Сырая плоть

- Откройте глаза пошире. Зрачки уменьшаются до размера маленьких точек, нацеливаясь на яркий свет маленького фонарика. - Следите за светом, пожалуйста. Анесса сделала, как ей было сказано. Влево. Вправо. Вверх. Вниз. Центр. - Хорошо... хорошо, хорошо, - заикался он. Следующим был термометр, который подсунули ей прямо под язык. После нескольких мгновений неловкого, прощупывающего ощущения, он подал звуковой сигнал. Он достал его, посмотрел на показания и поднял бровь. Анесса в замешательстве наблюдала, как он бросил прибор на стол и взял новый, затем повторил процесс со вторым. Затем третий. - Что? - пробормотал он себе под нос. - Что? - в голосе Анессы звучало беспокойство, назойливость. Это было ее тело - она заслуживала знать, не так ли? - О, ммм. Дайте мне секунду, мисс Милч. Доктор пишет в карте на каком-то медицинском языке, который Анесса не могла понять. В его жестах, когда он писал, когда думал, когда говорил, была какая-то странная манерность, словно происходило что-то непонятное, до чего он не мог докопаться. Анесса сидела на больничной койке под углом 85 градусов, и единственное, на что она могла пожаловаться, так это на то, как сильно она ненавидит больничные халаты. Снаружи шел мелкий снег, ничего общего с метелью, но от него у нее по коже ползли мурашки. Если бы не то, что она находилась на пятом этаже, у нее началась бы жуткая паранойя. К счастью, на первом этаже находилось родильное отделение. Она находилась там уже некоторое время. Навещавшие Анессу друзья рассказывали, как ее нашли, но она ничего из этого не помнила. Больше всего она помнила все, что было связано с тем монстром, ее бегство в лес и запуск флейера перед тем, как потерять сознание на снегу. На второй день пребывания в больнице она снова и снова повторяла себе одно и то же. Тебе так повезло. Черт возьми, тебе чертовски повезло. Это она тоже приняла близко к сердцу. Ее навыки не были оценены по достоинству, потому что она считала, что они не добавляют веса ее шансам. Ее отец погиб в лесу много лет назад, на морозе, а он был человеком, способным выжить. Никто из тех, кого она знала, не мог противостоять матери-природе так, как он. Ни один человек. Когда приехала полиция, многих из которых она уже знала, они спросили ее, что случилось. Она солгала. Анесса чувствовала, что ради их блага было бы разумнее сказать им правду. Но ради себя она не могла. Ничто не было более возмутительным, ни во что более невозможно поверить, чем то, что она должна была сказать. Если бы она рассказала им, что монстр в синей маске, жаждущий человеческой плоти, похитил ее средь бела дня в одно воскресное утро, то все стало бы только хуже Ее заставили бы обратиться к психологу, госпитализировали бы надолго. Она могла потерять работу, дом, кошек... Она чувствовала себя глупо, думая о своих кошках в такой момент. По правде говоря, она просто хотела снова жить нормальной жизнью. К чему-то вернуться и не волноваться Что, если все изменилось навсегда? Что, если она не сможет вернуться к привычному образу жизни? Анесса, успокойся. Ты жива. В безопасности. Он мертв - теперь он мертв. Тебе не о чем беспокоиться. Доктор скрестил руки, пальцы впиваются в губы, и он делает глубокий вдох. - Что я могу сказать? У тебя все... отлично. Несколько секунд неловких взглядов, и Анесса наконец-то улыбается, чего не было уже несколько дней. Она рассмеялась, хотя это и показалось ей чужим, прежде чем откинуться на множество подушек. Она чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, слезы безмерной радости. Как будто с ее груди сняли груз. - Это потрясающе...! - Да, но... не стоит. Позвольте мне объяснить, - он поправил свое сидение, вытянув руки, пытаясь найти подходящее вступление к своим мыслям. Его беспорядочным, нескоординированным мыслям. Когда он это сказал, у Анессы заныло сердце. Не стоит? Что это вообще значит? - Мисс Милч... когда я говорю, что вы отлично справляетесь, я имею в виду отлично. Обычно мои пациенты и... большинство... других людей, подвергшихся длительному воздействию экстремально низких температур, не выживают целыми и невредимыми. А под длительным воздействием я имею в виду 30 минут минимум. Анесса не знала, что сказать, не понимала, к чему все это. - Вы были в том шторме... целых два часа. Тот факт, что у вас есть руки, тот факт, что я могу их потрогать, - он мгновенно схватил ее руки, его мозолистые пальцы потерлись о гладкие костяшки. Доктор смеется, совершенно ошеломленный: - Это невозможно, и все же это произошло...! Удача; по ничтожному шансу это может быть так. - Я... полагаю, это чудо? Доктор перебирает свои бумаги, качая головой. - Мисс Милч, вы когда-нибудь страдали от злокачественной гипертонии? Лицо Анессы скривилось, и она покачала головой "нет". Он беспорядочно записывает, но продолжает добиваться информации. - А что насчет вашей матери? Отца? Кто-нибудь? - Я даже не знаю, что это такое, - смиренно призналась она, потянувшись пальцами вверх, чтобы почесать заживающее плечо. Доктор остановился, барабаня по своим записям, и она никогда не встречала человека, который выглядел бы таким озадаченным. - Если коротко, то это, по сути, высокое кровяное давление. В случае злокачественной гипертонии оно чрезвычайно высокое. Ваше давление в среднем 180 на 115... сейчас я понимаю, что цифры могут ничего не значить, но это чрезвычайно серьезная проблема. Она решила, что это действительно так, потому что он использовал слово "чрезвычайно" дважды в одном предложении. Анесса уловила суть, по крайней мере, немного. Во рту у нее начало пересыхать, а горло слипалось. Ее сердце сжималось, сдавливалось. Ей казалось, что у нее сейчас случится сердечный приступ. Все складывалось не так, как она ожидала. Этого не может быть... это не может быть именно то, о чем я думаю. - О чем вы говорите? Он облизнул губы, рассеянно размышляя о ситуации. - Ваше сердце работает на пятьдесят процентов интенсивнее, чем у обычного человека вашего возраста. Оно работает активно, бьется быстрее, но при этом у вас нет никаких симптомов дискомфорта. Вы прекрасно ходите, у вас прекрасное самочувствие, вы... Анесса прерывает его возбужденную тираду: - Хорошо, а что вообще вызывает это? Доктор делает паузу, его губы морщатся: - Ну, есть несколько причин. Это может быть генетическим, это может быть вызвано каким-то нарушением системы, почечной недостаточностью. Я проверил все ваши анализы крови. Все в норме. Если не считать давления и температуры, вы в полном порядке, но так не должно быть. И это моя точка зрения! Он придвигается ближе к ней и, как будто кто-то слышит, понижает голос до шепота. - Мисс Милч, когда вы приехали шесть дней назад, вы были на грани смерти. Но каким-то необъяснимым образом вы восстановились с показателями, которые... которые никогда не были зарегистрированы ни у одного человека. Температура вашего тела стабильно держится на уровне 115 градусов (по Фаренгейту, в Цельсиях - 46 градусов)... - Но... разве она не должна быть... - 98,6 (или 36,6), именно об этом я и говорю. Но вы все еще живы. Вы абсолютно здоровы. Как будто это нормально. Как будто... как будто ваше тело изменилось там, - он направил на нее свою ручку, откинувшись назад, - И я хочу узнать, как это произошло. Изменилось - ее тело изменилось. Оно все еще меняется. Пот катился по ее шее. Глубоко внутри ее сознания она кричала, ненавидела, ненавидела каждый момент этой новости. Это было не чудо, это было похоже на проклятие. Теперь у нее не было шрамов, но вместо этого она стала каким-то уродом природы. Но насколько сильно она изменится? Если бы ее кожа стала серой или зубы острыми, она бы не знала, что делать А глаза... если бы они выпали, она бы скорее умерла. Холодный воздух больницы навевал ей плохие воспоминания. Кулаки трещали, доктор все еще бредил о прорыве в истории медицины, а Анесса отчаянно пыталась найти во всем этом положительную сторону. Ничего не приходило на ум. Доктор упомянул своих коллег, и Анесса щелкнула челюстью. Она не хотела, чтобы люди узнали о ней. Об этом. Этот врач видел в ней чудо, потому что не понимал, откуда взялись эти изменения. - Я бы хотела остаться неизвестной, если это возможно, доктор, - просто сказала она, и, к ее облегчению, он сказал, что потребуется время, прежде чем он сможет им что-то представить. Что этот ублюдок сделал со мной? Она продолжала спрашивать себя об этом и, как идиотка, сидела и ждала ответа. Как будто он сам придет к ней. Остаток дня прошел ужасно медленно. Анессе хотелось спать, но она была слишком разочарована. Мысли обо всем этом - ее стремление выжить, ее удивительный подвиг, а в итоге она получила проклятие. Она ненавидела этого ублюдка, ненавидела его до скончания времен. Как могло нечто настолько самосознательное быть таким жестоким? Вырвать ее из жизни, которую ей каким-то образом удалось вернуть, хотя все это казалось очень далеким. Очень чужим. Глаза устремились в окно, куда она смотрела весь оставшийся день. Снег - он был таким красивым. Даже после всего, что произошло, она не могла заставить себя ненавидеть снег. Никому не нравится быть холодным и несчастным, но ее это больше не беспокоило. Она пережила кое-что похуже. Так что пока что она будет благодарна хотя бы за это. Вскоре после этого Анесса была выписана из больницы и смогла вернуться в свой дом. Прошло три недели с момента ее спасения. Долгие, совершенно несчастные три недели. Зазвонил проводной телефон, и мокрые руки Анессы отпрянули от раковины, чтобы ответить на звонок. - Алло? - Привет, Несс. Как ты? Она улыбается, совсем чуть-чуть: - Могу я вернуться на работу, Дилан? - Прошло три недели стараний выбраться из того света, а ты уже думаешь о работе? Честно говоря, иногда я не могу тебе поверить. - Да ладно, я устала от того, что мне нечего делать, - ворчит она, а горячая вода течет, пока она моет грязную посуду. Телефон застрял между ее щекой и плечом, плечом, на котором не было никаких следов травмы. Ни шрама, ни вмятины. Ничего. - Я хочу вернуться как можно скорее. - Митчелл сказал дать тебе столько времени, сколько тебе нужно. Он сказал, по крайней мере, полтора месяца. А ведь беременные женщины получают больше. Ты уверена, что хочешь вернуться? Я думал, ты уже ненавидишь прогулки по улице. - Я не ненавижу, просто не хочу больше с этим перебарщивать. В комнате послышался звон керамических тарелок, которые скользили друг о друга, а коллега Анессы хихикал на другом конце. - Слушай, я серьезно, когда говорю, что рад тебя слышать. Я думал, что больше никогда не услышу. Когда мы с Митчем нашли тебя там... ну, ты понимаешь. Напугали нас до смерти, ты выглядела так, будто уже умерла. Это единственная причина, почему он так упорно не хочет давать тебе время. Анесса хмыкнула, но она все еще жаждала отвлечься. Дома ей было нечего делать, нечем заняться, кроме собственных диких мыслей. Там она могла думать о бесконечных возможностях, в которые ей не нужно было ввязываться прямо сейчас. Расслабиться было легче сказать, чем сделать, иначе она бы сделала это прямо сейчас. Молчание между ними не беспокоило ее, скорее всего, потому, что она привыкла к обращению Джека. Дилан прочистил горло, спасая ее от беспорядочных мыслей: - В любом случае, никто даже не ожидал, что медведь подойдет так близко к тропе. Округ и служба контроля за животными сейчас строят заборы вдоль тропы, чтобы подстраховаться. Анесса хмыкнула: - Я слышала. История с медведем хорошо сработала, подумала она. Выдумывать на месте было убийственно, но в какой-то момент своей юной жизни она приобрела удивительное свойство лгать. Видимо, она была в этом профессионалом, потому что полиция даже не усомнилась в ее рассказе. Если ее схватил медведь, значит, ее схватил медведь. По крайней мере, хороший послужной список приносил свои плоды. Вглядываясь в свою ладонь, она заметила вены, проступающие под ней. Артерии разделялись на капилляры, неся тело среди мышц. Они пульсировали быстрее, сильнее. Когда она отключилась, то услышала биение сердца. Оно было громким и отчетливым. Оно двигалось так быстро, что оглушило ее. - Эй, Дилан, поговорим позже, ладно? Я немного устала. - О да, хорошо. Отдохни немного, Лохнесское чудовище моё. Тебе это нужно. - Пока. Боль пронзила ее руку, зазубренный край ножа впился в мягкую плоть ее руки. Кровь вытекла, громко капая в раковину, и Анесса зашипела. Она все еще не привыкла к этому. Анесса положила телефон обратно в трубку, наблюдая, как кровоточит длинная рана вдоль ее ладони. Это заняло целую минуту, но к этому времени из раны перестала капать багровая жидкость. Она стекала вниз по руке, как рубиновая река, собираясь у локтя. Она не знала, зачем она это сделала - может быть, это была надежда, что она снова станет нормальной? На самом деле ничего не изменилось. Спустя несколько дней она все еще была медицинским феноменом. Она пыталась смотреть на это как на полезное открытие. Теперь, когда она была такой, она могла в какой-то степени понять, каким был он. Она помнила горячее прикосновение его кожи, биение вен на шее, которые были так ярко выражены. Каждый раз, когда Анесса смотрелась в зеркало, она видела, как под ее горячей кожей барабанят вены, как у него, если она стояла совершенно неподвижно. Если она сосредотачивалась, то могла даже почувствовать это. Это беспокоило больше всего. Это навевало воспоминания, которые она не хотела вспоминать. Она видела его лицо - темное, мрачное, полное ненависти, и если бы он был обычным человеком на улице, она бы сочла его очень красивым. Бинты обмотали ее ладонь, впитывая кровь. Анесса закончила мыть посуду и достала небольшой блокнот. Страницы были исписаны датами, временем, деталями. Это был журнал всех случаев, когда она ранила себя: что это было, когда она это сделала, когда остановилось кровотечение, сколько времени прошло до появления шрама и сколько времени прошло до того, как шрам исчез. В среднем она могла полностью заживить глубокий порез примерно за четыре дня. Ожог первой степени занимал всего несколько часов. Синяки - около часа. Чернила в ее ручке иссякли, и Анесса некоторое время смотрела на страницу. Если бы она не боялась боли, она бы уже сломала кость. Кость пальца, ничего серьезного. Тем не менее, эта мысль заставила ее содрогнуться. Она подождет. А пока даст себе передышку. Снаружи шел снег, что вполне ожидаемо для конца ноября. Это не мешало Анессе выходить на улицу. Каждый вечер, за час до наступления сумерек, Анесса шла с ружьем вдоль линии леса. Вдоль опушки она расставила множество капканов, большинство из которых были медвежьими. Когда она купила их все, менеджер магазина не придал этому значения. Она была выжившей в Гатлинбурге, штат Теннесси. Даже если бы она не была им, медвежьи капканы там не были редкостью. В отличие от большинства жителей, она жила ближе всех к Национальному парку, просто потому что работала там. 9-миллиметровый пистолет лежал в ее руке, а тело было укутано в теплую куртку. Как бы ей ни было неприятно признавать это, она знала, что у нее паранойя. Я найду тебя. Слова Джека повторялись в ее черепе, как заезженная песня. Что бы это ни было, угроза или обещание, она никогда не умела играть в азартные игры. Служба в полиции, работа рейнджером в парке научили ее, что перемены никогда не были хорошей сделкой. Анесса пережила встречу с охотником. Настоящим охотником. Теперь она собиралась попробовать стать им. Огонь, который она развела той ночью, так и не распространился по лесу. Снег потушил его, но она помнила, что видела его красное свечение еще долго после того, как отступила в лес. Дом сгорел дотла, но Анесса не знала, где он находится. Лес был огромен - огромное открытое пространство. Определить его на карте было нелегко. Но у нее была одна идея, однако она была очень неясной. Огромный красный круг над западной областью. Это может занять несколько дней поисков, подумала она. Огромная возможность для того, чтобы кто-то пострадал. Он был мертв, она была уверена в этом. Но, опять же, она ненавидела случайности. Поэтому она тратила много времени на защиту своих владений, даже если все это было напрасно. Даже если это была огромная трата времени. Когда все было в порядке, она вернулась в дом, чтобы приготовить ужин. Она наблюдала за каждым окном в тусклом освещении, подолгу смотрела в них, прежде чем закрыть все шторы, ее пистолет был всегда прижат к боку. Анесса делала это чуть больше месяца, тщательно, до января следующего года.