***
— Располагайтесь, живите, наслаждайтесь, — говорил работник, помогающим им заселиться и оформить документы. Домик был не таким большим, как хотелось, но двухэтажным, деревянным и весьма теплым. На первом этаже была кухня, ванная, что-то вроде гостевой, в которой стоял стол и из которой можно было по лестнице подняться на второй этаж. Второй этаж делился на две комнаты, одинаковых по размеру. В каждой имелось по три односпальных кровати, несколько тумб, шкаф. Был еще у домика небольшой балкон, дверь которого они с трудом открыли. Возможно, заледенела. Но находиться там было приятно. Оттуда можно было рассмотреть лес, белые деревья, запорошенные снегом и инеем, а также дорогу, которая вела к реке. И таких вот домиков, идентичных друг другу, покрашенных только в разные цвета, на турбазе было много. Огай ехидно окрестил их кормушками, а Осаму лишь порадовался тому, что в домиках этих имеется отопление. Элис же было все равно. В соседнем домике проживала семейка с собакой. И именно к этой собаке и побежала сразу же девочка, принимаясь ту довольно гладить. А что еще нужно для счастья ребенку? Огай с Осаму же заняты другим. Застилают кровати, убирают все, осваиваются. — Может, сдвинуть кровати? — предлагает Огай. Ему уж слишком непривычно спать на односпальной постели, тем более если учесть то, что Элис любит засыпать вместе с ним, как тот ее не старался переучить. Дазай на него лишь удивленно смотрит. Надо, так надо. Он засучивает рукава, не специально демонстрируя новые царапины на руках. Огай замечает, но молчит. Обсудит позже. Сдвигают кровати, застилают. Занавески задергивают, так как оба любят темноту. Затем идут в комнату, в которой решил заселиться Дазай. Кровати не трогают, ведь Осаму говорит, что ему и этого хватит. Застилают, раскладывают вещи, убирают все ненужное по возможности. — Смотри. Минут через пять-десять ведешь Элис сюда. Иначе она замерзнет, сегодня слишком холодно, — говорил Огай, глядя в окно. На улице бегала Элис с соседским мальчишкой и маленькой собачонкой, похожей на корги. Они то и дело валялись в снегу, кидались друг в друга снежками, смеялись. — Я пока пойду осмотрю турбазу, зайду в упомянутый магазинчик, — качнул тот рукой и поплелся к лестнице на первый этаж. — А если там не будет ничего нормального? — развел руками Дазай. — Тогда здесь есть столовая, — отозвался Огай и медленно спустился по деревянной крутой лестнице. — Элис, милая, пойдем в дом, — сказал Осаму, входя на улицу минут через семь. Сказать честно, девчонку он не очень любил. Она слишком активная и резвая для него. Но стоит признать, что с ней очень интересно общаться и рисовать. Хоть каким-то манерам Огай ее все же научил. — Погладь ее, — предлагает девчонка, на руках держа соседского корги. Рядом с ней стоит мальчик десяти лет, которому эта корги и принадлежит. И Осаму подходит к ним двоим, неуверенно касаясь собаки. Та крутится, вертится, ерзает, скулит, лезет к парню, хочет, чтобы гладили ее сильнее. Какая ласковая. — Может скажем Ринтаро, чтобы он завел собаку? — просит та. — Нет, он ведь не любит собак, — тянет Осаму, взъерошивая шесть на голове у пса. — Нет, любит! — возразила та. — Он просто грязь и хаос не любит, — продолжила Элиза и опустила собаку на снег. Сама перемялась с ноги на ногу. Замерзла, наверное. — Ну так предложи ему. Обычно он исполняет любую твою просьбу, в отличии от моих, — развел тот руками недовольно. — Пойдем в дом, тебе нужно отогреться, — сказал Осаму, хватая девчонку за посиневшую ручку. Оба ушли в дом, ожидая возвращение опекуна. Элис как обычно уселась на полу, взяв одну из книжек Осаму. Она листала страницы, рассматривая иллюстрации. Сам Дазай лежал на кровати и думал, чем бы занять себя. Тошно ему было. Внезапный холод по полу, стук, шорох. Может, Мори уже вернулся? Так оно и было. Он с сумками быстро юркнул на кухню, думая, что приготовить сейчас. Элис тут же поплелась к нему, прося чего-нибудь сладкого. Тот смеялся в ответ и обещал приготовить какой-нибудь десерт, если та не будет мешать ему. А парень все сидел на кровати, смотря в потолок. Может, ему стоило подняться и спуститься на кухню, чтобы помочь? Нет, обычно он только мешает. Проще ждать. Тем временем Огай летал по кухне, готовя лапшу удон с курицей и овощами в соусе терияки. Для Элис он решил сделать чего-нибудь сладкого. Конечно, ребенок не может жить на одних сладостях, но как отказать этой прелести? — Тирамису! Хочу тирамису! — крутилась та у взрослого под ногами и буквально требовала. У Мори не было выбора, от него бы не отстали. Но, увы, подходящих продуктов не было ни в магазине, ни с собой. Да и приготовить все это возможности не было. Поэтому тот сердечно пообещал ей в скором времени съездить домой и взять все необходимое. Почему так только нельзя было сделать раньше? Девочка, вроде, успокоилась и удалилась обратно на второй этаж. Огая, наконец-то, оставили в покое. Минут через двадцать-тридцать он накрыл стол на три порции, приготовил какой-то салат и заварил чай, затем пошел за детьми. Те со вздохом спустились на кухню. Находиться в этом доме было так непривычно. Лишь белый снег за окном радовал глаз и покрытые инеем деревья. Мори как всегда делал сразу несколько дел. Он одновременно ел и читал книгу, по ходу чтения делая для себя какие-то заметки, подчеркивая нужные предложение карандашом и ставя закладки. Элис ковыряла еду вилочкой, маленькие кусочки в рот пихала и все с надеждой смотрела на Мори, ожидая, когда тот даст ей чего-нибудь сладенького. Осаму и вовсе не ел, смотрел на лапшу, молчал. — Не вкусно? — вздернул бровь мужчина. В ответ ему головой покачали. — Нет, просто я не голоден, — мальчишка не врал. Не было у него желания есть. — Ешь. Через полчаса гулять пойдем, — произнес Мори спокойно, затем перелистнул страницу книги. — Гулять? — улыбнулась Элиза. — Куда? — сказала она, вилку положив на стол. — На горку, — отозвался тот и захлопнул книгу. Он то ли дочитал, то ли ему просто надоело. В любом случае, все свое внимание теперь Мори обратил на еду и детей. — Ну, горка — это не интересно, — протянула Элис и вздохнула. Дазая этот ответ тоже не порадовал. Он ожидал чего-то поинтересней. — Вы ее просто не видели, — улыбнулся Мори. Он убрал тарелку на кухонную тумбу, недоев немного. Хотели бы дети сделать так же, да возможности не было. — Доедайте, тарелки ставьте в раковину. Помою их потом. Когда доедите, то идите собираться. Мы пойдем на прогулку примерно через полчаса.***
— А долго идти-то еще? — возмутилась Элис. Она маленькими шажочками шла по скользкой дороге, стараясь не поскользнуться. За собой везла тюбинг и старательно вглядывалась вперед. Дорога была крутой, вела вниз и, казалось, не имела конца. Тишина, лишь снег под ногами хрустел. Лес, через который они шли, выглядел отчасти страшно. Одни ели, редкие сосны и березы. — Ну, еще шага четыре вперед сделай и сядь на тюбинг, — улыбнулся Мори. Примерно в двух метрах от опекуна девочка остановилась, уселась на надувную ватрушку и глянула удивленно на Огая. — Развернись вперед, — попросил тот и рукой покрутил. После, когда просьба его была выполнена, он сильно толкнул тюбинг вперед, и Элис куда-то покатилась. Та вцепилась от страха в ручки тюбинга, жалобно обернулась, прошептала: «Ринтаро?». Она пыталась затормозить, но спуск становился лишь круче. Увы, остановиться у нее не вышло, и она укатилась куда-то вниз, скрывшись за деревьями. — Это и есть горка? — удивился Осаму. — Ага. Метров тридцать в длину, наверное. Может, больше, — ухмыльнулся тот. — Идет она до самой реки, правда, до туда мало кто докатиться может. Глаза мальчишки загорелись. Не то чтобы горка выглядела интересной, но скатиться по ней ему захотелось. Он вновь глянул вниз, затем подвинул к себе тюбинг, лег на него и довольно сказал: «Подтолкни, а?». Огай от такого лишь усмехнулся, но просьбу исполнил. Он согнулся и с разбега толкнул парня куда-то вперед. А тот вздохнул шумно и покатился. Горка и правда была очень длиной, отчасти кривой. Его заносило на поворотах. Он не боялся упасть и кувырком покатиться вниз, нет. Боялся только задеть детей, которых встретил во время спуска. Да, их было много и все они с довольным и раскрасневшимся лицом поднимались вверх. Кто-то отходил, стараясь не мешать Дазаю. Кто-то специально вставал на пути, старался притормозить его или оттолкнуть куда-нибудь вбок. Делалось все это смеха ради. Порой были ну слишком уж крутые выступы. На них Осаму подлетал, от страха цепляясь за тюбинг. Под конец он и вовсе свалился с ватрушки, засмеялся и кое-как поднялся на ноги, отряхая от снега штаны. — Пойдем снова, а? — к Дазаю со спины подбежала Элис. Обняла осторожно, улыбнулась. Она громко пыхтела, да и Осаму с трудом дышал. Становилось жарко от столь интенсивной прогулки. — А пойдем! — ответил тот громко. Он схватил девчушку за руку и быстро побежал с ней вверх по горке, стараясь не поскользнуться на накатанном снегу. За собой волочили тюбинг, старались обходить тех, кто катился вниз. Дазай даже высмотрел того мальчишку, что пнул его в сторону. Конечно же, отомстил он ему той же монетой, отпихивая того в снег. Это вражда, это соперничество! Теперь они не отстанут друг от друга до конца прогулки. — Дазай, я не успеваю! — взвизгнула девчонка, поскальзываясь. Осаму поймал ее и еще быстрее, назло той, двинулся вперед. Кое-как добрались до самого начала, отдышались, уселись на ватрушки. Элис покатилась первая, Дазай за ней. А Мори все стоял и смотрел на них, нежно улыбаясь. И взгляд его не казался таким строгим и придирчивым, как обычно. Глаза его не были усталыми и поблекшими, они наоборот светились и сияли. Он радовался оттого, что дети его рады. Видимо, он все же волнуется за них и старается как-то скрасить их детство. Он потер ладони, подышал на них, стянул перчатки. Те совсем не грели руки, делали лишь хуже. Прижал кисти к лицу, затем и вовсе скрутил их на груди, цепляясь за ткань пальто. Он замерзал, стоя в одном положении. Переминался с ноги на ногу и взглядом провожал детей. Вот нагуляются, затем греться пойдут. Третий подход, первой добегает Элиза. За ней устало плетется Осаму. Он, кажется, выдохся уже. Огай с такого лишь усмехается, наблюдает. Девчонка ложится на тюбинг на спину и прямо так, смотря в небо, катится вниз. Ей уже совсем не страшно, а весело. Мальчишка же придвигает к себе ватрушку, садится на нее и смотрит вниз, отдыхает. Он потирает вспотевшими ладонями красные щеки, стирает пот с лица, поправляет мокрые пряди волос, что выбились из-под шапки. Дазай не любит шапки. От них все чешется. Носит подобное он лишь для того, чтобы нагоняй от опекуна не получить. — Подтолкнуть? — предлагает Мори, что стоит позади парня. — Не, — тянет тот и шапку снимает. И Огай почему-то не просит его надеть вещь обратно. Лишь треплет по мокрым волосам, говоря: «Давай уберу». И Осаму отдает ее оппоненту, понимая, что за время прогулки ее больше не наденет. — Прокатись со мной? — просит Осаму, Мори лишь головой качает. — Как ты себе это представляешь? — удивленно вздергивает бровь взрослый. — Вот так, — кивает тот в строну отца и дочери, которые уселись на одну ватрушку, прижали к себе ту самую собаку, с которой когда-то играла Элис, и поехали вниз. И нормально ведь им, весело. — Мы не усядемся, — смеется Мори, но все равно сзади осторожно подсаживается к Осаму. — Ой, да я худенький, да и подвинуться могу, — ехидствует парень, двигается вперед, спиной облокачивается на опекуна. Оба резко отталкиваются и катятся вниз. Огай цепляется за ручку тюбинга, другой рукой обнимает Осаму. Парню непривычно чувствовать чьи-то руки на теле. Но ему нравится. Он опускает взгляд на руку Огая. Пальцы длинные, аккуратные, ногти ухоженные. Хотя мозоли от частого письма все-таки имеются, правда, они едва заметны. Ладонь от холода уже покраснела, местами посинела. Но, несмотря на это, рука у него все равно теплая. Чтобы хоть как-то согреть, Осаму кладет свою руку на чужую кисть и ощутимо давит. Так теплее. Эта поездка была дольше первых двух. Либо Осаму так просто подумал. В любом случае, ему понравилось, и он вновь побежал вверх, в то время как Огай остался внизу и принялся болтать с какой-то женщиной, которая приехала сюда со своими детьми. Скатившись еще пару раз самостоятельно, Осаму вновь просит Мори прокатиться с ним. Элис же давно остыла к катанию. Она оставила тюбинг где-то в снегу, а сама принялась бегать с чужими детьми за собакой. Собаку эту звали Сузу. Слыша свою кличку, та радостно визжала и гавкала. Корги вообще сами по себе добрые и милые, а еще такие пушистые. — Ну пойдем, — улыбается Огай. Они вновь взбираются на эту гору. Огай качается из стороны в сторону. Все же, привычные ему каблуки не стоило надевать. Осаму же просто уже устал, едва на ногах стоит. Тяжко дышит, Мори это видит. Он приобнимает парня за плечо, к себе прижимает, ведет, направляет, поддерживает. — Последний раз, — шепчет взрослый, когда они поднимаются почти на самый верх. И Дазай согласно кивает. Ему хочется пить и просто полежать. Но так приятно и тепло на душе от хоть какого-то общения и времяпровождения с опекуном. Мальчишка боится, что как только те придут в домик, то Огай сразу переключит все свое внимание на Элис, забудет про него. Ему этого так не хочется. Они усаживаются на тюбинг. Огай ногами сжимает Осаму то ли чтобы удобнее было, то ли чтобы тот не упал. Дазай вновь облокачивается на опекуна спиной, ощущает руки на своем животе. Поворачивает голову в сторону, вдыхает глубоко. Несмотря на высокий воротник оппонента и шарф, что закрывает шею опекуна, парень чувствует запах духов. Едва ощутимый, приятный, дурманящий. Почему-то сейчас ему становится так уютно. Он бы уткнулся в чужое плечо сильнее, да голову повернуть так не может. Довольствуется этим. Закрывает глаза. Резко отталкиваются. Крики детей отвлекают, но не злят. Сейчас парень думает о другом. Думает о том, какие теплые руки у взрослого. Зачем тот постоянно закрывает их тканью перчаток? Так ведь нельзя ощутить тепло его ладоней. По приходе домой Огай тут же заставил детей переодеваться. — Давайте, быстрее, вещи нужно просушить! — стягивал он куртку с Элис и шарф с Дазая. — Иди поставь чай, пожалуйста, — потребовал он от Осаму. Тот, переодевшись быстрее всех, поплелся на кухню, чтобы вскипятить чайник. Противиться опекуну сейчас как-то не хотелось, да и смысла не было. Он включил плиту, налил воды в чайник, поставил, уселся рядом, принялся ждать. Элис через пару минут тоже пришла на кухню, сидя в новом синем платье. Огай же удалился в гостиную, желая развесить промокшие вещи. После он и сам пришел на кухню, до этого переодевшись. — Пейте пока чай, грейтесь, — сказал Мори, положив на стол какие-то конфеты, вкусные на вид. — Я обратно съезжу. Говорят, по ночам здесь холодно. Стоит взять еще одеял и… — говорил он, но Элис его перебила. — И вкусненького! — попросила она. — И возьми, пожалуйста, учебник по физике с тетрадью. Они у меня в комнате на столе лежали. Можешь химию захватить, — попросил Дазай, дернув рукой. — Хорошо, — кивнул тот, постоял немного, понаблюдал за детьми, затем покинул кухню. Пальто его не так сильно промокло, ходить в нем было возможно, терпимо. Да и ехать было совсем недалеко.***
— Спать! — визжал Огай, бегая за Элизой. Та изрядно потрепала ему нервы за этот час. А ему так хотелось посидеть в тишине. Решено было уложить девчонку да и все равно пора уже было. Но та сопротивлялась, убегала от опекуна, дерзко хихикала и дразнила его. — Догони тогда! — взвизгнула она, бегом спускаясь по лестнице и прячась где-то на кухне. Огаю уже надоело бегать. Его физическая подготовка оставляла желать лучшего, особенно если учесть то, что весь день он всячески нагружал себя. Тот боязливо глянул на лестницу. За эти десять минут пробежаться по ней он успел раз пять, единожды чуть не упав. Ступени слишком крутые. Вдруг упадет? — Элис! — кричит он, быстро спускается, вернее пытается спуститься. Ноги заплетаются. Он подскальзывается, умудряется во время схватиться за перила лестницы, благодаря чему сохраняет равновесие. Шикает громко и недовольно, бежит на кухню, стараясь поймать девчонку. Та со смехом выбегает оттуда и вновь поднимается по лестнице на второй этаж. Огай от такого лишь зубами клацает. Ноги у него уже болят. Он надеется, что девочка по своей воле успокоиться и уснет и ему не придется брать контроль над ней. Хотя нынешняя ситуация говорит о другом. — Элис! — топает он ногой. — Пожалуй, хватит, — наслушавшись чужих криков, из комнаты выходит Дазай. Он хватает непослушного ребенка за руку, держит, ждет опекуна, что устало поднимается по лестнице. — Отпусти! — требует Элиза, рукой дергает, старается вырваться. — Предатель! — визжит та, когда Мори подходит близко. Своей участи ей не избежать. — Пожалей Огая, дай ему отдохнуть, — просит тот. За взрослого он вступается редко. Но сегодня такой день… Дазай благодарен ему за полученное счастье. И хочет он, чтобы день завершился так же хорошо, как и начался. — Спасибо, — говорит Мори, хватая девочку под руку. Та уже и не старается сбежать, лишь с обидой глядит на Дазая. Огай устало опускает голову, глядит на девчонку, поправляет прядь волос, что выбилась из небрежно завязанного хвоста. — Пойдем, — уговаривает он и уводит Элизу. — Не хочу спать! — визжит та громко. Даже стены комнаты не способны приглушить этот писк. — Нужно, моя хорошая. Уснешь сейчас, завтра дам сладенького, — молит Огай. И голос его устало дрожит. — Не хочу! — А чего ты хочешь? — Гулять хочу! — Поздно, хорошая моя. — Гулять! — все-таки Элиза та еще вертихвостка. Способна довести любого до белого каления. Дазай никогда не сможет понять то, как у Мори хватает терпения слушать истерики этой девчушки. Ведь заткнуть тот ее сможет в любой подходящий и нет момент. Так для чего терпит? Быть может, он просто мазохист, который любит слушать чужие крики в свой адрес? Возможно. Когда все успокаивается, Дазай вздыхает тихо. Листает книжку, читает быстро, на другое не отвлекается. Лишь изредка он позволяет себе глянуть в окно, посмотреть за тем, как другие жильцы турбазы готовятся ко сну и как крупные хлопья снега падают на землю. Слышен тихий скрип двери. Осаму вздрагивает, поворачивает голову в сторону звука. В дверном проеме стоит Мори и устало глядит на него. — Спокойной ночи, — шепчет Осаму по привычке. — Спокойной, — вторит тому Огай. Прищуривается едва заметно, от этого выглядит добрее. Дазай зевает, колени к себе прижимает ближе, вновь все свое внимание обращает на книгу. Но Огай не уходит. Дазай чувствует его, и от этого чувства становится как-то неуютно. Что тому нужно? — Что-то случилось? — удивленно тянет парень. — Да нет, просто смотрю на тебя, — отвечает тот слишком добродушно. Затем заходит в комнату, осматривается. Дазай следит за каждым движением, подмечает даже малейшие изменения в лице оппонента. Он видит, как губы того сжимаются. Видит, как плечи его напряженно подрагивают. И видит то, насколько расширены зрачки у опекуна. Такое обычно бывает в моменты, когда тот зол, взволнован или счастлив. Что на этот раз? — Твоя комната самая холодная, — начинает Огай. Быстро подходит к окну, ощупывая батареи. Затем, чтобы тепло в комнату проникало лучше, он загибает занавески так, чтобы те не перекрывали батареи. Кладет ткань на окно, оборачивается, глядит спокойно на Дазая. — Может, тебе принести еще одеяло? Замерзнешь ведь, — спрашивает тот, и в голосе его на самом деле слышится какая-то непривычная забота. Брови мальчишки ползут на лоб. Взрослый сегодня слишком добр. Что нашло на него? Где привычная строгость и молчаливость? — Против не буду, — отвечает Осаму. Он на самом деле замерзает. Но слишком горд, чтобы попросить еще одеял. А тут ему самому предложили. Огай уходит, быстро по лестнице спускается, минуты через три возвращается с одеялом. Его быстро раскладывает, подходит с ним к кровати, укрывает Дазая. Все старательно расправляет, разглаживает. Такого он не делал никогда. И Дазай тоже решается поступить так, как давно хотел, но не мог себе позволить. Отбрасывает книжку куда подальше. Плевать на то, как она упадет, захлопнется ли, а может и вовсе изомнется. Не это сейчас важно. Он тянется к опекуну, хватает того за воротник рубашки, тянет к себе. Привстает немного и робко чмокает в щеку. Поступок этот выглядит детско, до боли наивно и доверчиво. Но вместе с этим он демонстрирует всю скопившуюся привязанность, что долгое время отрицалась и не была озвучена. Простой поцелуй, такой осторожный и быстрый, но выглядит он интимнее всего на свете. И Огай млеет от такого, глаза распахивает удивленно. — Спасибо за этот чудесный день, — шепчет Осаму. У парня так мало радостных воспоминаний. Теперь же будет еще одна счастливая история. — Спасибо, папа, — добавляет тот. И слово «папа» произнесено им без уже привычной ненависти и презрения. — Спасибо, что поехал с нами, — говорит Мори и треплет парня по волосам. Хотел бы обнять в ответ, но не смог пересилить себя. — Спокойной ночи, — добавляет он вновь и уходит, дверь за собой закрыв. А Дазай вздыхает полной грудью, в потолок смотрит, с кровати встает и книжку на столик убирает. Читать больше ему не хочется. Он выключает свет и просто ложиться в постель, укутавшись в одеяла. Не спит, думает о своем и неосознанно улыбается. Какой сегодня хороший день.