Принятие неприемлемого

На третий день Андрей с Романом проснулись, как по команде, рано. После туалетных дел они остались в тамбуре, Малиновский курил, Жданов дышал табачным дымом. Остальной вагон ещё спал. - Жданыч, у тебя это впервые, со мной? - спросил Рома. - С парнями впервые, а с девчонкой было, и не раз, - ответил Андрей, - Только она меня бросила, уже через месяц после призыва написала, что давай останемся просто друзьями, потому что я нашла себе другого. Я оглушённым ходил от этой новости, как будто взрыв-пакет у меня над ухом разорвали, хотел даже повеситься с горя, но всё некогда было: летал, как и все "духи", а после отбоя сил уже не было. Через пару дней оклемался, и с тех пор я спокоен, как удав. - Тебе со мной было лучше, чем с ней? - после молчания, докурив, опять спросил Рома. - Не знаю. Хотя нет, скажу честно: на безрыбье и рак рыба. Лучше так, чем никак. Вообще же, когда я был с девчонкой, то думал о том, как её ублажить, как ей понравиться в постели. С тобой не так, с тобой я ни о чём не думал, а только ловил кайф, умирал с тобой. Ещё хочу. Ещё и ещё. Хочу, Ромка, чтобы мы рвали друг друга на части... Они помолчали, пропустив череду ранних пассажиров, спешащих в ресторан. Андрей смотрел на Малиновского, а он опять смотрел в сторону. - Ром, что опять не так? На меня смотри, - закипел Андрей. - Всё не так, Жданыч, всё не так! У меня ты не первый. Я когда столкнулся с тобой в дверях, у меня сразу крышу сорвало - так захотел под тобой оказаться. Я ведь и раньше с парнями трахался, я же гей. Ты такой красивый, брутальный, крутой! Я о таком, как ты, мечтал по ночам, вернее по утрам, наконец-то засыпая. А по ночам я работал в Новосибе парнем по вызову, деньги на жизнь зарабатывал. Мне хотелось красивой и лёгкой жизни, а делать я ничего не умел, только был юн и смазлив. Вот такой я. Не знаю, будешь ли ты меня теперь презирать, но я тебе всё рассказал, как на духу, потому что втрескался в тебя и ничего уже не соображаю. А любить надо честно! Андрей молчал, прислушивался к себе и не знал, что делать. - Андрюша, я всё пойму и приму. Только об одном тебя прошу: никому ничего не рассказывай. Я хочу пожить по-человечески хотя бы в армии. За молчание я на всё готов, можешь со мной наедине что хочешь делать, я тебе подчинюсь. Андрей молчал. Молчал и Роман. Потом Жданов кивнул ему, подмигнул: - Не могу я знать, что сказать, что сделать. Не суди и сам не судим будешь, так ведь говорят. Пошли, парней пора будить, а то жрать охота. Весь день они хохмили, разговаривали, Андрей делал вид, что никакого признания со стороны Романа не слышал, тот тоже избегал глядеть в его сторону. Он боялся Андрея. К вечеру они приехали в Новосиб. Их встретил армейский автобус, увёз на ночлег за тридевять земель на окраину, остановка маршруток "Химики". Там была небольшая полузаброшенная воинская часть. Офицеры остановились в отдельной комнате, туда же поставили и ящик с автоматами. Сами они легли в общее расположение в казарме, на третьем этаже, заполненном призывниками. Они расшугали дальний угол, выбросив оттуда вещмешки, вели себя нагло и бесцеремонно. Затем обнаружили ближе к КПП летний душ и там всей гурьбой помылись. Жданов украдкой бросал взгляды на голое тело "своего" парня. Симпатичен, чертёнок!.. После вечерней проверки офицеры стали играть в карты и пить пиво. Парни рассказами о службе собрали вокруг себя кучу призывников, заворожённо глядящих на них, "старых" заслуженных бойцов армии. Внезапно мир остановился вокруг Андрея, он на автопилоте вёл беседы, разыскивая глазами своего Романа, но его любовничка нигде не было видно. Жданов решил заняться поисками солдата. В казарме Малиновского не было, на улицу он вряд ли вышел, а вот заброшенную и захламлённую лестницу на четвёртый этаж надо бы проверить. Осторожно и бесшумно Жданов поднимается по ней: так и есть, заколоченная дверь на заброшенный этаж не такая уж и заколоченная. Он протискивается в неё и сразу же видит голого Ромку. — Хочу тебя, Ром! Не могу! - заявляет Жданов. Они проходят в дальнюю комнату. В темноте только свет зажигалки освещает их "тапчан" из кителей и брюк, маек и трусов. Было больно, как в первый раз в вагоне. Было страстно и похотливо, потому что это уже было. Жданов сидел на полу, на "тапчане" из их одежды, а на его члене качался любовник. Он поднимал зад, как будто хотел приподняться, но Андрей сильным рывком за плечи прижимал парня к себе, насаживая его на свой раскалённый член. Рома всхлипывал от остроты чувств и кайфа, быстро хватал Андрея губами за лицо, жадно ища его губы. Андрюша целовал его лицо, мокрое от слёз счастья, шепчущее: - Ещё... Любимый... Ещё! Жданов имел своего парня, насиловал его. Он чувствовал спазмы его тела, желание отдаться до конца, слиться с ним в единое целое. Кончили они с Романом вместе, что стало ещё одной радостью их солдатской страсти, их похотливой близости. Только к утру они очнулись от сладостной неги, приятного забытья, быстро оделись и спустились к себе. Сонный дневальный подозрительно посмотрел на них, но это ерунда, ведь чужая душа - потёмки.