08.21.2018 6:03 a.m.
На самом деле я не понимаю, зачем тащу Рамлоу к себе домой. По всем правилам надо бы отвезти его обратно в офис, запереть в камере до выяснения обстоятельств. Но теперь становится очевидно, что кто-то действительно его преследует, отслеживая перемещения через систему. А значит, раз наёмники не закончили и он ещё жив, то они обязательно вернутся. И жертв будет в разы больше. Эта перспектива не даёт мне покоя, как и тот факт, что я нарушаю все возможные профессионально-этические рамки. Если меня вдруг поймают за сокрытием беглого заключённого, подозреваемого в множественных убийствах, я пойду с ним вместе под трибунал. Я всё же надеюсь, что Рамлоу не обманывает и действительно свалит через пару часов, оставшись незамеченным. Благо, что улица, на которой я живу пустынна и мой дом, как говорится — крайний. Сосед есть только позади, и мы с ним не встречаемся. Вот что я буду делать с Рамлоу? Лучше бы всё-таки в больницу его отправить. Но он снова отказывается. Тихонько открываю дверь. Надеюсь, не разбужу Алекса. — Гостевой комнаты у меня нет, там Алекс спит… — Мужик твой? — Мой племянник… Его мать — мою сестру, убила та падаль, — поясняю, пропуская Рамлоу в гостиную. За ним по полу ляпает кровь. Надо всё срочно стереть, пока не высохла и не въелась в линолеум. Рамлоу застывает посреди комнаты, придерживая запястье и озираясь. — А-а. — Иди вперёд, справа дверь. Это моя спальня. Не шуми только. Я сейчас принесу аптечку, — находя на кухне полотенце быстро мочу его и бросаю под входную дверь. Рамлоу кивает и уходит в заданном мною направлении. Что делать? Что же делать? Бросить его одного в доме я не могу. Не доверяю я ему. И бросить маньяка на старой ферме Вильямсов я тоже не могу. А ещё, если Рамлоу не соврал, в офисе теперь четыре трупа. Что делать? Необходимо в первую очередь взять себя в руки. Если он и правда свалит через пару часов, я смогу спокойно отправить Алекса в школу и поехать в офис, чтобы разобраться с происходящим. В первую очередь погибшие. Честно говоря, мысли мечутся с бешеной скоростью. Сна нет ни в одном глазу. Заглядываю в аптечку. Бетадин, гемостатические губки, повязки… Ладно, не хирургия, но выкрутимся. В моей спальне царит настоящий хаос. Весь пол уляпан тёмными пятнами крови. Вещи валяются от двери до ванной комнаты. Он что, раздевался на ходу? Голого мужика мне видеть не в новинку, но всё же немного смущает такое равнодушное поведение. Стучу в дверь ванной, прислушиваясь к шипению воды. — Аптечку принесла. Выходит, опоясанный моим любимым полотенцем. С левой стороны оно багрового цвета. Молча выхватывает коробку из руки. Секунду смотрит здоровым глазом. — Лезвие есть? — Что ты собрался делать? — оглядываю его снова. Мускулистый, жилистый, ни капли лишнего жира. Даже сравнить не с чем. Весь правый бок от подмышки до тазовой кости багрово-фиолетового цвета. Похоже, ему крепко досталось, чтобы выбраться из камеры. — Лезвие есть? — повторяет. — Канцелярский нож подойдёт? — Неси. И источник открытого огня. Свечку там… — мотает головой, возвращаясь в ванную комнату. Весь пол залит кровью вперемешку с водой. Не самый аккуратный гость в моей спальне. Нашариваю в прикроватной тумбочке свечу и зажигалку. За ножом снова идти на кухню. Когда я возвращаюсь, успевая попутно заглянуть в спальню Алекса и удостовериться, что он ещё спит, застаю Рамлоу за нелепой попыткой обработать запястье. Он, сидя на краю ванны, пытается собрать расползающуюся кожу, чтобы хоть как-то прекратить кровотечение. — Дай-ка я помогу. Вскидывает на меня взгляд, миг изучая. Затем так же молча протягивает подрагивающую руку, запястьем вверх. Рана лишь кажется глубокой. И это не может не радовать. Мышцы и связки целы, повреждена пара сосудов, но это не смертельно, содрана довольно большим лоскутом кожа, обнажая тёмное тело мускулатуры. — Не боишься? — мрачно усмехается, пока я заливаю рану бетадином. — Тебя? Или крови? — И то и другое… — Нет. Я шесть лет проторчала в Ираке. Видела много. Зашивала на живую прямо в бою. Молча кивает, на миг выразив то ли удивление, то ли странное согласие. Я перетягиваю ему руку выше локтя жгутом, чтобы остановить кровь хоть ненадолго. Обычная швейная игла и зубная нить вполне годятся для такой цели, надо только прокалить иглу над огнём. — Постой… Есть что выпить? — спрашивает серьёзно. — Нельзя. Алкоголь разжижает кровь. Хлестать будет ещё сильнее. — Похуй. Зато не так больно, — накрывая мою руку своей, отстраняет. — Водка подойдёт? — в чём-то он конечно прав. Да и мне бы выпить для снятия стресса. И храбрости. — Неси… На моих глазах он опрокидывает в себя полбутылки чуть ли не залпом прямо из горлышка. Морщится, рычит, утыкаясь носом в сгиб локтя, и прокашлявшись, вновь подставляет руку. — Шей. Я первые несколько минут ещё дергаюсь, когда он шипит, сжимая кулак, пока игла входит в кожу, собирая края раны. Но уже через несколько стежков понимаю, что Рамлоу опьянел, и сидит на краю ванны покачиваясь. Шов выходит вполне сносный для домашних условий. Снова заливаю всё бетадином, и накладываю стерильную повязку. Я не знаю, сколько прошло времени, для меня будто целый день. — Мило, — бухтит он, поднимаясь. Если это благодарность, то довольно странная. Наблюдаю пару мгновений. Берёт канцелярский нож, и встаёт напротив зеркала. Не особо понимаю, что он собирается делать. Когда он помогает себе зашитой рукой, сдвигая ладонью кожу на лбу, чтобы бровь поползла вверх, предоставляя доступ к гематоме на глазу, наконец соображаю. Короткое движение и по лицу бежит широкий ручеёк тёмной крови. — Тебе потребуются антибиотики и обезболивающее. — Не сейчас. Меня накачали лошадиными транками. Если будет ещё и обезбол, я сдохну прямо тут. Вот почему он не хотел ехать в больницу. Там бы ему непременно поставили или анестезию, или отправили бы на операцию под наркозом. Где, скорее всего, он бы и умер. — Аритмия бешеная, — признаётся, потирая правой ладонью грудину и кривясь. Правый глаз приоткрывается, опухоль с каждой секундой спадает всё заметнее. — Сейчас я принесу лёд, — киваю. Рамлоу сидит на краю кровати, придерживая пакет со льдом у лица, пока я навожу порядок в ванной. Собрать все тряпки, все бинты и тампоны, пропитанные кровью и сжечь на заднем дворе. Комната похожа на скотобойню, если честно. Да и сам Рамлоу выглядит откровенно не важно. — Ты успел разглядеть лицо маньяка? — Хочешь сделать из меня свидетеля? — Хочу найти его. Возможно, ты запомнил и можешь его описать. — Извини, девочка… Ничем не могу помочь, — отрицательно мотает головой, кривясь. Волосы на его предплечьях поднимаются дыбом, кожа на груди и шее покрываются зябкими мурашками от боли. На лбу выступают капли пота. Всё говорит о том, что что-то идёт не так, как он хотел. — Я сейчас уеду… — вдруг будто припоминает он, порываясь встать. То ли выпитый алкоголь, то ли транквилизаторы, то ли ещё что заставляют его неловко пошатнуться и снести собой всё, что стоит на моём туалетном столике. Впрочем, там особо и сносить нечего — фотографии, несколько статуэток и кубок. Всё это с грохотом падает на пол, пока я ловлю Рамлоу. Горячий, подозрительно горячий, тяжёлый, как медведь. — Ну-ка сядь, — усаживаю обратно на край постели. Он не сопротивляется, и я заглядываю в светло-карие глаза, запрокинув лохматую голову. Дома-то никого нет. Пусто. Он в отключке. Не понимает, что происходит, взгляд не фокусируется, плывёт. Этого только мне не хватает… Рамлоу не удерживается в сидячем положении и просто откидывается на спину, падая поперёк кровати. Смотрит в потолок широко распахнутыми глазами и я вижу, как неверно бьётся сердце, пульсируя под ложечкой в неправильном ритме. Если его не убьёт транквилизатор в кампании с выпитым алкоголем, это будет чудо. — Вот же чёрт! Ну, давай же, помоги мне немного, а? — я пытаюсь втащить его на постель полностью, но он слишком тяжелый. С трудом заволакиваю и бросаю последний взгляд на абсолютно бесчувственное тело, навзничь раскинувшееся на кровати. Не в первый раз в моей постели голый мужик, правда поводы бывали на порядок приятнее. Прижимаю пальцы к горлу под челюстью, там где должна пульсировать ярёмная вена. Пульс прощупывается плохо. Дыхание частое, поверхностное. Что ж… Звонить в скорую помощь уже поздно — возникнет масса вопросов, явятся агенты ФБР и тогда мне крышка. Но и на улицу его не выкинешь, как мусор, в таком состоянии, как ни крути, он всё-таки человек. Хоть и довольно паршивый. Сколько он так проваляется одному богу известно. Хотя и в этом есть свои плюсы. Могу сжечь все следы его пребывания, выпроводить Алекса в школу, съездить посмотреть, что в участке и вызвать подкрепление. Правда, что я им скажу? Надо поднять записи с камер внешнего наблюдения…***
08.21.2018 8:41 a.m.
В офисе шумно. Криминалисты упаковывают улики, собирают всё, что только может указывать на возможных убийц. Я стою поодаль. Смотреть в сторону двух чёрных пластиковых мешков нет ни сил ни желания. Эдди Таннер и Джим Валесски. Одному чуть больше двадцати пяти, второй должен был идти на пенсию в следующем году. Рамлоу не соврал. Ещё два неопознанных тела лежат чуть в стороне. Один с разорванной арматурой гортанью, второй с проломленным черепом. Не вызывает у меня никаких сомнений то, чья это работа. Что мне делать с Рамлоу? Снова вернуть в камеру? Он не лгал, когда говорил, что пришли за ним. По крайней мере записи с камер видеонаблюдения со здания напротив подтверждают его слова. Записи на внутренних камерах уничтожены, и сказать, что происходило в это время внутри может только он сам. Когда придёт в себя. Если придёт. И это меня заставляет волноваться. Что будет, если он за это время, пока я здесь, умрёт? Ну, к примеру. Я не особо верю в это, но всё же опасаюсь. Что я буду делать с телом? Как мне выкрутиться теперь из всей этой заварухи? Теперь я являюсь не только шерифом, ведущим следствие, но и избежавшей чудесным образом гибели жертвой. Само собой, о том, кто помог мне сбежать я пока молчу. Честно говоря, я ума не дам, как использовать свидетельство Рамлоу в деле о маньяке так, чтобы его имя не значилось официально. Стоит вновь всплыть его персоне в системе, как тут объявятся охотники за головами. Идущие по его следу, они уничтожат мне весь город. Сейчас же задержанный официально пропал и его подадут в розыск по делу Форестов, как только установят, причастен ли он к убийствам в участке. Ситуация осложняется, но всё ещё есть немного времени чтобы подумать, что делать дальше. — Шериф, можно вас на минуту? — интересуется агент Картрайт. — Конечно… — Вы уверены в том, где находились этой ночью? — Уверена. Ферма Вильямсов, в двадцати пяти милях по сорок четвертому шоссе на северо-запад. Я знаю эти места с рождения. — Похоже, что не вы одна. Наши люди облазили там всё от пола до потолка. Полно крови. Но нет никакого тела. Следы протектора вашей машины и ещё одной, пока не удалось установить, какой. — «Кадиллак Эльдорадо», шестьдесят восьмой, может, семьдесят второй год выпуска. Чёрного или просто тёмного цвета. — Таких по стране пруд пруди… Особенно на Юге, — вздыхает агент, пожимая плечами. — Да. В этом и прелесть. Он знает, что его не найдут на такой тачке. Ни отследить из космоса, ни засечь через GPS… — соглашаюсь. — Можете обратиться к Клею Адамсу. Он в Сан-Диего дорожный комиссар. Знает всё про машины. Его тема. — Как его найти? — Нина, ты в порядке? Я примчался, как только смог… — обхватывая меня за талию сзади, внезапно вклинивается в разговор Адамс. Я невольно вздрагиваю. От ощущения его рук становится непривычно. Мы расстались четыре года назад и я с тех пор не позволяла ему не только прикасаться к себе, но и подавать вид о неслужебных отношениях. — Кто вы? — Клей Гордон Адамс… — растерянно отвечает мужчина, заглядывая мне в глаза, — а что? — Вы-то мне и нужны… Давайте поговорим… — отзывает его в сторону агент Картрайт. Я ловлю какую-то излишнюю внимательность во взгляде бывшего. Он вроде бы и пытается меня поддержать, но и как всегда делает это так коряво, будто у него напрочь отсутствует всякая эмпатия. Машу ему рукой на прощание. — Агент… Если вы не против, я поеду домой. Ужасно хочется спать. — Конечно, шериф. Как только что-то станет известно, я пришлю кого-нибудь к вам. — Хорошо… Стоит мне сделать несколько шагов в сторону машины, как меня тут же нагоняет сержант Уоллес. Вид у него препаршивый. Хотя, кто сейчас выглядит, как суперзвезда подиумов с учетом произошедшего в офисе. — Капитан, пришёл ответ на ваш запрос по Форестам. Это, конечно, замечательно, но не вовремя. Сил думать ещё и об этом нет совсем. И тем не менее, я готовлюсь к худшему. — Наш Эрл Форест характеризуется на месте работы, как вспыльчивый и довольно агрессивный тип. Дружки поговаривают, что он избивает жену. — Сплетни собираете, сержант? Заявления на него есть? — Нет. Но есть свидетельство работодателя миссис Форест, что она периодически берёт отгулы. Хм-м… Бытовуха, значит? Мэри сбежала после того, как муж застукал её с Рамлоу? Вполне возможно. Но где её искать? И где скрывается Эрл Форест? Если он такой, каким описывают его дружки, то велика вероятность, что он мог самолично сделать что-то с женой. — Продолжайте искать Форестов. В розыск обоих. Пройдитесь по родне. Всё как всегда. Я еду домой. Ко мне приезжать только в экстренной ситуации. Сержант кивает, вытягиваясь в струнку. Обвожу взглядом общающихся в стороне агента Картрайт и Адамса. Над моей головой сгущаются тучи. Что ж, надеюсь, что никто из подчинённых ко мне сегодня не заявится. Мне только спецагентов дома не хватает и будет филиал офиса шерифа с задержанными и федералами. Но отказывать нельзя. Можно вызвать невольные подозрения. А там решат, что я укрываю беглого преступника. С другой стороны, так как обвинение ему не предъявлено, дело Форестов вот-вот будет переквалифицированно, а срок задержания самого Рамлоу за хранение конопли и оружия уже истёк, я могу нервничать чуть меньше. Записей о том, что он покинул камеру во время нападения на участок нет. Документы практически все уничтожены неизвестными. Ситуация с Рамлоу несколько меняется. Везучий сукин сын. Кстати, о Рамлоу… Он же у меня дома. А его шмотки я сожгла на заднем дворе, так как отстирать их от крови не представлялось возможным. Помнится, на стоянке находится его машина. Надо бы заглянуть в неё. Не в одних же трусах он решил совершить побег из Вашингтона. Бросаю увесистую спортивную сумку на пол в гостиной. Алекс сегодня переночует у папы. Так будет безопаснее для него. Гарантировать, что Рамлоу не слетит с катушек и не попытается выкинуть какой-нибудь фортель я не могу. А потому лучше перестрахуюсь. Тишину в доме ничто не нарушает. Заглядываю в спальню, почему-то надеясь, что Рамлоу свалил, пока меня не было. Ну да, прямо в полотенце. Ан нет. Кажется, он даже позы не сменил с того момента, как я втащила его на кровать. Что ж… Ожидаемо. Стараясь не шуметь, подхожу ближе. На лбу мужчины мелкий бисер пота, кожа бледная, словно покрыта восковой плёнкой, на острых скулах нездоровый румянец, дыхание поверхностное и частое. Прикасаюсь ко лбу, желая удостовериться, что всё хорошо. Блядь! Да он горит! Чёрт, неужели в рану что-то попало и он у меня тут и правда подыхает… Что же делать? Вызывать медиков? И что я буду говорить в свое оправдание той же Картрайт?! Да она из меня не просто душу вытрясет, она меня за решётку отправит. Блядь, Рамлоу, ты — ходячее наказание. В аптечке был какой-то антибиотик… И жаропонижающее. Рамлоу у меня тут копыта отбросит, если ничего не предпринять. С учётом того, что он влил в себя половину бутылки водки поверх транквилизаторов удивительно, что он ещё дышит. В крови сейчас адская смесь, и главное, чтобы эта смесь не свела его в могилу прямо в моей постели. Найти вену на руке не проблема. Я даже не слишком забочусь пережать кровеносный поток. Игла входит легко. Рамлоу не приходит в себя. Теперь придется следить за его состоянием. Поспала называется. Вот куда я теперь из спальни? Его оставлять нельзя. Перекатываю тяжеленную тушу на край кровати, на здоровый бок. Блядь, ну почему я не отвезла его в больницу… — Не вздумай загнуться, Рамлоу! — забираясь в постель позади него, бросаю, хоть и уверена, что он меня не слышит. Всё-таки я в своей постели. Как же это чертовски хорошо. Подушка и плед магическим образом вытягивают оставшиеся силы. Посторонний запах немного отвлекает. Запах крови, алкоголя, мужчины — адская смесь. Некоторое мгновение изучаю мускулистую спину на той половине кровати. Завидую такой форме. Ну правда, дай бог каждому так выглядеть на шестом десятке лет. Шестой, мать его, десяток лет… Не верится. Мысли в голове путаются от усталости. Сил бегать из комнаты в комнату каждые полчаса, чтобы удостовериться не сдох ли Рамлоу нет. Придётся спать вместе. С одной стороны чувствую себя неловко. В моём доме, в моей постели — убийца. Наёмник. Человек, которого по хорошему надо сдать властям. Которого я буквально сутки назад боялась больше, чем огня, считая убийцей сестры. С другой стороны этот убийца спас мою жизнь. Может, и нехотя, но спас. Чувствую себя глупо в долгу перед убийцей, надо же… Помешкав, придвигаюсь чуточку ближе. Я отвыкла с кем-то спать в одной постели. С кем-то крупнее девятилетнего ребёнка. Хоть Алексу уже и не девять. Рамлоу дышит тяжело, весь мокрый от пота. Осторожно кладу ладонь на его багровый от гематомы бок, лбом утыкаясь в подушку между нами. Надо поспать, иначе я просто свалюсь с ног и ни ему не помогу, ни себе.***
08.22.2018 6:31 a.m.
Сон спадает внезапно. Чувство опасности будит не хуже ружейного выстрела над ухом. Стараюсь ничем не выдать своего пробуждения, сохраняя дыхание ровным и ещё несколько секунд лежу с закрытыми глазами. Что-то не так. Шерсть на загривке встаёт дыбом. Адреналин херачит по всему телу, вгоняя в жар, разогревая мышцы. Вслушиваюсь в тишину. Её нарушает сопение. По спине бегут мурашки. Разлепляю зенки, готовый к любому нападению. Всё бы ничего, если бы в мозг не принялась подгружаться информация о прошедшем дне — я в доме Морелли. И это она сейчас сопит мне в спину, уткнувшись носом между лопаток. Очень странное ощущение. Непривычное. Не скажу, что неприятное, но непривычное. Даже пугающее с первых секунд. Стараюсь не шевелиться, чтобы не разбудить её. За окном пасмурно. Сколько времени я проволоёбил так? Пока соображаю, почему до сих пор в этом доме, параллельно охреневаю, обнаружив её руку на своем животе. Обнимает? Ещё непонятнее. Силюсь вспомнить, как мы оказались в одной постели. С трудом выковыриваю воспоминания за прошедшие несколько дней из гудящей башки. Нет никаких воспоминаний и даже намёков на секс. Значит, не было. Ну, пиздец, старею. Тогда с хуя ли мне столько бонусов. Ну, в смысле, с хуя ли меня тут тискают… Нет, мне конечно дико сносит крышу от этого, и даже не хочется нарушать идиллию момента, но это странно. Тёплое ровное дыхание щекочет и заставляет вздрогнуть. Я не припомню, когда проводил с женщиной в постели дольше, чем пару часов за всю свою жизнь. «Верни её, это моя добыча» — в голове звонко всплывает голос, ударяя в затылок не хуже приклада. Кажется, это как-то относится к произошедшему в амбаре. Левая рука болит и тянет. М-да, придётся повременить с тренировками, да и нагрузкой. Изучаю запястье. Оно старательно перетянуто свежей повязкой. На сгибе руки синяк, на венах следы от инъекций. Чёрт! Что за хуйня? Вслушиваюсь в дыхание за спиной, внезапно понимая, что рука Морелли всё ещё покоится в моей ладони на животе. Есть в этом что-то сильное. Оно пробивает сильнее, чем секс. Я б поторчал в этом моменте ещё чутка. Чисто покайфовать. Имею я на это право, или нет? Понежиться в ласковых женских ручках, прикидываясь умирающим опоссумом. Когда ещё доведётся — неизвестно. На миг зависаю, разбираясь, что же важнее — всплывшие в памяти события, голос маньяка или тёплые пальцы в ладони и щекотное дыхание в спину. Выбор, которого у меня нет и никогда не было. Мне его никогда не давали, а сейчас я сам у себя его отобрал. Стараясь не разбудить шерифа, расцепляю наши пальцы и выбираюсь из постели. Надо валить, пока она спит. Вещей нигде нет. Грёбанное всё! В кресле у окна — моя спортивная сумка. Отлично, значит притащила моё барахло, пока я делал вид, что скоро сдохну. Одеваюсь. Мельком бросаю взгляд на постель. Морелли спит. Тёмные волосы разметались по подушке. Расслабленные черты лица. И этот безумный животный запах, сводящий меня с ума до зубовного скрежета. Эх, было бы у меня чуточку больше времени. И другие обстоятельства… И другая жизнь. Как знать… Когда поднимаю с пола ботинки, чтобы свалить из этого пряничного домика, ловлю на себе долгий внимательный взгляд. Шериф не спит. Смотрит изучающе. — Уже уходишь? Мне нечего ответить. Конечно. Мне нужно уйти. За мной придут. Сюда, в этот тихий городок, в город-миллионник, да хоть в Арктику или на Луну. Роллинс прав — меня найдут везде. А найдя получат третью мировую. Живьём я не дамся и прихвачу с собой всех, кого смогу, до кого только дотянусь. — Я рада, что тебе лучше… Будь впредь осторожен, Брок. При звуке собственного имени стискиваю зубы. Ощущение будто меня оглушили чем-то или дали в челюсть. Я знаю, как меня зовут. С хуя ли в груди так щемит, когда она его произносит? — И ты тоже. Я не всегда буду рядом, — отшучиваюсь, обуваясь. Усмехается, потягиваясь. Чёрт, меня бесит вся эта тупая ситуация. Бесит, что с какого-то блядского перепугу я решил, будто могу себе позволить начать нормальную жизнь. Даже на миг нельзя допускать сомнений. Сомнения равно смерть. А я себе позволил поверить в невозможное и засомневаться… Грёбанный идиот! Это прямой путь к самоубийству. — Я его остановлю. Иначе он так и будет убивать… — Чего ты хочешь от меня, чёрт возьми?! — слышу собственный голос, срывающийся на крик. — Чтобы я что? Сыграл в героя с тобой?! Нахуй… Морелли ошарашенно смотрит. Молчит и смотрит. Спокойно так, с иронией. Блядь! Миллион раз — блядь!!! Какого, собственно, чёрта? Какого чёрта меня рвёт в клочья из-за какой-то бабы? Далась мне эта шерифша с её проблемами, будто своих нет. Неужели она не понимает, что ей не одолеть этого психопата? Она просто подохнет в поединке за справедливость. Всего-лишь еще одна прибабахнутая бабища, решившая, что она супергёрл, или как там… Она уже побывала в его лапах и почти сдалась. Сидела там, размазывая сопли и слезы по щекам. А это значит, что он её сломал. И ей не победить. На психологическом уровне проиграв, проиграешь и физически. Неужели она такая дура, что не понимает этого? — Ничего я от тебя не хочу, — спокойно произносит Нина и садится в постели, собирая волосы. Ладно. Хуй с тобой. Подхватываю сумку и намереваюсь уйти. Что-то останавливает на пороге её спальни. Честно говоря, хочется её как следует обматерить… Как ещё объяснить ей, что это — плохая затея. В голове носятся роем мысли, не поддаваясь дрессировке. Надо что-то сказать. Ещё раз бросаю на неё взгляд. Очень жаль, но она сама сделала выбор. Морелли больше не смотрит в мою сторону. Сидит спиной ко мне, собирая волосы в косу. Эх, намотать бы эту косу на кулак… На столике куча всякого бабского хламья. Фотографии. Она, пацан, мужик какой-то, девушка. Девушка, кстати, чем-то с ней похожа. Сестра, значит. Я ничего не могу поделать с её желанием спасать мир. Даже если бы и хотел… Я не герой, чтобы лезть на рожон. И никогда не хотел им быть. Герои первые идут в расход. Непреложное правило выживания. Закидываю ремень сумки на плечо, молча прикрывая за собой дверь. Не будем прощаться. Ни к чему. В кухне какая-то возня. Кстати, неплохо было бы прихватить что-то с собой пожрать. Пацан с фотки сидит за кухонным столом, уплетая бутерброд с сыром и втыкая в экран смартфона. Я бросаю сумку на диван в гостиной и подхожу к холодильнику. В брюхе взвывает подыхающий кашалот. От голода подыхающий, между прочим. — Здарова! — пацану на вид лет одиннадцать. Темноволосый, сероглазый. Похож на мать. — Здарова, — ухмыляюсь, заглядывая в холодильник. Фрукты, фрукты, ещё фрукты… Молоко, сыр… Стандартный набор. Нахожу чистый высокий стакан. Набираю воды из-под крана и опустошаю его залпом. Вода чуть тёплая, отдаёт металлом. — Есть чё сожрать? — интересуюсь, продолжая шмонать холодильник. Он пожимает плечами. Такое впечатление, что появление мужика на кухне для него в норме вещей. Его невозмутимости позавидовал бы Будда. — Там, — указывает кивком на плиту, не отрываясь от мультиков. Бросаю взгляд на экран смартфона. Хорошо хоть не хёнтай. Оборачиваюсь. В противне, вызывая отчаянное слюноотделение лежит запечённый с картошкой кусок мяса. Кажется, я сейчас слюной захлебнусь. — Ты — новый хахаль Нины? — А где старый? — Давно не было. Она всё время работает. С тех пор как убили маму… — обыденно отвечает парень, доедая бутерброд. Вид у него флегматичный. Ну, то есть я бы кипишнул, зайди на кухню утром мужик с фингалом на полморды, небритый, с видом отмотавшего срок уголовника, весь в татухах и бинтах. А этот даже ухом не ведёт, не особо переживает, что я задаю вопросы и шарюсь по кухне, как у себя дома. — Откуда ты знаешь, что мать убили? — Я же не дурак, хоть и ребёнок, — наливая в кружку молоко и придвигая мне, отзывается, — дед думает, что я не понимаю, почему я живу с Ниной. А я понимаю. Ему нет до меня дела… Только Нине я нужен. Меня, кстати, Алекс зовут… — Брок, — парень пожимает протянутую руку. Соглашусь пожалуй, да, парень, ты отнюдь не дурак. Молоко я не пью, и потому осторожно отодвигаю предложенное угощение. А вот мясо исчезает с тарелки с неимоверной скоростью. — И что дальше? — Она его поймает. Она обещала. — Кого? — Того, кто убил маму. Ладно, давай, приятного аппетита, — подхватывая рюкзак, пацан бодро шагает к выходу. Мне и остаётся только, что дожевать кусок мяса, запивая водой. Алекс, значит. Перевожу взгляд на дверцы холодильника. Там магнитами прикреплены записочки всякие. Фотографии. Грамота. Вся эта сопливая херня, что так любят показывать в кино. В груди возится тоска. Хрен его знает, чего вдруг проснулась. У меня никогда не было своего дома. В его возрасте я сменил уже семнадцатую или восемнадцатую фостерную патронажную семью. И никто даже не пытался со мной поговорить. Не пытался сделать мир понятнее. А вот ему мир понятен. Справляется ли Морелли так со своими обязанностями, или он сам не по годам умён, но я откровенно завидую ему. Я, взрослый мужик, завидую школьнику. Что будет с ним, если Морелли не справится с маньяком? На вскидку… Приют? Как у меня? А что ему останется, ведь он сам сказал, что дед на него забил. Дожевав, поднимаюсь из-за стола. Надо поговорить с Морелли. Невозможно это оставить так. Хочу объяснить ей, что будет с Алексом, если она погибнет, коль уж сама не понимает. Яркий тому пример — я. Ничего хорошего не бывает в приютах.