The Wolf.

- Бяша, останови их! – Катя схватилась своими тонкими ладошками за железные прутья трибуны, почти перекидываясь через них, - Останови это безумие! Бяша удивленно обернулся назад, явно не ожидая увидеть тут Смирнову. Она в бешенстве сжала челюсти, ее вязаная шапочка съехала, а глаза судорожно блуждали по помещению. Две высокие фигуры уничтожали друг друга в порыве немой ярости. Они метались по рингу, словно две тени, которые впервые встретились под светом солнца. Бурят лишь взволнованно хмыкнул, разворачиваясь и поднимаясь по лестнице, на встречу подруге. Они пересеклись на середине, когда Катя хотела было бежать дальше, вниз, но парень выкинул вперед руку, загораживая ей проход. - Не вмешивайся, - Он угрюмо натянул ворот олимпийки на лицо, закрывая подбородок, - Антоха сам вызвал его на бой, пускай теперь разбираются. - Но он убьет его! Рома же ни разу…- Катя уже не рвалась вперед, она лишь грустно взглянула через плечо Бяше, прикусывая нижнюю губу. Пятифан никогда не проигрывал, а это значит, что у Петрова не было шансов. - Пошли отсюда, мы тут лишние, - Он схватил ее под локоть и почти вытолкнул за дверь с яркой табличкой с надписью « Выход». - Что произошло? Почему они дерутся? – Катя поморщилась от клуба сигаретного дыма, что выдохнул на улице Бяша, подкуривший свою первую за вечер сигарету. - Да блядь, - Бяша закатил глаза, с наслаждением затянувшись сигаретой. Он прислонился спиной к забору, окружавшей физкультурно-оздоровительный комплекс, а потом медленно покрутил в руках тлеющую самокрутку, - Спроси, на. Ромаш разозлился, что я притащил его на матч. - Зачем ты это сделал? – Катя вздохнула, прикрывая замерзший носик шерстяной варежкой, - С каких пор ты вмешиваешься в личную жизнь Пятифана? Бяша скосил на нее недовольный взгляд, после чего глубоко затянулся и выдохнул в черное небо, покрытое звездами, облако густого дыма, смешанного с его собственным дыханием: - Я привел его только потому, - Он внимательно уставился на девушку, после чего осторожно добавил, - Из-за тебя, короче. - Чего? – Блондинка удивленно округлила глаза, и ее зеленые зрачки в не верящем бреду дрогнули, - Какой бред. - Я обещал сделать все, чтобы ты выжила…- Бурят усмехнулся, прикрывая глаза и потирая переносицу, - Если от Антохи зависит твоя жизнь…То единственный человек, который может удержать его тут… - Ты с ума сошел? – Катя треснула ему по щеке варежкой, зло смотря на негодующего бурята, - Как ты мог? Знаешь же, как Роме было тяжело его отпустить? Ты сам знаешь, как он подпускает людей! Ты…Ты не имел права, придурок. - Я знаю! – Вырвалось из груди Бяши, и он отшвырнул сигарету в сторону, - Знаю, на! Но и смотреть, как он страдает я тоже не могу! - Ты эгоистичный ублюдок! Ты отвратителен! – Катя заплакала, она закрыла лицо руками, словно к ней подступила истерика, - Мы сами совершили эти ошибки, мы… Но Бяша не дал ей договорить. Одна секунда потребовалась, чтобы преодолеть это расстояние между ними. Он привлек девушку к себе ближе, накрывая ее губы одним больным, отчаянным поцелуем. И было в этом поцелуе что-то особенное, нежное и одновременно обжигающее. Будь они чуть взрослее, то Катя наверняка назвала бы этот поцелуй вымученным, обреченным. Это было запретно. Этого нельзя было делать, не могли они влюбляться, не могли. Она пыталась сопротивляться, пыталась, правда, но… Как же так случилось, что его губы, покрытые горечью сигаретного дыма, оказались настолько успокаивающими и теплыми? Эти объятия, в которых она ощущала, как он нуждается в ней. Он тоже боялся? Он разрывался между двумя друзьями, между долгом и жизнью, между спасением и принятием неизбежного. И даже несмотря на все, что навалилось на него сейчас, он умудрялся думать о ней. Думать о девушке, которая все это время так сильно отталкивала, так горько издевалась, так…Боялась подпустить его ближе. Бяша так крепко прижимал ее к себе, так сильно, словно пытался вжать ее в себя, словно закрывал спиной от всего мира, словно она была для него всем миром. Ее глаза действительно были для него всем небом. Уже давно, знаешь. Они похожи на летний луг с цветами. Такой солнечный и ароматный. - Я обещал, - Оторвался от ее губ, чтобы прошептать это в темноту. И лишь ее зеленые радужки, с прозрачными горькими слезами, встретили его взгляд, - Потому что я сделаю все, чтобы ты жила, на…Понимаешь, дура? - Я ненавижу тебя…- Она прошептала это прежде, чем он вновь поцелует ее. Прежде, чем ее слеза скатится по щеке, одинокой хрустальной звездочкой падая в темноту ночи. И теплее его объятий в этом мире больше не найти. Пускай жизнь остановится на этом моменте. Пускай, если они больше не увидят весны, не встретят лета, не искупаются в реке и не сходят в поход с друзьями…У нее был он. Человек, который ради нее был готов на все. ___ - Что, Антошка, вымотался? – Злой оскал Пятифана пугал. Он стоял у синего угла, смотря исподлобья, волком. Его брови были сведены к переносице, а на губах играла шакалья усмешка. Ровно, как тогда. В самом начале, когда Пятифан так сильно прессовал Антона в школе. Петров даже почувствовал себя новичком. Снова. Бровь болела, нос разбит, а кровь так и не останавливалась, как бы блондин не пытался вытереть ее краем красной боксерской перчатки. Черт возьми! - Только не плачь, Антошка, - Опять это «Антошка». Он издевается, пытается запугать. И Антон это знает. Он никогда не боялся. И не испугается сейчас. - Поговори со мной, - Тихо прошептал Петров, едва стоя на своих ногах. Ромка зарядил ему по челюсти, попадая прямо в ментальное отверстие. Нерв, который пролегал там, откликнулся сразу же странным чувством паралича. Но тем не менее, у Антона складывалось чувство, что если бы Рома хотел, то давно бы вырубил блондина. - Еще чего, я все тебе сказал, - Он был очень быстр. Его широкие плечи мелькнули справа, и Антон едва успел повернуться, блокируя его точный, мощный удар. - Тогда продолжим…Ты сам сказал, что, если я выиграю…мы по…- Антон закашлялся, когда Рома попал ему под дых. Солнечное сплетение. Еще удар. Еще. - Открылся, Антошенька, - Зло шепнул Пятифан ему на ухо, завершая последний удар, - Такому слабаку не место в лесу. Просто пиздуй. Понял? И никогда, блядь, не возвращайся. Антон упал на колени. Будь сейчас рефери на ринге, то обязательно сказал бы: «За явным преимуществом». Было больно. Больно. И физически, и морально. Больно слышать это от человека, которому ты сам признался в симпатии, но…Это и был настоящий Пятифан? Этот отвратительный хулиган? Жестокий волк? Ребенок с такими жуткими глазами, готовый добить любого, кто подойдет ближе, чем положено… Видимо…Эта встреча окажется последней? - Я хотел…- Антон сидел у края ринга, прислонившись спиной к красному углу. Вот и ответ на его вопрос, сможет ли он победить Пятифана…Да, конечно, нет. Победить его может только он сам. И Антон сам не понимал, на что рассчитывал, когда предлагал Роме такое…Видимо…- Я просто хотел извиниться. Если бы Антон мог поднять голову, которая бессильным мешком лежала на плечах, он бы увидел, как вздрогнул Рома, который все это время с волнением смотрел на Петрова. И даже сквозь маску жестокости, которую он по всему обыкновению напялил на свое лицо, была видна неимоверная тоска и боль. Но Петров не мог ее увидеть. Не было сил. - А мне по хуй, - Выдавил с особой жестокостью Пятифан, поворачиваясь к нему спиной. Он снял перчатки, испачканные чужой, Антоновой, кровью, небрежно бросая их на другой край ринга. Пятифан с ловкостью, свойственной только ему, перепорхнул через резинки, спрыгивая вниз. Он даже не обернулся, - Пиздуй отсюда, пока я добрый. Его широкие крепкие плечи удалялись в темноту. И Антон видел, с каким спокойствием и невозмутимостью Рома зашел в раздевалку. Наверное… Все это действительно глупость? Пятифан обманул его, когда сказал, что Антон и он…между ними особенная связь? Наверное, так оно и было. Жаль только, что Антон не видел, как в раздевалке брюнет разматывал свои руки, избавляясь от бинтов. Как он ударяет кулаком в железную створку шкафчика, как кусает губы, пытаясь сдержать накатывающие слезы. Как его искалеченная душа отравляет все оставшееся тепло, что он так бережно хранил. Потому что это тепло он получил от человека, который стал ему дорог. Как Рома ушел в общий душ, становясь под горячие капли. И вместе с этой водой смывал с себя кровь, слезы и боль, которая гасила его изнутри. Он ударил кулаком в плитку, затем еще раз, и еще, пока строительный кусок не отлетел от нее, разрезая костяшки пальцев. Это не останавливало. Не останавливало от бесконечных попыток заглушить душевную боль. Вода возле слива окрасилась в красный, засасывая в себя все следы этого побоища и всей той орды эмоций, что Рома сейчас ощущал. Прекратить дубасить стену, чтобы ощутить, как по щекам бегут слезы? Он плачет? Серьезно? Он?... «Прости» - Тихо пронеслось в голове брюнета. Он зажмурился, сжимая руки в кулаки, - «Прости, Тоха…Но ты должен без колебаний уехать. Ты должен.» Должен. Потому что его жизнь еще можно спасти, а что может дать такой безнадежный, конченный человек, как он? Что он может дать? Два месяца? А дальше что? Что дальше? Даже если Антон останется, не принимая тотем, то потом будет страдать… А так Рома спокойно примет свою судьбу, а Петров даже не узнает, не увидит, не будет винить себя… Не будет прятаться, убегать, а просто будет жить дальше. Потому что так правильно. Это правильно. И это, пожалуй, верное решение. Первое в его жизни, и…. - Заебал…- Рома резко обернулся, не ожидавший услышать этот голос. Он…еще тут? Он не ушел? Ему мерещится? Ты…ебанутый? - Да, блядь, - Антон еле стоял, Ромка его знатно приложил. Бровь была рассечена, на носогубном треугольнике размазана недавно остановившаяся кровь, он…без очков? Не видит же нихуя. Ебнутый…- Посылай куда хочешь, мне похуй. Я пришел поговорить и… Ебнутый… Просто ебанутый. Рома обернулся. Его крепкие плечи дрогнули под горячими каплями, стекающими по его груди, шее. Ни грамма смущения, что он стоит абсолютно голый перед человеком почти полностью одетым. В этом был весь Пятифан сама невозмутимость и бесстрашность. Он не мог поверить, что даже несмотря на то, как Рома поступил, после того, как отхуярил блондина, как послал его, нагрубил, ударил в самое сердце, этот очкарик сейчас зашел к нему в душ…Чтобы поговорить? Ебнутый. - Ты…совсем что ли? – От шока Пятифан аж потерял дар речи, но Антон смотрел своими серыми глазами прямо в его, зеленые. И от этого его взгляда становилось неуютно…стыдно… - Думаешь, я тупой? – Антон ощутил, как по его щеке скатилась слеза. Он уже не мог терпеть, поэтому все эмоции одной большой лавиной обрушились на Рому, - Я тоже имею право на ошибки. Я тоже могу бояться. Я тоже хочу иметь выбор, блядь…Я…Я был уверен, что мне плевать, но … Рома молчал, смотря на него. Иногда слова Петрова прятались за громким шумом воды, но губы, которые в немом дрожании продолжали говорить, были для Ромы опознавательными знаками. - Но я всю неделю изводил себя, думая, что больше мы не поговорим, - Антон выпрямился, и вся его одежда стала в одно мгновение мокрой от потока непослушной воды, - Знаешь каково это смотреть на твое пустующее место? Ты это представляешь? - Представляю…- Глухо отозвался Пятифан. Ты идиот, Антошка. Ведь ты так же три дня игнорил школу, не приходил. Заставлял Рому нервничать, напиться…Он все это знает, потому что сам заточил себя в эти эмоции уже очень давно. Петров вдруг удивленно замер, соображая, что только что ему сказал друг, но Рома лишь усмехнулся и дернул блондина за футболку на себя. - Знаю, все я знаю, Антошка, - Он резко развернул парня, прислоняя лопатками к прохладному кафелю, - Без очков совсем ничего не видишь? - Я…нет…- Антон в шоке замер, ощущая, как все его вещи становятся мокрыми окончательно. Волосы прилипли к щекам, а дыхание сбилось в одну секунду. Он даже забыл о головокружении, которое так мешало ему говорить и трезво мыслить, - Я хочу остаться… Рома молчал. Молчал, потому что смотрел на блондина выжидающе, осознанно, серьезно. Эти его слова заставили его окончательно сдать свои позиции и подчиниться. Не мог. Больше не мог сопротивляться. Не мог оттолкнуть. Не мог, потому что это выше его сил. Не мог, потому что…Он тоже? - Я тоже…- Рома склонился к лицу блондина прошептав остаток фразы в самые губы, - Я тоже хочу, чтобы ты остался, мудила… Дальше все было, как в тумане. Когда ты, Рома, стал таким сильным и большим? Твои руки такие крепкие. Они прижимают тело Антона к холодной стене, а рельефный пресс прижимается к нему самому. Петров и сам не заметил, как его длинные руки обвили шею Пятифана, как их губы слились в нежном, мучительном поцелуе. Они не должны были. Не должны, но именно с этого момента начнется настоящая история. История двух людей, которые будут сражаться со всем миром, чтобы сохранить свою симпатию, свои чувства и…друг друга. Грубый, напористый поцелуй Ромы становился все глубже, проникая языком в рот Антона. Заставляя зажмуриться, неумело, стыдливо покраснеть. Ответить ему на поцелуй и скользнуть руками по подсушенной, красивой груди, влажной от потока воды, под которым они стояли. Как же сильно он прижимается, как сильно Антон ощущает его желание, его эрекцию, его жар и страсть, которую сейчас он отдает только блондину. Да похуй уже, что будет дальше. Похуй на завтрашний день. Все это не важно. Потому что сладкая истома внизу живота просто заставляла сдаться. - Рома…- Выдохнул его имя, когда губы прикоснулись к шее. Глаза закатились. Все. Невозможно сопротивляться. Невозможно. Делай, что хочешь, только не останавливайся. Треск ткани, с которым футболка была отправлена на кафельный пол, путешествуя к сливу и затыкая его, как ненужная тряпка. - Ммм…- Пятифан провел языком по его шее, ровно по проекции сонной артерии и ухмыльнулся, вспоминая их предыдущую близость. Как-нибудь, он обязательно тебя попробует, Антошка…Но сегодня…Он уже не остановится. Не проси даже, нет. До свидания остатки одежды. Они тут не нужны. Блондин обхватил голову Ромки своими ладонями, вплетая тонкие пальцы в короткие локоны. Эти его поцелуи, эта нежность, страсть…кто бы мог подумать, что Пятифан может быть таким. И кто бы мог подумать, что Антон может так кайфовать с человека? - Сегодня ты спишь у меня, - Приказной тон, бешеное сердцебиение, рука Пятифана обхватывает член блондина проведя по ней несколько раз от основания до самой головки. - Боже…- Антон прогнулся, как девочка, самому аж стыдно стало, частое дыхание, бедра подались навстречу. Невероятно. - Как же я хочу насадить тебя, прямо здесь…- шепот на ухо. Грязь, которая просто пиздец, как сводит с ума. Хочется закричать, что, мол, да. Выеби. Возьми, сделай, что хочешь, но…Рома не сделает. Не сейчас. Он не хочет делать ему больно. И Антон это знает. - Антошка…- А сейчас это прозвучало ласково. Даже понравилось. Так, как может только он. Антон даже отвечать ему не может, просто он дрожит в его руках, просто готов сделать ради этого человека все. Крепкие мозолистые руки проводят по бокам Антона, обжигая кожу. Член Пятифана так напряжен, что Петров ясно ощущает его напор на себе, своей коже. Острый, горячий язык прихватывает мочку, а грязный, обжигающий шепот продолжает погружать Петрова в ослепляющую похоть: - Отсоси мне…- Внутри все ухнуло. Будто он только что упал в свободное падение, захватило дыхание. Готов ли он на такое? Готов. Уже представлял однажды такую ситуацию. Уже … мечтал? Боже, стыд какой. Да похуй. Антон ухмыляется, его красные щеки от ласк рук, которые двумя пальцами теребят головку, нежно поглаживают, совершенно без стеснения, по-хозяйски ублажают и… Этот взгляд полный желания и похоти. И он адресован ему. Только ему. - Ну же,Зайчик…- Болотные глаза блестят в хитрой истоме, Рома еле сдерживается. Антон знает, как ему тяжело, но все же решается ответить. - Хочешь, чтобы я сделал это, Рома? – Серые глаза, которые сейчас кажутся обдолбанными улыбаются, а бровь Пятифана с ухмылкой ползет вверх. - Если ты сейчас, блядь, не отсосешь мне,Тоха, я выебу тебя, и даже не подумаю жалеть, - Жарко. Очень жарко. Блядь, возьми его уже в рот, Антон. Хватит издеваться, уже невозможно терпеть. И ты опускаешься. Опускаешь на колени. Блядь, какой вид… И похуй, тотемы, не тотемы, Рома вертел их на том месте, что сейчас так застенчиво и неумело берет в рот Петров. Бляяяяяяяя. Блядь. Блядь. Он готов кончить прямо сейчас. Как же давно он хотел этого. Как хорошо. Да, вот так, крошка. Молодец. А у тебя хорошо получается, он даже удивлен. Лучше бы ты так сильно не старался, ведь теперь все мысли Волка будут заняты твоими губами. Сядем вместе? Бяша, конечно, хороший друг, но твои пальчики и личико куда привлекательнее. Блядь, хорошо. Очень хорошо. Да не подавись ты. Рука скользит по щеке, по твоим мягким светлым волосам. Ебать, а вот даже не стыдно. Не стыдно, потому что ты прекрасен. Ты просто пушка. Ты…Не останавливайся. Смотри-ка еще и себе дрочишь. А тебя это возбуждает, малыш? Возбуждает, когда я доминирую? Хм…Мы найдем этому применение. Обязательно. Твой рот не останется без дела. И это куда лучшее применение, чем когда ты говоришь, что свалишь от него. Никуда ты не свалишь. Не позволит. Не отпустит. Только не после этого. Блядь. Быстро иди сюда. Снова притянуть к себе, чтобы впиться в сладкие припухлые губы, ощутить, как твои руки продолжают поглаживать член, помочь тебе и кончить. Блядь. Блядь. Блядь. Похуй. На совесть, на стыд, на то, что с утра будет неловко. Если об этом не думать, то как будто бы и плевать даже. - Рома…- Тихо ты. Замолчи. Дай насладиться твоими губами. Мягкие. Сладкие. - Пошли домой, - Прошептал Пятифан, наконец-то отрываясь от губ блондина и улыбаясь. И даже без очков Петров смог разглядеть это восьмое чудо света. Рома улыбался. Ему. Да. Домой. Потому что дом – это не стены. Дом — это не где ты родился, где вынужден жить, где твои друзья или родители… Где родился там и пригодился, да? Нет. Дом — это то, что внутри, это то куда тебя влечет, дом это ты, это твои чувства, это там, где тебе больше, чем хорошо. Дом — это там, где тебе хочется остаться.