Из всех стихов, написанных о неразделённой любви, лишь немногие посвящены тому, каково быть её предметом. — Никлаус Клаус Майклсон.
Над столом раздавался шелест бумаг, редко прерываемый гулом юнцов-новобранцев с полигона, то и дело доносящимся сквозь открытое окно. Пиковый Король отложил в сторону перьевую ручку и, размяв пальцы, встал, неспешно пройдясь до небольшого шкафчика: хранились там всякие мелочи, по типу сургуча для печатей, чернильниц и прочих атрибутов переговоров — уменьшенной версии флага Пиковой империи, к примеру; но руки, обтянутые чёрной кожей перчаток, привычно потянулись в дальний угол, вытащив на свет бутылку коньяка и широкий бокал. Янтарная жидкость полилась внутрь нового сосуда, стекая парой капель по стеклу. — Гадость… — вздохнул император, прокрутив бокал по часовой стрелке. Напиток переливался под лучами солнца, отдавая чем-то персиковым. Пик сделал первый глоток пряной жидкости и, поморщившись, поставил бокал на стол. Настроения пить совершенно не было. Обойдя рабочее место, парень открыл верхний ящик, где лежал лишь один предмет. Карта вальта пик с рисунком знака вопроса вместо человека отдавала холодом. Ноги подкосились, и правитель опустился коленями на пол. В первый день лишения Вару масти Пик искренне радовался: за всё время своего существования этот шут успел потрепать нервы всем, но своему королю — в особенности. До проделок и глупых шуток вальта Пику и дела не было, нет. Как и до претензий Куромаку на этот счёт. Выход от этого всегда находился ещё в реальном мире: железный друг всегда приветливо встречал парня, готовясь отправиться с ним в любую часть города, куда тот только пожелает. Только вот горький осадок оставался от подобной ситуации. Пиковому Королю хотелось получать от младшего хоть какой-нибудь отклик, но всё, что он чувствовал или слышал — глухое раздражение от этого противного «псина» в свою сторону. Вару никогда не шёл на сближение с ним, а он не знал, как подобраться к нему и стоит ли игра свеч. Наблюдая за взаимоотношениями других мастей, Пик завидовал по-чёрному. Ромео с Феликсом, Куромаку с Зонтиком, Данте с Габриэлем — все они, все до единого, были общими частями одного целого, что и звалось единством масти; лишь они — Пик и Вару — абстрагировались друг от друга, предпочитая одиночество. Находясь рядом даже чаще, чем другие клоны, пиковые умудрялись смотреть на мир в совершенно разных направлениях. Воротник рубашки стал душить, и король, не раздумывая, сорвал пуговицы, освобождая горло от удавки. Блестящие элементы одежды покатились по полу.***
Тринадцатый съезд правителей Карточного Мира. — Кто бы мог подумать, Вару! — воскликнул Ромео, сопровождаемый смехом двух привлекательных девушек, чьи короткие розовые кудри обрамляли слегка пухлые щёчки, делая их похожими на овечек. — Тебе настолько идут другие цвета! Может, примеришь и розовый как-нибудь? Рядом, на софе, которую червовый король разместил для своих эскортниц, сидел юноша в простом коричневом наряде, поверх которого был накинут оливковый плащ. Он мило улыбался, пока третья девушка, из достоинств обладающая чувственными красными губами и длинными вишнёвыми волосами, работала над его причёской, собирая кудрявый зелёный хвост на макушке. — Это было бы интересно, но не думаю, что розовый мне пойдёт как основной цвет одежды, — перед пареньком раскрыли карманное зеркальце, и он принялся вертеть головой, осматривая аккуратно собранный розовой лентой хвост. — Спасибо! — Не стоит благодарностей, господин, — пропела веронка. — Работать с Вашими волосами — одно удовольствие! Ромео подпёр подбородок рукой. — И то верно, — кивнул мужчина. — Думаю, кольца с розовым кварцем было бы достаточно. Решено! Приезжай в Верону, и мы подыщем для тебя украшение… — Ромео, я не думаю, что стоит… — поднял руки в недоумении Вару. Червовый приподнял бровь, окинув фигуру парня взглядом и зацепившись взглядом за прокол в ухе. А затем, улыбнувшись, стянул свой перстень, надев его на большой палец левой руки собеседника. — Да… тебе совершенно точно не идёт. Вот изумруды были бы к лицу. Александрит… Может, рубин или сапфир, — мужчина разочарованно вздохнул, покачав головой. — А ты, видимо, хотел себе серьгу? Вару широко раскрыл глаза, но после, вспомнив о том, что происходило в Гэбвальде, покачал головой. На месте прокола до этого висел волшебный оберег, представляющий из себя подвешенный на цепочке неувядающий кленовый лист с руной, начертанной кровью бубнового вальта; у Габриэля был такой же, только лист дубовый, а руна — из крови Вару. Эти украшения снимались после недели ношения и, следуя эльфийским преданиям гэбвальдцев, связывали судьбы влюблённых. — Ну… было дело. Поносил день и забыл, как страшный сон, — рассмеялся юноша. С другого конца зала для переговоров его окинул обиженный взгляд Габриэля. — Колечко не хочу, а цепочка слишком тяжёлой оказалась. А где специализируются на ювелирном деле — непонятно, вот и не знаю, где заказать что-то стоящее. — Да уж, дилемма… — протянул Ромео. — А ты не пробовал генератором создать? — Пф-ф, зачем? Ради такой мелкой хотелки энергии так много тратить? Легче отпустить и забыть, — фыркнул Вару. С соседнего кресла к бубновой шестёрке потянулись руки, обтянутые жёлтой тканью парадного кафтана. Зеленоглазый же, увидев это боковым зрением, развернулся к нарушителю спокойствия и пожал чужую ладонь, избегая объятий. Феликс возмущённо засопел, потянув пятого на себя, но потерпел неудачу: тело не сдвинулось с софы и на сантиметр. — Несчастье постигло, дорогуша? — рассмеялся Вару, отпуская конечность. — Да ну тебя… — отвернулся Феликс, сложив руки на груди. Раздался звук мотора машины, и на землю ступила нога Пикового Короля, сопровождаемого в этот раз своим министром, глаза которого были скрыты тёмно-фиолетовым стеклом, прилегающим к шлему. Вару спрыгнул с софы, ощутив прикосновение нежной женской ладони к плечу, и побежал к своему креслу рядом со старшими по масти. Пик глянул на это, проходя к нужному месту и давая доверенному человеку знак, отчего тот принялся торопливо раскладывать перед правителем документы из портфеля. — Раз уж все в сборе, — начал Куромаку, — объявляю тринадцатый съезд открытым!