08.20.2018 11:17 a.m.
Настохуело. Вот прям невмоготу уже. Хожу по клетке из угла в угол. Тело гудит после круга упражнений, а эта курва Морелли сидит за своим столом, делая вид, что не замечает меня. Работает она, видите ли. Кинолог обыскал машину и нашёл завалившийся под сиденье бычок с каннабисом. Сука! Ещё сутки тут торчать. Это не входит в мои планы, зато пиздецки на руку Роллинсу. Я уверен, что он уже подобрался к моей заднице и готов обнюхать её в любой момент. — Рамлоу, да сядь ты уже, в самом деле! — рявкает Морелли так, что сидящий недалеко от неё дежурный вздрагивает. — А-а-а, вспомнила, наконец, про меня, — почти рычу от бурлящего гнева, упирая ладони в бёдра и разглядывая шерифа исподлобья, — выпусти меня отсюда. Я не цирковое животное. — Да, ты гораздо хуже, — с тяжелым вздохом соглашается она, — цирковых можно дрессировать. Тебя же проще пристрелить. — Ну, так пристрели. Чего тянешь? Я, кажется, всё тебе сказал. Что надо от меня? — железо решётки холодит ладони. Морелли недобро усмехается, снова утыкаясь в ноутбук. Где та, что утром предложила мне кофе и осмотрела порез на коже? В гневе луплю по решётке, и с клокочущим внутри бешенством переворачиваю скамью, сбрасывая на пол скудное постельное бельё. От грохота металла о бетон вздрагивает весь участок, кроме неё. Болт, фиксирующий ножку скамьи в полу со звоном вываливается из паза и падает мне под ноги. Хватаю его и швыряю в сторону шерифа. За её спиной звякает разбитая стеклянная рамка. Хотел бы убить — целился бы ей в голову. Морелли преувеличенно медленно, с видом крайне занятого человека, поднимает, сука, глаза от монитора. Секунду изучая меня, с бесящим спокойствием произносит: — Верни скамью на место. — Морелли! Ты… Ты! — она меня раздражает, так раздражает, что слова застывают в глотке, вырываясь звериным рыком. — Р-р-а! Не могу выразить, как хочется её удавить собственными руками. Вонзить нож в её тугое, с аппетитными формами тело, и выпотрошить, как кролика, раскидывая вокруг ливер и сизые кишки. Заставить визжать от ужаса, пока я по очереди ломаю её чёртовы пальцы, подбираясь к глотке. Теперь я понимаю, что значит выражение «рвать волосы на жопе». Именно этим я и занимаюсь сейчас от безысходности, чувствуя всем чем можно утекающие минуты и часы моей жизни. Эти образы внезапно прерывает звонок стационарного телефона. Вот ведь рухлядь какая тут есть, надо же. Морелли молча слушает, затем что-то произносит в трубку и очень пристально смотрит на меня. Что? Меняет положение тела, продолжая с прищуром изучать мои движения. Этот взгляд мне знаком и он не сулит ничего хорошего. На затылке поднимаются дыбом волосы. Я стою посреди учинённого бардака. Несколько секунд мы с ней смотрим друг другу в глаза. Эта паскуда меня не боится, определённо. Хер ли бояться, я же в клетке. Но надолго ли? — Присмотрите за нашим гостем, я буду через несколько часов, — бросает шериф, подхватывая шляпу-ковбойку и оставляя меня один на один с дежурным. Вид у пацана такой, будто его только что бросили в вольер к стае волков. В чем-то ты, малыш, прав. Смотрит затравленно, стараясь не встречаться со мной взглядом. — Хуле зыришь? — рычу, проходя мимо прутьев камеры в сотый или тысячный раз. Пацан отгораживается толстым ежедневником, что-то старательно чиркая на полях. Мне остаётся только лечь спать. Всё-равно без распоряжения этой… Морелли меня никто отсюда не вызволит. Ставлю скамью на место, и швырнув в угол камеры тонкую изорванную в одном месте простынь, ложусь на сбитый комьями матрас. Спать. Какое-то время спустя сквозь сон отчетливо слышу ставшие знакомыми шаги. Явилась, спасительница моя. Запах самки усиливается, и я понимаю, что она стоит очень близко. Раскрываю глаза. Морелли смотрит то ли с интересом, то ли с разочарованием, меньше чем в метре от меня. — Где Мэри Форест, Рамлоу? — Кто? — спросонок не могу понять, о ком речь. — Вас видели вместе в Три Ривер. Ты увязался за ней после смены. В доме её нет. Муж в командировке, — расстреливает меня фактами шериф. — Я не понимаю, о чём ты… — напрягаю память, хватаясь за затылок. — А… Это та официантка из Лив Оак? Без понятия. — Вспомнил, значит… Что ты с ней сделал? И вот тут я охреневаю от волны догадок, что буквально накрывают меня с головой. Дело пахнет керосином, я вам говорю! Моё досье никогда не будет достаточно вылизанным и чистым. Никакой Александр Пирс и даже Папа Римский не отмоет черного кобеля до бела. — Я и пальцем её не тронул. Почти… — Что это значит? — холодно интересуется Морелли, придвигая к прутьям стул и усаживаясь напротив меня. Не как в «Основном инстинкте», нет, скорее, как в каком-нибудь боевичке про копов: ставит стул задом-наперёд, садится на него, как на лошадь, руки складывает на спинке. Я догадываюсь, что она хочет мне предъявить. — Считаешь, что я её убил? — Считаю, — соглашается, разглядывая меня с ленцой и сожалением в глазах. — А как же презумпция невиновности? Пока не доказана вина, обвиняемого нельзя считать виновным, не? — Не в твоём случае, Рамлоу. Единожды преступник — всегда преступник. — М-м-м, обожаю кривую логику. Может, я встал на путь исправления, осознал всё и хочу начать нормальную жизнь? — Нормальную, это какую, Рамлоу? Жена, семья, пятеро детишек и барбекю по выходным? — нет, она меня и впрямь бесит невыносимо. — Не выйдет. Ты — убийца. Был и всегда им будешь, не смотря на то, что Председатель Совета Безопасности подчистил твоё дело и дал тебе индульгенцию. — Инд… Что? — морщусь, вслушиваясь в незнакомое слово. — Помилование, — поясняет терпеливо, продолжая рассматривать меня, как тигра в зоопарке, — где девчонка, последний раз спрашиваю тебя. — Или что? — огрызаюсь, не в силах сдерживать свою ярость. — Что ты мне сделаешь? — В Техасе всё ещё введена смертная казнь, Рамлоу. Электрический стул. Смертельная инъекция… Всё, что пожелаешь. Я предпочту посмотреть, как тебя зажарят до равномерной хрустящей корочки, — закончив беседу, поднимается со стула, и ловко крутанув его на одной ножке, ставит обратно к стене. Разговор окончен? Или как это понимать, мать твою?! — Эй! Морелли! — ору ей в спину. Уходит, не оглядываясь. Походу, я попал… — Я её не трогал! Не трогал!!! Собственный голос эхом разносится по камере, звеня в ушах. Или это кровь шумит, прилив к голове. Однако, у этой крошки разгон от милой зайки до мрази меньше, чем у меня. Спортивная модель попалась, блядь. Куда ты запропастилась, моё спасение Мэри Форест? Вот теперь мне точно не до сна. Надо придумать способ выбраться отсюда. Во что бы то ни стало, даже если придётся снова убить кого-то. Шериф является к вечеру. За окном здорово стемнело. Я сижу тут почти сраные сутки. Сутки, блядь! И готов убить просто за шот бурбона или виски. Морелли проходит мимо камеры с озабоченным видом, будто меня вовсе не существует. В руках — огромная картонная папка. С ней два криминалиста. О чём-то шушукаются, поглядывая в мою сторону. Когда они уходят, оставляя меня и шерифа один на один, она не теряет времени впустую. — Рамлоу, последний шанс. Где Форест? В доме полно твоих пальчиков, следы борьбы и кровь. — Шериф, такие вещи не принято разглашать, но у меня с ней был вполне неплохой вечер. До появления её мужа, — признаюсь, понимая, что иного выхода у меня нет, — он набросился на меня и мы слегка повздорили. — Эрла Фореста нет в городе уже неделю. Ему продлили рейс до вторника, — парирует шериф, — так что ты что-то путаешь. — Тогда откуда я знаю, как он выглядит? Кусок бекона, центнера полтора, не меньше, свинячьи глазки, брюнет с залысинами, карие глаза, нос картошкой. — Не аргумент. Ты был в их доме, видел фотографии. Где девушка? — Морелли очень хладнокровна. Видно, что она прекрасно знает свою работу, только вот в этот раз совершенно точно воюет не туда. — Блядь, да я откуда знаю. Переспали с ней, явился её боров, подрались, я получил кружкой в затылок, и уехал. — Рамлоу, неужели ты думаешь, что я поверю, будто такой профессионал, как ты получил кружкой в затылок от дальнобойщика? — От Мэри… — цежу сквозь зубы. Шериф секунду смотрит круглыми от удивления глазами и разражается таким смехом, что мне самому впору смеяться, если бы всё не было так печально. Отрицательно качает головой, потирая усталые глаза. — Всё, хватит поясничать. Ты её убил. Куда тело дел? — Чем докажешь, что я её убил? — Чем докажешь, что не делал этого? — «Мамой клянусь» — не аргумент? — спрашиваю на всякий случай. Мамой клясться не в моём случае. Моя мать — сука та ещё, и совершенно понятно, в кого я такой уродился. Шериф зло бросает тяжелый, словно бетонная плита, взгляд. Придвигает к себе чашку кофе и удостоверившись, что кроме нас никого нет в участке, криво усмехаясь, продолжает. — Два года назад, в апреле месяце убита Энни Траут. Похищена недалеко от собственного дома в вечернее время. Обнаружена спустя месяц в навозной куче. Всё, что от неё осталось — двое детей и больная мать. В этом же месяце похищена Алиса Перрот. Возле работы её посадили в черный классический автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Тело не обнаружено до сих пор… Следующая жертва Кларисса Тёрнер. Похищена на трассе, возле патрульной машины… — шериф замолкает, делая продолжительный глоток кофе, — обнаружена на свалке. Продолжать? И это только два года назад… Пять жертв, одна в неделю. В прошлом году в сентябре месяце картина повторяется… — А я тут при чем? — искренне не понимаю, выслушивая монолог, — ты считаешь, что я похож на маньяка? — Я считаю, что это может быть твоих рук дело, — коротко и просто заключает Морелли, — и пока я не найду Форест и еще одну девушку, я не выпущу тебя отсюда никуда. Даже в туалет. — Предлагаешь мне спустить штаны при тебе, чтобы поссать? — Можешь даже не спускать, если такой стыдливый. Но теперь ты будешь сидеть тихонько, как мышка, иначе я приложу максимум усилий на суде, чтобы тебя казнили самым зверским способом, — с холодной решимостью заявляет шериф и я ей верю. Эта сделает всё, чтобы посадить убийцу, кем бы он не оказался. Я бы на её месте поступил точно так же, будь я полицейским. Ещё некоторое время молча изучаю лицо шерифа. Она не выглядит довольной собой, не выглядит торжествующей, как полагалось бы при поимке столь опасного маньяка. Она выглядит чертовски усталой и не скрывает этого. — Я. Этого. Не. Делал. — Я тебя услышала, а теперь советую заткнуться. Вот, знаете, что значит фраза: «Я тебя услышал»? В переводе на человеческий она означает — мне похуй. По крайней мере именно так для меня она сейчас звучит из уст шерифа. Ещё немного пометавшись по камере, соглашаюсь с тем, что пока ничем не могу повлиять на события. Тем более отсюда. В ближайшее время я найду возможность свалить из этого зверинца. Как только я выберусь — а я выберусь, — путь в Мак-Аллен будет мне закрыт. В первую очередь копы будут пасти меня именно там. Вот же… Ёбанный Техас!***
19 часами ранее.
08.20.2018 2:21 a.m
… На заправке в Премонте стоит «Шевроле Импала», на вид год 65-й, может 67. Чёрный. Водителя не видно, двигатель заглушен. Обхожу машину справа, трогая капот. Горячий, значит только-только подъехал. Номера не местные, округ Колумбия, Вашингтон. А вот это уже интереснее… — Офицер, доброй ночи… Хрипловатый, но достаточно звонкий мужской голос звучит откуда-то из тени здания заправки. Нарочито медленно оборачиваюсь на звук. Мужчина среднего роста, крепкий, спортивный, южно-европейская внешность. Кожаная куртка, джинсы, ботинки — довольно качественная, хоть и не дорогая марка профессиональной обуви. На вид около пятидесяти. Взгляд не хороший. Тяжёлый, исподлобья. Смотрит, будто пристреливается к чему-то. — Ваша машина? — регламент требует от меня задавать стандартные вопросы, хотя и так очевидно, что его. Мужчина внимательно рассматривает меня. Либо спецназовец, либо военнослужащий. Выправка выдаёт опытного бойца. — Да, мэм… Что-то не так? — невольно вслушиваюсь в речь, ища знакомые интонации. — Откуда и куда следуете? Мне хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на незнакомца. С оружием он явно знаком не понаслышке, так как ни один мускул не вздрагивает на довольно приятном, хоть и костистом лице. Трехдневная небритость, пара коротеньких шрамов — один над бровью и один на скуле. Высокая, по моде, причёска. Всё же этот взгляд… Цепляет, однако. Глаза человека со смертью на «ты». — Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии. — Какое-то дело? Допивает не спеша кофе, и выкидывает бумажный стаканчик в рядом стоящий мусорный бак. Отлипает от стены. — Офицер, меня в чем-то подозревают? — походка тяжёлая, будто выходит на боксерский ринг. Едва заметно разбалансирован на левую ногу. Двигается порывисто, выверенно, травму не замечает, значит очень давно с ней. Знает своё тело на отлично, собран, готов к любым неприятностям. Судя по сбитым костяшкам и узловатым пальцам — контактный боец ближнего боя. Мизинец на левой руке сломан. С таким нужно держать ухо востро. — Любого человека можно в чём-то подозревать. — Вы не представились, офицер. С кем имею честь общаться? — Капитан третьего ранга полиции Сан-Диего, Нина Морелли. Предъявите документы, сэр, — вынимаю из специального кармашка золотую звезду техасского рейнджера. Мужчина кивает, и в ответ протягивает бумажник. Брок Рамлоу, пятьдесят один год. Так-так, права получены в столице, но это и так ясно. Неплохо выглядит для своих лет, даже очень неплохо…***
08.21.2018 12:04 a.m
Теперь мне совершенно понятно, что Рамлоу был в доме Форестов. Куда не кинь взгляд — везде следы борьбы, смазанные капли крови, разбитая посуда. Тяжелые ботинки, размер десять с половиной, судя по протектору — армейские либо специализированные. Похожий протектор у ботинок задержанного. Криминалисты снимут отпечатки со всех поверхностей и завтра утром можно будет предъявить ему обвинение. Правда, вот в чём? Кровь на футболке действительно принадлежит ему. Кровь в гостиной Форестов ещё подвергается анализу. Да и тела пока нет. Необходимо как можно скорее найти Мэри Форест. Иначе придётся выпустить этого ублюдка из камеры. Это может оказаться фатальной ошибкой. Я больше не хочу этого допустить. Прямо перед служебным автомобилем на обочине из темноты возникает туша «Кадиллак Эльдорадо». Огромная, тяжелая машина сползла передними колесами на щебень. Габариты не горят. Это как минимум подозрительно. Мельком бросив взгляд на часы, глушу двигатель. Время позднее, эвакуатор уже не работает, и возможно, водителю требуется помощь. Подсвечивая себе под ноги фонариком, направляюсь к кажущемуся чёрным в свете фар «Кадиллаку». В салоне автомобиля пусто, двери заблокированы. На малых оборотах урчит двигатель, горит призрачным зеленоватым светом приборная панель, отбрасывая блики на кожу сидений. За спиной раздаются быстрые лёгкие шаги, и я почти успеваю обернуться. Треск электрошокера. В воздухе разносится свежий запах озона и барбекю, и что-то больно жалит между лопаток, прямо сквозь тонкую ткань форменной рубахи. Вспышка в глазах и темнота…***
08.21.2018 12:04 a.m
Я не в курсе, как должны работать полицейские участки, но думаю, что совершенно точно должен оставаться какой-нибудь дежурный, на случай экстренных ситуаций. И ведь она, чёрт возьми, происходит. В фойе раздаётся сперва приглушённая ругань, затем грохот. Звон бьющегося стекла. Короткий вскрик. Я уже на ногах, в дальнем углу камеры. Бежать некуда, остаётся сражаться. — Здарова, командир! — хищная улыбка Роллинса не предвещает ничего хорошего. — Джек, — киваю, — притащил с собой всю кодлу? — О, нет. Только самые, так сказать, близкие. Ты кое-что украл у Пирса. Я молчу, наблюдая, как у дверей моей камеры собираются некогда подчинявшиеся мне бойцы. Роллинс теперь возглавляет это сучье племя. Нет у меня никаких иллюзий в их сыновьей любви по отношению к бывшему командиру. Все натасканы мною лично, и я знаю каждого ничуть не хуже себя. Трое человек. Каждый здесь по велению сердца: Роллинс велел, и они повиновались. А уж Джек… Его сердце вместе с идеологией Пирса. Знатно запудрил ему мозги мировым господством, избранностью одних над другими и великой целью. Когда-то подобные лозунги уже звучали. В Европе. Годах эдак в сороковых. — Тебе не идёт моя должность. — Зато тебе идёт решётка… Где флэшка, Рамлоу? — Последнее время я слишком часто слышу свою фамилию, — мотаю головой, — неужели ты думаешь, что она при мне? — Отпереть замок, — командует Роллинс. Я опираюсь спиной о холодную стену. Драке быть. Ни один из этих сукиных детей не сунется ко мне в камеру. Даже к безоружному. Слишком хорошо они знают, что я с ними сделаю. Не надо путать мой расслабленный внешний вид с выкинутым белым флагом. — Выходи по доброй воле, Брок, — пока ещё просит Роллинс. Направленный мне прямо в грудь ствол пистолета уже не кажется любезным приглашением. Всё-таки я хочу ещё немного покоптить небо. Чёрт бы побрал эту шерифшу, когда она нужна… С другой стороны, хорошо, что её тут нет, валялась бы сейчас на полу рядом со своим помощником. Держа руки на виду выхожу из камеры. Бывшая команда: Эммет Танго, Алекс Фриско, Гонзо — смотрят с опасением. Правильно делают. Роллинс облажался. Я знаю слабые места каждого из них. Окружают, пытаясь скрутить руки за спиной. Мой рост, мой вес и знания дают мне преимущество. Они же только мешают друг другу в тесном помещении офиса. Хруст голени где-то справа. Хриплый вскрик немого Гонзо. Свист кулака Танго над головой. У него угол обзора уже, чем собственный интеллект. Уклон, подсечка, удар. Чья-то разгрузка попадается под руку. Рывком тяну на себя, пробивая лбом в переносицу, сбивая с ног затупившего Гонзо. Падает на пол. Бью его в висок ботинком. Кость ломается с ощутимым хрустом. Он больше не поднимется. Это не кино. Драка молниеносна, сопровождается пыхтением и болью. В какой-то момент выхватываю у Танго ствол, правда воспользоваться им не выходит — слишком тесно, на руке повисает Фриско, пытаясь остановить. Нет противника страшнее, чем союзник долбаёб, сто раз говорил Роллинсу, но он, видать, не усвоил. Что-то рычит, пытаясь воспользоваться ножом. Стрелять по своим ему не выгодно. А я на его месте не церемонюсь. В тесном помещении гремит выстрел. Бывшие подчинённые бросаются на пол, ища укрытие. Жму на спусковой крючок ещё раз и понимаю, что патрон дал осечку. Блядь! В меня никто не стреляет, а это странно. Значит, Пирс хочет видеть меня живым? Увы, это не взаимно. Я бы с удовольствием посмотрел на его башку в банке со спиртом. — Р-ррамлоу-у! — взвывает Джек, когда я запускаю в него тяжелым ноутбуком шерифа, выбивая нож. Ему мешают Танго со сломанной рукой и по счастливому случаю не пострадавший Фриско. Валить! Отсюда надо валить, а это — мой счастливый случай. Пока эти идиоты, замаскированные под команду С.Т.Р.А.Й.К., пытаются перегруппироваться, рву когти. Первое правило любого поединка — съебаться быстрым оленем прежде, чем получил пулю в башку или нож в брюхо. А уж если их численное превосходство, и они какие-никакие, но профи — лучше валить молниеносно, хоть и не так эффектно, как в кино. В фойе два трупа. Дежурный со свёрнутой шеей и побагровевшей рожей. Помощник шерифа, пацан лет двадцати пяти с распоротой глоткой. Работа Танго. Неаккуратно, но он псих, любит кровь, так что простительно. За спиной слышу топот. Падаю на пол, укрываясь за небольшой бетонный порожек. Чертов Глок, надо же так подставить в самый неудачный момент. Перестрелял бы их всех прямо там, и дело с концом. Спешно разбираю патронник, скидывая мёртвый патрон. Готов к бою. Выстрел моментально останавливает Роллинса сотоварищи. Запах пороховых газов приятно щекочет ноздри. — Нахуя тебе это нужно, Джек? Ты же не дурак! Почему повёлся на это дерьмо? — ну не могу я понять, хоть убей, что за манну небесную обещал ему Пирс, что он верен ему словно пёс. — Дерьмо — это такие как ты, Рамлоу, — из-за дверного косяка появляется башка на бычьей шее, — разрушающие систему, думающие только о своей шкуре. — Системы тебе захотелось… Вон оно что… Войти в систему, значит, — бормочу себе под нос, отползая назад и упираясь пяткой в остатки стеклянной витрины. Участок шерифа похож на аквариум — кругом стекло. Где эта овца Морелли, когда она так нужна? Очень пригодился бы её боевой опыт. Уверен, она бы не стала залупаться на счёт нашего недавнего разногласия в такой момент. — Ты не уйдёшь далеко, Рамлоу! Как только программа Пирса заработает, ты будешь одним из первых, кого сотрут с лица земли… — Тогда какой резон сдаваться вам и возвращать Пирсу его ценную флэшку? Нет, ты и правда дурак, а я — ошибся… — пара выстрелов в сторону Роллинса дают мне шанс свалить. Ночной воздух Техаса холоден. За углом, на штраф-стоянке стоит моя крошка, но я до неё уже не добегаю, да и ключей нет. Взбираюсь по сетке на крышу автогаража, отползая в тень. Толпа ублюдков уже вываливается следом за мной на улицу. Самым невредимым оказывается Роллинс, мой заместитель. Моя правая рука. Тот, кто лучше всех знает, на что я пойду ради свободы. И он не суется, предоставляя возможность другим отдать жизнь за командира. С крыши наблюдаю, как он озирается по сторонам, придерживая парней и раздавая указания. Сейчас начнётся игра в «кошки-мышки». Собаки на псарне орут дурными голосами, чуя кровь. Мне из своего укрытия прекрасно видно, куда отправляет Роллинс Танго, возвращаясь в офис. Будет обыскивать мои вещи. Фриско посылает кивком в сторону псарен, обойти штраф-стоянку по периметру. Спрыгивая на дорожку позади офиса, стараясь лишний раз не шуметь, крадусь за Танго. Ему много не надо, хоть он и наголову выше меня и тяжелее на пять стоунов. Втыкаю арматуру в его горло, с хрустом проворачивая. Кровь из разорванной артерии бьёт в лицо, на миг ослепляя. Подхватывая оседающее, дёргающееся тело, оттаскиваю его в тень здания. Как ни крути, а для операции по моей поимке Роллинс выбрал слишком тупых агентов. Даже обидно. Обшариваю разгрузку, прихватывая пистолет, сменные обоймы и нож. В рации уже трещит сигнал выхода на связь. Прихватываю и её с собой. Роллинс, не будь дураком, сменит частоту, но пока что… — Ты правда думал свалить? Рамлоу, я знаю тебя… — холодная игла вонзается в шею сбоку. Голос Роллинса. Чёрт бы его побрал, суку. Мир теряет резкие очертания, рассыпаясь на фрагменты, сизые и оранжевые пятна. Ноги подкашиваются, и сделав последний шаг, падаю мордой в гравий. Доброе, блядь, утро, Вьетнам…