??.??.???? ??:?? ?.?.
Болит всё. Всё — это слабо сказано. Болит даже то, что болеть по определению не может. Прихожу в себя, судя по всему на заднем сиденье машины. Темно, неудобно, больно. Болят рёбра, болит челюсть и правый глаз не открывается. Значит, меня напиздохали, пока был в отключке. Стараюсь не выдать того, что пришёл в себя. Запястья стянуты пластиковыми хомутами за спиной. Чудно. Одним глазом пытаюсь поймать фокус на пространстве вокруг. В ушах шум такой, будто таварняк мимо несётся. Тошнит. События последних нескольких часов не помню, хоть убей. Но, судя по всему, это со мной и будет. На сколько это возможно, силясь преодолеть тошноту и шум в ушах, прислушиваюсь. Голоса мне знакомы. На переднем за рулём Фриско, на пассажирском судя по голосу — Джек Роллинс. — Ты не перестарался? — сомнение в голосе Фриско звучит как-то по-детски наивно. — Через пару миль, если не очухается, остановимся и проверим… Это всего-лишь транквилизатор для лошадей, а не рицин. — Судя по тому, что он не очнулся, пока ты его пиздил, дозу тоже дал конскую? — Всё, заткнись и веди машину, а то я решу, что тебе его жалко. — Джек, ты же знаешь, что это не так. Пирс нас кончит обоих, если Рамлоу сдохнет до того, как вернёт флэшку. Мы же так её и не нашли… — Заткнись… По хорошему прошу… Так, частично становится ясно, почему у меня болят рёбра. Роллинс не может одолеть меня в поединке один на один, и решил, что будет весело переломать мне кости пока я в отключке. Пидарасина. Но да ничего, я вырвусь, обязательно вырвусь и сыграю на его зубах «Лунную сонату». Сука косоглазая. В боковое окно вижу ночное небо и кривой росчерк лунного света. Время где-то ближе к утру, может, часа три ночи? В принципе, если меня накачали конским транквилизатором, то где-то так плюс-минус и прошло времени. Вот я и попался… — Хорошо, что его оформили в участке. Так бы мы его еще хуй знает сколько искали. Сука, он хитрее, чем кажется, — возмущается внезапно Роллинс, — тачку видел его? Древняя, как говно мамонта… Хуй вычислишь через спутник. Не думал, что старик Рамлоу настолько сообразителен. Тупым прикидывался очень хорошо. — И всё же он прокололся с мобильником. И в Янгстауне. Если бы его там первый раз не взяли, пиши — пропало. Ёбанный шериф даже не отрицал особо, что не собирался его задерживать, если бы не принцип помощника. Обленились твари, совсем не хотят работать, — поддакивает Фриско. Ах вы ж… М-да, с другой стороны, Джек прав, если бы я был осмотрительнее и чуточку сбавил опьяняющее ощущение свободы, то уже давно был бы за пределами Штатов. Некого винить кроме самого себя за нерасторопность и допущенные ошибки. Но да хуле уже. — Это его не спасло бы, — отмахивается Роллинс, закуривая. А вот это уже интереснее. Изо всех сил давлю отчаянный приступ тошноты, тихонько сглатывая подкатывающий комок. Ёбанный наркоз. — Программа «Озарение» скоро вступит в действие. И уже будет не важно, нашли бы мы его или нет. Его вычислила бы нейросеть. — Тогда зачем нас отправили на его поимку? Нахрен тратить силы и время, если он и так и так подохнет? Да ещё и угробил наших… Танго и Гонзо. — Они дураки. Знали, против кого прут. Знаешь, мне откровенно насрать, как кончит эта падаль. Но Пирсу виднее. Сказано — найти и доставить живьём, значит так и надо сделать. Я так понял, ему нужен очередной подопытный кролик, чтобы испытать сыворотку… Ты хочешь оказаться на его месте? Сыворотка… Надеюсь, не та хуета, что сделала из Барнса тостер с голосовым управлением? Хотя, электрошоковая терапия из кого хочешь тостер сделает. Я согласен, если впорят что-то типо снадобья для Кэпа. Я б даже сам жопу под уколы подставил. Но зная Пирса, предположу, что очередной эксперимент кончится не в мою пользу. Наследие Арним Золы не даёт ему покоя, и он ведёт свою игру уже очень давно. Мало ему тотального контроля над миром, мало ему лишить людей как таковой свободы выбора, ему надо создать универсальных солдат, машин смерти, вроде «Баки» Барнса, чтобы поддерживать порядок в своей новой империи волков. Видал я этот тостер. Лежит в холодильнике, ждёт очередной команды. В глазах — ни печали ни радости, бездумный агрегат. Нахуй такое надо. Чёрт, надо выбираться отсюда как угодно. Пытаюсь бесшумно выкрутить запястье из хомута. Не выходит. Тонкий пластик впивается в кожу, прорезая её аж до сустава. Нет, так не выйдет. Впрочем, если пустить себе кровь, можно будет высвободить одну руку по скользкому. Идиотская идея. Но других у меня пока нет. — Притормози вон там на повороте. Отолью. За одно и глянем старичка, вдруг копыта откинул… — усмехается Роллинс. Старичка? Копыта откинул? Да ты, братец, охуел! Бесстрашный, когда знаешь, что я ничего не могу сделать. Но это ненадолго. Машина замедляет ход и я явственно ощущаю, как мелкий гравий стучит в брюхо. Значит, мы на какой-то удалённой от федеральной трассы дороге. Тем лучше. Инерция толкает в спину, когда машина окончательно останавливается. Поддаюсь ей, изображая бесчувственный мешок картошки. Хлопает пассажирская дверь. Роллинс отходит в сторону. Слышу шаги по гравийке, что-то ворчит в темноту. Фриско пару секунд вошкается на водительском и тоже выскакивает из машины. Пытаюсь согнать слабость и муть в башке, оставшуюся после транквилизатора. — Блядь! Нет, ты это видел? — слышу возмущение Фриско. — Ебать, ты место выбрал конечно… — Что там? — Колесо спускает… На что-то наехали. Пизда блядь… — В чём проблема, я не пойму? Возьми и поменяй, — рычит недовольно Джек, обходя машину, — я пока проверю Рамлоу. Ага… Мой звёздный час. Или последние секунды жизни. Сердце стучит ровно, гоняя вскипающий адреналин. Поджимаю ноги как можно ближе к груди. Будет очень и очень больно, но некогда этого бояться. Как только открывается задняя дверь и Роллинс втискивает свою тушу в салон, чтобы дотянуться до меня, бью его в грудь ногами. Отлетает, здорово прикладываясь зализанной башкой об арку двери, падает на задницу, держась за затылок. Где-то рядом нихрена не понимающий Фиско вытаскивает из багажника инструменты и запаску. Напрягаюсь чтобы разорвать хомут. Боль адская, но жить хочется больше. Цепляю стяжку за фиксатор ремня безопасности, всё это время упирающийся мне в поясницу. Никаких изменений, лишь больнее вгрызается в кожу хомут, срывая, рассекая до крови. Ещё одно усилие, рывок. Пластик лопается с таким звоном, что я по инерции ударяюсь локтем об подголовник сиденья, забрызгивая кровью стекло. Открываю дверь, и хватаясь за арку рывком выбрасываю себя из машины. Фриско уже тут как тут, замахивается монтировкой. Зрение и реакция меня подводят. Успеваю лишь отскочить, как тот бьёт прямо в крышу, туда, где секунду назад была моя башка. Ах ты ж пидрила… Вскипает ярость… Откровенно говоря, что происходит дальше, я почти не помню. Какие-то вспышки, обрывки, крики. Прихожу в себя, обнаруживая над головой ночное небо. Под ногами шуршит асфальт. Где я, блядь?! Как я тут оказался? Могу предположить лишь, что меня в какой-то момент просто накрыло. Руки дрожат, словно я всю ночь бухал или жёстко тренировался. В груди всё горит огнём, дышать больно. Похоже, Джек постарался, переломав мне всё, что можно. По крайней мере именно так ощущается в правом боку. Вдох даётся с трудом. Болят руки. Левая опухла, побагровела. Чёртов пластиковый хомут, перебил вену, разорвал кожу. Ощупываю рану на запястье. Большая… Надо срочно чем-то её залатать. Правый глаз заплыл и чтобы разглядеть, что творится справа от меня, нужно изрядно повертеть башкой. Куда идти — не имею ни малейшего представления. Что стало с бывшей командой я не помню. Я искренне надеюсь, что убил обоих. Надо найти укрытие и перевести дух.***
??.??.???? ??:?? ?.?.
Вокруг темнота. Попытки пошевелиться ни к чему не приводят. Очень болит голова и между лопаток. Чёрный «Кадиллак Эльдорадо», лёгкие шаги и удар током — всё, что я помню. Руки болят, и когда я шевелю ими, в запястья врезается верёвка. Я в плену. Я в плену? В плену?! Истеричный смех накрывает внезапно. Это какой-то сюр. Просто быть того не может. Я была уверена, что Рамлоу и есть серийный убийца, которого я столько ищу… В этот раз моя беспечность не сойдет с рук. Вслушиваюсь в окружающий меня мир, ёрзая и пытаясь высвободиться. Сидеть, привязанной к столбу очень не удобно. Ноги затекли, плечи тоже. В темноте с трудом различаю очертания собственной машины. Она всего в паре метров от меня. И ведь эту ловушку я вырыла себе сама: никому из офиса нет дела, что я не выхожу ночью на связь, все знают, что я патрулирую федеральные трассы, и не будут меня искать до утра. А может и до самого вечера… Страшно… В груди словно дыру пробили — от накатывающей паники обдаёт холодом. Неужели это конец? Неужели сегодня я умру? Где-то неподалёку раздаётся сдавленный женский крик. Я отчётливо слышу рыдания и вопль боли. Проклятье… Я тут не одна. Значит, он ещё не убил последнюю пропавшую девушку. Мерзость какая… Мне бы только выбраться… Ох, мне бы только выбраться… Время тянется бесконечно медленно. Что бы я не предпринимала, мне никак не удаётся вырваться. Руки отекли от бесплотных попыток освободиться. Чувство безысходности и паника хватают за горло так, что я уже почти не понимаю, что делаю. Мне страшно… Я не хочу умирать… Алекс, как же Алекс? И Кларисса… Бедная девочка, бедные они все. Если они все сидели, как я, и слушали то, что слышу я, то нет ничего страшнее, чем осознавать близость гибели. Я из последних сил пытаюсь высвободить руки, но только сильнее сдираю кожу на запястьях. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем меньше у меня остаётся шансов. Бьёт озноб, и от пота щиплет в глазах. Я не могу поверить, что так глупо угодила в ловушку. Расслабилась, поверила в то, что опасность миновала. Шум в ушах перекрывает все остальные звуки, но я с опаской вслушиваюсь в ночь. Страшнее всего сейчас, как бы это ни казалось цинично, было бы услышать тишину. Это будет означать, что эта мразь покончила с одной жертвой и скоро явится сюда за мной. Каждый шорох вызывает отчаянную панику, граничащую с истерикой. Я уже не отдаю себе отчёта в том, что реву, кусая губы, стараясь сдержать вырывающиеся из груди всхлипы. Мне чертовски страшно. В тишине, изредка прерываемой криками жертвы слышатся едва различимые шаги, будто кто-то крадётся во тьме. Плотный силуэт проскальзывает за машину. Мне показалось? Кажется, от страха уже мерещится всякое… Господи, только бы показалось… Мне нужно ещё немного времени. Крики женщины не стихают. Я вслушиваюсь в них и вдруг отчётливо у самого уха слышу голос с хрипотцой: — Не ори, Морелли. Будешь орать — оба сдохнем… От страха едва не вскрикиваю, но крепкая сухая ладонь вовремя зажимает мне рот. — Какого чёрта… Рамлоу, как ты тут оказался? — спрашиваю, как только спадает первый приступ, голова идёт кругом. — Молчи, дура… Прямо за моей спиной, тяжело дыша и еле слышно покряхтывая, копошится мой задержанный. Чёртов сукин сын! Как он выбрался из камеры? Горячее дыхание обжигает кожу на щеке, когда верёвка падает, освобождая запястья. Из-за столба появляется основательно помятая физиономия Рамлоу. Фингал на пол лица, так, что правый глаз полностью заплыл. — Ты жить хочешь? Тогда бегом в машину… — шипит он, помогая подняться. Крепкие руки хватают за плечи так, что на миг кажется, что я снова в тисках. Какого чёрта происходит, не понимаю. Рамлоу грубо запихивает меня в мою же машину, на пассажирское сиденье, пристёгивая ремнём безопасности. От него пахнет кровью и потом. Тихонько прикрывает дверь, плюхается за руль. — А теперь валим отсюда… — проворачивая ключ в замке зажигания, коротко сообщает он. — Погоди, там же… Там… — еле цежу, борясь с дрожью и трясущейся нижней челюстью. Адреналин лупит неимоверно. Сердце бешено выколачивает ритм в висках. Руки трясутся так, что я не могу отереть слёзы. Никогда не испытывала подобного ужаса неминуемой гибели, даже много лет назад, под обстрелом. Тогда казалось, что погибнуть от пули не так уж и плохо — быстро, чисто. Практически героика. А вот умирать так, как сейчас умирает девушка в руках маньяка… — Нет её… Всё, уже нет… — поясняет Рамлоу, бросая короткий злой взгляд мне в глаза. Единственный здоровый глаз в свете приборной доски патрульной машины горит нехорошим, дурным светом. И я ему верю. Рамлоу выводит машину выбивая задним бампером ветхие деревянные ворота амбара. Теперь я отчётливо вижу старую ферму в едва начинающемся рассветном мареве, правда всё ещё не могу понять где мы находимся. Недалеко, под навесом, укрытый камуфлирующей тканью виднеется силуэт еще одной машины. На грохот из небольшого сарайчика выскакивает высокий мужчина. На нём резиновый фартук, медицинский костюм, перчатки и защитная пластиковая маска. Неверный свет фар выхватывает его фигуру всего на миг, пока Рамлоу завершает разворот. Мужчина делает несколько неуверенных шагов в нашу сторону, а затем бросается обратно в сарай. — Стой! Стой, мы должны его остановить! — Серьёзно? — не обсуждая, Рамлоу давит на газ, заставляя патрульную машину взвыть турбиной, — пушка твоя где? Тю-тю… Нету! — Мы должны что-то сделать! — бью в истерике по мускулистой руке, сжимающей руль. — Мы обязаны! Стой! Он вдруг смотрит зло, так зло, что я запинаюсь на полуслове. Ему плевать. — Ты сдохнешь. Не остановишь его, — холодно констатирует, выводя машину на трассу. — Не сейчас точно. Двигатель подвывает, захлёбываясь пылью и холодным августовским предрассветным воздухом. Меня бьёт озноб и душат слёзы. Мерзавец! Мерзавец!!! Радиостанция внезапно оживает. Я вздрагиваю. — Рамлоу, верно? — знакомый до холодка между лопаток голос прорезает тишину. Рамлоу не реагирует, будто его это не касается. — Я знаю, что ты меня слышишь… Верни её. Это моя добыча… Вместо какого-либо ответа Рамлоу просто вырывает передатчик из панели, прекращая сеанс связи. — Что ты наделал, идиот! — визжу в полном ужасе. Рамлоу молчит, чуть кривя губы в хищном оскале. Стрелка спидометра поднимается всё выше и выше, машина ревёт, унося меня прочь от того, за кем я гонялась целых три года. Унося меня от очередной жертвы. Спустя минут пятнадцать прошедших в полной тишине задержанный наконец останавливает автомобиль прямо посреди дороги. Инерцией меня чуть не выкидывает с сиденья, хорошо, что я предусмотрительно пристегнута ремнем безопасности. Поворачивается всем корпусом, облокачиваясь на руль. Ещё несколько минут назад я готова была разорвать его своими собственными руками, а теперь сижу, глотая слёзы и панику. — Послушай меня, девочка… Её ты не спасла бы. И сама подохла. Я видел, что он с ней сделал. И то же было бы с тобой. — Почему… — голос срывается на шёпот, и чтобы не зарыдать, говорю очень медленно, — ты ей не помог. — Поздно было, — протягивает ко мне руку, уверенно и жестко хватая за челюсть всей пятернёй, заставляет поднять глаза и посмотреть на него, — ни ты ни я ей уже не помощники. Сбрасываю его руку ударом по запястью. Мужчина морщится и еле слышно шипит. Помедлив, изучает внимательно горизонт, старательно вертя головой. Очевидно, что разглядеть что-либо в сероватом сумраке одним глазом ему не легко, но вида он не подает. — Как ты тут оказался? — Спроси что полегче… — фыркает, отворачиваясь, — тебе явно не понравится произошедшее. — Мне уже не нравится. Как ты освободился? — Мне помогли… — со злой иронией в голосе отвечает. Я ничего не понимаю. Как он освободился? Если это вообще возможно… Как он попал в этот чёртов амбар? Почему спас? — У меня много вопросов и тебе лучше на них ответить… — Ага, как только, так сразу. Ты знаешь, где мы? — вглядывается одним глазом в сторону быстро занимающегося рассвета. День вот-вот включится на полную. В неверных розовато-оранжевых лучах ещё дремлющего солнца вижу на его запястьях следы от пластиковых наручников, лопнувшие кровеносные сосуды и огромную рваную рану. Кожа свисает лоскутом, обнажая мышцу и сосуды. Что, чёрт побери, произошло? — Езжай вперёд. Это 44-я северо-западная трасса. Мы недалеко от Сан-Диего, — узнаю маячащие на горизонте поля и известные мне как свои пять пальцев вешки. Кивает, и плавно трогает машину с места. — Морелли, ты ведь мне всё-равно не поверишь, а? — Попробуй… Морщится, вглядываясь в полотно дороги, по которому уже расползается розово-оранжевый настоящий рассвет. Немного пожевав губами, потирает переносицу узловатыми пальцами. — Что ты слышала про Щ.И.Т? — Достаточно… Ты работаешь на них, верно? — Нет. Я ни на кого не работаю. Но у меня на руках есть кое-что, что перевернёт весь мир с ног на уши. И меня за это скоро убьют. Он так легко и просто рассуждает о собственной жизни, будто его не убить намереваются, а в бар пригласили, пива выпить. Рамлоу не из тех, кто предаётся эфемерным мечтам и представлениям о ценности жизни, как своей так и чужой. Для него ценна та жизнь, от которой можно что-то поиметь, и он прекрасно понимает, что к нему точно такое же отношение. Потребительское. Значит, Щ.И.Т.? Что ещё скрывается за его волчьими глазами равнодушного убийцы? — Вот так просто? — Да. Наёмники пришли в офис и зарезали твоего заместителя и дежурного тоже. Там сейчас погром хлеще чем на скотобойне. Мне удалось убрать двоих, — кивает. Я теряюсь. Шутит он так? Если да, то это — откровенно паршивая шутка. — Как ты оказался в амбаре? — этот вопрос не укладывается у меня в голове, как и внезапное чудесное — иначе не назовёшь — спасение. — Случайность. Наткнулся по дороге на сарай. Хотел передохнуть. — И только? — Да. В моём положении выбирать не приходится, знаешь ли, девочка… — бросает мне такую омерзительную усмешку, что мне хочется дать ему по лицу. — Не называй меня девочкой, будь добр… — озноб бьёт с невероятной силой и я невольно сворачиваюсь на сиденье калачиком. Очередная противная липкая усмешка, и Рамлоу протягивает руку к климат-контролю. Через несколько секунд в салон подаётся тёплый воздух. Бросает быстрый взгляд и ободряюще косо улыбается мне. — Спасибо, что вытащил меня оттуда… Кстати, почему? — Потому что нельзя так умирать… — коротко отвечает, и уходит в себя. Может, он конечно и убийца, но совершенно точно не мучитель. Радости в таком методе убийства для него определённо нет. И я впервые в жизни рада тому, что кто-то смог сбежать из камеры предварительного заключения. Спустя еще несколько минут на горизонте показывается окраина Сан-Диего. — Надо бы в больницу, — кивая на разорванное запястье, выдавливаю из себя. Кровь уже густеет, собираясь на локте, стекая по руке, капает на джинсы. В машине невыносимо сладко пахнет металлом. Он лишь бросает короткий взгляд, и молча продолжает вести машину. — Рамлоу, ты меня слышишь? — Слышу. Я думаю. — И что надумал? — если не зашить эту рану, всё воспалится, и может привести к печальным последствиям. По тому, как почти не гнутся пальцы на его левой руке становится понятно, что повреждены связки, или нарушен кровоток, а в этом тоже мало хорошего. Я однажды видела начавшуюся таким образом газовую гангрену. Правда, условия были совсем полевые, ещё в Ираке. Но тут тоже всё выглядит не слишком радужно. Нужно обязательно попасть к врачам. Что-нибудь придумаем, какую-нибудь историю. ДТП подойдет. — У тебя есть где перебиться? Мне на час-другой, больше не надо… Зашьюсь и уеду. И что прикажете с ним делать? — Едем на Сейнт-Джозеф авеню. Дом 404. Я тебе скажу, куда. Кивает, придавливая акселератор.***
??.??.???? ??:?? ?.?.
Не представляю, сколько топаю по этой сраной дороге. Башка гудит, болят рёбра. Пить охота. В ночной темноте каждый шорох, каждый звук эхом отдаёт в голове. Видно, последствия транквилизатора ещё не прошли. Дичайшая аритмия и боль в груди мешают перейти на бег. Откровенно говоря, я даже и не представлял, что так хреново может быть. Под ногами шуршит асфальт, и уже почти на исходе сил замечаю поодаль от дороги силуэт то ли амбара, то ли фермы. Отлично, даже если это просто четыре столба и крыша — мне подойдёт. Немного отлежаться, чтобы не трясло как с похмелья. Под навесом замечаю накрытую камуфляжной сеткой машину. Повезло мне. Машина оказывается заперта, но это не такая уж и проблема. Сейчас у меня совсем не то настроение, чтобы вспоминать бурную молодость и выплясывать вокруг этого крокодила. Надо бы заглянуть в амбар. Может, там найдётся что-то подходящее, чтобы вскрыть тачку? Подойдет кусок проволоки. При этом и небольшой дом и амбар рядом выглядят крайне не жилыми. Всюду запустение. Всё же привычки берут своё: обхожу амбар по широкой дуге, как внезапно ночь прерывается отчётливым женским воплем. Этот вопль не спутаешь ни с чем. Стараясь шуметь как можно меньше, подбираюсь к небольшому окошку в стене сараюхи. М-да. То, что сейчас происходит внутри я лично могу сравнить лишь с больной фантазией сценаристов какого-нибудь фильма ужасов. В тусклом свете лампочки блестят какие-то инструменты, похожие на пилу и мясницкий топор. На огромном верстаке распята обнаженная женщина. Кругом кровь. Рядом на крючок в столбе подвешена капельница. Это выглядит как издевательство — не дать умереть при садистских опытах. Мужик в резиновом мясницком халате любовно поглаживает трепыхающуюся девицу по голове. Отсюда мне не видно лицо этого психа. Если я правильно помню, Морелли ищет кого-то подобного. Если это и вправду он, то шерифу стоит тщательнее искать. Таких больных ублюдков не должен носить свет. От вида того, что эта мразота делает с девчонкой мне не по себе. Не для этого нужны мягкие нежные женские тела, ох не для этого. На миг думаю, стоит ли вмешиваться? Из меня сейчас спасатель как из говна гвозди, самого кто бы спас. Сил хватит чтобы весело подохнуть от тесака для разделки мяса в грудь, не больше. Руки трясутся, сердце запинается, сбивая ритм, перед глазами всё качается и плывёт. Не вывезти мне сейчас ещё одну драчку. Надо вернуться под навес, проверить наличие ключей для тачки. Сдвинув деревянную гнилую воротину, застываю, как вкопанный. Как говорится, и вот тут я охуел. В амбаре стоит машина шерифа. На миг пытаюсь присмотреться повнимательнее. Может, у меня что с башкой не так? Может, Роллинс сильно ёбнул? Или транквилизатор ещё действует? Я отчётливо улавливаю чьё-то сопение и возню. Осторожно пробираюсь вглубь, обходя патрульную машину с яркой оранжевой надписью «Шериф Сан-Диего» на борту. Вот, разрази меня гром, а шериф уже тут. Надо же, какой профессионализм. Она меня не замечает. Похоже, Морелли в гораздо более затруднительном положении, чем я представлял. Что мне с ней делать? По факту, я ей ничего не должен. Да и если бы не она, хуй бы меня Роллинс нашёл. Если бы не стала она меня задерживать и уж тем более светить в базе данных, я бы промчался мимо, как ветер в поле. А теперь что? А теперь нихуя ничего… Ох, горе ты моё туполобое… Сама же и поплатишься за свою беспечность. А я говорил, что я не маньяк. Мразь — да, убийца — дайте два. Но не маньяк точно. На несколько секунд задумываюсь. Что мне будет с того, что я её спасу? Ничего хорошего она мне не обещала доселе. Да и решит ещё, что это я её тут привязал и держу… Нахуй, надо валить, пусть выпутывается сама. Только тихонько отхожу назад к воротам, как слышу сдавленный шёпот. Морелли что-то бормочет. Прислушиваюсь. Почти плачет. Нет, ну моя доброта меня точно однажды погубит… Надо спасать эту балбесину. Он же и ей кишки выпустит, псих этот… Мерзкая смерть, признаться. Не понимаю я такого удовольствия — отрезать кусок, и смотреть, как баба мучается, истекая кровью. Слушать вопли эти… Меня невольно передёргивает. Взял, пристрелил, и всего делов — чисто, легко, красиво. — Не ори, Морелли. Будешь орать — оба сдохнем… — подбираюсь как можно ближе, чтобы понять, что за херня происходит. Зажимаю ей рот рукой, прижимая затылком к столбу. Второй с трудом, но развязываю узел на бичёвке, которой этот урод связал её. От Морелли смердит страхом и невозможной животной привлекательностью. Как, сука, ей это удаётся — нихера не ясно. — Какого чёрта… Рамлоу, как ты тут оказался? — чуть ли не взвизгивает Морелли. — Молчи, дура… Пальцы немеют и не слушаются. Похоже, стяжкой резануло слишком глубоко. Ещё повозившись с верёвкой, наконец освобождаю пленницу. — Ты жить хочешь? Тогда бегом в машину… — подталкиваю её в спину. Хватаю эту не очень сообразительную женщину за плечи и впихиваю в салон патрульной машины. Вид у Морелли слабо сказать огорошенный. Охуевший — точнее будет. Да я и сам охуел, обнаружив её тут. — А теперь валим отсюда… — поворачивая ключ в замке зажигания, сообщаю шерифу. — Погоди, там же… Там… Ну, блядь, давайте сейчас спасать тех, кому это уже никак не поможет, конечно. Ишь, чего удумала… Неа, хуюшки. Там уже фарш, мясообрезь. Как хотите назовите, но спасать там реально уже нечего, может, кроме совести, конечно. Но я как-нибудь договорюсь с ней полюбовно. — Нет её… Всё, уже нет…