08.20.2018 2:21 a.m
Время в пути тянется, как резинка от трусов. Внутри всё кипит. Что я буду делать в Мак-Аллене? Задерживаться там нельзя. Появляться в приюте тоже. Никаких гарантий, что пущенные по следу адские гончие не разнесут единственное дорогое мне место на всей Земле. Нет, я не сентиментальный, просто объективно смотрю на жизнь: никто из брошенных там детей не должен пострадать. Они ещё пока ни в чём не провинились перед миром. Да, вот такая у меня кривая логика — мне никого не жалко, но дать шанс вырваться из порочного круга некоторым необходимо. Со мной всё ясно, да и на буддиста я не похож, чтобы рваться из колеса сансары. Достаточно будет немного помочь другим. А значит придётся придумать способ передать деньги через третье лицо. Оставить их в банке? Не слишком хорошая идея. На вокзале, в ячейке хранения, как в кино? Пока я размышляю, что да как лучше будет сделать, в глаза через зеркало заднего вида больно бьёт бело-голубой свет фар. Кто-то стремительно догоняет меня на абсолютно пустой, чёрной трассе. Я слышу только рёв мощного, навскидку восьмилитрового двигателя, и наблюдаю, как от меня со значительной скоростью удаляются габаритные огни. Ну, молодец, что сказать. Мельком кидаю взгляд на спидометр. Хм-м… Девяносто миль в час показывает прибор. А у него, стало быть, что-то около ста-ста десяти. До Мак-Аллена осталось всего-ничего, и пустая, абсолютно пустая трасса. Можно и притопить. Недалеко от Премонта приходится сделать вынужденную остановку. Пока отхожу на заправке в уборную, к моей крошке подъезжает машина шерифа. В два часа ночи? Вот, какого хрена не спится-то, а? Я, попивая молотый, и надо сказать довольно неплохой кофе, стою, опершись плечом о стену здания и наблюдаю происходящее. Из машины выплывает шериф…ша. Вот такого поворота я не ожидал. Среднего роста, сытная такая самка. Кажется, что песочного цвета форма вот-вот лопнет на ней. Шляпа-ковбойка, тёмные длинные волосы. Рубаха с коротким рукавом. Значит, старослужащая. Нашивка на плече «Рейнджеры Техаса», отличительный шеврон — капитан полиции. Синие лампасы на темно-коричневых брюках, на поясе чего только нет — и рация, и перцовка, и глок-19, и электрошокер. Ничего себе, какая птица меня посетила! Шериф с любопытством осматривает мою крошку, как бы невзначай заглядывая в салон. Я продолжаю наблюдать, чувствуя, как шерсть на раненом затылке встаёт дыбом. Чутье на профессионалов никогда меня не подводит. Это вам не шериф из первой главы, старый лоботряс. Тут могут и пристрелить, не раздумывая, если что-то не понравится. А потом скормят или свиньям или койотам. — Офицер, доброй ночи… — стараюсь выглядеть как можно непринуждённее. Женщина медленно поворачивается ко мне и рассматривает внимательно. Ух, вот это взгляд… Узнаю своих. Смотрит спокойно, холодно и самоуверенно, с лёгким прищуром. Сканирует, словно рентгеном и у меня внутри всё знакомо холодеет. Невольно начинаю глупо лыбиться. — Ваша машина? — Да, мэм… Что-то не так? — Откуда и куда следуете? — держится на расстоянии, руки расслаблены, правая на поясе, недалеко от кобуры. Ей хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на меня. С этого расстояния довольно крупная дырка в организме мне будет обеспечена. При чем сквозная. Чувствую, как закипает адреналин. Рефлекс «дерись или беги» в полном действии. Но я подавляю всякие попытки усилием воли. — Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии. — Какое-то дело? — взгляд женщины, как у кобры — немигающий, проникающий в самую душу. Допиваю кофе, сминаю бумажный стаканчик и швыряю его в рядом стоящий мусорный бак. Под взглядом шерифа отлипаю от стены. — Офицер, меня в чем-то подозревают? — Любого человека можно в чём-то подозревать, — сощурив светлые глаза, выдаёт шериф. Я невольно усмехаюсь, поджимая губы. Меня — подозревать… Эх. Да нет, мне на прямую можно предъявить штук семьдесят обвинений только за нарушение общественного порядка и появления в местах скопления людей с оружием. Не считая убийств. Да, я не горжусь, но и не скрываю подобные вещи. — Вы не представились, офицер. С кем имею честь общаться? — Капитан третьего ранга полиции Сан-Диего, Нина Морелли. Предъявите документы, сэр, — не теряя терпения женщина предъявляет золотистую звезду техасского рейнджера. Изучив документы, поднимаю глаза на офицера. Под её пристальным взглядом лезу в задний карман джинсов и протягиваю бумажник. — Мистер Брок Рамлоу… Что в машине? — едва скользнув по информации, вновь впивается в меня ледяным взглядом. — Не понял. — Что везёте в Мак-Аллен? — терпеливо повторяет капитан Морелли. — Ничего… — внутренне напрягаюсь. — Будьте добры, откройте багажник. — Что случилось-то? — Стандартная проверка. Вы среди ночи останавливаетесь в крошечном городке, на тонированной машине, с не местными номерами, — обходя меня со спины поясняет Морелли. — Разве это запрещено? — Вы хотите, чтобы я сделала это с применением силы? — Странный у вас способ знакомиться с парнями… Шериф зло хмыкает, шагая следом. От неё пахнет потом и той самой животной притягательностью, что для меня словно быку красная тряпка. Не знаю, как вам объяснить, но от некоторых женщин пахнет чем-то больше, чем просто духами и телом. От них будто от упавшего в пруд камешка волнами расходится ощущение жара и страсти. Не часто такие встречаются. В голове начинает пусто греметь, как в жестяном ведре. Мысль, одна-единственная, испуганным тараканом носится где-то между ушей, пытаясь найти выход. Открываю багажник, наблюдая, как шериф, не теряя меня из поля зрения, освещая внутреннюю поверхность фонариком, осматривает каждый шов. Да нет тут ничего. Я ж не настолько тупой, хоть и не создаю впечатление профессора Гарвардского института. Бабло наликом зашито в заднее сиденье автомобиля. Да, пришлось изнасиловать мою девочку, чтобы спокойно добраться до границы с Мексикой. Это безопаснее, чем закидывать деньги на счёт, затем снимать. Вычислить, где именно я воспользовался банковским счётом не составит труда, а с наличкой таких проблем не будет. Ну, и никаких процентов за хранение, тоже, знаете ли… — Мистер Рамлоу, будьте добры, положите руки на крышу машины, ноги расставьте по ширине плеч, — внезапно наставляет на меня ствол, пока я закрываю багажник. Нихрена себе ролевые игры. Даже не знаю, отчего больше я завожусь. От того, что меня собираются шмонать, или от того, что это будет делать безумно притягательная, аппетитная женщина. Как только её руки касаются моих, по коже бежит электрический ток. Эдакий мерзенький зуд, который никак не останавливается, пока она меня беззастенчиво лапает. Таракан в голове бьётся в истерике с диким визгом «Банзай!» пока ладони ощупывают плечи и спину, особенно тщательно проверяя поясницу и живот. Похлопав по брючинам, задерживается на щиколотках, видимо в поисках револьвера или ножа. От её быстрых горячих рук до сих пор ощущение ожога на боках, и будто иголочками покалывает. — Чья кровь у вас на футболке? — голос звенит сталью прямо в затылок. Если меня сейчас загребут во второй раз, это будет самое короткое и идиотское дорожное приключение, которое мне доводилось переживать. — Я уже могу опустить руки и отойти от машины, офицер? — Я вам этого не говорила. Чья кровь у вас на футболке? — уже угрожающе повторяет вопрос шериф, и я слышу, как щелкает предохранитель. Холодное дуло служебного пистолета упирается мне в косточку прямо за ухом. Тем не менее, натягивая лучшую из своих улыбочек, оборачиваюсь к ней. В следующую секунду в глазах темнеет, а висок раскалывает дичайшая боль. Кажется, что даже космос со звёздами на секунду увидел. Я не успеваю понять, что происходит, как оказываюсь распластанным на асфальте, с сидящей на моей спине шерифшей. Запястья больно стягивает пластиковый хомут. Нихуя себе оперативность. Я ожидал слегка другого… Что за не любезная земля такая в Техасе, а? С завидным постоянством имеет меня во все дыхательно-пихательные. — Воу-воу! Шериф! Что за ролевые игры? Я ж ничего не сделал… — оправдываюсь, пытаясь сообразить, как всё произошло. Я, опытный наёмник, профессиональный боец, тренированный и прошедший огонь, воду и медные трубы убийца оказываюсь в прямом смысле повержен в мгновение ока техасским рейнджером с сиськами? Да ладно! Что ж за день сегодня такой, а? Ретроградный меркурий что ли? Невольно начинаешь верить во всю эту абракадабру. — Вы задержаны до выяснения личности, — спокойно констатирует Морелли. — Так выяснили же! Вон, мой бумажник валяется, — с трудом поднимаюсь с асфальта и подгоняемый стволом в лопатки, топаю к машине полиции, — ну, хоть машину на штраф-стоянку заберите, а?***
08.20.2018 3:56 a.m
— Эй, Морелли! Тебе весело? — интересуюсь из камеры, пока шерифша что-то печатает на ноутбуке. Время на часах около четырех утра. — Мне тоже нет, но у меня странные вкусы. Может, выпустишь, и мы договоримся полюбовно? — Рамлоу, прикрой пищеприёмник, дай поработать… — устало отмахивается шериф, озабоченно стуча по клавиатуре. Нет, это уже перебор. Не могу я тут зависать долго. Это какой-то идиотский хуефокус. Шериф поднимает глаза, наблюдая, как я мечусь по камере. — Чего мельтешишь? Спать ложись. — Если только в твоей компании, Морелли. — Ты и так тут в моей компании, дружок, — усмехается шериф, наблюдая за мной, как лаборант за мышью. Останавливаюсь напротив, уперев руки в бёдра. Куртка валяется у неё на стуле, как и мой пистолет, и нож, и документы… Вот же зараза такая, обыскала машину, вывернула почти всё. Хорошо хоть деньги не нашла. — Где разрешение на оружие? — спрашивает со скучающим видом вертя в руках бумажник. — Забыл в кармане другой куртки, — огрызаюсь, продолжая ходить из угла в угол. — Понятно-понятно… Так, чья кровь у тебя на футболке? — Моя. Башку мне раскроила одна тёлка. Кстати, может, подсобишь? — снова останавливаюсь, разглядывая женщину и пытаясь найти в ее непрошибаемой броне профессионализма лазейку. Назвать её девицей язык не поворачивается. Задать самый тупой и заезженный вопрос типа: «Что такая дыра, как эта забыла в такой женщине, как ты?» тоже. Не тот уровень подката, если серьёзно. Тут надо подумать… Морелли поднимается из-за стола, и с хищной грацией подходит ближе. Взгляд усталый, но внимательный. Полные губы кривятся в брезгливой усмешке. Смотрит на меня, как на говно. — Чем? — чуть склоняет голову к плечу, не стесняясь моего взгляда. О, а она знает себе цену! Взгляд самоуверенный, руки в боки, подбородок чуть вперёд. Всё в её фигуре говорит о превосходстве в данную минуту. Посмотрим, надолго ли собаке белый хвост. В конце концов, шериф должна понимать, что это не меня с ней заперли, а наоборот — её со мной. Слишком дерзко, считаете? А как иначе, если она, как представитель власти, связана нормами закона и моралью, а у меня только прощение грехов от самого Александра Пирса, и никаких ценностей с пяти лет. — Ну, хоть антисептиком обработай, что ли… А я спасибо скажу. — Ты и так скажешь мне спасибо, — усмехается, возвращаясь к столу и доставая аптечку. Вот же змея. Её наглость и самоуверенность невозможно раздражают. Хочется стереть с лица эту поганую ухмылочку. Об асфальт. Сломать это сраное чувство превосходства, заставив пищать от ужаса и страха смерти. Чтоб знала, как себя вести. — Досье моё уже видела? — Видела. Впечатляет, — с потрясающим безразличием соглашается, — а ещё больше впечатляет, что Председатель Совета Безопасности собственным приказом снял с тебя все обвинения и статус разыскиваемого преступника. Сядь на скамью, спиной ко мне, просунь руки за решетку, — командует Морелли, приближаясь, — и будь паинькой, иначе снова огрею. Приходится подчиниться. На запястьях защелкиваются браслеты, сковывая движения. Приковать меня к прутьям решётки умно, ничего не скажешь. Видать, нюхнула пороху в своё время. — Наклони голову вперёд, посмотрю, что там у тебя. Медик будет утром, если что — зашьёт, — заходя в камеру, ставит рядом со мной на скамью небольшую стальную коробочку. — Понял, принял, — вновь подчиняюсь, выжидая удобный момент. От её прикосновения по коже будто вновь бежит электроток. Ловкие пальцы аккуратно ощупывают шею и затылок. Офицер молча копошится в волосах, находя разрез и тщательно что-то там рассматривает. Знаете, в какой момент мне действительно срывает крышу? Вот прям уносит, как канзасский торнадо домик девочки Дороти. Когда Морелли, оттерев кровь и образовавшуюся корку, прижигает рану какой-то вонючей синей жижей и начинает на неё дуть. Она начинает дуть мне на царапину, понимаете? Как в детстве, когда ссадишь коленку, и к тебе спешит на помощь вся родня. Знакомо? А мне — нет. От ощущения ветерка в волосах и такой непривычной заботы шиплю ещё громче, не зная, как скрыть своё смущение и растерянность. — Не шипи, сейчас всё пройдет. Ты вон какой здоровый, что тебе какая-то ссадина, — усмехается, шлёпая мне ладонью по плечу, — интересные татуировки у тебя. — Ага. Я и сам ничего, — мотая головой, отзываюсь, всё ещё надеясь растопить сердце шерифши своей харизмой. Дверь камеры со скрипом закрывается и я буквально чувствую спиной её присутствие. — Да, ничего… Ничего хорошего, — смеётся она, расстёгивая наручники и отпуская. — Слушай, а это неплохое начало интересной игры, как думаешь? Мы одни в участке. Может, повторим, но без боли, или с болью, но ради удовольствия? Потирая запястья, всё ещё думаю о том странном ощущении в волосах, когда она дула на кожу. Забавно как-то… Мне уже под сраку лет, а я даже самому себе не признаюсь никогда в жизни, что никто не дул мне на разбитые коленки, и этого пиздецки не хватало. Она смотрит внимательно, держа в руках флакончик с синей жижой и ватный диск, буро-коричневого цвета. Улыбаясь, делает шаг в мою сторону, и я чувствую этот невозможный, манящий запах от её тела от которого срывает башню. — О-о! Неужели чёлка — это не единственное в твоём организме, что ещё стоит? — с издёвкой парирует она. — А ты иди ко мне, и проверим… — подмигиваю, вытягивая губы уточкой и поправляю растрепавшуюся стоячую причёску. — Боюсь, что сердечко у тебя не выдержит, дорогуша, такую женщину, как я. — Спасибо, кстати, — попутно ощупывая пальцами затылок, бросаю ей, пропуская последнюю колкость в свой адрес, — правда. — Руками грязными в рану не лезь. Инфекцию занесёшь. Или думаешь, что зараза к заразе не пристаёт? — устало вздыхает, закрывая крышку ноутбука и выключая свет над рабочим столом. В помещении повисает сумрак. Я вижу её силуэт, приближающийся к прутьям. Опять ощущение, будто я в передвижном цирке главный аттракцион и гвоздь программы. Не иначе. Только почему-то с приближением Нины Морелли к прутьям камеры всё явственнее ощущаю, что тигр тут не один. Светлые глаза женщины смотрят устало и пристально, так что и говорить ничего не хочется. Я знаю этот взгляд, вижу его каждое утро в зеркале. Взгляд человека, уверенного в своей силе, в своих возможностях, в правоте своих слов. Непоколебимая решительность. Такую ничем не прошибить — проще убить. Волоски на предплечьях встают дыбом. Я буквально шкурой ощущаю электричество. Интересно, каково это — обладать такой женщиной? Мотаю головой, отгоняя дурацкие мысли. Гематома слегка пульсирует, стоит тряхнуть чуть сильнее. — Эй, шериф! — окликаю женщину уже на пороге. Останавливается, вглядываясь в темноту моей камеры. Хочу сказать какую-нибудь сальность, но в голову отчего-то ничего не лезет. Может, выпивки попросить? — Да, Рамлоу? — Спокойной ночи! — выдавливаю вместо требования подать бухло. Морелли кивает, и исчезает за дверью. Спокойной ночи? Серьёзно?! М-да… Парень, ты только что облажался.***
08.20.2018 6:09 a.m
— Кофе будешь? — раздаётся где-то над головой, и я подскакиваю на нарах. Ещё несколько секунд знатно торможу, пытаясь понять, кто со мной разговаривает и где я нахожусь, черт возьми. Помотав головой, припоминаю прошедшую ночь. — Который сейчас час? — сажусь, отирая ладонями лицо. — Ранний. Кофе с сахаром? — Три кусочка. А так можно было? — удивляюсь, соображая, не шутит ли Морелли. — Чего не дома в тёплой постельке с муженьком? — Можно было, — протягивает мне кружку с эмблемой рейнджеров, полную почти до верха. На часах шесть утра. Значит проспал всего пару. Я так замотался за истекший день, что вырубился и не услышал, как она вернулась. Морелли опирается бедром о край рабочего стола, скрестив ноги, и прищуриваясь, пьёт кофе. Вид у неё такой же помятый, как и у меня. Хотя надо признать, её это нисколько не портит. Интересно, сколько лет ей, ну так, навскидку? Не тридцать. И не под полтинник. Лет тридцать семь? Сорок? — Так чего тебе не спится, ищейка? Раннее утро ведь. Нежилась бы ещё с муженьком, а не пёрлась на работу… — Не твоё дело, — отмахивается, пряча зевоту в кулак. Не выспалась. А ведь и правда, чего ради бежать на два часа раньше на работу, когда можно поспать. И кофе этот ещё… Может, прозвучит глупо, но я не припомню, чтобы кто-то подавал мне кофе в постель. Пусть и тюремную. От кружки поднимается манящий воображение аромат. — Шериф, мне надо совершить утренний ритуал! — делая глоток крепкого, сладкого кофе, понимаю, что проснулся не только я, но и стояк и надо бы как-то добраться до туалета. — Попробуешь удрать, я тебя пристрелю без раздумий на месте, — предупреждает она, отпирая дверь камеры, — на вот… Полотенца там есть. Бумажные. Протягивает новую зубную щетку, тюбик пасты и мыло. И меня снова выносит. Я застываю на пороге, подбирая слова. Любые. Цензурные, нецензурные — не важно. Лишь бы не выглядеть так, будто язык проглотил. — Я подумала, тебе пригодится, — пожимает плечами, кивая в сторону узкого коридора, — тебе туда, первая дверь налево. На окнах решётки, черный выход в другой стороне, так что сразу говорю — удрать не получится. Будь умницей, приводи себя в порядок и возвращайся в камеру, и мы поговорим… В мутном зеркале над раковиной в туалете отражается не бритая, помятая физиономия. Наспех привожу себя в порядок, перекатывая во рту мятную пену. С чего вдруг такая забота? Чем это я заслужил к себе человеческое отношение, да ещё и в тюряге? Ну, ладно, не в тюряге, а в изоляторе временного содержания. Не понятно и интригующе. Чёрт бы побрал торчащие во все стороны, дико вьющиеся волосы. Кое-как сладив с причёской, возвращаюсь в зал. Шериф неотрывно смотрит несколько секунд, чему-то ухмыляется, и кивком головы отправляет меня обратно в камеру. — Рассказывай, красавчик, куда и зачем ты едешь? Я ведь не поверю, что ты просто покататься из Вашингтона до Мексики надумал, — замок с грохотом запирается за моей спиной. — Ну, не поверишь… А дальше — что? Досье на меня ты уже видела. Кто я — знаешь. Я ничего не натворил, так что задерживать меня не имеешь права дольше суток, — потягивая кофе, рассматриваю её в ответ. — Я ещё твою машину не обыскала на предмет наркотиков. Через пару часов приедет кинолог, вот тогда и поговорим, — словно опытный дуэлянт, отбивает мою пробную атаку, равнодушно глядя поверх своей кружки с кофе. — За какие грехи ты решила меня придержать в стойле? — уточняю. — Симпатии я у тебя не вызываю, правонарушений на мне нет… Шериф смотрит так, что мне становится не по себе. Словно видит насквозь. Этот чертов проницательный взгляд заставляет нервничать. Я невольно тяну пальцы к затылку, проверяя, как заживает ранка. Фигня, бывало и намного хуже, но мой непроизвольный жест не остаётся незамеченным. — Я надеюсь, что мне не нужно вновь заковывать тебя в наручники? — Смотря для чего, — ухмыляюсь, откровенно не понимая, к чему она клонит. — Сядь на скамью ко мне спиной, прижмись к решётке, осмотрю, как заживает. — Да нормально, как на собаке заживает, — отмахиваюсь, понимая, что робею. Неожиданный поворот, признаться. Нет, меня и молодые медсестрички осматривали, и врачи лапали, и просто много барышень, но почему-то это меня ещё ни разу так не смущало. Чувствую себя круглым дураком, если честно и не знаю, куда себя деть. Под взглядом шерифши замираю, как олень в свете автомобильных фар — бери и стреляй, как в тире, всё равно не убегу. Какого хрена со мной творится? —Давай уже, собака, садись на скамью. Больно не будет, крутой мужик, — смеётся, спокойно дожидаясь моего подчинения. Её уверенность в своих силах поражает. Невозможно не отметить, что сей факт здорово сбавляет градус моего бешенства и интригует до потери здравого смысла, чего уж там. Как такая маленькая, мягкая, физиологически более хрупкая и физически слабая женщина справится, если я решу выйти отсюда во что бы то ни стало? Только если пустит мне пулю в лоб. — Очень смешно… — фыркаю, упирая руки в бёдра, не желая подчиняться. Смотрит на меня, как на ребёнка, с иронией, теплом и пониманием, и я не знаю, куда от этого взгляда спрятаться. Что за чертовщина тут творится? Внутри вскипает гнев и желание бороться, сопротивляться этой трясине. Не нужно мне твоё понимание, уж точно не сейчас! Но бороться фактически не с чем. Не будешь же ты размахивать руками, чтобы избежать предложенной помощи. Настойчивый взгляд заставляет выполнить просьбу. Женские руки ложатся на плечи, ненавязчиво притягивая к решетке, и этот дикий контраст между холодом железа и теплом человеческого тела убивает. В спину больно упирается перекладина, давя на позвоночник, но сижу, не шевелясь, пока шериф что-то там делает. — Откинь голову назад, мне так ничего не видно. Ну и густые же у тебя волосы… — слышу приглушенное сопение. Повинуюсь, замирая внутренне — всего одно движение, и она перережет мне глотку без особых проблем. Я бы воспользовался таким моментом. От этой мысли покрываюсь мурашками, собираясь в комок, готовясь отразить нападение. Невольно задерживаю дыхание, как вдруг… Лёгкое прикосновение вновь выбивает у меня почву из-под ног, вышибая вон дух. Тёплые пальцы касаются горла чуть выше кадыка, под челюстью, поправляя положение головы, и я вздрагиваю. Морелли задумчиво бормочет мне в затылок: — Не напрягайся, я не кусаюсь. — Зато я кусаюсь. — Намордник надену, — угрожает, копошась во влажных от воды волосах. Вновь поправляет положение головы, фиксируя двумя руками, легонько касаясь пальцами скул. Ощущение заставляет задрожать всем телом и прикрыть глаза. Нифига себе, какой кайф! Всего-то — в моей дырявой башке порыться, в волосах пошерудить чего-то там, и я уже готов забыть про пущенных по следу гончих и про свою самовыдуманную миссию спасения приюта. — Бля, я щас нассу в матрас, — выдаю внезапно, охренев от самого себя, пока шериф всё ещё ищет вшей, не иначе. — Всё, жить будешь, правда не знаю с кем, — снова хлопает по плечу, заканчивая осмотр. Я продолжаю сидеть, не шевелясь и идиотски улыбаясь, будто только что получил самый сладкий минет в своей никчёмной жизни. — Так, зачем ты едешь в Мак-Аллен, Рамлоу? — В приют Пресвятой Девы Марии. Я уже говорил. Я там вырос. — Едешь грехи замаливать? — Типо того. Знаешь, Морелли, бывает время разбрасывать камни, а бывает время их собирать. Вот, я еду собирать, — поясняю, садясь на нары на турецкий манер. Разбитое когда-то при неудачном десантировании левое колено неприятно щёлкает, но ничего не поделать, трудности жизни всегда были и есть в быту солдата удачи. Переживём.