The Wolf.

- Мама, почему отец так долго не возвращается? – Маленький мальчик подошел к широкому письменному столу, где невысокая, худая женщина мастерила заплатку на старой детской шапочке. Ее руки на мгновение вздрогнули, а губы сомкнулись в тонкую линию, едва ли не становящуюся белой. Женщина молча прикрыла глаза, словно и вовсе забыла русскую речь. Ее ровный размеренный вздох отозвался эхом в пустой, запыленной гостиной. - Мам? – Маленькая рука шестилетнего паренька легла на бедро, сминая сиреневый махровый халат, - Мама? - Да что ты заладил, - Из рук женщины выпала иголка, аккуратная шапочка полетела на пол. Она с нескрываемым раздражением окинула взглядом свое чадо, прежде чем язвительно выплюнуть свой ответ, - Сколько раз я повторяла. Не лезь ко мне, когда я работаю, Рома. - Но… - Грустные глаза ребенка блеснули в сумраке, словно еще раз пытаясь завести эту тему, но… губы все-таки не шелохнулись, оставляя все попытки Ромы узнать что-то об отце. -Прости, Мама, - Тихо прошептал малыш, поднимая с пола упавшую вещь, - Пойду погуляю во дворе. Женщина вздохнула, даже не смотря на своего ребенка, и снова принялась что-то старательно зашивать. __ Крупные хлопья белого снега падали на заснеженную землю. Рома сидел возле покосившегося забора собственного дома на небольшом пенечке и наблюдал, как с серого, неприятно-пугающего неба медленно спадали белоснежные пушинки. В маленькой ладошке он сжимал деревянную лошадку, что когда-то смастерил ему отец. Медленно, неуверенно и почти без особого энтузиазма, он водил рукой по шероховатой поверхности пенька, имитируя вялый галоп. Вторая же его ручка подпирала круглое личико шестилетнего. Скучающе, грустно, одиноко. Именно так чувствовал себя всеми забытый мальчишка его возраста. Хотелось убежать. Густые брови брюнета нахмурились, и он, с нахлынувшими слезами, в сердцах отшвырнул лошадку в соседний сугроб. Злость, обида, непонимание. Львиное чувство собственной никчемности, ненужности… Он сопроводил игрушку недовольным взглядом, словно только что ударил своего самого ненавистного врага – Лёньку Смирнова из первого «Б» класса, словно в этом его броске он скинул почти все то дерьмо, что накопилось на душе за его долгие шесть с половиной лет жизни. Словно… Темные, злые глаза ребенка расширились, будто осознавая, что именно он только что сделал. Они наполнились горючими, огромными слезинками, будто получая сиюминутное наказание за такой опрометчивый поступок. Он резко вскочил с пенька, бросившись в сторону сугроба, где покоилась его старая коняшка, так злостно и небрежно отвергнутая другом. - Нет… - Мальчик упал на колени, раскапывая свежий, рассыпчатый, словно песочное тесто, снег. Он шарился маленькими ручонками везде – в самом сугробе, рядом, и даже подальше - тоже. Где она? Где же? Нет, пожалуйста! Только не она…Только…Фух. Маленькие ладошки нащупывают в снегу свою добрую подругу, выдёргивая ее из снежного покрова. - Прости…- Неуверенно шепчет Ромка, прижимая деревянный кусочек к груди, словно драгоценное сокровище. Сокровище, которое принадлежит только ему. - Тебе нравятся лошадки? – Сзади послышался тонкий, приятный голос, и Ромка вздрогнул, резко оборачиваясь. Он поднялся с колен и удивленно уставился на незваную гостью. Странная какая-то. Шубка, как у самой обычной девочки, сапожки, рукавички…Но…Почему она так странно выглядит? В карнавальной маске…Лисы? - Ты кто? – Рома удивленно приподнял брови и слабо улыбнулся. Он не испугался. Ни капельки. Девчонка вызвала в нем лишь опасный интерес, не более, - Я тебя раньше тут не видел. - Глупенький, - Захихикала Лиса, слегка щуря свои зеленые глазки, - Лисы не живут среди людей. - Но ты же не лиса…а девочка в маске, - Недовольно буркнул Ромка, на что странная девочка лишь расхохоталась, удерживая свой живот, словно он вот-вот разорвется в каком-то приступе. - Хочешь, я как-нибудь покажу тебе свой дом? – Улыбнулась девочка и прищурилась, - Там много конфет и игрушек. Не только деревянных. - Мне не нужно, - Недовольно проговорил Ромка, оглядываясь назад, на окна своего дома. Там внутри мама снова забыла о его существовании… - Держи, - Девочка улыбалась. Она протянула ему горстку конфет, словно для нее это было обычным делом – угощать таких оборванцев, как Рома Пятифан. Конфеты были самые разные: «Яга», «Турбо»…Даже резиновая тянучка «Дядя Степа» была, которую так любил Ромка. - Ого, - Восхищенно протянул брюнет, прислоняя варежку к губам, - Откуда столько? Ты что…богатая? - Нет, - Хитро пожала плечами Лиса и прошептала, словно ведая ему какую-то глубокую тайну, - Там, откуда я пришла, таких полные сугробы. - Брешешь, - Отмахнулся ребенок, но в его глазах уже успел промелькнуть огонек интереса. - Ха-ха-ха…Меня зовут Алиса, - Улыбнулась девочка, вкладывая конфеты в руку мальчика, - Это подарок, Ромочка. - От…откуда ты знаешь мое имя? – Шокировано уставился на нее Пятифан, делая небольшой шажок назад, к забору. - Я все о тебе знаю, сладкий, - Протянула Лиса, кладя ему руки на плечи и слегка склоняясь, - А еще я могу научить тебя волшебству, хочешь? Станешь самым сильным. Самым ловким, самым могучим! Рома неуверенно нахмурился, вновь оборачиваясь на окна. Словно надеясь, что вот сейчас выйдет на крыльцо мама и прогонит эту врунишку…Но мама все не выходила. Рома неуверенно переместился с одной ножки на другую, словно что-то обдумывая. Стать волшебником…Интересно…Он сможет тогда сделать маму счастливой? Сможет ли найти отца и вернуть его? Сможет ли сделать так, чтобы они больше ни в чем не нуждались и… - Идем? – Лиса протянула свою тонкую красивую ручку в расшитой синими нитками рукавичке, и улыбнулась, - Обещаю, что к вечеру ты вернешься домой. Рома знал, что не вернется. Несмотря на свой возраст, он уже давно повзрослел. И все эти обманы, хитрости…нужно было оставить для совсем соплячных сопляков. Он молча смотрел на девочку-лису и лицо его не отражало никаких эмоций. Стой. Он медленно обернулся в самый последний раз на окна родительского дома, где тускло горел огарок свечи. Не ходи. Его глаза на миг стали печальными, словно выбора у него и не было совсем. Остановись, Рома. Слабая, словно прощающаяся улыбка, скользнула по пухлым щекам мальчишки, когда он вновь обернулся к Лисе. - Показывай свои сугробы с конфетами, - Тихо проговорил мальчик, уходя вслед за лисой, в темноту вечернего леса. Резко распахнув глаза, Рома ощущает, как сильно ему сдавило грудную клетку. Сон? Воспоминания? Что это, черт возьми, было такое? Почему он этого не помнит? Алиса…Неужели его воспаленный мозг настолько устал от всего того, что происходит, что выдаёт ему такие кошмары в сновидениях? Рука ужасно затекла. Несмотря на то, что он уже проснулся, в области левой груди, немного латеральнее, к плечу, ощущалось тягучее чувство сдавления. Рома сонно повел головой, переводя взгляд на источник неприятной скованности и обомлел. Тоха? Голова друга лежала на предплечье Пятифана, разбрасывая свои белоснежные локоны везде, где только можно. Его левая рука свисала с дивана. Одна его лыжная палка, нога, покоилась на дальнем подлокотнике дивана, а вторая была нагло закинута на брюнета, словно на подушку, предмет интерьера. Рома нахмурился и сдвинул острые брови к переносице. Сонный Тоха выглядел мило, но это уже переходило все границы дозволенного. Он ж не педик какой, чтобы позволять блондину такое гейство. - А ну, отвали, пидор, - Затекшая нога вытянулась и резким движение свалила Антона на пол. Тот со звонким грохотом рухнул на бревенчатый пол. На мгновение смущение Ромки сменилось на блаженное ликование, но на смену ему пришла еще более странная эмоция – удивление. Тоха так и не проснулся. __ Он любил приходить сюда. В этот парк возле школы. Ему нравилось наблюдать за детьми, словно это были его собственные дети. Они, их жизни, их тела…Все принадлежало ему. Ему, никому больше. С самого раннего детства мама говорила ему, что из него получился бы хороший сын, не будь он таким застенчивым и непослушным. Наказывала его. Заставляла стоять в одних трусиках на балконе, чтобы наверняка выбить дурь из собственного сына. А сейчас. Мамы давно нет, но воспоминания остались. Мама всегда учила, что непослушных деток надо наказывать. И самое верное наказание – через оголенное раскаяние. Через боль, через кровь, слезы. Плата за то, что однажды ты совершил ошибку. Плата… Он закутался в свой плащ, садясь на замёрзшую скамейку и подкуривая тонкую, дорогую сигаретку. Пятница обещала быть интересной. Через этот небольшой лесной массив проходит достаточно много школьниц. Все в юбочках, под которые так и хочется заглянуть, потрогать ароматные трусики и… Он поерзал на скамейке. Нужно было успокоиться, а то его наливной стояк выдаст его с потрохами. Мама всегда говорила, что лучшее наказание – бичевание плоти. Так она оправдывала постоянные синяки на его теле. Так она говорила, когда оттягивала его член, хлестала собачьей шлейкой по голым плечам… Ты оказалась права, мама. Сегодня она возвращается одна. Без лишних провожатых. Он давно положил глаз на эти белокурые волосы. Как же манил этот милый свет искрящихся детских глазок. Как хотелось увидеть больше, чем позволяла одежда. Крошка, собравшая в себе весь свет этого мира сейчас возвращается домой совершенно одна. Раньше он не видел тут ее, она появилась совсем недавно. Такая красивая, аппетитная, словно слойка с заварным кремом, которая так и манила его набухший член попробовать ее. Нет сил ждать. Возбуждение нахлынуло с такой силой, что он просто не может терпеть. Брюки становятся узкими, почти что обтягивающими лосинами. Огромный орган пульсирует, трясётся, словно предвкушая вкусный обед, словно… О, какой у нее звонкий смех. Какие прекрасные волосы. Таких волос он не видел ни у кого и никогда. Светлые реснички, бежевое пальтишко, так ловко укутывающее привлекательную фигурку. Богиня. Уже готовая к тому, чтобы состояться, как женщина. Он идет следом неторопливо, осторожно. Словно хищник, выслеживающий свою добычу. Словно шакал, который подбирается к антилопе. Каждый день после школы она кормит эту блохастую шавку, которая постоянно на него рычит. Сегодня Жулька тоже на месте и получила от нее свой бутерброд. Счастливая сучка. Под пальто не видно, как мозолистая большая рука расстегивает ширинку, вываливая наружу надутый венами член. Вверх. Вниз. Как приятно. Как хочется уже разорвать ее , наказать, подчинить, испортить. Пульсация нарастает, но ему этого мало. Он хочет большего. Зверь, который не остановится ни перед чем, лишь бы совершить свое мерзкое дельце. Она идет дальше. Пересекает мостик. Член по-прежнему горит, предвкушая светловолосую принцессу. Несколько огромных шагов сокращают расстояние, подхватывая ее сзади. ( в рассказе пропущен кусок , который запрещён по правилам публикации. Он содержит в себе сцену сексуального насилия персонажа, не достигшего 16 лет . Если вы не успели прочесть , и хотели бы это сделать - свяжитесь с автором , он пришлёт оригинал главы вам лично . Приношу свои извинения , но некоторые читатели сочли это неуместным . С уважением , Таргариен .) Живая ли? Не уверен. Знаешь, читатель, как выглядит настоящее насилие? Оно ломает душу, калечит сознание…Теряет человека, делает из него инвалида. Будь осторожнее со своими мыслями. Ведь это и есть истинная форма ужаса. Истинная форма тех кошмаров, что выползают из тех масок, что носит каждый из нас в повседневной жизни. Вот то, что ты просишь, то, о чем думаешь. В неприукрашенном, отвратительном, тошнотном виде. Высер, который покалечил маленького ребенка, сломал ему жизнь. Сможет ли девочка теперь хоть когда-нибудь довериться мужчине? Сможет ли доверять людям? Сможет ли… Прежде, чем думать о таких вещах, задумайся, а не сломаешь ли ты кому-то жизнь, дружок. Занесенное для удара слово ломает душу, делает больно, как и уродливая душа этого самого гнилого психопата. Только вечером бедную малышку найдут с собаками полиция. Только вечером ее на скорой помощи доставят в городскую больницу ближайшего города, а после сразу же переведут в реанимацию. И только вечером ее старший брат возненавидит себя и своих друзей за то, что вместо того, чтобы защищать свою принцессу, он проспал школьные занятия. Он возненавидит себя за то, что не доглядел, не смог, не был достаточно силен. Его черная ненависть распространится и на Бабурина с Ромкой. Ведь не решай вчера он их проблемы, Оля бы не пострадала. Черная, затхлая, лютая ненависть сожрёт все внутри, оставляя лишь гарь и копоть. И пускай мама позвонит Антону и устроит скандал, что он пропустил школу. Пускай еще шесть часов после школы Олю будут искать Антон и Ромка, рыская по самым темным углам…Пускай. Еще в тот момент блондин будет ненароком надеяться, что все обойдется. Что она не пропала, не сгинула в темной глуши. Не натолкнулась на ту тварь из леса, что ее не забрала та жуткая сова. Мысленно он все еще верил, что она просто заигралась с Алисой, которая звала ее с собой, в гости. Может быть, Лиса и правда существует? Может ли быть такое, что Оля просто побежала играть в снежки с выдуманной девочкой в маске Лисы? Едва ли сдерживать свои слезы, игнорировать хмурые, почти что виноватые взгляды Ромки… И только спустя сутки после этих ужасающих событий… Оля все-таки придет в себя. Она будет долго молчать. Плакать. Прятаться за больничным одеялом и дрожать. Будет звать Антона, который будет держать ее за руку. Свидание с Полиной к черту сорвется, да и насрать ему на все эти глупости. Теперь это все не важно. Глаза Оли потеряют блеск после всех операций, всех ужасов, что она переживет. Она забудет, что такое улыбка, открывая место доселе чуждому ей чувству горечи и глубокой печали, постоянному страху и… мерзкому, липкому чувству разбитости. Словно врачи собрали ее по частям, но содержимое…Содержимое давно просочилось сквозь осколки и вытекло в землю, впиталось…и осталось похороненное глубоко в глине. Оля больше не будет его маленькой принцессой. Светлой, мягкой отдушиной, которая вечно спасала своего брата от промерзлой тьмы. Нет…не будет. Уже ничего не будет , как прежде. Спустя несколько дней, что Антон проведет возле ее кровати, она вдруг тихо всхлипнет и произнесет: - Тош…- И голос ее будет совсем не таким детским и беззаботным, как прежде, - Сова оказалась человеком.