Неоновая кома

Федеральная тюрьма «Нью Рефайнмент» была построена относительно недавно, всего каких-то пять лет назад. Мэр города, озвучивая пафосное название колонии, не раз упоминал, что «заведение должно служить уроком для заключенных, помогая им огранить свою личность, как твердый алмаз, чтобы на выходе осужденный мог сказать, что он стал лучшей версией себя». Слова эти будто бы вдалбливались в головы журналистов, так что на следовавший за открытием день газеты только и делали, что пели о новой тюрьме и том, как «инновационно и правильно» строить места заключения подобно этому. К несчастью, ничего прорывного из «Эн-Эр» не вышло – технология работы с осужденными, может, и была новой, но вот надзиратели и преступники там оказывались те же самые. Лишь первые начальники колонии пытались хоть как-то руководствоваться новыми циркулярами, но их усилия сразу же столкнулись со сложившимися за сотни лет устоями кутузки. Так что, ныне директорат уже и не пытался прививать никому чуждые им правила «атмосферы взаимоуважения и доверительной помощи между руководством и клиентами центра». Следовательно, все было точно так же, как и везде: злодеи по камерам, а надзиратели в офисах с кофе, поглаживая дубинки на поясе. Из всех временных и постоянных гостей здания, наверно, только один человек мог похвастаться тем, что имеел на полке в камере копию гуманистического устава тюрьмы и, более того, мог потрясти ею перед охраной и даже получить то, что указано в разделе «Расширенные права». *** Чедвик Динелли еще на суде прекрасно знал, что в его жизни не случится ровным счетом ничего особенного, и тюремное заключение будет означать лишь смену крыши над головой. Адвокат, сразу же нанятый его итальянскими покровителями, начал первую встречу с клиентом с уверения, что клан будет добиваться условного срока, но, в случае упрямства суда, самым страшным местом, грозящим мужчине, будет та самая «Нью-Рефайнмент». На вопрос, что мешает семье обеспечить своего человека местом в частном заведении, адвокат лишь улыбнулся и ответил: «Мы же не хотим, чтобы кое-кто в полиции кричал, что необходима апелляция от прокурора?», а Динелли на это хохотнул. Конечно же, нет, никакой апелляции. Только лишний раз в суд ездить. Заседание прошло словно по сценарию. Чед даже сделал исключение и надел черный костюм – все подумали, что он в трауре и переживает до глубины души, хотя на самом деле сделано это было больше для солидарности с явившимися в зал людьми из дома. Адвокат и так мягко намекнул, что хотя бы перед прессой стоит не позориться гавайскими рубашками и кожаными сапогами. Правда, он все равно не угодил покровителям – оранжевые солнечные «авиаторы», видимо, плохо сочетались с двойкой от «Армани». Может, именно прокол в наряде и послужил причиной, по которой суд отказал в условном осуждении. Тюрьма не пугала Динелли, он успел почитать в интернете о возможном будущем пристанище, но вердикт все равно преподнес неприятный сюрприз. Едва судья объявил, что герой дня приговаривается к двадцати годам лишения свободы, дилер приспустил очки и повернулся к адвокату, уныло приподняв брови. Отличное выражение лица, которое он позаимствовал у влиятельных итальянцев, словно говорило: «Боже, Дино, ты только послушай этого парня, что он городит? Покажи ему, что он ошибается». Защитник лишь улыбнулся краем тонких губ и чуть шевельнул пальцем у подбородка, явно призывая к спокойствию и действиям по плану. Динелли был прекрасно проинформирован о том, как вести себя дальше: последнее слово трогательно рассыпало извинения перед пострадавшими семьями. Чед даже умудрился пару раз дрогнуть голосом. Выдавить побольше эмоций ему, конечно, рекомендовал адвокат, но в случае, если бы он не знал наверняка, что истинный виновник трагедии уже кормит рыб в заливе, он бы из упертости отказался изображать то, чего не чувствовал. Раскаяние в принципе с перебоями работало в его эмоциональном коде. Сеанс душевных терзаний закончился спустя пять минут, и из зала он выходил, пусть и в наручниках, но точно с шиком, в окружении кучи камер и толкающихся журналистов, прямо как голливудская звезда. Комментариев прессе он не дал, еще чего, лишь молча проскользнул в полицейский автомобиль вместе с адвокатом. Защитник сразу же задвинул окошко между ними и водителем. Как только стекло глухо стукнуло о резинку, Динелли шикнул: - Двадцать лет? - Расслабься, тебя выпустят по УДО, это уже устроено. - Ни черта не устроено, ты хоть понимаешь, сколько мне все равно торчать там? Пятнашку! – загорелый австралиец поднес скованные руки и сорвал очки с лица, пялясь на партнера. Тот открыл папку и щелкнул ручкой. - Хорошо, сколько ты хочешь? - Не больше семи, естественно. Юрист на это лишь цыкнул и задумался. На полях белого листа замелькали чернильные цифры и мужчина, наконец, кивнул. - Семь вполне можно устроить, но придется играть паиньку и покататься по тюрьмам. - Да хоть в турне по штатам в конвое, главное, чтоб не долго. - Сделаю, только первые три года все равно придется в федеральной помариноваться, уж извини. – Кислая мина Динелли заставила адвоката улыбнуться. – Ой, ну не делай такое лицо. Я тебя обрадую – это же «Эн-Эр». Отцы надавили на начальника колонии, так что у тебя будет своя камера и все, что захочется. В рамках доступного, конечно. - Ясно, сухой закон, - потер переносицу Чед. - Да, увы. Но все то, что они якобы хотели предоставить заключенным в начале, по итогу, будет доступно только тебе. - Австралиец на это кивнул и откинулся на сидении. Защитник не соврал: светлая камера действительно оказалась одноместной, над ней висел телевизор, а внушительная полка будто бы призывала заполнить себя книгами и еще бог весть чем. Своих вещей у мужчины не было, так что он лишь рассмотрел интерьер и покрутил в руках пульт от плазмы, услужливо спрятанный в тумбочку. - Что-то еще? – голос охранника сзади не выражал большого энтузиазма, но действительно ждал ответа. Чед развернулся на мужчину в форме и открыл, было, рот, чтобы отказаться, но тут в голове пробежала мысль. - Да. Стул, лампу, карандаши простые, твердые, набор чертежный. Не просто готовальню, а с линейками. И миллиметровую бумагу. Ах да, какой-нибудь из последних альбомов про архитектуру. Только не по хай-теку и минимализму, терпеть их не могу. – Он улыбнулся, наблюдая, как надзиратель вздохнул и достал блокнот, чтобы записать заказ. – Это все. Как раз время тряхнуть стариной. Отослав охрану, он посмотрел на поразительно солнечное небо в зарешеченное окошко и повернулся к телевизору. Пульт взметнулся в воздухе, но завис, не выполнив назначенной функции. Динелли с минуту смотрел на свое отражение в черном зеркале плазмы, тихо рассмеялся, отложил контроллер и улегся на кровать. Белый потолок совершенно чистой комнаты встретил его без интереса. - Вот дела, я в тюрьме, - на вкус слова оказались еще забавнее, чем на слух, и заключенный заливисто засмеялся. Ближе к обеду замок камеры щелкнул. Здоровый, под самый потолок, надзиратель хлопнул за собой дверью и кинул на кровать две картонные коробки. Он не особенно старался подыскать им место для падения, поэтому коленки Чедвика смогли в полной мере прочувствовать, что ему принесли все запрошенное в полном объеме. - А полегче нельзя, дружище? - Дружище? – офицер хохотнул. – У тебя здесь нет друзей. - А, произошло непонимание, - салатовые глаза едко сверкнули. – У меня в принципе нет друзей, расслабься. А «дружище», это так, базовое, официантам там, уборщикам еще. Такая уж у меня душа. Нараспашку. Охранник неожиданно медленно растянул полные губы в недоброй усмешке и качнул головой. - Нет, пока еще не нараспашку, но, дам тебе совет: будешь так себя здесь подавать, душу-то выковыряют. Особенно из тебя. Брови Динелли едва начали сходиться у переносицы в замешательстве, но надзиратель лишь коротко бросил, что лампа аккумуляторная, поскольку в камере нет розетки, и вышел. Засов снова лязгнул, разрезав нависшую тишину, а ее обрывки, как цирковой шатер, сложились на узнике. Чед рассеянно провел ладонью по коробке и остановился, нащупав скользкую дорожку скотча. В отсутствие ножниц разобраться с распаковкой оказалось чуть сложнее, но вскоре на койке разложилась длинная настольная лампа, несколько пачек с бумагой и весьма неплохая готовальня. Другие заключенные, вероятно, облились бы слюнями, наблюдая такое количество острых колющих предметов на душу населения, но дилер не слишком задумывался об этом. Он просто проверил иглы подушечкой пальца на качество – все было новым, только из магазина. Такой результат был весьма удовлетворительным, так что мужчина сложил кучу циркулей в кейс и отложил под лампу. Под слоем пупырчатой пленки нашелся арт-бук. Мужчина пролистал его без большого интереса: и беглым взглядом он мог оценить, что искусство строительства деградировало еще на пару ступеней даже в тех стилях, что казались незыблемыми. Сам этот альбом ему был нужен только для того, чтобы оценить, какие именно дизайнерские решения сейчас в моде, не более. Позже, он рассмотрел бы его внимательнее и выделил важное, а дальше задвинул бы под тонкий матрас и забыл. Подобные дорогостоящие книги для дипломированного архитектора не более чем аналог вечерней газеты. Он давно не держал в руках чертежных приспособлений, да и вообще не занимался ничем по специальности. Но перспектива семилетнего оплачиваемого отпуска на нарах как-то заставила подумать, что старые навыки могли бы стать неплохим хобби на продолжительное время. Динелли открыл папку с голубыми листами А3 в мелкую клеточку. Раньше он работал на ватманах такой же бумаги, но в условиях узкого пространства можно было просто поиграться с масштабом рисунка, не страшно. Мужчина почесал голову, взлохматив густые русые волосы, и скинул пустые коробки на пол, чтобы задвинуть ногой под койку, но в ящике что-то глухо стукнуло об пол, явно тяжелее пустого картона. Опустившись на корточки, Чед запустил руку в похожий на кукурузные чипсы наполнитель и присвистнул, когда из голубых трубочек вынырнул короткий нож. Лезвие скрывалось в темных ножнах, так что австралиец медленно вытащил оружие из чехла. На пол тут же шлепнулась бумажка. Прислушавшись к тишине в коридоре, он развернул листочек. Безликий простой почерк гласил: «Не делай глупостей. Придумай способ, как носить с собой. Используй только, если прижмет». Что именно должно прижать, он еще не слишком задумывался, но по первым словам было вполне ясно, что никаких побегов ему не одобряют. Хмыкнув, мужчина прикинул, что оружие вполне можно зацепить за край белья, спрятав за свободными рыжими брюками. «Очень полезно», - подумал он и присел на кушетку, исхитрившись наточить подарком карандаши. *** Когда в обед камеры открылись и всех заключенных вывели в общую столовую, дилер про себя заметил, что народу в колонии было более чем достаточно. Рыжие пижамы восседали по всему залу размером чуть менее половины футбольного поля и разглядывали новичков, будто бы ощупывая каждого отдельно. Чужие взгляды Динелли не пугали, его нервировало только то, что они чрезмерно долго фиксировались именно на его фигуре. На секунду он подумал, что сидельцы вычленили его как слабое звено, и улыбнулся себе под нос, поскольку со стороны мужчин это было явной стратегической ошибкой. Чед знал, что не хватает звезд с неба, но в отряд конченых слабаков смиренно себя записать точно не мог. Непроницаемые лица осужденных провожали его и остальных до самого пункта выдачи еды и, на удивление, не оставили, когда поднос с не слишком аппетитной, но приличной снедью был уже в руках дилера. Он провел в криминальной среде достаточно времени, чтобы знать, что такое пристальное внимание не сулит ничего хорошего, и сознательно выбрал пустой стол в тени, попутно проверяя наличие надзирателей в зале. Те стабильно нейтрально выполняли свои обязанности по слежке за обедающими, а потому мужчина сел за трапезу в относительном спокойствии. Рагу было еще туда-сюда, но вот начисто пересоленная картошка затянула обед так, что, пока Чедвик боролся с желанием выпить маленькое озеро, столовая опустела наполовину – народ вышел во двор растрясти калории и размяться. Откуда-то с улицы доносился гул и, временами, даже смех. Отвлекшись на звуки, он упустил момент, как к столу подошел один из заключенных, поэтому заметить его присутствие вышло только тогда, когда скамья напротив загорелого скрипнула. Тот стрельнул глазами на гостя. Черный парень лениво дотянулся до оставшихся горошин на чужой тарелке и без лишних вопросов взял одну. Провокация не удалась, поскольку наркоторговец промолчал. Он был занят, считая оставшихся в зале надзирателей и излишне внимательных темнокожих. - Видел тебя по телевизору. – Негр перекатил в пальцах горошинку. Она чуть засочилась мутной водой. – Понравилось в Гарлеме? - Ну, - абсолютно все ответы были бы неправильными, что очевидно, так что Чед лишь неопределенно махнул ложкой. - Ой, не скромничай, ты у нас надолго задержался, прямо зацепился-таки как клещ в псину дворовую, а? На темном лице залегли еще более мрачные тени, так что русый вздохнул и отложил прибор. Поближе к себе. - Послушай, - он едва не брякнул «друг» но вовремя прикусил язык. – Давай начистоту. Я уже сказал на суде, что мне жаль и все такое. Но, знаешь, в чем соль? Явно в этой картошке. Реально, это практически картофельная соль, а не… - вывод на шутку не сработал, и Динелли пожал плечами, принимая поражение. – Ладно, дерьмово, признаю. Но я хочу, чтоб ты и твои друзья поняли одну вещь, идет? Мужчина из Гарлема вдохнул и сложил руки на груди, призывая продолжать. Австралиец провел ладонями по краю стола. - Я сразу должен сделать важную оговорку: я не имею ничего против конкретно вашей братии. Я родился в другой стране и мне абсолютно фиолетово на ваши расовые проблемы здесь. Скажем так, я одинаково ненавижу все районы Нью-Йорка, дерьмовый город, окейси? – афроамериканец хохотнул и кивнул. – Славно. Теперь по поводу вашей проблемы. Тебя успокоит тот факт, что я не виноват, но реального говнюка шлепнули сердобольные люди? Вы же не вините пушку за убийство, верно? - Пушку за убийство… Вау. Красиво сказано. – Негр вновь подался вперед и положил горошинку между ними. – Только ты не убийство совершил. - Вот де… Оки-доки, сколько? - Сколько чего, прости? - Цена вопроса, чтобы мы забыли об этом досадном случае и пожали руки. Темнокожий внезапно заливисто рассмеялся, откинув голову. По законам боевиков, Динелли тоже полагалось расслабить плечи и рассеянно захихикать, но он только потер лоб и нервно отметил, что количество людей в зале стремительно уменьшалось, а внимательные африканские лица с мест не сдвинулись, образовав плотное кольцо. Смех напротив, тем временем, утих, а скамья снова скрипнула. Мужчина остановился совсем рядом и оперся о стол, нависая над русой головой. - Интересный ты парень. - Автографов не даю, уж извини. Писать нечем. – Играть в уважение было теперь просто бессмысленно. - Ничего, кровью распишешься, уёбок. Жать руки я с тобой не буду, а деньгами не откупишься. За то, что лезешь в чужой дом и заришься на святое, будешь жизнью отвечать. Приятного аппетита, - он нажал на одинокую горошинку большим пальцем, превращая ее в кашу. – Лучше бы тебе оглядываться по сторонам, ковбой. Едва его фигура отошла от стола, остальные члены банды тихо снялись с мест и проследовали за лидером. Чед не проводил их взглядом – он лихорадочно перебирал варианты. Аппетита не осталось никакого, ни то, что приятного. *** До самого конца дня австралиец опасливо поглядывал на дверь камеры. Он, конечно, сомневался, что у парней из гетто хватит влияния подкупить и без того купленных надзирателей для ночного визита, да и покровительство боссов предполагало, что комната является его личным островком безопасности, но осторожность никогда не была лишней в жизни, которую он вел. К счастью, хоть ночь и растянулась на рваное полотно из дремы и бдения, но прошла спокойно. Правда, Чед заметил, что проснулся гораздо более нервным, чем вчера, рывком вскочив на койке. Оказалось, что будни заключенных кроме сидения и рефлексии включают элементарные рабочие обязанности, что не слишком-то обрадовало мужчину. Динелли почти не слушал вводную речь надзирателя при распределении в бригады, погруженный в свои мысли, поэтому закономерно получил хлопок по спине от офицера, сопровождаемый милым «ноги в руки и пшёл». Недельный наряд на кухню получить было непросто – для такой роскоши нужно было обладать крайне хорошей репутацией и примерным поведением. Поэтому в спину удаляющегося к кампусу Чедвика летели взгляды полные ненависти и презрения. Австралиец подумал о том, что его друзьям из Италии стоило бы меньше усердствовать в помощи, не хватало еще, чтобы все население колонии объявило его врагом народа. Тем не менее, в душе он радовался, что гарлемские бандиты явно не входили в кухонную команду. Бесконечное мытье посуды и чистка картошки не требовали особых умений и даже расслабляли, так что после двух часов интенсивного труда мужчина стал насвистывать под нос «Джолин» и чуть притопывать в ритм. - Эй, новичок? Это что, Партон? Развернувшись на окрик, Чед встретился взглядом с двумя осужденными. Они сидели у кухонных ящиков и начищали третье ведро картофеля. Тот, что постарше, сощурился, пуская в уголках глаз морщинистые паутинки, и явно ждал ответа. Дилер кивнул и развел руками. - Йе-п. - Свистишь ладно, как звать? - Чедвик. - Поёшь? – мужчина на порядок младше старика шмыгнул носом. - Когда знаю слова. - А много знаешь? - Думаю, да. Овощерезы зашептались и, в один момент, даже заспорили, но быстро пришли к согласию. Они снова развернулись к мойщику посуды. - Ты откуда? - Не отсюда. Совсем, даже не близко. - Хм. «Цепи» знаешь? - Флэтвуд? По довольным улыбкам Динелли понял, что происходит нечто похожее на заказ музыки и отвернулся к раковине на пятках, начав насвистывать знакомую мелодию. Но его прервали. - Нет, мы посвистим, у Стива хорошо получается, ты спой лучше. Свистеть у Стива действительно получалось очень хорошо и даже весьма виртуозно, поэтому не составило особого труда подстроиться под задаваемый ритм. - Listen to the wind blo-o-o-ows, watch the sun ri-i-ise… Удивительно, но, стоило к музыкальному сопровождению подключиться еще двум людям, как настроение в коллективе работников сместилось в теплый спектр. Вскоре пение превратилось в тихое хоровое. Надзиратель предупредительно стучал по столу дубинкой, когда заключенные чересчур повышали громкость, но сам был явно не против импровизированного радио, подмурлыкивая под нос. Несколько раз служитель порядка и сам принимал участие в подаче заявок слушателями. В кухонной компании оказалось несколько узкопрофильных талантов, так, например, тщедушный очкастый мальчишка, которому едва исполнилось двадцать четыре, тихо спросил, интересует ли коллег рэп. Выяснилось, что да, и бесконечные баллады, кантри и поп-музыку разбавила весьма качественная читка вплоть до Эминема. Где-то на середине великолепного исполнения «Рая гангстеров» главный по кухне тронул плечо Чеда и мотнул головой на переполненный мусор. Пояснений не требовалось, так что Динелли быстро завязал ушки мешков и, протащив нелегкий объёмный груз сквозь кивающую в такт толпу, толкнул железную дверь спиной. Три серых контейнера стояли за углом, как ему объяснили, но две мусорные сумки в любом случае требовали сниженной скорости и затрат времени. Сзади кто-то, под всеобщее ликование, снова попросил АС/ДС, и общественный гул стих, отрезанный железной дверью. Дилер не слишком расстроился: не хотелось, чтобы люди, с которыми он вроде бы только наладил отношения, смотрели, как он корячится с огромными неудобными пакетами. Наконец, оба черных груза оказались в положенном месте, и Чедвик удовлетворительно отряхнул руки и развернулся, продолжая смахивать пыль с рыжей кофты. А прямо из-за угла навстречу вышла фигура, которую уж точно видеть нисколько не хотелось. Негр будто бы сочувственно пожал губами. За ним следовали еще четверо темных людей. Чедвик физически ощутил встающие на загривке волосы. С одной стороны, совсем рядом находились сменщики, которые ждали его возвращения и точно хватились бы, да и надзиратель. Но как скоро? Даже если бы он начал кричать, через ту дверь поющие вряд ли смогли бы услышать хоть что-то. С другой стороны, он находился в средней физической форме и поворочал тяжести. Надежда оставалась только на адреналин. - У меня смена, тебе не хватит времени, - Динелли не делал большой ставки на доводы разума и не удивился ответу. - Ты не представляешь, насколько больше людей мы отключали и за меньшие сроки. – Пожал плечами лидер и невозможно быстро сорвался с места. Бежать было некуда, за спиной возвышалась глухая стена без окон. «Идеальная подворотня, чтобы умереть», - последняя осознанная мысль не внушила жертве никаких особых надежд. Воспоминания о последующих событиях частично стерлись из его памяти, поскольку прерывались кратковременными потерями сознания и ослепительными искрами в глазах. Чед прекрасно вспоминал двух повисших у него на руках крепких парней и следовавший за этим сокрушительный удар в живот. Возможно, далее был разбитый нос, но тут он не мог точно определиться между ним и коленкой в своем солнечном сплетении. Удары в принципе сыпались в хаотическом порядке, так что считать их было, что считать снежинки. В какие-то моменты среди бело-черной слепоты он выхватывал лишь асфальт с размазанными всполохами собственной крови. Период долгожданной адреналиновой ясности сознания пришелся на ту часть мордобоя, когда ему позволили упасть на колени: не воспользоваться возможностью значило смерть, и Динелли рывком вытащил нож. - Заточка! – один из гарлемцев попытался отнять оружие у дилера, но уж что-что, а вцепляться в вещи мертвой хваткой тот умел прекрасно. С трудом извернувшись и двадцать раз пожалев, что бросил тренажерный зал, Чед сделал подсечку нападавшему и со всей силы всадил клинок по самую рукоять в чужое бедро. Крик огласил закуток, а вот после этого русый не помнил уже ничего: за словами «вот гандон» в висок прилетела чья-то нога. *** Выяснилось, что в «Нью Рефайнмент» прекрасный лазарет. Динелли высоко оценил две недели времяпрепровождения под присмотром угрюмого врача, который частенько имел, что сказать в резких выражениях подобным клиентам. Но уничижительные лекции не слишком беспокоили австралийца, поскольку тот временами выпадал из реальности: удар дворового баскетболиста неплохо встряхнул его мозг. В какой-то степени мужчина был даже благодарен за это покушение на убийство, поскольку оно быстро расставило все точки над i в вопросе его нахождения в колонии. Едва выписавшись из палаты, он имел возможность посетить душевые, где во всей красе рассмотрел избитое лицо и разноцветные синяки по всему телу. Банда не жалела сил и вкладывала в каждый удар глубокую смысловую нагрузку, которую он понимал, но однозначно не заслужил, по крайней мере, в этом случае и от этих парней. Побои, хоть и были значительными, но переломов удалось избежать, и то лишь благодаря призрачной мышечной прослойке, оставшейся от того периода жизни, когда роскошь и благополучие еще не поглотили его с головой. Чед хотел бы сказать спасибо прессу за целую селезенку, но не видел его под округлившимся животом. В голове сам собой складывался оценочный анализ инцидента: быстрая усталость, тяжелые подъемы, маленькая скорость, сбитое дыхание. Со стороны могло показаться, что он тупо пялился в зеркало, но на деле он пытался оценить глубину повреждений по фиолетовому кровоподтеку на боку. Он не был в плохой форме, не был ни излишне толстым, ни ватным. Только дряблым. А в нынешних обстоятельства, которые точно не исчерпали себя одним разом, такое состояние могло стоить ему жизни. Больше всего на свете оззи ненавидел две вещи: драться и спорт. А теперь… Израненное лицо до последнего сопротивлялось бритью, но пало под натиском желания выглядеть хоть сколько-то презентабельно. По коридорам колонии, в сопровождении слуги порядка, он шел с поднятой головой, но без лишней гордости. Быть выжившим не то же самое, что быть победителем. Где-то сбоку мелькнул знакомый образ: рэпер в очках рассматривал пластырь на его сломанном носу с таким лицом, будто с ним самим когда-то проворачивали что-то подобное. Может быть, улицы не пожалеют и такого заморыша. Родная одиночная камера подернулась пылью, на столе не сдвинулось совсем ничего. Видимо, правила о досмотре личных вещей входили в список того, что на него не распространяется, но приятные размышления не слишком обрадовали – при входе в помещение заныло синее ушибленное бедро. Гороподобный надзиратель сверлил взглядом его затылок. - И как теперь дела с душой нараспашку? Небо за окошком все еще было солнечным. Такой уж сентябрь месяц – месиво у помойки тоже вовсю заливало светом. Яркость порезала глаза, где только начали заживать лопнувшие сосуды. Преступник отвернулся к охраннику. - Я хочу ходить в местный зал. И еще, приятель, попроси, чтобы меня отправляли только в группы с разнарядкой тяжелого труда, получится? - Твоим меценатам не понравится, что ты гнешь спину. - Им не понравится, если я сдохну. Офицер чуть помолчал, всматриваясь в глаза дилера, но кивнул. Просьбы были не велики, более того, стремление к сложным обязанностям даже поощрялось в стенах заведения, а в глазах у человека в пыльной одиночной камере, в этом почти светящемся зеленом на кроваво-красном, в зрачках разного размера, горело стойкое желание выжить любой ценой. Гора сунул руку за пазуху и протянул нож. - Если убьешь хоть одного, я не верну больше. А они совсем осатанеют. С этими словами человек в форме вышел. Лязгнул замок, но узник не сдвинулся с места. Лишь когда пыль осела, Чед одним самурайским движением вытащил клинок из ножен наполовину. Никто не попытался оттереть лезвие – серый металл тускло сиял через бурую заскорузлую кровь. Мужчина всматривался в грязные разводы до тех пор, пока в отражении не мелькнул его собственный глаз. Лишь тогда он вперился взглядом в белую дверь камеры. Салатовые радужки вбирали в себя весь свет в клетушки, лишь ярче разгораясь в запавших синяках глаз. *** С момента начала отсидки Динелли прошло почти два года, но Йан все равно продолжал недовольно морщить и без того курносый нос. Его прямо изнутри распирала злость на себя самого за то, что он втянулся в сомнительные авантюры Ксански с временным изъятием этого придурка из тюрьмы. Еще сильнее его расстраивал факт наличия лежащих на коленях у белого пассажира всех необходимых документов. Гербовая бумага выбесила следователя окончательно, и раздражение прорвалось наружу в виде едва слышного бурчания. - Так, темная сторона, похоже, снова призывает тебя к себе, поэтому пришло время повторить ритуал под названием «Официальное разрешение», - устало вздохнул Зак и взял листы в руки. - Просто заткнись. - Это в тебе бесы говорят, Энакин, - не обратил на него внимания друг и начал монотонно зачитывать текст. – «Судебное постановление. Федеральный суд гор…» - Если ты еще раз прочитаешь мне этот циркуляр, я высажу тебя из машины, и дальше ты пойдешь пешком. - «…ода Нью-Йорка, на основании вновь открывшихся обстоятельств постановляет…» - Зак! – Йан резко развернулся к альбиносу, придавив того тяжелым взором. Ксански не сломался и медленно опустил листок обратно на колени. А затем закончил без шпаргалки. - «Привлечь осужденного Чедвика Динелли к возобновленному производству». – Проигнорировав горловой рык друга, он отвернулся к лобовому окну. – Почти выучил наизусть. Когда буду читать его тебе в шестой раз, наверно, смогу уже по памяти рассказать. - Мне и без того осточертела вся эта ситуация, и я не хочу выслушивать гребаные постановления, так что завязывай. - Не могу, пока из тебя не изыйдет этот демон упрямой задницы! - белый неожиданно громко стукнул кулаком по ладони. – Приди в себя, наконец! Мы стоим в тупике, а это, возможно, наш единственный выход! Так что не будь кретином и принимай жестокую реальность! Мы работаем в криминальных кругах, мы работаем с криминальными кругами! - Я не хочу работать с мафиози! К тому же, этот уже сидит! Я его туда посадил! Все это против моих принципов, ты расшатал мою мораль! – Киркманн хлопнул по рулю, отчего машина обиженно гукнула. Едущий впереди пенсионер с рассадой в багажнике вильнул в полосе, но все же выправился. Возмущение гудка не произвело на старшего следователя сильного впечатления. Вместо этого он закрыл глаза, собрал пальцы в щепотку и медленно провел ими в воздухе, помогая себе в глубоком вдохе. Рука опять вернулась к листу с гербом. - Видимо, мне придется еще раз прочитать решение суда. - О, Дева Мария… - Дева Мария? То есть тебе черным по белому пишут, что мы должны будем вернуть его обратно за решетку, а ты все кобенишься? Йан, не доводи меня до греха, у тебя тяжелая фигурка на торпеде, а скотч под ней хлипкий. - Давай. Тем более, ты же не веришь в грехи. – Задрал подбородок блондин, но бросил взгляд на керамическую лошадку возле пассажира. – Я имею право на собственное мнение. И мне это все не нравится. - В ситуации с подписанными бумагами, я могу, наконец-то, сказать, что мне насрать, что тебе нравится, а что нет. Моя мораль очень простая – пока мы действуем в рамках законодательства, и никто от этого не страдает, я пребываю в восторге. Поэтому мы воспользуемся возможностью, попинаем мяч с Динелли, а потом вернем его на место. Йан не ответил, сосредоточенно глядя на дорогу. - Если ты еще сильнее сморщишь нос, он ввалится в черепушку, Дарт Вейдер. - Тебя теперь еще и мое лицо не устраивает? - Ну, тебя не устраивают мои решения, меня – твое лицо, все честно. – Пожал плечами Зак, но тон оставался серьезным. – А если оставить шутки, тебе придется с ним разговаривать и, более того, заставить с нами сотрудничать. А твоя полная презрения гримаса не располагает к переговорам. Надень счастливое лицо. Киркманн оскалился в безобразной широкой улыбке и, как горбун из фильма ужасов, развернулся к другу. Тот одобрительно зажмурился и изобразил два жеста «окей». - Белиссимо. Самое то, чтобы заставить человека быть на твоей стороне. «Мы в любом случае тебя забираем, а ты либо ведешь себя хорошо, либо сидишь наедине с Йаном сзади». Детектив не стал отвечать, поскольку все его внимание поглотила дорога и КПП на повороте. Совсем недалеко возвышалось белое здание исправительной колонии «Нью Рефайнмент», больше похожее на офис какой-нибудь техно-корпорации. - Шикует, небось, - буркнул коп и открыл окно подходящему охраннику. *** - М-м-м, - начальник тюрьмы закончил прочтение официальных листочков и задумчиво облокотился на стол, веером соединив пальцы под носом. В кабинет руководства тюрьмы детективов сопроводили почти сразу же, едва они пересекли входные двери. Длительная проверка на внутреннем пропускном пункте заставила гостей оставить на попечение миловидной охранницы все возможные металлические предметы и мобильные телефоны. Йана трижды прогнали через рамку, что еще больше понизило доброжелательность полицейского, пока он, в конце концов, не вспомнил о внутреннем кармане пиджака и не выудил оттуда одну-единственную завалящую монетку. Ксански молча наблюдал за этим шоу, временами переглядываясь с выделенным им провожатым офицером. Война с контролем завершилась победой с сопутствующим ущербом в виде настроения Киркманна, но тот сумел справиться с эмоциями к тому моменту, когда они оба оказались перед дверью руководителя колонией. Кабинет самого главного человека в скорбном месте заключения оказался на удивление уютным местом. Хозяин однозначно тяготел к теплым цветам, поэтому все помещение заливал нежный персиковый свет, рассеиваемый тремя подвешенными абажурами цвета карамели. Стены, ровно настолько, чтобы создать приятную атмосферу, были до середины обшиты каким-то рыжим деревом, Йан предположил, что это ольха, а выше, на бежевых стенах то тут, то там располагались пасторальные деревенские пейзажи. Посреди этого сельского шика за скромным ухоженным столом в тон стенному дереву восседал крепкий мужчина. Обратив внимание на гостей, он поднялся, хоть и не вышел из-за стола, и пожал им руки. При внешней внушительности, ростом он оказался в разы ниже обоих детективов. - Добрый день, джентльмены. Джек Райт. - Закария Ксански, спасибо, что уделили нам время. – Пожал белый ухватистую ладонь директора. Прежде, чем Йан что-либо сказал, он кивнул на вредного друга. – А это Йан Киркманн. Злюка бросил на выскочку короткий неодобрительный взор, но не стал больше возникать, поскольку начальник предложил им присесть. Уполномоченный Райт, несмотря на элементарное и весьма фермерское имя, внешне не слишком-то походил на деревенщину. Ухоженный натуральный блондин и владелец регулярно видящейся с барбером короткой бороды, он больше напоминал подтянутую голливудскую звезду в миниатюре, чем мелкое должностное лицо в унылом заведении. Поправив на столе нескользящую подложку для письма, он обворожительно улыбнулся белоснежными зубами. - Судя по скромным сведениям, что я получил, вы хотите поговорить со мной об одном определенном заключенном, верно? - Более чем. – Альбинос открыл папку с документами и выложил перед Райтом все необходимые бумаги. Тот с интересом пододвинул их к себе. – Основания для подобного разговора перед вами. Джек основательно взялся за чтение. Около получаса мужчины ждали, пока хозяин офиса изучит восемь не полностью заполненных текстом листов. В конце концов, все закончилось тем самым мычанием и озадаченным веером пальцев у рта. Йан буравил взглядом статуэтку пастушки на столе, и легкие попинывания по щиколотке не помогали привлечь его внимание, так что Ксански отказался от бессмысленных попыток и решил снова взять инициативу в свои руки. - Я очень сомневаюсь, что в предоставленных вам циркулярах есть какие-то проблемы, мистер Райт. - Нет, проблем нет, вы правы. Просто… - бородач почесал в затылке. – Ума не приложу, по каким причинам суд решил оформить временное изъятие из заключения. - Ах, поверьте, я задаю себе абсолютно тот же вопрос, слово в слово, - вскинул голову Киркманн и слащаво улыбнулся. – На самом деле, даже добавляя еще несколько слов, но они, увы, непечатные. Райт неловко расхохотался, но быстро сник и поднялся, направляясь к окну. Там он и завис в позе великого философа современности. Это было весьма кстати потому, что Зак воспользовался отсутствием внимания и развернулся к скандинаву, гневно изображая скручивание кое-чьей тонкой шеи. Атакованный на это выставил перед собой уточку из пальцев, беззвучно крякающую в воздух, и показал язык. Перетыкивния прервались сразу же, как директор начал разворачиваться к следователям. - Господа, я не могу, конечно, не заметить, что решение странное, но я человек простой. Бюрократический. А с точки зрения властных полномочий и бумаг тут все более чем в порядке. Так что, мы с уважением выполним распоряжения суда. - Вы не рассматриваете вариант обжалования? – в глазах Йана мелькнула злорадная надежда, на что Ксански усиленнее истерично задавил ногой ему на ботинок. - Не думаю, что это необходимо, - Джек замотал светлой головой и спросил. – Вы хотите забрать его сейчас? Вам выделить машину? - У нас служебный автомобиль, но мы бы хотели сначала провести беседу с заключенным. – С осознанием безоговорочной победы альбинос сразу превратился в чуть ли не долларового миллиардера, вальяжно закинув ногу на ногу. - Конечно, на такой случай у нас есть допросная. Мы организуем встречу, но через час, не хочу нарушать право заключенных на отдых, особенно в этом случае. Мистер Динелли много работает. А пока я могу предложить вам кофе, господа. Я… - в кабинет с вежливым стуком заглянул надзиратель и кивнул в сторону коридора. Мужчина махнул пальцем в воздухе. – Прошу меня извинить, пара секунд. Едва за начальником захлопнулась дверь, Зак потер лицо ладонями. - Йан, ты просто кретин, какое обжалование? Для кого я распинался еще в офисе, что тебе стоит засунуть язык в жопу? Блондин совсем съехал по спинке стула и пробормотал: - Во мне воет жажда справедливости. Я уже понадеялся, что он умный дядька, а тут прямо твоя мечта, канцелярская крыса с ватой в голове. Ксански ничего не ответил, сощурено всматриваясь в чужое лицо. - Что? Радуйся, что нам каким-то чудом все это сошло с рук. – Лениво отмахнулся Йан и отвернул от себя бронзовую девушку в чепчике и ее овечку. *** Зак имел полное право волноваться по поводу доверия руководства тюрьмы к бумагам, поскольку эти опасения в него обоснованно вселила еще Кэролайн. Все началось пару дней назад: она спокойно сидела у себя в кабинете, занятая своими делами, когда к ней после секундного стука ввалился Закария. - Мэм, заняты? Надеюсь, нет, - протараторил он и быстро вошел в кабинет, сразу же захлопнув за собой дверь и навалившись на нее спиной. Его кривая улыбка не улучшила ситуацию, поскольку дверное полотно почти сразу же дернулось, а с той стороны возмущенно загудели. - Будь так добр, пусти Киркманна в помещение и тогда я, может быть, даже послушаю, какие восхитительные истории, одна восхитительнее другой, вы хотите мне поведать. - Хорошо, но все, что он скажет, продиктовано его эмоциями, а не разумом. - Ксански… - Я предупредил, - ответил он и открыл дверь. За ней, как какой-то маньяк на Хэллоуин, возвышался практически доведенный до ручки детектив. - Эмоциями? Я тебе расскажу про эмоции попозже. В красках. Кастенда почесала голову ручкой. - У меня нет столько времени. - Естественно, мэм, - альбинос несколькими быстрыми шагами добрался до стола директрисы. – Краткий синопсис для привлечения внимания: мы хотим достать Динелли из тюрьмы. - Кто «мы»? Кто «мы»-то? – красный Йан за считанные секунды оказался рядом и навис над белым. – Я изначально был против этой дебильной затеи! Это ты решил мне так за Вэл отомстить, да? - Честно говоря, я не думал об этом в таком ключе, но спасибо за идею. – Взмахнул сержант пальцем перед другом. – Можешь официально принять эту версию. - Довольно! – терракотовые сухопарые ладони хлопнули по столу. Следователи моментально заткнулись и виновато посмотрели на начальницу. Дождавшись полного спокойствия, она взмахнула тонкой кистью с длинными ногтями. – Итак, зачем вам Динелли? Насколько я осведомлена, он проводит незабываемые двадцать лет за решеткой отличной федеральной тюрьмы. - Вот именно, Зак, у него идеальная жизнь, грешно нарушать такой прекрасный быт человека, - закивал Киркманн, наклонившись совсем вплотную к чужому лицу. Сержант закатил глаза и цыкнул, успев поставить на пути чужой физиономии руку, которой тут же поймал и отодвинул нахала от себя. Приглушенные возмущения никто особо и не разобрал, но, пока блондин возился с импровизированным лицехватом, белый детектив серьезно взглянул на женщину. – У ковбоя есть колоссальные связи, а в этих проклятых бутылочках замешаны серьезные люди. Мы копаемся на дне, и он наша единственная реальная зацепка. Ненадолго, мэм. Он вернется за решетку. Кастенда откинулась в кресле и открыла ящик стола. Ловкие пальцы нырнули в темноту и вытащили коробку длинных каминных спичек. Пара резких движений, и на деревянной палочке загорелось рыжее пламя. Чероки аккуратно зажгла на столе конус с благовониями, и в воздухе затанцевала тонкая ленточка сизого дыма. Наблюдая за ее легкими змеистыми движениями, капитанша замолчала, а Зак выпустил друга из захвата. Тот возмущенно стукнул его в плечо, но не проронил ни звука. Время на описание проблемы истекло, и теперь ответ зависел уже не от них. - Нужны веские основания, чтобы его выдали нам на руки, - наконец, сказала она. – Попросите Чаннаронга принести мне тома по делу Динелли. - Мэм, их восемь, умоляю, - Йан раскисал на глазах. - А мне и не вся информация оттуда нужна. Я знаю, что искать. Если все сложится, судебное разрешение будет завтра вечером. А теперь кыш оба. Она прекрасно знала, что согласившись на этот шаг, подписала Ксански приговор в виде головной боли, поскольку Киркманн выпьет из него душу, но других вариантов по глухарю действительно просто не оставалось. Вскоре тихий таец-архивариус вкатился в офис с тележкой картонных томов и оставил Кэролайн наедине с бумагами. Начальница следила за ходом расследования неотрывно, а потому примерно предполагала, какие дыры следствия можно было размазать на пустые листы ходатайства в суд. Память ее не подвела. Несколько часов тщательного выписывания информации из дел вылились в пять страниц для печати, так что вскоре перед женщиной лежала скромная папочка с прошением. Правда, не все судьи стали бы рассматривать все это в необходимом ключе. Директрисса улыбнулась – она очень удачно знала одного подходящего. Длинные гудки не торопились покидать слух, но, в конце концов, в трубке что-то щелкнуло, а мужской голос дружелюбно спросил: - Колись, я могу что-то сделать для тебя, Кэрол? - Конечно, сходить со мной завтра на прекрасный оплачиваемый обед, например. - Как заманчиво. А на этом обеде будут какие-нибудь бумаги, которые ты сунешь мне под шумок? - Обижаешь, естественно. - О-о-о да-а-а, - голос на том конце провода явно развеселился и загоготал. – Все, жду с нетерпением. Бронирую стол в «Браско», на три, не опаздывай. - Как можно, - хохотнула женщина и попрощалась с абонентом. Теперь оставалось лишь дождаться следующего дня. *** У федерального судьи Джереми Джонатана губа была не дура – «Браско» считался рестораном почти класса люкс. Про него всегда шутили, что шеф-повар стабильно выбивает заведению четыре с половиной звезды. Мистер Джонатан появлялся там настолько часто, что обзавелся собственным столом у окна. За вложение крупных денежных сумм и будучи знатоком их меню, он имел полное право на особое отношение, поэтому Кастенда не сильно удивилась, когда вошла в лаконичный богатый зал ресторана и уже увидела крупную фигуру судьи, обхаживаемую официантами. Тот сосредоточенно указывал в винную карту кивающему юноше, но, заметив подругу, развеселился и махнул ей рукой. - Корректируешь ассортимент? – весело бросила Кэролайн мужчине, присаживаясь за стол. - Поверь, им это абсолютно без надобности. Я бы заказал мерло, будь наша встреча вечерним променадом, но увы, поэтому рискнул выбрать чайник с чаем на свой вкус, не против? - Только за, - юноша в костюме обратил на нее взгляд. – «Цезарь», пожалуйста. - И все? – темное лицо мужчины шокировано округлилось. – Это преступление, у них великолепное филе индейки в манго, ты обязана. - Прекрасно, впишите это блюдо в счет тоже, доверюсь профессионалу. - Вот так бы сразу. – Удовлетворение разлилось по физиономии Джереми, отчего он стал похож на бронзового Будду. - А мне, будьте добры, грибной крем-суп с латуком, стейк средней прожарки… Как только официант ринулся на кухню передать обширные поручения, судья хлопнул в ладоши и тут же потер их в нетерпении. - Ну, давай скорее, показывай, что ты мне там принесла. - Боже, Джерри, так сразу? – чуть не подавилась водой Кастенда. - Конечно, интересное чтение только улучшает аппетит. К тому же, я хочу сделать ставку, подпишу я сегодня твои авантюры или нет. - Думаю, в этот раз подпишешь. – Папка проехалась по столу и была быстро подхвачена пухлой ладонью. Из узкого кейса на нос взлетели очки, и повисла тишина, прерываемая лишь шелестом страниц. Начальница нарко неотрывно следила за реакцией Джонатана: он всегда молниеносно переключался с привычного веселого настроения на вдумчивую серьезность. Вот и теперь друг сосредоточенно скользил глазами по строчкам и временами кивал. Официант принес чай, но чтец не оторвался от бумаг, поэтому полицейская взяла на себя труд разлить напиток по чашкам. Горячая вода благоухала яркими цитрусовыми нотами, что было очень в духе ныне молчаливого приятеля. В один момент судья хлопком закрыл папку и стянул окуляры. - Пушка. Смело, свежо, а логика какая безупречная. Всем запросам запрос. - Да, я старалась, - улыбнулась она из-за чашки. - Насколько я помню, это тот бессовестный химбо, что уничтожил последний оплот нравственности в Гарлеме? - Далеко не последний, но да, появись он снова в этом районе, на него бы спустили собак. Чтобы стать персоной нон грата там, нужно еще постараться. Сапоги и шляпа дали ему страшное могущество, судя по всему. Джонатан внимательно всмотрелся в папку и спросил: - Только честно, а настоящая причина для его освобождения в чем? - Я не написала ни слова лжи. Он нужен для расследования. - Но, разумеется, не этого. - Проницателен, как всегда. Судья тихо засмеялся и передал секретные сведения обратно. Озадаченное лицо женщины требовало объяснений, и Джерри произнес: - Одной моей подписи не хватит. Я напишу циркуляр, с утра тебе принесут его. – Кэролайн схватилась за картон, но чужие темные пальцы не разжались. – Я должен тебя предупредить, что, хоть аргументация и безупречна, но если очень сильно захотеть, то умелый комар найдет, где здесь подточить нос. Это можно обжаловать в прокуратуру. Я не знаю, что ты задумала, но ударит именно по следственному корпусу. Точнее нет, по тебе. - Спасибо, но, к сожалению, других вариантов просто нет. Мне придется взять на себя риски. Обмен глубокомысленными взглядами прервал вейтер с супом и салатом, а дальше ужин потек в сопровождении обычной дружеской беседы. Смешливый Джонатан не подвел: Рихтер сунула бумажный голубой конверт из суда капитанше, едва та вышла из лифта на следующий день. Постановление следовало как можно скорее передать парням, но в прозрачной капсуле Киркманна еще даже конь не валялся, а вот у Ксански расплывчатая фигура за матовым стеклом скидывала с плеч пальто. Поэтому женщина без задней мысли двинулась к сержанту, успокаивая себя тем, что Йану стоило раньше придти на работу, и поэтому он сам виноват. - Мэм? – белая голова развернулась от напольной вешалки. Начальница потрясла красноречивым свертком бумаги, и на бледном лице прорезалась ухмылочка, мелькнул кончик языка. – Какая прелесть. - Да, только эта прелесть может отправить меня на комиссию, если вы не будете достаточно убедительны. Улыбка сразу же исчезла. - Я рассчитываю на вас, мистер Ксански. И посвятите, пожалуйста, в это детектива Киркманна, а то его длинный обиженный язык доведет меня до отмены пенсионных выплат. А я пойду и сделаю отчет Фирсу, как и положено. - Да, мэм. Идти на попятную было уже поздно, хотя женщина и заметила, что в глубине глаз сержанта мелькнула мысль о белом флаге. Но, к счастью, она знала его достаточно давно, чтобы быть уверенной, что Зак всегда доводит до победного то, что затевает. Она лишь понятия не имела, что встревоженный за будущее операции альбинос, описывая другу проблему постановления, сознательно умолчит об опасности для должности Кастенды, чтобы и без того недовольный скандинав окончательно не уперся рогом в землю. *** Надзиратель уверенно шел по коридору к нужной камере. За последние два года он привык ко всему, выполняя свои обязанности присмотра за Динелли, но на этот раз к мужчине зачем-то приехали копы, а по поводу подобных визитов никаких инструкций ему не поступало. Он предпочитал не слишком задумываться о причинах их приезда, но держал в уме, что, при возможности, нужно будет подслушать, о чем детективы будут расспрашивать его подопечного. Мало ли, вдруг пригодится боссам. Белая дверь привычно поддалась ключу и распахнулась. С самого первого дня заключения камера Чедвика претерпела некоторые изменения. Стены теперь сплошь покрывала миллиметровка: множество чертежей, как обои, были наклеены в строгом порядке, стык в стык, не оставив ни единого просвета. Невозможно было отрицать, что у дилера есть знания и талант – схемы строительства, вышедшие из под его руки, отличались изяществом декора, ныне почти не используемым в архитектуре. Охраннику казалось, что сейчас такими строили только какие-нибудь музеи, и то не всегда – невыгодно, вряд ли проектировщик смог бы заработать много только на таких идеях. Тем не менее, русый и здесь подстраховался: между богато украшенным псевдохрамовым классицизмом проглядывали современные здания причудливых форм – стадионы, похожие на цветы, сферы, дуги. Глядя на это, становилось даже как-то обидно, что подобный специалист высокого порядка не собирался никоим образом претворять свои проекты в жизнь и тратил время непонятно на что, а теперь и вовсе валялся на койке в тюрьме и тренькал на гитаре, коей обзавелся полгода назад. - К тебе гости из следствия. Кантри-мелодия смолкла. Зеленые глаза выстрелили в офицера. - Как выглядят? - Мужчины. Широкий и тонкий. Тонкий блондин, широкий белый совсем, со шрамом на лице. Узник оживился и сунул инструмент под лежанку. - У блондина волосы блестят по-дебильному? Будто мишура рождественская. - Да, есть такое. - Вот дела, - Динелли поднялся и потянулся, отчетливо хрустнула спина. – Чего это, интересно, его королевскому величеству от меня надо… - Этого не знаю. Они в допросной. - Может, того, турнешь их? Скажешь, что я помер, например. – После короткого задумчивого молчания выдал Чед. Надзиратель улыбнулся. - Ага, убили клиента, вертайте взад. Австралиец разразился надломленным каркающим смехом, но тот вскоре оборвался, а под очертившимся скулами заметно сжалась челюсть. - Не дождутся. - А если серьезно, начальник уже пообещал, и я слышал, у легавых какое-то разрешение. - Даже так. Тогда не стоит заставлять их ждать, верно? – поджарая фигура ловко обогнула скалу в форме, выудив попутно наручники из-за чужого пояса. Офицер недовольно развернулся, но ковбой даже не дернулся, самостоятельно заканчивая с защелкиванием колец на запястьях. - Я просил так не делать, не наглей. - Ой, ну не начинай, приятель, время поджимает, - закатил глаза дилер и качнулся вбок, уводимый инерцией вперед по коридору, бросая на ходу. - Еще три метра расстояния между нами, и это будет считаться за побег, для справки. - Побег впишут как минус в личное дело, для справки, – парировал охранник и улыбнулся. Быстроногий нарушитель театрально замедлился, выбрасывая вперед длинные ноги, и встал как вкопанный посреди дороги, воздев лицо к потолку. Человек закона, не торопясь, закрыл камеру на ключ: он знал, что наркоторговец никуда не денется – ему просто невыгодно. А уж о выгоде заключенный знал все. *** Комната для допросов в этой тюрьме не сильно-то отличалась от таковой в департаменте, заметил про себя Йан, когда они с Заком были услужливо отведены в тихое крыло здания, предназначенное для разного рода свиданий. Звуконепроницаемая комната отсекалась от коридора толстой дверью, а зеркальное стекло, прозрачное лишь с одной стороны, чуть поблескивало в тусклом освещении. Возле входа в допросную стоял крупный мужчина в форме, видимо, сопровождающий узника надзиратель. Мужчина не сказал ни слова и лишь кивнул, отходя от двери, чтобы гости могли пройти. Щелкнул замок, и перед глазами следователей предстала черно-белая комната с одиноким столом. Сидящий за ним поднял глаза на входящих и улыбнулся. Он подобрался на стуле, оперся локтями о столешницу, чуть звякнули наручники. Белый видел Динелли только по телевизору, поэтому внешний вид дилера не отпечатался в его памяти, а вот Киркманн даже присвистнул, присаживаясь напротив. Чедвик, которого он засадил за решетку без малого два года назад, однозначно был менее худым и уж тем более менее подтянутым. Мягкие черты лица канули в небытие, сменившись впадинами и остротой, будто бы оквадратились, отсекли все ненужное. Под рыжими короткими рукавами робы вились не крупные, но крепкие бицепсы. Да и в целом фигура словно бы носила одежду на размер меньше, чем до заключения. Однозначно похорошевший вид портили только совсем свежие побои на лице: правый глаз, как сломанный светофор, совмещал себе яркий зеленый и капиллярно-алый, бровь и скула не слишком аккуратно стягивались тонкими полосками пластыря. На рассечение верхней губы клейкой ленты у врача, видимо, уже не осталось, поэтому рана приветливо щерилась на обворожительной улыбке. - Решил вернуться к корням и стать Крокодилом Данди? – без лишней эмоциональности начал блондин, располагаясь поудобнее. - Здесь без корней никуда. А ты, я смотрю, все позоришь викингов своей стрижкой? Детектив пропустил колкость мимо ушей, а вот Зак, расхаживающий за его спиной, вбросил: - Кто тебя так расписал? Русый изучил новую для себя фигуру беглым взглядом. - Я не уверен, что знаю твоего дружка. Вы, кстати, не очень визуально сочетаетесь. - Он мне не дружок, - Киркманн разложил перед собой листочки, не отвлекаясь от их чтения, так что не мог видеть закатившиеся глаза выписанного из друзей. – Отвечай на вопрос. Язык хищно мелькнул между зубами, скользнув по верхнему ряду. - Конечно, конечно. – Чуть помолчав, ковбой сосредоточил внимание на альбиносе. Пожал плечами и демонстративно провел рукой у израненной физиономии. – Нравится? Мой ежедневный макияж. Я прямо старался сегодня успеть его нанести, прежде чем кто-нибудь придет меня проведать. - Кончай паясничать, кто? - Упал. – Широкая улыбка снова растревожила срастающуюся ранку – та влажно заблестела под светом ламп. – Темные углы прачечной так опасны. Ни дня не пройдет, чтобы ты на них не напоролся, особенно, когда ходишь туда один. - Попытка давления на жалость провалилась, - наконец, впился в преступника цепким взглядом Йан. Чед ответил на него, склоняя голову. - Какая уж тут жалость, босс. Мне она не нужна, я прекрасно справляюсь с выживанием. – Он вскинул руки и потянулся. – В моих обстоятельствах… эх… эти два года можно засчитать за пять лет. Ни дня не проходит без дружеских перепалок. - Видимо, сегодня ты проиграл, - улыбнулся Ксански. - Вовсе нет, я был немного не прав. Проиграл, полагаю, парень со сломанной рукой в лазарете, хотя-я-я… - Смотрю, тебе довольно весело в тюрьме, - прервал его блондин. – Давай оставим его тут, Зак, он явно набрал себе пару очков авторитета, как блестит. Прямо начищенный медный таз. - Авторитета? – Динелли зашелся в лающем смехе. – Авторитета! По моим статьям не начисляют авторитет, к твоему сведению. Я просто вынужден был принять некоторые меры, чтобы успешно останавливать чужие заточки, метящие мне в бочину, пока вот удача на моей стороне. А по поводу веселья – ну, дожитие суток до конца очень располагает к хорошему настроению, знаешь ли. - Точно так же, как продажа кокаина ученикам начальных классов? На суде ты выглядел таким радостным. Дилер перестукнул пальцами по столешнице. - Ох уж эти детишки, чего только не купят, когда обзаводятся карманными деньжатами на обеды, правда? За спиной у Киркманна шумно выдохнул Ксански, что не осталось без внимания австралийца. На удивление, он довольно устало хмыкнул и взглянул на сержанта. - Я знаю этот звук, очень показательный. Ненависть. Только и слышу. Что, приятель, хочется пару раз стукнуть меня о стол? Давай, я уже сбился со счета, сколько раз мой и без того кривой нос смещался в разные стороны, новый вывих погоды не сделает. Только знаешь, что? Да и ты, Киркманн, раскрою вам обоим маленький секрет. – Дилер, как балаганный фокусник, хлопнул в ладони, будто оттуда должен был вылететь голубь. – Я толкал дурь бессчетному количеству народа, да и пара-тройка детей там тоже затесалась, но эта школа в Гарлеме – не я. По крайней мере, не в том смысле, как все прописано в деле. - Ну да, конечно, - закивал Йан, подпихивая друга локтем в бок. Вот только в глазах Закарии блеснуло что-то похожее на интерес. - Ты хочешь сказать, что тебя подставили? - Эй, ты, вообще, на чьей стороне? – возмутился блондин, но белый похлопал его по плечу. - Расслабься, не камень в твой огород, мне просто любопытно. Внимательно слушаю, Динелли. - С удовольствием раскрываю карты. – Русый дернул руками, но шикнул, потирая сцепленные запястья. Он повернулся к стеклу и воскликнул, потрясая кольцами наручников. – Эй, приятель, мы можем что-нибудь уже с этим сделать? У нас здесь намечается деловая беседа. Дверь открылась через полминуты, впуская фигуру охранника. Тот смерил Чедвика раздраженным взглядом, но пару мгновений спустя кандалы оказались заткнутыми за пояс надзирателя, чья широкая спина вновь скрылась за порогом. Заключенный размял руки и по-деловому переплел пальцы в замок. - Итак. Господа, - он кивнул не до конца отошедшим от произошедшего копам. – Никто меня не подставлял, более того, я сам предпочел подставиться. Сложилась весьма непростая деловая ситуация. Я не продавал ничего детям. Этим. Тут моим единственным клиентом был директор школы и парочка его друзей из правления. - Тот директор, что признан без вести пропавшим? – Ксански заметно оживился и наклонился, уперев в металл стола ладони. Тонкая линия губ Йана чуть дрогнула. Динелли не торопился и ковырнул мизинцем в зубах. Находка от обеда явно того не стоила, и он щелчком отправил кусочек в полет. - Да не так уж и без вести. - Так, тихо, - Киркманн агрессивно потер ладонями лицо, а когда его физиономия вновь показалась на свет, это не предвещало ничего хорошего. – Вообще-то мы здесь не за этим, но. С чего это ты вдруг стал таким разговорчивым? - А почему бы не поговорить с моим любимым следователем, который первый раз за все время явился ко мне в гости? Я соскучился по твоей сладкой мордашке, шериф. - Йан, не отвлекай его, и без того тормозит, а ты, слушай сюда, - альбинос щелкнул пальцами, обращая на себя зеленые глаза. – Я хочу услышать максимально последовательную историю, потому что от нее может зависеть наша дальнейшая беседа. Ты меня понял? - Оки-доки, босс. Я не слишком вдаюсь в подробности, но тот директор по местным правилам не имел права покупать кокс у кого-то не из гетто, о чем ни я, ни дом не знали. А этот профессор хотел покачественнее. Из-за этого кретина банды решили, что клан хочет получить влияние в новой зоне, завязались неприятные терки. А потом выяснилось, что мужик и вовсе пошел ва-банк: решил поднять деньжат на малолетках, сливал им часть купленного у меня. Вот дела, да? Гарлемцы и вовсе взбеленились, что итальянцы травят их детишек, а школа-то была не совсем для отребья, там учились нормальные ребята. В итоге семья пошла на переговоры, терпеть их не могу, вечно надо смотреть, как бы кто пушку не достал, да и все такие обидчивые… - Динелли. - Ладно. Главное то, что в итоге пришли к сделке: клан уходил из Гарлема, а банды обещали разобраться с подставившим нас директоришкой. Но тут в дело вступил наш любимый детектив Киркманн, и разборка перестала быть только между нами, государство со своим стеклянным глазом все испоганило. - Прости сердечно, - съязвил Йан, откидываясь на спинку. - Ничего страшного, в итоге я придумал, как нам выкрутиться из щекотливой ситуации. Тебе же прям в заднице свербило, как хотелось кого-нибудь посадить, так что я героически взял на себя эту роль. – Чед приложил руку к груди, как актер на «Оскаре». - Занял тебя и суд, пока более серьезные члены семьи топили в реке проблемного директора. Мы пообещали, что вообще со всем разберемся, только тогда нервные негры из Гарлема успокоились. Конец. Теперь я тут, а выходцы из гетто, которые понятия не имеют о внутренней кухне в этом деле, мстительно пытаются окончить мою драгоценную жизнь почти ежедневно и с переменным успехом. Ковбой улыбнулся и начал выстукивать ритм какой-то одному ему известной мелодии и в такт качал головой. - Так вот почему тебе так упорно запрашивали условный, - щелкнул пальцами Зак и с улыбкой повернулся к другу. Тот хмуро уставился на него из-под светлых бровей. - То есть ты у нас добровольно сел в тюрьму, чтобы разрулить криминальный конфликт? Да ты герой, Динелли, - особого одобрения в голосе Йана не было, но русому это не помешало. - Спасибо, но не надо оваций. А теперь, когда вы послушали эту пронизанную доблестью историю… чего вы приперлись вообще? Зак выпрямился и бросил перед мужчиной безликую картонную папку. Австралиец с сомнением окинул ее взором и глянул на кучу листочков перед Йаном. Поймав немой вопрос дилера, Ксански отмахнулся. - Ах, эти. Забей. С учетом того, что ты нам тут рассказал, мы немного поменяем тактику и приступим сразу к делу. - Зак, ты можешь хоть на секунду прекратить восхищаться им и подумать головой? – подал голос Киркманн. – Не приходило на ум, что он, не знаю там, брешет? И Ксански, и Динелли в один голос тут же ответили «с чего это» и переглянулись. Белый предпочел промолчать, так что ковбой неожиданно серьезно пояснил: - Я уже сижу. Более того, сидеть я буду еще… прилично. К тому же, у меня есть некоторые приятные поблажки, о которых я не считаю нужным вам рассказывать. Мои планы на будущее предельно ясны, и текущее положение дел, за исключением покушений на убийство, меня вполне устраивает. Я не хочу ничего добиться, пользуясь вашим приездом, да и нет того, что вы можете мне дать. Нет причин для лжи. – Он вновь обратился к Закарии. - Где моя выгода? - Думаю, как только ты откроешь эту папку, твое мнение о том, что мы можем тебе дать, немного изменится. Чедвик не мог не признать, что белый мужчина говорил весьма интригующе, да и в целом после импровизированной исповеди преступника стал более расположен к нему. К тому же, если бы пришлось выбирать между ним и уже известным Киркманном, дилер однозначно юркнул бы за спину альбиносу. Йан уже в печенках сидел со своим замогильным выражением лица, а угрюмые люди Динелли раздражали. Поэтому папка в руках без колебаний открылась на самой первой странице. И уже тут русого ждал сюрприз. На листочке скрепкой был прицеплен простой клочок бумаги с весьма недвусмысленным содержанием: «Мы не исключаем возможность того, что наш разговор прослушивают твои покровители, поэтому все, что написано в данных документах не должно обсуждаться в пределах этой тюрьмы. Ты едешь с нами в любом случае, и все необходимые подробные ответы на вопросы получишь позже. Читай молча». Работа с мафиози временами очень красноречиво демонстрировала, чем чревато неисполнение элементарных указаний, поэтому австралиец не повел даже бровью, углубляясь в чтение. Бумаги не слишком раскрывали сути: короткие описания состояния тел, анализы наркотического вещества, комментарии следствия и итоговые выводы о причастности к делу крупных криминальных структур – вот и все данные. В конце была заботливо вложена копия судебного постановления об изъятии его из заключения для продолжения расследования по многострадальной школе, ясно, что лишь в качестве предлога. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы соединить точки, так что Чед поднял глаза от маленького досье и спросил: - Это все безумно интересно, но, опять же, какой мне вообще резон с вами сотрудничать? Как я уже говорил, у меня все хорошо. - Может и так, - пожал плечами Ксански. – Но я советую тебе еще раз посмотреть на себя в зеркало и подумать, готов ли ты отказаться от временного и, заметь, нефиксированного по дате, выездного отпуска. – Он мельком глянул на широкое смотровое окно, за которым, вероятно, находился очень внимательный и невидимый им стенографист и закончил, согласно «школьной» легенде. – Неужели тебе не хочется попытаться восстановить доброе имя и ходить по двору, не оглядываясь по сторонам? С одной стороны, альбинос был прав, потому что Чеда порядком достало валяться в лазарете и вырывать право на жизнь у местной шпаны, но залезть в дела больших боссов было палкой о двух концах. Никто не мог дать гарантии, что дело не приведет его к собственной семье, а крыс в стенах Динелли-старший выводил негуманно, будь то простые шестерки или его крестные дети. Да и рисковать своей жизнью, пробираясь в чужой клан он не хотел однозначно, потому что итальянцы не отличаются человеколюбием к шпионам. На секунду в голове у дилера мелькнула занятная мысль, за которую он решительно ухватился и обдумал со всех сторон. Вероятность была очень маленькой, но в случае верной догадки, перспектива открывалась просто заоблачная. Чедвик даже задохся на секунду от быстро разворачивающегося в голове сценария и вскинул голову. - А что мне подписать? Йан сгреб листы в охапку и рывком поднялся с места, покинув комнату. Ксански устало вздохнул и протянул руку за папкой. Как только документы оказались у него, он чудом разминулся в проходе с надзирателем и сказал: - Никаких подписей не нужно, мы ждем в машине. *** Офицер охраны заговорил лишь на подходах к камере. - Что им надо-то в итоге? Вопрос праздного любопытства не застал русого врасплох, но, в связи с последними новостями, он сделал выбор в пользу полуправды. - Придурки не в состоянии сами раскрыть дело, поэтому просят меня о помощи. - Вот как, - только и сказал охранник, так что разговор исчерпал сам себя. Знакомая дверь в камеру открылась, и ковбой вошел в комнату. У него не было даже предположения, какие из присутствующих в маленьком помещении вещей могут понадобиться ему на временной свободе, но глаза как-то сами собой зацепились за чертежи на стенах. Разум торгаша сработал на опережение, и через секунду голубые листы уже летели на койку, чтобы потом оказаться в папке. С точки зрения надзирателя, Динелли с макулатурой в руках и словами «все, я готов» выглядел просто смешно, но голову служаки в большей степени занимали совсем другие мысли, поэтому колкость так и осталась невысказанной. Страж порядка не сопровождал его к машине. Добравшись до нужного окна в холле, он успел взглянуть лишь на то, как его усаживают в высокий автомобиль, сняв наручники. Тачка быстро скрылась из поля зрения, а надзиратель сделал единственное разумное решение по инструкции – направился к телефону сделать звонок. *** Серебряный пикап Киркманна Динелли раньше видел лишь издалека – кататься на нем не приходилось ни разу, все прошлые свои визиты в департамент он совершал на патрульных офицерских авто. Теперь же он шел по огороженной выходной тропинке, а и без того немаленькая машина детектива все увеличивалась в размерах, ожидая пассажира. Руководство тюрьмы не стало заморачиваться и выдавать сменную одежду осужденному, который, согласно циркуляру, должен был еще вернуться обратно за решетку, так что под серо-голубым небом мужчина шел в рыжем уставном костюме. У высоких заграждений из плетеной сетки скапливался немногочисленный народ, из банального любопытства провожавший всех, кого ни попадя. Чедвик не всматривался в их лица, пока к ограждению не подошли знакомые темные сущности – гарлемцы испепеляли его взглядами, которые, казалось, могли расплавить и тонкую металлическую преграду. Соблазн остановиться и плюнуть в лицо главарю через забор был просто колоссальным, так что Чедвик едва сдержал в себе это дикое, продиктованное годами сопротивления насилию, желание. Банда двигалась по ту сторону забора, медленно шаг в шаг с австралийцем, не желая позволить ему спокойно пройти остаток пути. Как только лидер уперся грудью в угол огороженной площади, он коротко бросил: - С нетерпением буду ждать твоего возвращения. - Я буду писать тебе письма, ниггер, - бросил на последок Чед и с улыбкой зажмурился, слушая, как сзади неистовствует и строчит оскорблениями гарлемец. Подошедший к дилеру Йан снял наручники и спросил: - Нравится, когда тебе угрожают, а достать не могут? - Лучше, чем музыка, - сразу же ответил русый и обогнул следователя, двинувшись к авто. - Тебе, вообще-то, сюда еще возвращаться, так что довольно опрометчивый финт, не находишь? - резонно заметил опирающийся о багажник альбинос. - Я об этом однозначно пожалею, но это будет потом, так что похер, - весело объявил ковбой и залез на задний ряд шевроле. Поразительно, но, оказавшись на заднем сидении полицейской тачки и закрыв за собой дверь, мужчина впервые почувствовал себя полностью защищенным. Папка с чертежами опустилась на сиденье рядом, снаружи раздавались приглушенные звуки переговоров следователей и охраны, и по непонятной причине у Динелли защипало в носу. *** Чедвика еще не успели отвезти за ворота колонии, а где-то на Лонг-Айленде один семнадцатилетний мужчина уже стремглав несся в кабинет за дубовой дверью. Он так торопился, что почти летел, едва задевая бархатный дорогой ковер, растянутый по всей длине галереи. Раньше ему всегда твердили, что подобные предметы интерьера не терпят такого обращения, но сейчас судьба одного несчастного половика волновала джентльмена меньше всего. Заветная комната возникла прямо перед его носом как-то неожиданно, видимо, неожиданности сегодня целиком и полностью составляли насущный день. Торопливый стук, минутное ожидание и дверь приоткрыли изнутри. Парень вошел внутрь. Прямо перед глазами сразу же возникал камин. Он горел всегда, сколько мужчина себя помнил, сразу приковывая внимание входящего. Напротив огня располагались два кресла из зеленого бархата. Одно из них пустовало, но в другом, очень привычно для взгляда, восседал мужчина семидесяти лет. Он не повернулся, чтобы поприветствовать гостя, да и никакой необходимости в этом не было, ведь случайных посетителей здесь никогда не бывало. - Что стряслось, Лу́ка? – спросил старик, взмахнув рукой. Он держал какую-то книгу, и страницы печально зашуршали от его жеста. Юноша мельком оценил ситуацию – в комнате, помимо сидящего, находились еще двое мужчин: фигура возвышалась возле окна со стаканом коньяка, а еще один человек скрывался совсем рядом, у шкафа, видимо, именно он открыл дверь. «Аншлаг, кто бы сомневался», - подумал Лука, но вслух сказал другое. - Мне только что позвонили из «Нью Рефайнмент». Повисло молчание. Рука с книгой упала на подлокотник, а грустный надтреснутый голос спросил: - Чедвик?.. - Нет, дедушка, он жив, все в порядке, я… - Ты для этого пришел? Чтобы расстраивать своего и без того печального деда? – грозный укор от окна заставил юношу поежиться. Мужчина отвернулся от стекла и вышел в свет. Он был очень красив собой: черные волнистые волосы зачесаны назад, но никакой гель не мог спрятать эти изгибы прядей, отчего они, то и дело, отслаивались от общей массы и шаловливо ниспадали на правильные покатые черты его треугольного лица. Ни грамма остроты, лишь подчеркнутая мягкость и нежность. Жаль, что они были обманчивы. Падший ангел гневно направился к парню мимо кресла, но тут книжка хлопнула его по ноге. - Постой, Кали́сто, пусть он закончит. Твой сын не дурак, хоть ты и не веришь. Зачем тебе звонили, Лука? - Наш связной сказал, что детектив Киркманн приехал в тюрьму с коллегой и разрешением из суда. Он забрал с собой Чедвика. С него сняли наручники. Лицо Калисто приняло более доброжелательное выражение. Юноше показалось, что он даже немного улыбнулся. Лука бы обрадовался, но похвалы от отца были так редки, что больше не вызывали вообще никаких эмоций. Гораздо сильнее его волновала судьба названного дяди. Слева зашевелилась тень у шкафа, и вкрадчивый шепот произнес: - Я рискнул бы предположить, что это связано с клятыми радиоактивными бутылками. Киркманн ведет это дело. Этот шепот мог принадлежать только одному человеку, Лука инстинктивно отступил вправо. У Калисто Динелли, отца Луки Динелли и сына Балтасса́ре Динелли, не было братьев. Это обстоятельство играло ему на руку – не придется воевать ни с кем за наследование руководства. Но старик мечтал о большем количестве сыновей, недовольный тем, что после рождения второго ребенка дом начали наполнять только девчачьи голоса. Естественно, дочери клана получили должное уважение и любовь, но этого было не достаточно, чтобы заполнить пустоту в его сердце. Именно по этой причине в семье в разное время появились двое крестных сыновей. Ка́зимир Динелли сопровождал наследника почти с самых первых шагов. Они росли как двойняшки: итальянец и немец, сведенные в четыре года. Сын иммигрантов, Касимиро на римский манер, оказался сиротой после крупного пожара, когда отец-мафиози и приютил его, дав кров и надежду. Лука боялся дяди до чертиков: казалось странным, что на всех фотографиях чистейший ариец будто бы был средоточием тьмы, очерняя все, что оказывалось рядом. Он отличался во всем, и дело было вовсе не в воспитании и национальности – Казимир просто не поддавался человеческому осмыслению. Дедушка рассказывал, что мальчика не нужно было даже искать для спасения: он, четырехлетний и перемазанный сажей, стоял перед горящим зданием и заворожено взирал на огонь. Ребенок не побоялся и когда к нему подошел чужой. «В его глазах я видел только всполохи пламени, но страх? Ни тогда, ни спустя годы с тех пор», - с гордостью вещал Балтассаре внуку, но тот, еще в детстве, лишь ежился в кровати. Молчаливый и неспособный от рождения говорить громче шепота, немец, как холодный сквозняк, перемещался повсюду, поднимая сонмы мурашек у Луки, его теть, матери и бабушки. В какой-то мере ему было ужасно стыдно, что он трясется как мокрая курица в стане женщин, но поделать с собой решительно ничего не мог. Казимир вселял первобытный ужас, и основная причина крылась далеко в детстве молодого мафиози. В память мальчика болезненно врезалась давняя история про дворовую кошку, Белое Ушко. Кличка была условной - изящное животное постоянно скиталось в квартале, ластилось к ногам и просило угощение. Однажды Лука, будучи восьмилетним шкетом, играл со зверьком на крыльце, а потом случайно обернулся. В проходе стоял крестный. Не заметить его приближения, по мнению ребенка, не смог бы только глухой, но, как оказалось, мнение это было ошибочным. Нареченный Динелли неотрывно смотрел на котенка, а та, добрая душа, лишь потерлась о брюки нового гостя. Асбестовое лицо Казимира никак не изменилось, шепот колыхнул воздух. - Красивая. Она принадлежит тебе? - Ч-что? – побелевший Лука сам не заметил, как зашептал в ответ. - Это твое животное? - Н-нет. Она ничья. Живет на улице. Казимир не проронил больше ни единого слова, только смотрел на пушистую зверюшку, сладко мурлычущую у его ног. На секунду мальчик подумал, что можно было бы предложить дяде поиграть вместе, но эта идея распалась сама собой – мужчина ушел в дом, исчез в темноте коридора. Теплый нос клюнул подростка в руку, вырывая из оцепенения, и Лука погладил серый бок. Это был последний день, когда он играл с Белым Ушком. Пару дней спустя, возвращаясь из школы, он решил зайти со двора и пройти через их апельсиновый сад. А там, в вечной тени под деревом, сидел немец. Он не обратил внимания на ребенка, и сначала пареньку показалось, что тот занят чисткой апельсинов – нож проворно скользил по круглому предмету, но, чем ближе Лука подходил, тем отчетливее становилась белая кость в руке дяди, нож, скоблящий над пустой глазницей и белый мех с чем-то сухим, коричневым, издалека так похожим на цитрусовую цедру. Школьник встал как вкопанный, портфель шлепнулся на землю. Только тогда Казимир поднял голову и посмотрел на племянника. В его глазах Лука не увидел ровным счетом ничего, всепоглощающую пустоту. Он так и оставил свою сумку валяться на траве, кинулся в дом, мчался по лестнице в комнату так быстро, как только позволяли его короткие детские ноги. Ничего на свете он не боялся тогда настолько же сильно, как этого кукольного голубого взгляда и скрипящего по черепу ножа. Он ревел у себя весь оставшийся день, а ведь это даже не была его кошка, как справедливо выяснил Казимир. Выяснил и заявил на нее права. Все честно. Дядя обожал коллекционировать черепа. Никогда не покупал у таксидермистов, только добывал самостоятельно. Его бессчетное собрание пустоглазых голов занимало несколько полок в комнате, куда немец никогда не закрывал дверь. Помещение вообще не казалось используемым, иронично, что жизнь в нем выдавали только шкафы со смертью. Его любовь к огню, отдаленность от семейных праздников, равнодушие к теплоте окружающих – крестный так и не стал для подрастающего мальчика своим, даже несмотря на то, что дед и отец безоговорочно ему доверяли и умудрялись находить подход к мрачному разуму немца, ведь сердца у него точно не было. Окруженный требовательным дедушкой, холодным и строгим отцом, корящим его за мягкость, и беспросветным мраком, щупальцами расползающимся от крестного, Лука нашел отдушину лишь в том, кто ворвался в семью случайно и до обидного поздно, и то только с помощью судьбы. До этого его будни скрашивали только тети. Чедвик попал под крыло Балтассаре семнадцать лет назад. Ввиду того, что «дурной», как его называл Калисто, любил потрепаться о своей жизни, Лука прекрасно знал, что загорелый ковбой слинял из родной Австралии по причине «достало», едва закончив школу, в надежде получить от жизни что-то большее, нежели отцовскую ферму. Странно, но о своей настоящей семье русый харизматичный балабол никогда не отзывался плохо, напротив, временами даже с какой-то печалью в голосе говорил, что его предки не заслужили такое космическое разочарование в форме сына. Так бы и болтался он по улицам с гитарой и промышлял мелким воровством, если бы его абсолютно случайно не заприметил отец клана Динелли, всего лишь проездом оказавшийся в Штатах. Чед явно привык хватать удачу за хвост, как тех аллигаторов в пруду, и быстро заручился одобрением Балтассаре – было у него это отличное качество под названием «четкое выполнение указаний». Дед потратился на него сполна: настоял на высшем образовании, выделил место подле себя, даже крестил под более подходящим итальянским именем. На ковбоя воротило от одного только звучания слов «Карло Динелли», так что вскоре единственным, кто так его называл, остался лишь сам дед, но и тот сдался, когда ему объявили трехмесячный бойкот под лозунгом «Карло? Я этого громилу и знать не знаю». Чедвик обладал живой душой и шилом в заднице, но Лука был только рад, когда бедовый дядя, залезший через окно на втором этаже в доме с трехметровыми потолками, будил его посреди ночи и спрашивал, готов ли племянник погонять по улицам на отцовской машине. А он и был готов больше всего на свете, после чего оба, естественно, получали нагоняй от всей семьи по кругу, но ничем более страшным это никогда не оборачивалось. Хауди-катастрофа точно знал предел, за который переступать не следовало, и в этих рамках творил все, что взбредало ему в голову. С тех пор, как дедушка решил, что клану стоит переехать в Штаты, роль Чеда в семействе только укрепилась: отец доверял ему во всем, что казалось клиентской базы и американцев в целом. Частично, именно благодаря легкой руке, рыночному уму и длинному языку австралийца дом Динелли быстро и прочно подмял под себя почти четыре боро Нью-Йорка, исключая изолированный Статен-Айленд и топорщащийся костью в горле Гарлем на севере Манхэттена. Из-за проклятых гарлемцев Лука и был ныне лишен общества любимого крестного, поэтому новости из тюрьмы имели для него особо важное значение. Слова Казимира о детективе вызвали у юноши смешанные чувства. С одной стороны, он взял себе за правило не думать о полиции, пока не войдет в ответственную позицию в клане, но на блондинистого следователя из новостного сюжета у него все же была странная личная обида. Рядом колыхнулся воздух – это немец отслоился от шкафа и проплыл мимо, вырывая парня из раздумий. Касимиро дошел до кресла и положил руки на спинку мебели. Его асфальтово-серый костюм с дизайнерским глянцевым рисунком, напоминавшим разлитый по дороге бензин, в неярких всполохах каминного огня мокро блестел, навевая мысли о чем-то железистом, утробном. Мертвом. Мужчины явно ждали решения патрона. Балтассаре поскреб подбородок с седой щетиной и сказал: - Спасибо, Лука. Ты можешь идти. Четыре холодных глаза будто бы выдавили юношу из кабинета. Он закрыл за собой дверь, обливаясь потом с ног до головы, казалось, что его песочный костюм насквозь промок в подмышках и на спине. В сердце что-то опасливо заворочалось, но, будучи бесправным, по их традициям, ребенком на птичьих правах наследника, он мог лишь поплестись по галерее все дальше и дальше, не глядя сминая туфлями персидский ковер. Как только шум в коридоре смолк, отец клана Динелли заговорил в полголоса: - Это очень неожиданное известие, а также прискорбно несвоевременное. - Мы можем на него положиться, и ты это знаешь. Он хоть и дурной, но не клинический идиот. – Калисто задумчиво смахнул с плеча синего пиджака невидимый мусор. Старик в кресле смотрел в огонь. Он казался простым пенсионером, безумно далеким от быстро меняющейся жизни, но те, кто заглянули бы в его глаза, сразу поняли бы, что он понимает все, замечает все, до самой последней мелочи. Живой рассудок и крепкая память, пусть и были заперты в телесной клетке возраста, но еще годились на руководство огромной империей. Балтассаре отложил роман на столик. - Тяжело на сердце, конечно, но будьте так добры послать кого-нибудь из наших людей нанести визит моему мальчику. Дело с бутылками приобретает скверный оборот. Я очень опасаюсь, что сбирро через Чедвика придут к каким-то неразумным выводам, а мы должны пресечь такое на корню. Сыновья переглянулись, шепот расплылся по воздуху: - Стоит ли решить вопрос деликатно? Отец вздохнул: - Деликатность – удел тех, кто владеет временем. Осторожничая, мы рискуем привлечь внимание некоторых лиц, поэтому придется действовать жестко. Все для клана Динелли. - Все для клана Динелли – отозвались два голоса, потонувшие в треске развалившегося в очаге полена. *** Тем временем уютная двухкомнатная квартира в тихом и спокойном Сохо пребывала в сильном беспокойстве. Та самая «картинная вандалка», в близких кругах более известная как Хани Сельм, нервно ходила по огромной гостиной. Полы ее длинного красного пеньюара развевались по воздуху, и лишь тяжелый мех на подоле не позволял ей стать похожей на какую-то пародию на Супермена. Женщина то и дело хватала с полок все, что попадалось на глаза, крутила предметы в руках и неизменно бросала обратно в непотребном виде. Она явно серьезно переживала. А еще злилась. На диване очень не вовремя зашуршала ткань, и красавица взорвалась. - А ты чего молчишь? Тебе что, все равно? Проклятый Киркманн вытащил из тюрьмы какого-то мужика из мафии, а ты и ухом не ведешь! Да этот гангстер за пару шагов выйдет на коммерческий союз в их кругах, а там и до нас рукой подать! Ты думаешь, наши коллеги погладят нас за такое по голове!? Нет! – Хани верещала как сирена, так что явно не гладили ее по головке только бедные соседи. Человек на софе молчал, так что девушка схватила подушку с кресла и бросила в немого собеседника. – Сделай что-нибудь! Мужчина поймал пуфик и расстроено уложил его на колени. Сельм опять завелась. - Вот посмотрим, как ты будешь грустить, когда наши партнеры все узнают! - Наши? Это твои партнеры, Хани, я не имею к этому абсолютно никакого отношения. Краска отхлынула от красивого лица женщины. Человек напротив впервые смотрел на нее так, со смесью страха и злости. В этот момент он был поразительно похож на ее бывшего мужа, и дальнейшие действия быстро всплывали в памяти: крик «идиотка», рывок, звонкий удар, а после крепкое объятие, больше похожее на силки. Фантомные когти пробежали по хребту женщины, и она отступила за кресло. Мужчина же продолжал. - «Сделай что-нибудь»? Я и так делаю более чем достаточно. Интересно, а что я должен сейчас предпринять, когда там замешан какой-то суд? Бессмысленно рыпаться, дорогая. Динелли влиятельная фигура, весь криминальный мир встал на уши, едва он выехал за ворота кутузки. - Но мне бы позвонили, если бы все было так, Би… Нагавкали бы, как обычно… - ее неуверенный тон слышался так, будто и не принадлежал ей вовсе. Человек горько засмеялся. - Позвонили? Господи, ты за кого себя принимаешь? За крутую бандитку? Да все уже без тебя выяснено. Они будут делать то, что посчитают нужным. А вот уже после придут к тебе. – Би рывком поднялся с места и направился к выходу. – Остается надеяться, что только гавкать. Его тонкая фигура скрылась в проходе, а Сельм так и осталась стоять возле кресла, до треска впиваясь ногтями в льняную обивку. Пара темных мокрых пятен сами собой появились на спинке, и женщина гневно растерла их пальцем, но это не помогло, поскольку у двух клякс появились новые друзья. Хани села на пол за высоким креслом и тихо расплакалась, прекрасно понимая, что сделка, в которую она влезла, отмене не подлежит. *** За окном машины мелькали дома и парки, и Чедвик с интересом пялился на проплывающие мимо пейзажи. Его всего неполных два года не было в городе, и теперь мужчина силился заметить все крошечные изменения в привычных локациях. Вскоре дорога приобрела до боли знакомый вид. - А куда едем-то? – высунул он между сидениями вихрастую голову. - Освежим тебя, зэк, - коротко ответил Ксански и шлепнул по русой макушке папкой. – Скройся. Мы приехали. Тахо встал напротив скромного крыльца. Ковбой прекрасно знал этот дом, поскольку жил в нем какое-то время. Хороший район в Квинсе, Северная Корона, привлек его тогда дешевейшей арендой и полным равнодушием соседей. Как раз то, что было надо для его делишек. Детективы синхронно распахнули двери и вышли из машины. Австралиец же замешкался, раздумывая над чертежами, но махнул рукой, решив оставить их на сиденьи. Только мешали бы. Йан неодобрительно оглядел оранжевую форму. - Я не собираюсь наблюдать этот тюремный прикид, поэтому ты сейчас переоденешься в нормальную одежду, ясно? - Одежда это ладно, а вот нормальный душ… Я так хочу в ванну, в казематах невозможно отмыться, - грустно вздохнул Чед и гаденько улыбнулся, вскинув руку и сунув подмышку в лицо стоящему рядом Заку. – Чувствуешь? Белый рефлекторно вывернулся из под руки и заломил ее за спину дилера. Тот, ожидаемо сложился пополам, но напоследок бросил: - Ого, так сразу, хоть бы на свидание сначала позвал. Возмущенный взгляд альбиноса у Киркманна сочувствия не вызвал. - Ты сам хотел его достать, вот и наслаждайся обществом и всем, что к нему прилагается, - съязвил блондин и направился к крыльцу. Зак дернул на себя шутника, и тот выпрямился. - Мое терпение имеет обыкновение сильно трещать по швам, если меня злить. – Членораздельно зашипел следователь на ухо австралийцу. - А если я разозлюсь, то мы не сможем продуктивно работать, потому что никто не станет возить тебя за нами в больничной каталке. Я доходчиво объясняю? - О да, босс, кристально ясно. Можно даже не прижиматься ко мне, я и так весь дрожу. – Он снова ухмыльнулся и закусил губу. – Жаль не от страха. - Так все, пошел, - Закария толкнул наглеца вперед и потер переносицу. Тот беспрекословно потопал к лестнице, словно ничего и не произошло. Квартира Динелли располагалась на втором, последнем, этаже маленького многоквартирного дома, коих достаточно в пригородах. Жилище выходило необычайно широкими окнами на дорогу, со стороны которой сейчас и лупило жаркое августовское солнце. По сути своей, помещение представляло собой простенькую студию с двумя опорными колоннами. В углу узкая дверь вела в маленькую душевую, совмещенную с туалетом. Самым дурацким решением в планировке оказался узкий коридор, по которому одновременно, касаясь друг друга плечами, едва могли пройти двое мужчин. Гости попадали в эту галерею сразу при входе в квартиру и толпились как бедные родственники, чтобы через пару шагов свернуть налево и оказаться в зале. В самом конце кишки, мимо выхода в студию, возвышался старый платяной шкаф, ровесник здания. Копы в свое время перевернули вверх дном каждый дюйм на территории квартиры – это место значилось единственным более-менее постоянным адресом дилера, хоть и было лишь снято на его имя, а оплачивалось по оффшорным счетам. Очевидно, что конспиративная халупа выполняла роль перевалочного пункта, но данными о других обетованных оазисах департамент не располагал. Поэтому полиции пришлось довольствоваться тем, что имелось в полном законном доступе, и они сполна похозяйничали везде, включая комод с бельем. Чедвик со свистом оценил хаос, творящийся повсеместно, но возмущаться не стал и смиренно двинулся в обход по залу, поднимая то тут, то там, ассорти из предметов одежды. Сгрузив гору вещей на стоящую по центру комнаты кровать, он выудил из кучи на полу банное полотенце и направился к ванной. Киркманн сразу же двинулся следом. Чед развернулся на преследователя и вильнул бровями. - Прости меня, но в этой кабинке при всем желании мы вдвоем не поместимся, давай как-нибудь в другой раз, если уж так хочется. Йан пропустил сальную шутку мимо ушей и облокотился спиной о косяк ванной, уставившись на преступника. Австралиец кинул полотенце на крышку унитаза. - Так и будешь пялиться? - Откуда я знаю, что у тебя там припрятано на всякий пожарный. - Эх, не использовать мне теперь свой глок из унитазного бачка, - с деланным страданием ответил мужчина и схватился за края тюремной футболки. Видя, что подозрительный детектив неотрывно следит за ним, он начал стягивать ее медленнее и качнул бедрами. Блондин закатил глаза и переключился на Зака, хоть пост и не покинул. Белый расхаживал по откровенно пустоватому помещению без интереса, лишь временами проводил ладонью по полкам, стирая многолетний слой густой пыли. В ванной зашумела вода, сопровождаемая облегченным вздохом. Какое-то время звуки никак не изменялись, видимо, хозяин просто стоял под горячим душем без лишних движений. Молчание длилось около десяти минут, пока из ванной не донесся голос, перекрываемый шуршанием сантехники: - Вы обещали, что можно будет узнать, что я должен сделать. - Это не требует большого ума, только наведи справки у своих друзей, тебя точно не ударят за спрос. – Бросил Йан. - Ха-ха, ну, это как посмотреть. – Гоготнул Чед и высунулся из-за шторки. – Давайте так, я попытаюсь поговорить с кланом, может быть даже выбью переговоры ради информации. Но на этом их участие тут закончится. Я не хочу подставлять семью. Никаких поддержек мафии вы не получите. Динелли это не нужно. - Когда это ты стал таким ответственным? Семья то, семья это, - презрительно развернулся к нему Киркманн. – Ты просто торгаш, к чему эта бравада? Ковбой резко стал крайне серьезным и похоже оскорбился до глубины души. Он стегнул детектива таким хлестким взглядом, что тот даже опешил. - Всегда был. Я практически вырастил им ребенка, к твоему сведению. Стать дядей четвероклассника в семнадцать довольно неожиданно, знаешь ли, и требует доли ответственности. Но откуда мне это знать, ведь я просто торгаш. - Не разыгрывай из себя образцового семьянина. – Отозвался из комнаты Закария. – Чего ж ты родителей тогда кинул на родине, а? Как твоя итальянская приемная семья это приняла? Кровь ведь не водица, или на европейцев это не распространяется? Русый рывком выключил воду, отдернул шторку и выбрался из кабинки. Он явно был не в лучшем расположении духа, поскольку так агрессивно вытирать волосы человек в душевном равновесии точно не мог. Обмотавшись махровой тканью, он оттолкнул плечом блондина и стремительно направился к Ксански. Тот спокойно выдержал резкую хватку за локоть, поэтому позволил развернуть себя лицом к конфликту. Чед ткнул пальцем в грудь следователя. Несмотря на то, что рост австралийца едва колебался у планки ста восьмидесяти сантиметров, он и снизу вверх, пятнистый от гематом как последняя побитая собака, умудрялся смотреть на копа с внушительным праведным гневом. - А теперь ты меня послушай, и давай по пунктам. Во-первых, я не кинул, как ты выразился, своих родителей. Они ежемесячно получают анонимные пополнения на свои банковские счета, потому что заслуживают этого. То, что я не удовлетворяю их критериям хорошего сына, не освобождает меня от своего сыновьего долга. Во-вторых, клан Динелли прекрасно знает всю мою биографию и принимает меня как родного. А, в-третьих, мистер Деревенщина, Австралия – бывшая британская колония, поэтому о том, что такое быть европейцем ты, в отличие от меня, говорить вообще не имеешь никакого права. У вас, американцев, нет ни грамма чести и манер. – Он снова смерил копа колючим взглядом и закончил, цедя слова. – Я доходчиво объясняю? Альбинос медленно взял чужое запястье и отвел от своей груди. - Более чем. Теперь, когда мы выяснили все острые моменты нашего взаимодействия, предлагаю вернуться к сути нашего сотрудничества. Чед отступил на шаг и развернулся так, чтобы видеть обоих полицейских. - Я не смогу вам помочь, если вы не будете мне доверять. Потому что мне вам довериться придется, выбора особого нет. Мафию тыкать – что муравейник разворошить, возможно, придется прикрывать друг другу спину. Это мы можем устроить в нашем содружестве? Детективы переглянулись и кивнули. Этого дилеру оказалось вполне достаточно, и он, то ли в разочаровании, то ли от усталости, покачал головой и вернулся к сборам. С кровати по одной начали исчезать вещи, и вскоре ковбой окончательно оделся, поправив край темной футболки, явно чуть более просторной, чем было ныне необходимо. - Мда, хорошо хоть, что ремень нашелся, не то с джинсами была бы катастрофа, - озадаченно почесал он голову. - Ничего страшного, переживешь, - подал голос Йан от пустого книжного шкафа, куда передислоцировался пять минут назад. - Да пережить-то переживу, но если посреди погони с меня свалятся штаны, возвращаться за мной тебе, северянин. Начался обмен остротами, в котором Ксански не хотел принимать участия, так что оставил неразумных детей развлекаться, а сам развернулся к окну. Он хотел просто подойти к подоконнику и выглянуть на улицу, поскольку солнце сместилось и теперь рассеивало свои лучи косо, лишив стоящих в глубине помещения тепла, но тут, на доли секунды, в полуосвещенном окне мелькнула одна единственная красная точка, которой явно не должно было быть здесь. - Ложись! – гаркнул белый и бросился к Динелли, заваливая его за кровать, вне поля работы скрытого стрелка. Зак прямо ощутил, как где-то возле плеча горячо колыхнулся воздух. Белая колонна приняла на себя выстрел, лишившись куска гипсовой облицовки размером с кулак. Беглый осмотр выявил блондина, скрывшегося за опорным столбом. Тот тоже выглянул на пару секунд, проверить остальных и крикнул: - А я говорил, что плохая была идея его вытаскивать! Сержант облегченно вздохнул и гаркнул: - Да успокойся ты уже, наконец! – а затем обратился к лежащему рядом Динелли. – Это достаточно прикрытая спина для тебя? - Поцелуя не дождешься. Надо выбираться отсюда, - ковбой лихорадочно соображал, глаза так и бегали, шарили по полкам, выкинутой из комодов одежде. Наконец, он вывернул голову вверх, туда, где располагалась дверь в ванну и стояла одинокая тумбочка, и странно напрягся. - Что, Чедвик, видимо, твои итальянцы не очень довольны, что ты работаешь с полицией? – Йан не вкладывал особой злости в слова, только констатировал факт, щелкнув магазином в пистолете. - Да успокойся! – крик, на этот раз из двух голосов, раздался от кровати. Дилер и белый детектив снова сошлись во мнениях, но тут австралиец неожиданно скомандовал. – Живем один раз, снимай рубашку. Закария возмущенно нахмурился. - Ага, сейчас, обойдешься. - Это твоя квартира? – строго и с вызовом, как учитель в школе, спросил русый, все еще придавленный чужим весом. – Ты ее знаешь, как свои пять пальцев? Может, тогда сможешь нас вытащить? Снимай. Взгляд мужчины внушал какие-то наметки плана, так что Ксански рискнул и откатился в сторону, параллельно стягивая галстук. Раздеться в лежачем положении оказалось непростой задачей, но вскоре на Заке уже натягивалась футболка, в которую он очень удачно поместился, а Чед застегивал на себе пару пуговиц белой хлопковой сорочки. Затем повернулся к копу. - Свет падает криво, они не могут распознавать лица, только ориентироваться по одежде, так что как вскочим, беги ко второй колонне, задеть не успеют. Дальше положись на меня. - Это плохая идея! До столба три метра, в него могут попасть, Динелли! – Киркманн, видно, не слишком разделял энтузиазма двух коллег, но его внимание привлек шум со стороны входной двери. – О нет, только гостей нам не хватало. - Я в коридор, - отрезал альбинос и сжал в руке снятую портупею. - Черт, на раз? – спросил русый. Следователь кивнул. - Пошел! Они рванулись одновременно и, что самое главное, Чедвик не подвел – пуля стукнула по стене именно там, где пробегал детектив в чужой майке. Сам же дилер чуть ли не в скольжении залетел в открытую ванную без окон. - Дальше что? – рявкнул Ксански, выглядывая в сторону душевой. А оттуда глухо донеслось: - А дальше скажите спасибо своим кретинам из департамента, что у них глаза на заднице. Австралиец совсем немного высунулся из укрытия – чтобы хватило дотянуться до маленькой тумбочки. Рука нырнула под дно табуретки, а вынырнула уже с каким-то серебряным цилиндром. Мужчина выдернул колечко, и тут же рванула струя белого дыма. - Серьезно? Они не нашли дымовуху под шкафчиком? – возмутился блондин, взмахнув рукой и высунувшись в комнату. Мимо свистнул снайперский патрон, но скандинав и не дернулся. – Давно мы берем двоечников на работу? - А, так ты еще самого главного не видел, - раздался из белой мглы приближающийся голос. Чед рванул Йана за собой и потащил в галерею. Шум на лестничной клетке за это время лишь усилился, топот ног раздавался совсем рядом. Зак щелкнул затвором пистолета, но дилер отрезал: - Некогда уже, ходу. Босиком и в рубашке с чужого плеча, он бросился к старому шкафу. Шубы и коробки полетели на пол, точно так же как и съемные полки, пока в гардеробе не осталось вообще ничего. Динелли отщелкнул какую-то задвижку, и задняя стенка отскочила вглубь, вываливаясь в старый служебный проход. - Так и знал, что что-то на всякий пожарный в этой хате есть! – восхищенно воскликнул блондин и юркнул в дыру. Уже спускаясь вниз, он на бегу добавил. – За уши оттаскать этих офицеришек надо, кто так обыск проводит вообще? - Да, это тебе не старая школа, - согласно кивнул белый. Трое сбежали по пыльной, явно давно не рабочей пожарной лестнице. Со стороны улицы ее не было видно – декоративный обод соседнего здания, примостившегося вплотную к старому дому, скрывал лазейку от случайных лиц. Сверху доносились звуки попыток слома двери, быстрые ругательства, но все это не имело никакого значения – беглецы виляли через дворы, по которым вел их Чедвик одному ему известными тропами. - А что с моей тачкой? – спросил на бегу Киркманн. - Пришлешь кого-нибудь позже, они не знают, на чем мы приехали. Если бы киллеры появились здесь раньше нас, то кокнули бы меня сразу, как солнце позволило бы. А я тогда стоял в одном полотенце. Вот позорище было бы. - Наверстают, теперь ты вообще без шмоток остался. - Да не было там ни единой моей вещи, расслабься – заявил ковбой и вбежал в тихий дворовый тупичок, озираясь по сторонам. Здесь, среди гор мусора, стояла старая машина, накрытая брезентом. Ржавчина чуть тронула бампер и крылья над колесами автомобиля, но в целом она создавала впечатления весьма работоспособной. Киркманн, все это время бодро бежавший за ведущим, постепенно замедлился со все большим тревожным непониманием, проступающим на лице, пока движение не заглохло совсем. - А чьи это тогда вещи?.. Да еще и так много… Ксански, который уже успел поравняться с другом и топтался рядом с немым вопросом о причинах остановки, со сложным лицом ужаса и отвращения медленно опустил глаза на футболку на себе и брезгливо оттянул ее двумя пальцами. - Серьезно, ты сейчас хочешь об этом узнать? – рассеянно гавкнул русый, подбежал к транспорту, шлепая босыми ногами по асфальту, и сдернул ткань. Под коробкой рядом нашелся ключ зажигания, и после минутной возни с запылившимся двигателем, фары ожили, залив полутемный переулок ленивым блеклым светом. Следователям не нужно было объяснять, что делать – они запрыгнули в машину почти сразу, отчего тачка оказалась на дороге за рекордно короткое время. Трое пыльных и потных мужчин, осыпанные бетонной крошкой и воняющие искусственным дымом, молчали, поскольку говорить, собственно, было и не о чем, ситуация вырисовывалась ясной, как погожий день. - Вот дела, да, Чедвик? – наконец ожил блондин, просеивая пальцами челку, из которой облачками и мелкой крошкой капитулировал цемент. - Заткнись, я не хочу тебя слушать. - Дилер в состоянии мрачнее тучи не подыграл сарказму. - Неужели? А мне казалось, ты очень любишь поболтать, синьор Крутейший Гангстер. Проблемы с перестрелкой не занимали только одного человека в салоне: Зак сзади с выражением крайнего отвращения и дискомфорта опасливо принюхался к воротнику своего спорного предмета одежды и неуверенно брякнул: - Честно говоря, я бы сейчас хотел прояснить, а чья все-таки это одежда… - Ты действительно хочешь это знать? – огрызнулся водитель, чем спровоцировал грубость белого. - Вообще-то да, потому что от этого будет зависеть время, которое я проведу в душе с самой жесткой мочалкой. - Давай, Динелли, расскажи ему, какой заблеванный наркоман помер в этой майке, - продолжал наседать сбоку блондин, и тут терпение оззи лопнуло. - Киркманн! Завали хайло! А ты, Зак-или-как-там-тебя, могу высадить у первого мотеля на пути! Задолбали! Как бабы! В салоне повисло напряженное молчание. За окном успели смениться парочка кварталов, когда блондин тихо спросил: - Куда ты везешь нас? - В настоящую мою квартиру. О ней вообще никто не знает, включая семью. – Нотки печали промелькнули в тоне, голос дрогнул и русый замолчал на какое-то время. Похоже, мысли о том, что клан решил избавиться от проблемного «родственника» приносили ему настоящее страдание. Когда дилер вновь заговорил, звучал он собрано и совершенно бесцветно. - Видимо, на какое-то время это единственное безопасное место. - Эту машину не выследят? - Нет, я... Я купил ее как раз на такой случай, чтоб... блять... - Чед снова заткнулся на полуслове и махнул головой. Он ткнул кнопку на двери и стекло с протяженым визгом уехало вниз. Выставив локоть наружу, он уронил голову на ладонь. Судя по ходящим туда-сюда желвакам, события для него развернулись в поистине трагическом ключе. - Просто не думал, что когда-нибудь действительно придётся ее использовать. Ладно, проехали, плевать. Переживу. Болтать особо было не о чем, поэтому старая развалюха на колесах упорно пересекала Квинс, удерживая свой сломанный курс навигатора на Манхэттен.