Пока горит свет

Небольшое балконное окошко казалось единственным спасением в облаке густого никотина. Свежий воздух окутывал тело одеялом, заставляя бледную кожу покрыться мурашками. Как бы запах мяты не сводил с ума, запах тонких подожжённых трубочек приземлял на землю, давая звонкую пощёчину. Лёгкие саднили, не хотя, впуская внутрь организма дым. Приходилось вдыхать, высунув голову в окно, а всё остальное время задерживать дыхание, считая про себя до десяти. Это помогало сосредоточиться на лице впереди, что жаждало ответа. Несколько слезинок мечтали вырваться наружу, но приходилось сдерживаться — иначе начнётся приступ кашля. — Ну, чего ты молчишь? Санрайз рад бы ответить, честно, но в таком случае придётся свернуться пополам. — Сказать нечего? Появляется ощущение школьного урока, где тебя отчитывает обозлённая на жизнь учительница. У самой какая-то жопа дома, вот и срывается на ни в чём не повинных детей. На этих милых зайчиков! Ты забыл сделать домашнее задание, и на, пожалуйста: тебя подняли с места, и кричат, кричат, заставляя чувствовать вину. Было бы за что, серьёзно. Можно подумать этой женщине есть какое-то дело. Ну, подумаешь, не сделал что-то из программы? Подумаешь, спёр чужой карандаш — он вообще на полу лежал! Окей, только тут — не школа. Обучение давно закончилось, а значит самое время подумать о личной жизни. Приходится повернуться корпусом к открытому окну, выглянуть в него лицом, вдыхая такой необходимый для жизни кислород. Так Санрайз хотя бы может разговаривать, а не молча считать овечек, иначе шанс задохнуться в собственной квартире крайне велик. И плевать, как это выглядит со стороны, потому что дышать хочется так же сильно, как и смотреть в красные глаза напротив. — Я просто баловался. Собеседник, на удивление, не смеётся. Задницей плохо получается рассмотреть эмоции на чужом лице, да и в принципе невозможно, к большому сожалению парня, поэтому приходится полагаться на слух — тишина. Мундроп завис? Умер? Делает очередную затяжку ментоловой сигаретой? Зато вид в окне прекрасный — город погрузился в ночную атмосферу, лишь фонари вдоль дороги, со зданиями, продолжали гореть, привлекая внимание. Поток машин давно образовал пробку: остаётся пожелать удачи тем, кто оказался в эпицентре событий. — Мне с твоей жопой что ли разговаривать? Опуская голову, Санрайз пожимает плечами, виляя бёдрами. Хорошо, что у него нет боязни высоты, а то так откровенно заигрывать вряд ли бы получилось. Да и, блин, он реально не может отойти от окна, потому что вокруг — едкий клубок дыма. А, как говорится: если ситуация тебе не нравится, поменяй всё под себя. «Всё» явно не получится, оно и неправильно будет, но кое-что определённо стоит всей этой игры. — Тебе не нравится моя жопа? — Ну что ты, прекрасная жопа, — на этот раз Мундроп смеётся. Из-за этого собственные уголки губ поднимаются следом. Пусть лица второго воспитателя не было видно, но ощущение, что собеседник счастлив, придаёт уверенности дальнейшим действиям. Они просто стоят и разговаривают про ягодицы, прекрасная беседа! Если такие разговоры не главное в дружбе, тогда что такое вообще эта ваша дружба? Внезапно Мундроп прокашливается, вероятно, после очередной затяжки. Теперь голос казался настолько хриплым, что хотелось помереть, лишь бы избежать участи в разговоре. — Я просто хотел спросить: нафига начинать курить из-за меня? Жопа, а, жопа, расскажешь? Хотелось ржать до изнеможения, но они же в культурном обществе, верно? Нужно держаться серьёзным! — А кто сказал, что это из-за тебя? — О да, ты просто проходил мимо ларька, дай и думаешь: «Куплю сигареты, которые чел с работы курит. Попробую как оно вообще, а то меня в тот раз не стошнило, а нужно блевануть обязательно». А также совершенно случайно получилось домой их притащить, да на балкончик положить! Не поверю, жопа, — костлявая ладонь подносит тлеющий окурок к губам с противоположной стороны, туша огонёк горячим дыханием рта. Вокруг, кроме хлама, ничего не присутствовало, а как-то грешно тушить сигарету об подоконник или засохший кактус. Второй воспитатель не потянулся за второй порцией никотина в карман, а значит нужно подождать ещё несколько минут, чтобы на балконе можно было дышать свободно, и без желания кашлять. Открытое окно быстро справится с этой задачей. Разве что само помещение может провоняться мятой, не исключено. Тогда придётся затевать генеральную уборку. Ответ на вопрос не был дан сею секунду, лишь потому что его пришлось слишком долго обдумывать. Сказать всё в лоб или дальше тянуть кота за хвост? Бедный кот, разве его шёрстка стоит таких мучений? Вдыхая полной грудью, как бы на прощание с окошком, Санрайз резко оборачивается, сокращая расстояние между парнями до пары сантиметров. Глаза в глаза, прожигая дырку. Руки висят вдоль туловища, боясь прикоснуться. Подушечки пальцев покалывают от желания, но приходится сдерживаться. И почему на языке чувствуется опасность? — Я тобой пахнуть хочу, понимаешь? Тобой! Купил, чтобы чувствовать тебя рядом хоть как-нибудь. Правда, выкурил всего одну, пока чуть не блеванул, потом оставил здесь и больше не трогал. Знаю, веду себя как дурак, — собственные слова казались чем-то смешным. Собственные чувства казались смешными. Растерянность в глазах Мундропа не внушала доверия. Тревожность дала о себе знать слишком быстро. Ладони приходится спрятать за спину, а пытаясь разрядить обстановку, Санрайз добавляет: — И жопа тоже хочет. Собеседник не улыбается. Скорее сказать — завис. Это пугает. Хотя, будем честны, параноика пугает всё. — Последнее звучит двусмысленно. — Как есть. — Что ж, — взгляд красных глаз смотрит через стекло на кухню. Там слегка горит свет, разложенные на столешнице продукты больше напоминают приготовление фруктового салата, чем супа. Даже не было вазочки с конфетами! Что за ханжа тут живёт, что не покупает сладости? Затем взгляд возвращается на чужое лицо. По Мундропу нельзя сказать, что он воспринял сказанные ранее слова как признание в любви. Скорее: «я люблю мяту и поэтому купил твои сигареты». Про любовь говорить рано, и так, пожалуй, считают оба. Вот только сердцу не прикажешь, как мозгу. Ты можешь заставить себя не есть овощи, но перестать дышать получится лишь после смерти. — Я, если чесн, жрать капец хочу. — Тогда идём готовить? — Идём. Выходить за ручку стало обыденностью. Вот так вот просто — Мундроп схватил коллегу за запястье и вывел следом за собой на кухню. Так просто, но так дорогого стоит, что улыбка на губах появляется сама по себе. Они остановились около стола, смотря на кухонный гарнитур. Санрайз ощущал себя хозяином, который должен показать и научить гостя. В конце концов, они учат детей, они проходили практику ещё во время учёбы, заменяя учителей школе, а это — всего лишь готовка. — Ладненько. Какой будем варить? — А какие есть варианты? — Можно с макаронами. С гречкой или другой крупой. Просто овощной тоже можно сделать. И, конечно, борщ, но это не совсем суп… — Давай гречневый? Мы же за правильное питание, все дела. — Окей, — Санрайз скрывает дурацкую улыбку в локте, открывая ящик с крупами. Он был ещё тем любителем правильного питания, поэтому пластиковых пакетиков насчитывалось около десятка. В магазин приходилось ходить исключительно со списком, чтобы, не дай бог, не забыть купить нужные овощи, коими забит весь холодильник и морозильник. Их приходилось выбрасывать чаще, чем кушать. Парень он худой, ест мало, готовить некому, вот и получается — такая трагедия в двух огурцах. Ладонь укладывает на стол пакет с гречкой. — Овощи какие будем добавлять? — А чё по умолчанию идёт? — Ну, картошка точно, дальше по вкусу. Каждый по-разному готовит, не забывай об этом. Я обычно кладу: картошку, мясо, зажарку, да крупу. Не особенно много люблю класть, не овощной всё-таки. Хотя, всякое лучше твоих этих китайских кубиков. — Эй, хватит обижать мои кубики! — Ладно, прости, забыл. Так что? — Давай, как ты обычно готовишь, мне непринципиально. Всё равно получится лучше, чем из кубиков, ха, — озорная улыбка появляется на лице второго воспитателя сразу, стоит договорить фразу. Да как так можно то? Буквально минуту назад запретил оскорблять это прессованное нечто, а сейчас сам же его и оскорбляет. Если это биполярное расстройство, можно порекомендовать визит к психотерапевту, но, к сожалению, это лишь ещё одна попытка выпендриваться. — А тебе значит их оскорблять можно? — Мне — да. И что сказать? А ничего. Санрайз отходит к холодильнику, доставая свиное мясо, а затем из-под умывальника хватает ведро нечищеной картошки. На самом деле чертовски стрёмно показывать коллеге, где что у тебя находится. Каждый хранит вещи в разных местах, кому, как, и где удобнее. Сейчас же пришлось ставить на огонь кастрюлю под чужим трепетным взглядом. Руки тряслись как родные, прям по канонам внезапной тревожки. Сложно что-нибудь делать, когда у тебя стоят над душой. Сразу валиться всё начинает, даже если ты специалист. Самым верным решением оказалось дать второму воспитателю работу. Хозяин кухни любезно подготовил свободное место чуть дальше от себя на столе, положил туда досочку с ножом и миской, принимаясь делать щенячьи глазки. — Иди чисть, помощник хренов. Хватая одну картошину из ведра, Мундроп принимается чистить овощ, но в словесной перепалке уступать явно не собирается. Смотрит так исподлобья, да думает, что ответить, что-то явно способное уколоть. Хорошо было бы поговорить, обсудить общие темы, но для этого нужно думать. Думать сейчас не хотелось. Хотелось забыть о музыкантах, о работе, просто приготовить вкусный ужин и лечь спать под просмотром случайного фильма. Даже не в ноутбуке, хватит телевизора, если тот ещё работает. А то платить получалось через раз — бедный совсем перестал использоваться. А ведь после ужина придётся составлять план расследования — дурацкая игра в детектива! Теперь точно дурацкая, пусть придуманная самим парнем. Спать не хотелось, хотелось лежать, валяя дурака. Кстати говоря, Мундроп останется с ночёвкой? Прям серьёзно? Так бывает в жизни, а не в сопливых кино? Или он, подобно взрослому, самостоятельному человеку, уедет домой даже в три часа ночи, когда общественный транспорт не ходил? А вдруг побьют? Сейчас таксисты чёрт знает какие пошли, страшно с ними ездить. А пешком — скучно, по дороге помереть можно. — А почему это хренов? Действительно, почему это? Санрайз аж отвлёкся от помешивания бульона, пытаясь придумать убедительную причину, собственное оправдание. Он-то думал: Мундроп сейчас как выдаст, мало не покажется, с его то скверным характером! А оказывается, всё может быть куда проще, чем перепалка. Вот только вопрос огорошил куда больше, чем мог бы мат. Ну, почему хренов? Потому что так говорят другие, вероятно. Как-то само вырвалось, но так неинтересно. Интересно придумать флирт. Они остались наедине, где нет выскочек или детей. Только морковка, да и той скоро башку отрежут. — Ну, можешь быть картофелинкой. — Помощник-картофелинка, просто прекрасно. — Это тебе за: «мятку». — Я, кстати, слышал: существует пищевое масло мяты перечной. Его в салатики добавляют разные, в десерты. Слышал о таком? Санрайз то? Тот, что энциклопедии с рецептами коллекционирует? Хотя, если так прикинуть — одно дело покупать книги, другое дело — их читать, но он — слышал, даже видел такую пищевую добавку. Только сейчас слова проходят мимо ушей, ведь взгляд прикован к чужим ладоням, нарезающим картошку на деревянной досочке. Вновь порочный круг — обыденное действие, что заставляет тупо залипать. Даже в таких моментах воспитатель находит для себя эстетику, чтобы молча стоять, рассматривая изящные пальцы. — Хочешь купить масло? — Хочу. Только теперь представляю, как мы им обмажемся. Знаешь, хочу пахнуть мятой.