08.22.2018 10:01 a.m.
— Я не совсем понимаю, что ты хочешь в итоге? — Морелли смотрит поверх кружки с кофе, сидя на самом краю стола. То, что я хочу, я уже получил в двойном размере несколько часов назад. Теперь к делу. Шутки, как говорится, в сторону. — Во-первых, оружие. У тебя должно быть что-то, чем ты сможешь защититься от него. Мой Зауэр за одно вернёшь. Во-вторых, радиостанцию дашь. — Зачем? В моей машине есть радиостанция, — хлопает глазищами своими. Неужели так сложно понять, вот ей-богу. Если я решил сунуть свою башку в петлю, то необходимо составить мало-мальски понятный план. И мне кажутся очевидными такие вещи, как оружие и средства связи. — В мою машину поставить. Мы не можем ехать вместе. Иначе он нас обоих прищёлкнет, понимаешь? Нет? — Ты хочешь, чтобы он вышел на меня? Придётся объяснить поэтапно. Стратегия против особо сложных психов должна быть максимально проста. В этом и заключается её эффективность. Наверняка он заморочился, уходя от полиции и федералов столько лет. А значит, глаз должен элементарно замылиться на простейшие вещи. Профдеформация штука такая — не знаешь, откуда пуля прилетит, потому что тупо её не видишь. — А как ты хочешь выманить его? На мою волосатую жопу он не клюнет, поверь. Я бы сам на неё не клюнул. А вот ты ему нужна. Кстати, не знаешь, почему? — Даже малейшего представления не имею, — Нина выглядит обеспокоенной. Я б на её месте тоже нервничал. Не каждый день маньяк нацеливается на шерифа, почти перебив её семью. Секундочку… Быстро вспыхивает и гаснет какая-то мыслишка. — Что, за три года так и не подобралась к разгадке? А федералы что говорят? — ковыряться в тарелке с салатом не так уж и здорово, как хотелось бы, но время нужно убить и обед один из вариантов. Нина замечает мое равнодушие к траве, и усмехаясь, забирает тарелку себе. — Я вообще-то это ем. — Ну да… Уже салат завял, как ты его вилкой отколошматил, пока искал… Что искал-то в тарелке? — на мой протест реагирует очередной усмешкой. — Истину… — мысли на самом деле далеко от еды и я особо не переживаю. Морелли смотрит задумчиво. Затем направляется к холодильнику и вынимает из него стейк. Странно, как я его просмотрел? Ведь рылся же на этой полке. Ладно, вернёмся к делу. Пока мясо прогревается, продолжаю собирать воедино известные мне факты. — Так, что федералы? — Ничего. Не могут его найти. Машину его видел там, на ферме? — «Кадиллак Эльдорадо», или шестьдесят восьмой или чуть младше. Хорошая машина, если не хочешь быть пойманным, — по этому же принципу я когда-то положил глаз на свою «Импалу». В современном цифровом мире может выжить только самый настоящий пещерный человек, зверь или просто расчётливая сволочь. К кому причислить ублюдка — решать вам. Себя же я считаю расчётливой сволочью. Никаких мобильников, банковских карт, карт социального страхования, никаких реальных имён, машин с компьютерными мозгами и тревожной кнопкой. Никакого якоря. Это помогает маскироваться, буквально исчезать в толпе, словно комок сладкой ваты в воде. Фактически если бы не досье, меня никогда не существовало бы. Пирс придержал его, не уничтожая. Видимо, рассчитывал, что такой поводок меня остановит. — Что тебе вообще о нём известно? Введи меня в курс дела. О чем болтали с ним, что он спрашивал, что говорил. Выкладывай всё. Нина медлит, прикусывая нижнюю губу, водит пальцем по поверхности стола, рисуя воображаемую карту. Не могу оторвать взгляда. Внутри всё обрывается и леденеет при одной лишь вспышке воспоминаний от её прикосновений к коже. Как будто вакуум в брюхе, от груди до яиц прокатился волной. Стряхиваю лишнее. Не сейчас. Возможно, у меня ещё будет время… — Он спрашивал, кем я хотела быть в детстве. Это был самый его первый вопрос, — лицо Нины напрягается. — И кем же? — Я ответила, что полицейским. — А на самом деле? — Ты думаешь, что я вру? — на секунду вспыхивает, и даже сердится. Молча жду ответ. Ясно же, что врёт, и в первую очередь себе самой врет. Такие, как она — красивые, стройные, наверняка отличницы в школе, обычно влюблены в самого успешного мальчика в классе и мечтают о карьере модели. Чем она исключение? Может, это бы и был её счастливый билет, как знать. А не сидеть на одной кухне с… Со мной. — Я хотела быть журналистом. В газете. Насмотрелась сериала про Супермена и Лоис Лейн… Мечтала, что однажды встречу своего Кларка Кента… — М-да, встретила… — ну, почти угадал. Бросает такой взгляд, что если бы я стоял, то с ног свалила бы уже. — Я не про тебя, дурак! — И я не про себя, — соглашаюсь, — хотя семейка из нас получилась бы интересная… Нина смотрит с еще большим сомнением, и вдруг смеётся так, что у меня в ушах начинает звенеть. Наклоняется и целует в макушку. Блядь! Вот поэтому я и не задерживаюсь с женщинами дольше чем на секс. Начинается всякое… Лишнее. — А ты смешной, Рамлоу. Семья это не твоё… — Не отвлекайся… Дальше? — её слова хоть и правдивы, но отчего-то не очень приятны. — После моего ответа он прервал эфир. Через несколько дней мы нашли тело жертвы. Вышел на связь через полторы недели. Спросил, кто мне нравился в старших классах. — И? — оригинальный способ вести переговоры с шерифом, задавая вопросы, на которые ты заранее знаешь ответ. Это у меня почему-то не вызывает никаких сомнений, хоть режь меня, хоть ешь. — И я дала честный ответ. Но он убил и эту девушку. — Точно честный? — Да, — краснеет и отворачивается. — Ок, а не думала, что он не просто так задаёт эти вопросы, а, Морелли? — стейк исчезает с тарелки так стремительно, что я даже не особо понимаю, вкусный он или нет. — Думала, но связи не нашла. Профайлеры из ФБР тоже, — отзывается Нина, сидя на краю стола со сложенными на груди руками и рассматривая меня. — Хуёво работают, значит… — наконец, ловлю ту самую ускользнувшую мысль. — Ну, тебе-то куда лучше знать, как они работают… Поднимаюсь из-за стола, по привычке скидывая пустую тарелку в раковину. Морелли хмурится, разглядывая. — Само-собой. Я ведь кое-что в этом понимаю… Не забывай, — вот смешная, правда, — никто не понимает психологию убийцы лучше чем другой такой же псих. — А ты — псих, Рамлоу? — в глазах цвета виски вспыхивает тревога и недоверие. И я её понимаю. Секс это не повод для знакомства. Секс это всего-лишь секс. И у неё более чем достаточно поводов не доверять мне. Но почему так хочется доказать обратное? — Мне сейчас как ответить на твой вопрос, а? Нина поднимается, обходя стол и меня по широкой дуге. Вглядывается на улицу через окно. Прямо перед домом должен остановиться школьный автобус, на сколько я понимаю. — Знаешь, что мне не нравится во всей этой истории, девочка моя? То, что ты ничего не рассказала профайлерам… Морелли бросает на меня испуганный взгляд. Дикий, словно я обвинил её в чем-то. Но это не обвинение. Это факт. Если бы она не постеснялась рассказать об их с маньяком беседе, нихуя бы этого не происходило сейчас. Я не профайлер, но немного шарю, как это работает. Этих нескольких вопросов им хватило бы с лихвой, чтобы вычислить подонка. Но, видать, Нина просто переложила на себя всю вину за гибель сестры и других девушек. — Ты думаешь, я не знаю, что это моя вина во всех этих смертях? Ты думаешь, я крепко сплю по ночам, зная, что если бы… Я без твоих нравоучений всё знаю! Но меня могли отстранить от дела… — её голос дрожит, угрожая сорваться в истерику. — Возьми себя в руки, Морелли. Мне откровенно плевать, как ты спишь по ночам, — вызываю на себя её негодование. — Некогда считаться. Надо поймать ублюдка, а там сама разберёшься, кто в чем виноват. Сейчас — не смей лезть в дебри. Это её мгновенно отрезвляет. Пусть лучше думает о предстоящем деле, чем вновь тонет в собственном дерьме. Злость на мои слова встряхивает её лучше любой пощечины. Какая разница теперь уже, сказала она или нет — прошлое осталось в прошлом. Нужно навести порядок в настоящем. На глаза попадается очередная фотокарточка. Пацан, мужик в форме для игры в гольф, и сестра Нины. На роль папаши мужику многовато лет. — Где, кстати, папаша мальца? — Никто не знает, — равнодушно пожимает плечами Нина, — Кларисса никогда о нём не говорила. Киваю. Пора закругляться. — Значит так, договорим в машине по поводу твоего Кларка Кента. Сейчас — детали. Мне нужна моя машина, Зауэр, радиостанция УКВ со шкалой уровня сигнала. Твоя задача — выехать на трассу и не паниковать. Я буду рядом, на одной частоте. Как только наш зверёк объявится, мы его накроем. — Как ты себе это представляешь? — Пока с трудом. На месте увижу и решу. Он тебе нужен живым? — Живым. Господи, звучит-то как самоуверенно… — фыркает Морелли и я вижу откровенное, неприкрытое восхищение в её глазах. Она смотрит так, что я чувствую себя этим самым Кларком Кентом. Хуй знает, кто это такой, но если ей хочется, сейчас я буду кем угодно. Единственное, что меня тревожит, так это неизвестность — сдох ли Роллинс вместе с Фриско. Я ничего не слышал о них. — Морелли, что-то известно о напавших на твой офис? — Зачем тебе? — Нина садится на диван в гостиной, обнимая крошечную цветную подушку. Забавно, я раньше никогда не торчал в таких домах просто так. Бывало, что по малолетке залезали с пацанами, вытаскивали что-то полезное. Но времени оценить уют никогда не было. Сейчас же у нас с Ниной есть несколько часов прежде, чем настанет вечер и мы выдвинемся на поиски. И мне волей не волей приходится свыкнуться с обстановкой. — Хочу удостовериться, что они не знают, что я ещё жив. — Никого не нашли. На той дороге, где стоит ферма Вильямсов пусто, — Морелли похлопывает по месту на диване, предлагая мне присесть рядом с ней. — Если ты, как говоришь, сцепился с ними там, то никаких подтверждений не нашли. Может, ты трассу перепутал? Эти слова мне не нравятся. Нельзя исключать и того варианта, что я не убил этих двоих в припадке агрессии. И тогда стоит быть на чеку вдвойне. — Всё возможно и ничего нельзя исключать. Мне некомфортно. Стены давят. Давит само ощущение чужого жилища. Давит скребущееся внутри чувство пустоты. В моей квартире, в Вашингтоне, всё просто: минимум мебели, много места, спортивные снаряды и боксерская груша. Тут же — пледики-подушки-коврики, статуэтки, фотографии, какая-то ещё неведомая хуйня и даже цветы в горшках. Нина ненавязчиво повторяет жест. Чёрт, как же нелепо я себя чувствую. Словно застрял в декорациях. Ну или оказался в карнавальном костюме посреди похорон. — Алекс вернётся через полчаса. К шести вечера приедет отец. — Что ты им скажешь? — пацана я уже видел, отличный он, а вот с её папашей встречаться мне не улыбается. Глупо как-то. Мне вроде не семнадцать лет, чтобы бояться увидеть родителей девчонки, с которой переспал, а всё равно — не хочу. — Ничего… Всё как всегда — я работаю. — А я кто тогда? — Мой коллега, предположим. Никто не будет у тебя спрашивать жетон, не волнуйся. Может, хватит уже мельтешить по комнате? Сядь! — рявкает она, и я невольно усмехаюсь. Думает, что за хуй меня поймала? А вот как бы не так. — Брок, сядь пожалуйста. Посмотрю, что там со швом. — Всё нормально, — и тем не менее сажусь, повинуясь какому-то странному чувству. Пиздец, дико как-то. Сижу, как засватанный, ей богу. Нина рядом, подобрав ноги под себя. А мне прямо шкуру жжёт её близость. И нет, не потому что я ее трахнуть хочу, хотя и это тоже. Даже не трахнуть, нет. Хочу, чтобы она принадлежала мне, вся до последней капли. И потому тупо не знаю, как себя вести. Это проклятое наваждение прожигает мозг, мешая. Это злит. Тёплые руки ложатся на плечи и я отчётливо чувствую холод прутьев решётки в спину и запах камеры предварительного содержания. Надавливая, заставляет откинуться на спинку дивана. Её руки могут быть не только властными, это я испытал на своей шкуре. — Ты слишком взвинчен. Что-то не так? — Всё не так. Вот вообще всё, — бросаю на неё взгляд, — за мной по пятам идёт смерть, и я не хотел бы привести её сюда… В этот городок, в смысле. — Почему за тобой охотятся и кто? Ты ничего о себе не рассказал, а обо мне знаешь всё, или почти всё, — пальцы Нины осторожно распускают повязку на запястье, и я теряюсь от такой непринуждённой заботы о себе. — За мной идут Гвардейцы Кардинала… А точнее — Александра Пирса. Моя бывшая ударная группа. Мой заместитель. — Ты работал на Председателя Совета Безопасности? — Нина присвистывает, и тут же сыплет ещё вопрос. — Почему? — Ты поверишь, если я скажу, что весь мир скоро разделится на два лагеря? Только один будет лагерем смерти, а второй — зоной ожидания. Нина прекращает перебирать бинты, и с тревогой заглядывает мне в глаза. — Как это? — Сам силюсь понять. Пирс задумал внедрить какую-то программу, которая будет отслеживать любого через нейросеть. А затем подавлять. — Зачем? — Чтобы установить тотальный контроль. У Пирса странные представления о свободе человека, поверь… И я перестану существовать. Ты, возможно, тоже. И любой, кто не согласится встать под знамёна новой нацистской идеологии… — Что-то ты преувеличиваешь, тебе не кажется? Ясен день, она не верит. Она никогда не видела, и дай бог не увидит этого полудурка обмороженного — Джеймса Бьюкенена «Баки» Барнса. Никогда не видела результаты чудовищных, даже по моим меркам, экспериментов над сознанием суперсолдат. И я бы хотел не вспоминать увиденное, но мысль о том, что легионы подобных безмозглых ублюдков зашагают по миру как-то не вяжутся у меня со свободой человека. — Брок, ты сейчас ведь пошутил… Пирс — Председатель Совета Безопасности США… Какая нацистская идеология, мать его? — Я не могу и не хочу что-то тебе объяснять. Нет никаких гарантий, что тебе не вырежут мозг за мои слова. — Значит, не шутишь… Так кто ты на самом деле, Брок Рамлоу? — Морелли осторожно придерживает меня за руку, будто у меня в ней граната зажата, ей-богу. Мне нечего ответить. Кто я? А ведь и правда, кто я… Хороший вопрос, только не своевременный. — Парень, оказавшийся не в том месте и не в то время, девочка… Мне невыносимо хочется прижать её к себе, пообещать, что всё будет хорошо, защитить от всего, что только возможно, но я знаю, что солгу. На этот раз у меня нет плана. Только общая идея и цель — выстоять.***
08.22.2018 11:03 a.m.
Рамлоу пялится в телек с отсутствующим видом, щёлкая каналы, пока я встречаю Алекса со школы. Первым делом Алекс проносится вихрем по дому, бросив рюкзак на диван. — Здарова! — усмехается Брок, протягивая племяннику руку для приветствия. — Здарова. Ты ещё тут? — Алекс отчего-то вспыхивает лампочкой. Глаза у него горят, словно я купила обещанного щенка. И смотрит так на Рамлоу, что мне не по себе. Что он там себе придумал? — Как видишь… Как оно? Алекс пожимает плечами, не особо понимая, что ответить на вопрос. Мельком бросая взгляд на экран телевизора, интересуется: — Что смотришь? Рамлоу косо улыбается, протягивая Алексу пульт, и двигается на диване, кивком приглашая моего племянника сесть рядом. Если бы я не знала, кто сидит в гостиной, я бы поклялась, что эти двое знакомы целую вечность. Алекс плюхается рядом так, что я слышу, как скрипит диван. — Алекс, я сегодня вечером уеду… — сообщаю ему, наблюдая за их вознёй. — Хорошо, — безразлично отзывается племянник, что-то горячо тараторя Рамлоу. Кажется, его очень заинтересовали татуировки Рамлоу. Глаз не сводит. Того и гляди начнёт выспрашивать, где такое можно сделать. Мальчишки. А этот тоже… рад стараться, сидит, расплылся весь, то одну руку подставит для изучения, то другую. Алекс его как комикс разглядывает. — Дедушка приедет к шести вечера, заберёт тебя. — Брок, ты тоже уедешь? — Извини, пацан, работа… — Рамлоу пожимает плечами, разглядывая мальчишку каким-то особенным взглядом. Вот тут бы у меня челюсть и упала. Я понимаю, что Алексу не хватает моего внимания, но ещё больше ему не хватает отцовской руки, влияния в жизни. С моим отцом — его дедом, — отношения у Алекса почему-то не складываются. Они друг друга скорее терпят. Но почему он чуть ли не вприпрыжку мчится к Рамлоу — для меня загадка. — Ужин к пяти часам. Рамлоу? Составишь компанию? В гостиной повисает тишина. На меня устремляется сразу две пары глаз: внимательные серо-голубые и изумлённые золотисто-зелёные. Алекс, изучив моё лицо, переводит взгляд на Рамлоу, и тот сдаётся. Кивает молча, возвращаясь к какому-то еле слышному разговору с моим племянником. Я не слышу, о чём он. Честно признаться, мне становится как-то не по себе. Наблюдать за общением мальчика и убийцы равносильно, наблюдать за игрой с прирученным тигром или медведем — не знаешь, когда у хищника включатся инстинкты, и он проявит себя. Хорошо, что между кухней и гостиной огромная арка, сквозь которую удобно контролировать происходящее в комнате. Пока вожусь с приготовлением чего-то съестного, попутно слежу за Рамлоу. Удивительно, как иногда люди не замечают за собой, как срываются маски. Я невольно забываю про кипящее в сковороде масло, пока Алекс смеётся над чем-то, что ему рассказывает это чудовище. И вот уже сам Рамлоу ржёт во всё горло, слушая слова мальчика, смягчаясь чертами лица. Открытая, искренняя улыбка его не портит, наоборот, кажется, что он внезапно нормален. Если бы я только не знала, кто он, то со стороны решила бы, что у Алекса появился… друг? Отец? Чушь какая… Рамлоу никак не вяжется с образом семьянина. Но хохот из гостиной опровергает мои слова. — Алекс! Подойди ко мне, пожалуйста… Алекс с явным сожалением бросает свою новую интерактивную игрушку и плетётся ко мне. — Да? — Будь, пожалуйста с ним осмотрительнее. — Почему? Я не нахожусь, что ответить. Сказать тебе правду? Сказать, что этот человек не задержится тут надолго? Или сказать, что убить тебя, как и меня, ему ничего не стоит? Я не могу так поступить. — Просто будь осмотрительнее. — Нина дело говорит, малец, — поддакивает Рамлоу, появляясь на пороге кухни, чем заставляет меня вздрогнуть, — её надо слушать, вдруг я на самом деле оборотень? Алекс кивает, внезапно для меня приваливаясь к Броку так, словно никого ближе у него нет. Рамлоу бросает на меня многозначительный и в то же время растерянный взгляд, и прижав мальчика к себе, разворачивает его лицом в сторону гостиной. — Иди пока, я сейчас вернусь, — произносит он, — надо поговорить с твоей тётей. Когда Алекс исчезает за спинкой дивана, я ловлю себя на том, что нервничаю, не зная, чего ждать от Брока Рамлоу. Он настолько непредсказуем, что пугает меня ещё сильнее, чем в начале нашего знакомства. — Это что, мать твою, Рамлоу? — О чём ты? — Об Алексе! Зачем всё это… — Не понял, — искренне зависает Брок, снова натягивая уже знакомую мне маску наёмника, — поясни. — Зачем ты с ним так? — Не понял сути вопроса, но ладно. Когда появится твой отец? — К половине шестого, плюс-минус. Как раз поужинаем, и поедем… — Все вместе? Вот прям все вместе поужинаем? — взгляд Брока говорит сам за себя — ему некомфортно и он не понимает, как себя вести. — Да, если не хочешь присутствовать, можешь уйти в спальню… — Ну да, ещё этого не хватает, — фыркает, залпом опрокидывая в себя стакан воды. В целом он ведёт себя на кухне так, будто это его кухня. И вообще его дом. Проходя мимо меня, хватает с разделочной доски ломтик болгарского перца прямо из-под ножа и с довольным видом отправляет в рот. Его поведение настолько сбивает меня с толку, что я не могу найти подходящих слов. — Так о чём мы должны поговорить, Рамлоу? — Мне будет нужна твоя помощь… У меня есть кое-что в машине. И это необходимо кое-куда отвезти. — Я при чем? — При том, что я сам не могу это сделать. Если Роллинс и Фриско живы, они придут за мной, куда бы я не направился. А там, куда я изначально собирался, слишком много… — Невинных? — предлагаю ему слово. — Мерзкое слово, но да, — Брок морщится, словно услышал нечто грубое. — Детей. — Что у тебя в машине? И кто такие Роллинс и Фриско? Хмыкает как-то очень неоднозначно, что-то разглядывая под ногами, затем, поводив желваками, вскидывает голову. — В машине крупная сумма денег. Почти три миллиона долларов. Эти деньги… Они не пахнут, Морелли. И не имеет значения, как они заработаны, понятно? Отвези их в приют Пресвятой Девы Марии, в Мак-Аллене. Деньги… Деньги в машине. Почему он говорит об этом только сейчас? И зачем? Я не могу понять. — Почему ты сам не можешь этого сделать? — Роллинс и Фриско такие же наёмники, как и я. Только я лучше. Но они придут, чтобы или забрать меня с собой или убить, — помедлив, поясняет, не моргая следя за ножом в моей руке. — Ни в одном ни в другом случае я не сдамся без боя. И ты должна понимать, что будет происходить в таком случае… — Мне не нужна война в этом городе. — Вот поэтому я уеду. Сразу же, как закончим с твоими делами. — Куда ты поедешь? — сердце отчего-то тревожно замирает, пропуская удар. — Подальше отсюда. Хочу я того или нет, но мне придётся вернуться в Вашингтон. — Думаешь, там тебя не тронут? Улыбается в ответ так, будто я — пятилетний ребёнок, сморозивший глупость. Возможно, в его глазах всё так и выглядит. Ответа я не дождусь, как и никогда не пойму, что же происходит в его голове. — Итак, ты мне поможешь? — Могучий Брок Рамлоу просит помощи… Что же ему ответить? — постукиваю себя кончиком ножа по губам, раздумывая над ответом. Я вижу, как он начинает сердиться. Взгляд темнеет. — Само собой, я помогу тебе, — соглашаюсь, еще секунду испытав его терпение. Кивает, и всё так же молча возвращается в гостиную. Что-то отец не звонит… Должен бы уже предупредить, во сколько приедет за Алексом.***
08.22.2018 4:17 р.m.
Полуденное августовское солнце слепит даже сквозь жалюзи. Кажется, я слишком отвлеклась на свои мысли, бросив ситуацию на самотёк. Закончив с готовкой, высовываюсь из кухни. В гостиной подозрительно тихо, хотя час назад раздавался самый настоящий визг, дружный хохот и истеричные вопли пятидесятилетнего мужика, проигрывающего бой в «Mortal Combat» на Плейстейшен одиннадцатилетнему пацану. Зря Рамлоу сел играть с Алексом. У меня не хватает терпения запомнить все комбинации на джойстике, чтобы одолеть этого мелкого хулигана в игрушку. Тишина давит. Ни одного ни другого не видно. Тревога вгрызается в сердце зубами голодной акулы. Не могу отделаться от недоверия к Рамлоу. Каким бы он сейчас не казался спокойным, я не могу расслабиться полностью. Не могу доверить ему Алекса. Выхожу в гостиную и обнаруживаю на диване невероятную картину. Чтобы описать свои ощущения мне пожалуй не хватит цензурных слов. Под мерное бормотание телевизора эта сладкая парочка, иначе не назовешь, дрыхнет… Вот уж такое я точно не рассчитывала увидеть. Рамлоу, подложив руку вместо подушки под голову Алекса, придерживает его, обняв татуированной ручищей, чтобы тот не свалился во сне с края. Племянник же доверчиво прижимается к нему, как к родному человеку, и у меня от этой картины едет крыша. Я не знаю, как реагировать. Хочется немедленно разбудить Алекса, выхватить его из рук убийцы, но... То ли паниковать, то ли сказать спасибо, что Брок отнёсся к парню настолько по-доброму, на время дав ему почувствовать себя пусть и в суррогате, но семьи. Если не вдаваться в тонкости, то со стороны всё выглядит так, что у меня начинает щемить сердце от жалости к Алексу: сын и отец в гостиной, мать на кухне. То, чего никогда у него… у них обоих не было. Один — брошенный щенок из приюта, второй — лишённый матери волею какого-то отморозка. Фактически, сироты. И это страшно. Страшно понимать, почему Рамлоу так орал на меня в спальне, брызжа слюной. Он тонко прочувствовал возможные последствия для Алекса, провёл параллели с самим собой и сделал правильные выводы. В отличие от меня. Он остался из-за Алекса. Не потому что у нас притяжение и, чего греха таить, неплохой секс, не потому, что решил поймать маньяка от скуки, не потому, что у него есть незаконченные дела, не потому, что ему нужна моя помощь… Всё это иллюзия. Реальность такова, что он готов рискнуть своей жизнью, несмотря на то, что его ищут наёмники, ради Алекса. Он сейчас как никогда напоминает злобного цепного пса, способного на убийство ради мальчика, прикормившего его, с которым он знаком всего несколько часов. Странный он, этот Рамлоу… Грубый, злой, жестокий и битый жизнью, но при этом искра человечности в нём всё ещё теплится, хоть он и скрывает всё под маской зверя.