкусанную курицу и запивает бульоном прежде, чем вскинуть взгляд на старшего на соседнем стуле. - Мама спрашивала, что будет, если мы захотим детей, - шёпотом, чтобы не нарушать атмосферу ночи, проговаривает Пак. - Ты простишь мне это? – Доев последние кусочки, Юнги ставит свою тарелку на стол и поворачивается корпусом к парню, чтобы наблюдать за его трапезой. Он очень любит смотреть, как Чимин ест. В основном тот мажется постоянно мимо рта, как и садится мимо стульев, но от этого картинка еще слаще. - Что именно? - Что я не в состоянии осчастливить тебя по этому вопросу? Чимин замирает, медленно пережевывая и смотря во все глаза в ответ. Простить за что? За то, что они оба парни, которым не суждено заиметь детей естественным способом? И кто такой Чимин, чтобы гневаться и обижаться на это за Юнги, если тот даже не виноват в своей природе? - Глупости, - выдыхает младший, немного наклоняясь в его сторону, чтобы быть ближе всем телом, - любимый мой Юнги, ты меня делаешь настолько счастливым, любимым и желанным, что я вообще не имею права осуждать тебя в этом вопросе. Ведь я виноват тоже в равной степени, как и ты, если не могу ни под каким шансом этой жизни, что дана, выносить тебе ребёнка. Но я все равно люблю эту жизнь, каждую ее составляющую. Люблю себя таким, какой есть, люблю тебя таким, какой ты есть. Люблю нас больше всего на свете – и люблю, очень люблю, фантазию о нашем ребенке. Многие люди живут фантазиями, так их и не исполнив, потому что есть такие же преграды, но хуже их жизнь стать не может, потому что мы сами вершим свою судьбу. Юнги заслушивается, держа руки скрещёнными на груди, наблюдает меняющиеся эмоции парня перед собой и трепещет, как листики на небольшом кусте, что растёт здесь для декора. - Детка, я влюбился, - неиронично, а вновь от переполняющих чувств признается тихо Юнги с выдохом, - опять и прямо сейчас только в тебя. Чимин улыбается круглыми щёчками, сверкая уставшими, но удовлетворёнными глазами, и быстренько выискивает в остатке тарелки длинную макаронину. - Так романтично, что я должен это повторить. – Взволнованно выдыхает он, взяв в рот один конец, а другой протягивая между палочек Юнги. Мин усмехается и тут же соображает, что это значит, поддавшись вперёд на очередную игру. Приняв другой конец длиной лапши, смотря Чимину в глаза напротив, возгорается от озорства. Как важно порой быть на одной волне, даже если мир сейчас засыпает, а вы и не торопитесь, потому что живы и влюблены настолько, что не уснуть. Их ужины, обеды, завтраки, перекусы вошли тоже в совместную привычку, как и готовка, за которой, оказывается, приятно забываться. Например, если вскользь целоваться, пока помешиваешь соус в маленьком сотейнике у плиты, или мнешь по ягодице, мимо проходя, пока кто-то режет овощи, или окольцовываешь сзади талии и целуешь в ухо, наслаждаясь ароматом заваривающегося чая и любимых духов в миллиметре от носа. Во все можно включить любовь, если знаешь как. Чимин и Юнги знают, прямо сейчас минуту назад чуть ли не с палочек друг другу передавали кусочки вкусной еды на пробу. И уже не замечают, как работают сообща в обычных бытовых вещах, и даже в обоюдных ссорах, находя причину любить. Взрослеют. Взрослеют друг с другом. Слегка посасывая с двух сторон макаронину, они приближаются лицами со смущенными улыбками и мягко утыкаются губами. Чимин надкусывает передними зубками и разрывает их минутную цепь между губами, сладко выдыхая в мокрые губы Юнги. Взяв закрытыми глазами из пальцев Чимина тарелку, старший сам куда-то ставит слева от себя и тут же обеими ладонями обхватывает его щеки и чмокает поцелуем чувственнее, достойным аккомпанемента из его личной музыки. Но сейчас настолько тихо, как задержанное дыхание, которое делают они и весь мир вокруг, чтобы ненадолго, на несколько секунд, удержаться в эйфории любви, обоюдного соглашения любить себя такими, какие есть – любить свою «связь».

***

Прощаться безумно тяжело, а ехать в неизвестность, даже если намечен небольшой план, который идет уже по маслу, еще тяжелее. Прощаться с любимыми родителями, какими бы не были с ними отношения в этот период подросткового возраста оказалось тяжко чувственному сердцу Чимина. Он жмется в объятия матери, целуя ее в щеку и запоминая лёгкий аромат ванили в волосах, что не менялся с детства – и он уже как нечто составляющее его ежедневного напоминания, как пахнет родительский уют. После инцидента в ресторане отец Чимина самолично приехал к ним на выходных, чтобы не только помочь с вещами и юридическими составляющими их молодой пока неопытной жизни, но принести с собой новость. Кропотливо обговоренную новость с мамой Пака по десять раз вокруг да около, взвесив все за и против. Сколько было благодарности в своем отце Чимин никогда не ведал, но этот человек является авторитетом с самого детства, не переставая не падать в глазах сына, даже если были конфликты. И то, как отец отблагодарил Юнги за открытое признание, великолепную игру на фортепиано в благодарность за приглашение быть там на празднике, а после и спасение Чимина от открытого насилия, заслуживает поклона перед старшим Паком. Сдерживая свое слово они с мамой дали ребятам возможность быть вместе при той квартире в Сеуле, что у них имелась сейчас, как под съемное жилье. В одном мнении Юнги и отец Чимина сошлись просто единогласно – съем квартиры будет продолжаться за деньги, тут даже Мин не собирался спорить, чтобы жить бесплатно, пусть и в квартире родителей своего парня, он не станет. А условие – жить там, пока ребята будут продолжать подрабатывать, но платить сумму немного меньше отцу до времени, когда полностью не встанут на ноги и не накопят на свое настоящее полноценное жилье. Да и беспокойное сердце матери будет здесь в Пусане меньше тревожиться, зная она, что ребята будут заботиться об их квартире. Всё-таки, знакомым людям гораздо проще доверять, чем незнакомым. Чимин чуть не прыгал до потолка, узнав, как им с Юнги разрешили там жить. Даже вещи не придется забирать из старой комнаты, что пока была заперта для других жильцов. И, отправляясь в новую жизнь старого города, где все друзья, где море воспоминаний, они отбыли в вечер воскресенья с несколькими коробками и сумками в багажнике. Пока Юнги устраивался за рулем, ища комфортное положение ног, Чимин вновь принялся на пост неспящего всю дорогу. Приготовил разной еды, чтобы вовремя подкидывать прямо в рот своему водителю, накачал их любимые песни, что слушали в последнее время, и просто надеялся, что собой будет отвлекать Юнги, чтобы тот не устал. Ехать недолго, всего три часа, но даже эти расстояния Чимин хочет выдерживать максимально приближенно к Юнги. Теперь они едут совместно, совсем как замужняя пара. Никто на этот раз из них не прощался слезно, умоляя приехать скорее, потому что сейчас они возвращаются в Сеул вместе, как и хотели с первого дня их отношений быть везде. А Чимин предаётся воспоминаниям, когда заиграла та самая песня, когда они танцевали с Юнги у него дома. Все еще самый лучший день, где сердце приняло любовь окончательно и бесповоротно. Поглядывая на младшего, Мин ловит его эмоции и атмосферу, притаив в сердце ликование, что везет свое сокровище с собой. Ещё бы одну жертву даже Мин Юнги не пережил бы на своем пути, даже если любит быть твёрдым камнем. И, отыскав своей ладонью на коленке Чимина его пальцы, скрестил меж своими. Они пара, которая едет в свою взрослую жизнь.

Спустя три месяца

Чимин быстро стягивает с себя обтягивающую водолазку, намокшую от пота, затем просторные брюки в тон. Его униформа для танцев идеально подстраивается под пластичное тело, но, когда под конец тренировки уже невмоготу и жаждешь только нырнуть под душ – даже идеальная ткань чешет везде. Параллельно клацая в мобильнике в ответе на сообщение Тэхена, он улыбается сам себе от перспективы вечера. Учеба в университете бьет ключом, как и сам парень бьёт почти ежедневно любимые движения о пол танцевального класса. Разница с предыдущими обучениями вообще не идет ни в какие ворота, потому что здесь ему дают волю быть собой, не завися вообще ни от кого. И он сразу рвется в соло, даже не держится и тридцати минут в общей группе, прося у тренера еще найти ему дополнительные часы для него одного. Настырность юноши поощряют, как учителя на уроках, так и тренера, что меняются в зависимости от вида танцев, которым обучают. Чимин пробует все, трепеща и наслаждаясь «своей» атмосферой день ото дня. Мотивация не только для себя, а для всех, кто верит в него и в его мастерство, что растет по нарастающей: мама, папа, бабушка, дедушка, Тэхен, Чонгук, Хосок… и Юнги. Чимин тлеет в сердце Мин Юнги не в последнюю очередь, а выделяет его из всех, как текстовыделителем в черно-белом конспекте своих тяжёлых тетрадок. Много важного – но что-то чуточку важнее, точнее кто-то. И друзья, что занимают отдельную нишу в его сердце, которое дробится для каждого на отдельное, потому что каждый достоин его внимания в равной степени, зовут погулять после тренировки. Учёба учёбой, тренировки тренировками, а развлекаться тоже необходимо. В Сеуле Чимин пока не подрабатывает, позволив деликатно Юнги, что настоял сам, взять на себя пока эту заботу. Но в скорейшем времени и прошедшей адаптации Чимин намерен вновь найти хотя бы на полставки где-нибудь себе местечко подзаработать. К слову, Юнги полноценно врастает в продюсерскую суматоху той компании, что дала ему зелёный свет, как молодому студенту, что стремится к своей мечте. Делить подработку с учёбой, практиками - тяжело, но разве Юнги когда-нибудь хныкал? Если только Сокджину после нескольких рюмок соджу в их привычном мальчишнике на двоих, как делают идеальные братья. И то плакался на тему Чимина, улюлюкая Джину свою сильную любовь и привязанность. Юнги слаб только перед младшим, но точно не перед работой, что и слез то не увидит, потому что не одухотворена. Хотя Юнги поспорит: все его уже небольшие продвижения в музыке, одна песня, что еще на этапе разработки – живы и красивы так же, как и его чувства. А тут уже и работой такое язык не поворачивается назвать. В общем, оба заняты студенческой порой, не подозревая, что она может быть очень даже классной. А когда еще и совместные ночи в отдельной квартире после кип домашнего задания наклевываются, то это прямо, как десерт - награда за еду. Ответив, что выходит через десять минут, Чимин юркает в душ и быстро смывает пот только с тела, оставив мытье волос на вечер дома. Их просто потом причёсывает по подбору, наслаждаясь новым цветом. Он вновь вернул блонд, как-то услышав от Юнги комплимент в его сторону. Чимин любит расспрашивать старшего, что бы тот хотел видеть нового в нем. Дальше разговоров про открытые наряды ног и рук никогда у Юнги не заходили, потому что он провоцировал этим Чимина тут же на себя набрасываться и вообще оставаться без одежды. Но были и случаи, когда Юнги через клацанье по ноутбуку, почти не задумываясь, говорил, что бы Чимину пошло в смене имиджа. Вот и золотые пряди, как пшеница, плод такого разговора, когда Чимин выбил из своего парня, что бы тот хотел «новенького» в нем. Говорить то, что Юнги на следующий день, когда его забирал с занятий и отвозил в салон в непонимании зачем, почти не стоит. А вот его реакция на выход Чимина с уложенными новым цветом волосами прямиком оттуда – достойна внимания. Нельзя забывать дышать, особенно, если тебе жарко, но вот Юнги забыл просто от просмотра на эту личную модель, пока тот беззаботно вспорхнул на сиденье автомобиля. - Мочить нельзя пару дней, чтобы цвет закрепился, поэтому занятия сексом в душе пока отменяем, - как вспышка зажигалки тут же летел ответ от младшего, и пухлые поджимающиеся губы в усмешке, не успевшие выдохнуть, уже были сжаты поцелуем от притянувшего к себе Юнги. - Кровать никто не отменял, - шептал следом Мин, вдыхая вкусные запахи всех тех средств, что вылили на волосы парню в салоне. – Может, тоже вернуть мятный? И Чимин воспламенялся в поцелуе еще больше от таких вопросов и воспоминаний мятного экстази. Неизменная компания, будто они вновь на задних партах трещат о своем, едет в такси в местный бар недалеко от университета. Чимин, как бывший президент класса, блюдёт за друзьями по старой привычке, но после нескольких рюмок алкоголя расслабляется и вспоминает, что они уже не просто так-то неконтролируемые сопляки. Хосок почти не поменялся, а вот его талант в танцах спорил даже с талантом Чимина, потому что он стал настоящим профессионалом, насколько позволяли навыки. Он учился в обычном университете, а вот любимому делу уделил в подборе танцевального класса особое внимание, попав к очень популярному и талантливому учителю, что выпускал ребят почти что уже готовых айдолов. Чонгук неизменной дорожкой пошагал по спортивной тропе, ведя Тэхена за ручку за собой, что совмещал учебу в том же университете, что и Чон. Они единственные условились не расставаться даже в учебе, даже если один чуть меньше хотел быть там. Не говоря никому, а лишь между собой, когда единение душ тоже происходит на высшем уровне, Чонгук уговаривает Кима заняться тем, что требует его сердце, а он его поддержит. Тэ советовался много с Чимином, как ему быть, как бы тот поступил. Но младший тот еще советник, на собственном примере показав, что тоже летит следом за тем, кто его ведет. И в скором времени Тэхен успокоился, просто взяв несколько курсов одновременно по культуроведению, пробует себя в прозе и даже в танцах, но в душе таит азарт от спортивной карьеры, где бы смог стать профессиональным гольфистом. Музыка в баре приятной дрожью ползет по молодым телам, чьи хозяева не замолкают ни на минуту. Воздух режет смех так же, как руки в подъеме тостов. Истинные любители таких посиделок, конечно же, Чимин и Хосок, поэтому от них энергии столько, хоть подпитывай электростанцию. И в какой такой момент бар сменился тату и пирсинг-салоном ни один из подвыпивших, красных и смеющихся, даже от вида пальца, парней сказать не может… веселый вечер намечается, упс.

***

Юнги сонно зевает, сполоснувшись после работы и мягко топая к дивану. Упав так, будто притяжение существует только к этому объекту мебели, парень с пачкой снеков смотрит фильм и ожидает Чимина с гулянки. Его тоже звали, но в какой такой миг случилось, что работу старший выбрал в приоритете – непонятно. Но даже та мысль, что и Чимину можно дать отдохнуть, оказалась более весомой. Как раз думая о младшем, будто и так не думает каждую минуту, Юнги наблюдает на экране за какой-то слезливой мелодрамой, ставя Чимина и себя на их место. Да, с них бы тоже неплохо писать такое, что сердце разорвётся, но Юнги тут же хмурится в лице и просит судьбу так не шутить, потому что зареклись друг другу сердца не разбивать. Сколько бы предвестников не было – все пережили, но они еще совсем мало обошли преград на своём пути, поэтому лучше держаться тихо вместе. И, будто в подтверждение своим мыслям, Юнги слышит звонок в дверь, тут же встав и направившись встречать свою причину разлома и любви одновременно в сердце. - Привет, Юнги. Прекрасно выглядишь. Вот, принимай, - тут же с порога, скинув со своего плеча руку Чимина, Хосок водружает на ошалевшего с их вида Юнги. Все четверо в полную зюзю, еле стоят на ногах, да ещё и лыбятся, как дурачки в комнате кривых зеркал на свои косые лица. - Вы где были? На алкозаводе или в баре? Что вы сделали с Чимином? – В шоке осматривает их Мин, придерживая Пака, что безвольно тут же утыкается ему в грудь и постанывает со смешками, потому что слышит любимое ворчание. Если парни свидетели этому образу Юнги только сейчас, то Чимин почти на постоянку, двадцать четыре на семь, любуется своим ворчуном, что в обиде запрется в молчании или свалит в продюсерский уголок квартиры. - Не хочешь знать, что это он нас споил, жужжа весь вечер с Хосоком на пару и подливая в стопки? – Икает Чонгук, опадая также на Тэхена рядом, но взгляд трезвее, чем у Кима. - Че опять я? – Хосок мечет тут же словом в его сторону, припав рукой к двери в квартиру. – Чимин самый трезвый был, а потом слился по щелчку, стоило градус понизить. - Кто ж так делает, знатоки? – Шикает Юнги им через открытую дверь на лестничную площадку. – И куда мне теперь такой парень, что на ногах не стоит? Я же на тебя его оставил, Тэхен! - Чимин, в полном порядке, - показав знак «окей», Ким расплывается в лыбе, качнувшись и чуть не выронив из объятий сбоку Чонгука. – Сам сейчас и спасибо скажешь за его горячий вид. - Моя любовь, - стонет следом Чимин, услыхав, как речь идет о нем. Тянется носом в подбородок старшего, ища косым взглядом любимый черный омут зрачков, - мои друзья не виноваты, просто я люблю отрываться так, чтобы «пух», - он пыхает через надутые губы, руками показывая этот минивзырв «пух», вновь повисая на Юнги. - А это что?! – Мин игнорирует пока младшего, оставив разговор за закрытой дверью позже, указывая на бровь Чонгука. – Ты когда ее проколол? - Сегодня, - тупо следует ответ со стороны Чона, а затем на всю лестничную площадку раздаётся смех Хосока. - Ой, Юнги, это только цветочки, что на Чонгуке. Совсем пропал, канув в голубое море от этих двоих. – Тычет Хосок пальцем сначала на Тэхена, потом на безвольного Чимина, что хихикает на плече Юнги, следом получив смачное сжатие ягодицы от старшего в знак усмирения. - Ты тоже что ли? – Юнги впивается взглядом в Тэхена, ища на его лице признаки металла. - Слишком интимное, чтобы всем показывать, - высунув язык ему, Тэ блещет заветным пирсингом и тут же щека к щеке с Чонгуком заливается смехом, от которого точно сейчас соседи откроют двери с дробовиками и их повыгоняют нафиг отсюда. - И ты? – В шоке перемещает взгляд Мин на Хосока? – Вы где были, ничего не понимаю?! Еще скажите, что в стрипуху какую-нибудь завалились? Чимин опять то ли фыркает, то ли смеется, глубже утыкаясь носом в подбородок Юнги. - Ты что, нет, конечно! – Отмерев и утерев слезы от смеха, Чон хватается в сердцах. – Я лишь зритель вашего гарема уже почти три года. Так… чисто поржать и мимо прохожу. - Я щас тебе врежу, - рыкает Чонгук, еле переставь смеяться, - зритель он. Кто сам интересовался жизнью юнминов, щелкая их на свой фотик везде, где захочется? - Как вы нас назвали? – Юнги, как ведущий на передаче «Кто? Где? Когда?» - задает вопросы, ожидая ответы от галдящих со всех сторон пьяных парней. - Любимый, - шепчет Чимин с плеча, призвав Юнги тут же посмотреть себе в глаза, пока друзья принялись за потасовку между собой. - Что? - Я тоже сделал пирсинг… - как напакостивший ребенок, признается скромно Чимин. Юнги тяжелеет, каменеет в теле, хмуря брови и тут же осматривая все лицо перед собой досконально. Уши проверил трижды, открыл пальцами пухлые губы, требуя высунуть язык, отдёрнул кончик носа Чимина вверх, ища септум. Ничего. - Где? Чимин-а, лучше не играй со мной… - шипит, рычит почти Юнги, продолжая сверлить его взглядом, а Чимин только осоловелыми глазками хлопает, да улыбается потаённой улыбкой. Не дождавшись ответа, Юнги начинает закипать от шума, поэтому выпроваживает друзей просыхать и высыпаться домой, а уже завтра наведаться к ним всем и нормально пообщаться. Здесь сегодня только спиртовые ингаляции можно проводить, а не дискутировать. Прощаясь шумно и громко, желая Чимину выжить после допроса, Тэхен в обнимку с талией Чонгука рядом, и Хосок, считающий ступеньки почти носом, удалились восвояси сеульских домов. Прикрыв спокойно дверь ладонью, Юнги оборачивается к Чимину, что припал к стене спиной. Учуяв зловещую тишину со стороны старшего, он оборачивается и подрагивает непроизвольно коленями. Накал. Юнги сейчас будет накаляться, если не остудить. - Я не буду устраивать концерты, - спокойно, что Чимин даже моргает в неверии, начинает Мин, - потому, что сам разрешил тебе оторваться. Просто скажи, что ты не сделал ничего, за что потом будет стыдно? Иначе не я тебя достану сейчас, а ты сам себя изъешь и меня вдобавок, Пак Чимин. Я знаю тебя, как облупленного в любом виде – в одежде или голым. Съехав немного по стене, Чимин выдыхает от тихой осмысленной речи и быстро поддается в его сторону, тут же обхватывая руками его шею и затылок. Сейчас младший видит просто бесконечность в его глазах. Бесконечность любви, которую Юнги не выплакивает за их отношения, как Чимин, а уже несколько месяцев выливает в свою музыку. - Юнги-я, как мне может быть стыдно то, что я делаю для тебя одного? Все во мне – от тебя, для тебя, твое. Мин утыкается носом в его, вдыхая смешанный легкий аромат терпкости алкоголя, но основная нота принадлежит естественному запаху Чимина. - Поехали прямо сейчас на «наше место»? – Шепчет Пак, прижимаясь пупком в живот Юнги и слегка потираясь. Не раскрывает все карты, вновь играясь и трепеща одновременно перед ослепленным, как котенок, Юнги. – Мне нужен свежий воздух…

***

Излюбленное место, как пристанище двум подросткам, что тоже однажды сбежали с вечеринки, скрывая свои первые скрещенные в цепкий замок руки меж штор, вновь встречает на берегу моря ранним утром. Юнги ловит дежавю, идя неспешно, зачерпывая в шлепки холодный песок, в сторону «их» скамьи. Чимин цепляет ласково пальцами его пальцы, покачивая немного, как маятник вдоль их бедер. Улыбается открывшемуся виду, мечтая сейчас улететь к горизонту и притронуться к краю, что делит море и небо. Присаживаются плотно друг к другу, не расцепляя ладони. Вскинув их перед собой, Чимин на фоне горизонта начинает оглаживать длинные пальцы Юнги, играясь и рисуя невидимые узоры ласки. Меж фаланг блестит восходящее солнце, а тоненькое золотое колечко, что подарил младший Юнги в ответ на своё, блестит в грани бесконечности. Мин мягко улыбается уголком губ, любуясь единственным украшением на своем пальце, с болью выдыхая, потому что грудь сжимает приятно. Момент покрасневшего Чимина, когда он трясущимися руками вдевал свой подарок в один из вечеров, хочется запечатлеть фотографией, приклеить в сознании на красивый скотч, которых много у Чимина, прямо по центру воображаемой доски «важное». - Вернулись к тому, с чего начали, - трепетно шепчет Юнги, тоже начиная играться с его пальцами. Искорки, как от разряда тока, все также колют кончики. - Говоришь, как старик, - шутит Чимин, тут же прячась носом в его плечо, боясь увидеть грозный взгляд. Следом быстро добавляет со жмуренными веками, чтобы не дать почту для ворчания. – Я люблю тебя! Капитуляция Юнги тут же на лицо, потому что он только выдыхает и цокает, нежно поднимая через минуту подбородок Чимина напротив своего лица. - Тебе нравится то, что сейчас? Ни о чем не жалеешь? И не разбил ли я тебе сердце, как и обещал не делать этого прямо здесь когда-то? - Очень, - придвинувшись ближе к губам, произносит Чимин на первый вопрос, - никогда не пожалею, - почти касаясь приоткрытого рта Мина, дает ответ на второй вопрос, вспоминая день, когда сел к нему за парту. Наклоняя голову для удобства, Чимин прикрывает отяжелевшие веки, последний раз ловя блеснувшие зрачки напротив, и целует трепетно Юнги с последним ответом, - взял, собрал и сохранил навсегда… ты. Аккуратнее разворачиваясь к младшему, Мин тянет Чимина на себя и усаживает на колени. Пак тут же, не разрывая контакт губ, сначала надевает капюшон на голову и тянет, чтобы прикрыть их лица, а затем помещает руки на плечи старшего. Слегка задрав голову под тканью, что ограждает от любопытных, если нагрянут вдруг на пляж, Юнги ловит каждое движение неторопливых сочных губ в жаре. Обожает их упругость натянутой тонкой кожи и мягкость в уголках губ, где кроется улыбка у любящего жизнь Чимина. И тот прямо сейчас улыбается, ведя по изгибу рта Юнги и углубляясь в чувственном толчке верхом на нем. Сбагривая футболку и спортивную кофту на талии Пака, Мин постанывает, так как все чувствует в сию секунду вновь. - Где ты сделал пирсинг, Чимин-и? – Через минуту долгого поцелуя, от которого воздуха мало, даже если они на природе, интересуется Юнги. Усмехнувшись с милой ямочкой, Пак наклоняется назад в пояснице, продолжая сидеть на его бедрах. - На том месте, где ты целовал меня, как если бы я носил твоего ребёнка, - тише самой бесшумной травинки, с дрожью выдыхает Чимин, задирая аккуратно кофту с футболкой до середины живота. Маленький белый камушек блестит тут же для Юнги на красивом пупке. Косые линии впалого живота с видимым очертанием пресса после нескольких месяцев тренировок не теряют своей плавности и утончённости, потому что Чимин никогда не утратит своей натуральной красоты тела – лишь только улучшит, как этим пирсингом. Юнги в молчании еле отводит глаза от безупречного зрелища, понимая, что Чимин помечает все, к чему прикасается он поцелуем. - Упс, - сквозь выпирающие слегка вперед губы произносит младший ему, скосив взглядом на самолично выскобленную камнем надпись на скамье. Затем возвращается глазами на любимое лицо, видя, как Мин светлеет в эмоции самой красивой улыбкой, которую солнце целует прямо сейчас сбоку. И Чимин улыбается в ответ так искренне, что сердце летит выше и выше самых высоких зданий, дальше линии горизонта и глубже в ощущаемых чувствах самого бездонного океана. Уроки не заканчиваются никогда, пока мы открыты всему новому и невероятному на своем пути, держа сердце навечно молодым и влюблённым… Young forever…