Надежда и вера

— Нимрод, Вэл. Займитесь этими, Хоффман, за мной. — Кэйа жестами указал направление кабинета того, кто заведует всем этим. Химиков скрутили быстро, а вот главный… С ним посложнее. Намного. Так уж вышло, что Кэйа слабо осознает свои действия в бою, но они, видимо из-за опыта, всегда оказываются правильными и разумными. И сейчас бригада достаточно быстро обезвреживает противника, и Альберих выдыхает. Задание выполнено, и суд назначит справедливое наказание, ведь Луногородску очень повезло с судьями. Только выходя с территории, Кэйа обнаруживает пропущенные от Дилюка и смску о том, что он в опасности. Без труда уговорив доверенных коллег, он едет в особняк. Замки вскрыты, собака заперта, и Кэйа боится опоздать. К счастью, слышит шум в зале, где мудаки уже пытаются взломать сейф. Кэйа зол. Чертовски зол. Глаза Кэйи застилает красная пелена, и он двигается словно в тумане. Хоффман и Вэл видят, как их начальник выбивает оружие из рук, видимо, совершенно неумелых бандитов и сам стреляет в них, пока напарники укладывают оставшихся на землю. Школа милиции для них определенно прошла не зря, вот только старший опер их пугает. Он словно зверь душит одного из злоумышленников, бьет его прикладом, и быстро принимается за следующего. Одного за другим, Кэйа уничтожает, пока те не перестают дышать. Хоффман и Вэл уходят, с разрешения Альбериха, оставив ему свои отмычки, ведь знают, что начальник может войти в такое состояние, только если кто-то близкий в опасности. А у бандитов Луногородска всегда один способ удержать жертву — наручники к батарее, видимо, сериалов насмотрелись. Кэйа, пошатываясь, бредет к комнате за распахнутой дверью. Дилюк не поднимает глаз. Надо же, какой позор, не справился с кучкой глупых преступников. Хуже мента. Кэйа отстегивает наручники и подает другу пистолет, откинутый так, чтобы Рагнвиндр видел его, понимал, что он близко, но не мог дотянуться. — Ты в порядке? Тебя не ранили? — Кэйа бегло осматривает Дилюка и крепко обнимает, не обнаружив повреждений. Они замирают, заслышав копошение за стеной, и никто не успевает среагировать, когда раздается выстрел. Прямо в спину. Дилюк взводит оружие и стреляет в голову подлецу, а затем еще нескольким, лежащим рядом. Кэйа хрипит, и его друг смотрит на свою руку, перепачканную в крови. Кэйа закрывает глаза, дышит редко и неглубоко. Кэйа засыпает.

***

— Кай, доброе утро! — мальчик с алыми волосами, удивительно похожий на Дилюка во времена пионерства, радостно заглядывает в сонное лицо братишки и тут же обнимает. — с Днем Рождения! Папа со служанками уже накрыли праздничный стол, идем скорее! — Люк? Где мы? — Дома, конечно же! Тебе что, опять снилось детство? — мальчишка треплет синие волосы и дарит поцелуй в щеку. — Да… Да. Детство. Непонятно почему, Альберих чувствует умиротворение и даже счастье. Как будто все, наконец, встало на свои места, словно все так и должно быть. Только в голове чей-то низкий мужской голос зовет по имени, умоляет очнуться, лепечет что-то про какую-то скорую и врачей, что пуля не прошла на вылет, что ее достанут, и все будет в порядке. Но Кэйа Альберих успешно его игнорирует, ведь братишка рядом, и господин Крепус обещает налить вина