Когда Алёне поменяли гипс на ортез, она ощутила себя другой. Девушка настолько привыкла к тяжелому гипсу, что он будто бы стал её частью. Странно было не помогать себе левой, чтобы взять телефон или ответить на сообщение, или банально нарезать себе фруктов. А ещё было странно возобновить хоть какие-то тренировки на льду.
У Алёны с рукой проблемы еще были — врачи не могли сказать точных сроков, когда девушка полностью избавится от боли и ортеза. Прыгать и отрабатывать вращения всё ещё было невозможным, но пока тройки тренеров не было, можно хотя бы поработать над скольжением и дорожками.
На катке из старших уже два дня была только Майя, и Косторная впервые была рада обществу Хромых. Она не напрягала своим присутствием, просто тихо тренировалась, тихо находилась рядом и — лишь изредка — что-то спрашивала.
Майя относилась к Алёне нормально — в Новогорске они даже веселились и много болтали несколько лет подряд. В принципе Хромых была, наверное, единственной, кто относился к бывшей Чемпионке Европы нейтрально — не хорошо, не плохо. Однажды девушка прочитала в каком-то чате, что Косторную можно или любить, или ненавидеть, и она бы даже согласилась с этим высказыванием, но она сама была исключением из правил.
Майя уважала Алёну, её труд, её вклад в фигурное катание, принимала её шутки, которые иногда были обидными, но никогда не превозносила в ранг богини. Для Майи Алёна просто была, просто существовала в одном пространстве. И от этого с ней было просто. Никаких ссор, никаких споров, откровенных разговоров, даже доверия — ничего из этого.
— Видела тренировку девочек? — Майя спросила это внезапно, из-за чего Алёна ненадолго задумалась над ответом. Она не смотрела, да и врать не хотела, просто её немного выбил вопрос из колеи. Хромых не переживала из-за того, что не попала на Чемпионат Европы, она переживала из-за того, что провалилась на России. Это разные вещи. И она могла позволить себе наблюдать за всеми этапами соревнований: от тренировок до пресс-конференций и показательных. Алёна тренировки успешно игнорировала, даже пролистывала новости в пабликах, чтобы не наткнуться на то, что причинило бы боль или навеяло на размышления, которых и так в жизни фигуристки было слишком много.
— Нет. Я не слежу за тренировками соперниц, — Алёна врала Майе прямо в лицо, сидя напротив. Она не хотела вспоминать, как в перерывах между тренировками или на своём больничном, ещё давно, слишком давно, переживала за одного человека. Этого больше нет и вспоминать незачем.
— А я всё никак отучиться не могу. Всё равно переживаю за каждую, — Хромых начала рассказывать о том, как и что прыгал, какие ошибки были, но Алёна не слушала. Просто отключилась от потока слов Майи, шнуруя коньки. Её первый лёд за долгое время. Её первая тренировка после перерыва. Нужно фокусироваться на этом, а не на том, как в Таллине кто-то собирается отбирать твой титул.
Был ли это титул Алёны? Да, определённо. Но она так боялась стать второй Самодуровой, у которой, кроме него, ничего нет. Соню даже не берут в расчет, Соня списана давно, Соня выступает просто чтобы выступать. Для Косторной такое — страшный сон. Она отгоняла от себя мысли о том, что она может быть похожа на Самодурову хоть в чём-то, кроме титула Чемпионки Европы и ненависти всего бомонда.
— Ты меня слушаешь? — Майя положила руку на плечо Алёны, — я говорю, что Саша, — Хромых не договорила.
— Мне всё равно.
Алёна холодно улыбнулась и, встав со скамьи, пошла на лёд. Ей нужно доказать, что она достойна быть хотя бы в сборной. Ей нужно доказать себе, что она сильная, что она не слабее других фигуристок.
В Таллине Аня жадно пила воду после прогона программ. Девушка не то что бы была довольна собой, но старалась выкладываться на полную катушку — шанса на ошибку у неё не было. Щербакова посмотрела на одногруппниц, которые ещё были на льду, махнула Саше, неловко улыбаясь, и прошла в коридор, скрытый от глаз зрителей.
— Аня, — имя было произнесено мужским голосом с явным акцентом, и Чемпионка Мира сразу улыбнулась, узнав знакомого, — как ты?
Аня посмотрела подняла взгляд и увидела перед собой Даниэля. Он, как всегда, выглядел хорошо. Парень улыбчиво махал рукой, а, когда Щербакова подошла ближе, крепко обнял её. Девушка не сопротивлялась — она искренне была рада видеть старого знакомого — недо-бывшего парня, с которым просто всё не срослось. Расстояние, языковой барьер, а еще слишком много слухов, которые не нужны были ни ей, ни ему.
— Рада тебя видеть, — сказала Аня на английском. Вообще у них с Грасслем был примерно один уровень английского языка — выше среднего, поэтому девушка комфортно чувствовала себя, когда разговаривала с парнем. Даже когда она не могла выразить какую-то мысль, он смиренно ждал и улыбался. Вообще улыбка парня вызывала теплоту по всему телу и ответную улыбку.
— Взаимно, — Грассль в неловком жесте почесал затылок, — ты не против увидеться? Я знаю, что ковид и меры безопасности, но хотя бы в отеле?
— Давай, я не против, — Аня почувствовала себя неправильно, из-за того, что сразу ответила на предложение парня согласием.
Это было неправильно и по отношению к Саше, потому что та, скорее всего, будет ревновать, но девушка действительно не чувствовала к фигуристу больше ничего, кроме теплых дружеских чувств, поэтому быстро отогнала от себя тревожные мысли и прошла вперёд, заходя в раздевалку девушек.
С ней в Таллине находилась ещё и мама, которая, узнай она про вечерние посиделки с Грасслем, возмутилась бы, поэтому девушка на ходу придумывала отмазку.
Вечером мать Ани читала книгу, а сама Щербакова получила сообщение от Даниэля, в котором он писал, что освободился и ждёт её в номере.
«Не подумай ничего, просто я один живу» и дурацкий смайлик отдельным сообщением.
Фигуристка в очередной раз умилилась поведению парня — с ним всегда было просто: без ссор, без лишних выяснений отношений. Он просто был рядом, когда мог, и поддерживал и обнимал без задней мысли.
— Даниил Маркович написал, сказал, что хочет обсудить тренировку, — Аня редко врала родителям. Аня вообще редко врала. Но сейчас это было вынужденно — она действительно хотела встретиться со старым знакомым, а другого способа, кроме как соврать, не было. Она, конечно, могла сказать, что идёт в номер к Саше, или к Камиле, и тогда бы мама всё равно просто отпустила, но Аня подумала, что нужно аргументировать уход к кому-то, кто имел авторитет в глазах матери.
Мама лишь кивнула, продолжая читать книгу. Аня улыбнулась, подметив, что это оказалось проще, чем она думала. Девушка вышла из номера и ещё раз посмотрела, куда ей нужно идти. Фигуристка спустилась на два этажа, и, пройдя по коридору, оказалась около нужной двери.
Грассль и Щербакова — тандем, которому не нужно постоянно видеться или взаимодействовать. Каждая их встреча — про смех, шутки, обсуждение всех тем на свете, кроме спорта. Грассль был немного расстроен из-за своей короткой программы, но они умело обходили эту ситуацию стороной. Иногда хотелось забыть, что вы спортсмены высших достижений — хотелось побыть простыми подростками.
— Так что, — парень протянул фразу, сидя на кровати, — ты с кем-то встречаешься?
Он спрашивал это только из чистого любопытства, и чтобы поиздеваться над Аней, потому что сразу после вопроса девушка засмущалась настолько, что опустила взгляд и заерзала на месте. Фигуристка вообще сначала подумала, что неправильно перевела вопрос, но, заметив ехидное выражение лица, убедилась в том, что он спросил именно про отношения.
— Ты никому не скажешь?
— Я всё еще храню твои секреты, — Даниэль стал притворно серьезным, еле сдерживая смех, — они умрут со мной, — парень положил руку на грудь.
— Да, у меня кое-кто есть, — Щербакова почти перешла на шепот, — Саша.
— Круто, и кто он? Тоже фигурист?
— Она.
Лицо парня нужно было видеть — его глаза округлились, а руки опустились. Сначала он засмеялся, подумав, что Аня его разыгрывает, но она сидела и, видно, переживала.
— Подожди, — у него в голове сложилось два плюс два, — Трусова?
Аня не ответила — ей и не нужно было — покрасневшие щеки выдавали её полностью. Она не рассказывала бы о своих отношениях, но напротив сидел тот, которому не страшно было рассказать даже об этой, скрытой от всех, части своей жизни. Щербакова пыталась понять реакцию парня, и в душе надеялась на то, что он примет это спокойно.
— Чувствую себя униженным. Ты это после моих попыток перешла на девушек? — Грассль искренне засмеялся своей шутке. Конечно, он не ожидал, что Аня будет встречаться с кем-то своего пола, а тем более с фигуристкой, которую он тоже знает, но не отнесся к этому странно или плохо. Аня засмеялась вместе с ним, отпустив страх и неловкость. Она была права — этому парню можно доверять.
Саша лежала в номере и гладила Эллу, параллельно листая ленту в инстаграме. Она хотела глянуть какой-то сериал, но, когда в поиске ничего интересного не нашла, решила просто отдохнуть, просматривая фотографии знакомых. В ленте проскочило видео Алёны, где она повторяла какой-то тренд. Трусова пересмотрела видео несколько раз, в голове пошутив, что она бы точно не выдержала трех Косторных — она и одну-то еле выносит. Захотелось сразу поделиться этой шуткой с самой Алёной, но Саша быстро себя остановила — их переписка закончилась еще в сентябре прошлого года. Поиздеваться она может и лично.
Саша вспомнила, как около полугода находилась у Косторной в чёрном списке в вотсаппе, в телеграме. Правильнее сказать — везде, кроме инстаграма. Алёна не хотела лишней шумихи, потому что знала — фанаты заметят и это. Потом, когда Трусова уже перешла, девушке пришлось её разблокировать, но только потому, что у них были общие чаты, администраторами которых была именно Чемпионка Европы.
Трусова заносила в чёрные списки не контакты, а самих людей. Так она внесла в свой личный Косторную.
Через несколько минут размышлений Саша написала Ане, которая уже несколько часов не подавала признаков существования. Не писала, не приходила, да и вообще — с автобуса Трусова её не видела.
«Если хочешь — приходи»
И Аня действительно пришла, но не сразу, а через час. Девушка была в отличном настроении и, как только зашла, чмокнула Сашу в губы, рухнув рядом на кровать.
— Ты чего счастливая такая? — Трусова не могла похвастаться хорошим расположением духа, так как очень переживала из-за того, что уже завтра короткая программа. Она снова планировала попытаться сделать аксель, но ни тренеры, ни она сама не были уверены в том, что он получится. Злополучный прыжок уже долгое время портил настроение и изматывал, но Саша всё не отступала — это уже стало целью, а цели Трусова старается выполнить всегда.
Аня задумалась над вопросом — действительно, почему она такая счастливая? Ответ нашёлся сразу, но озвучивать его Саше девушка не решилась. Она доверяла Трусовой, могла предположить, что это не вызовет ничего, кроме лёгкой ревности и немого вопроса, но просто не смогла сказать правду. Сама не знала почему, просто не смогла.
— Даниил Маркович настраивал на короткую, — Щербакова выдала Саше версию, которую несколько часов сказала своей маме, — я от него сразу к тебе пришла.
— Давно это он тебя персонально настраивает по вечерам? — Трусова просто шутила, она обняла Аню и прижалась к ней сильнее.
Щербакова посмотрела на девушку с улыбкой. В душе она сомневалась в правильности своей лжи, но сворачивать было поздно. Аня была рада, что в сложные моменты её могла поддержать такой человек, как Трусова. Она понимала, что Саше и самой нелегко, но они пытались соблюдать баланс, в котором они не только известные фигуристки, но и просто люди со своими эмоциями, чувствами, проблемами.
Аня почувствовала, что у неё завибрировал карман, в котором находился телефон. Девушка, ещё раз поцеловав Трусову, достала гаджет.
«Ну что, как там Эстония без меня?»
Алёна, уставшая после тренировки, лежала у себя в квартире на диване. Она снова впала в состояние грусти, когда ощущение безысходности дышало прямо в спину — будто бы находилось в сантиметре от неё. Девушка устала от постоянного чувства грусти.
Она старалась делать вид, что всё в порядке. И шутила, и смеялась, и по магазинам ходила много, и на тренировки ходила, но внутри ощущение, что всё не так. Не хватало соревнований. Она только почувствовала кураж в начале сезона после долгого перерыва и снова провал. Время, когда она оставалась наедине с собой — мгла.
Хотелось поскорее избавиться от гнетущего чувства, но девушка пока что не могла. Она боялась не самой Олимпиады, а её последствий. После Пекина её вообще не будут вспоминать — будут только призёры Игр и — главное — чемпионка. Было страшно оказаться за бортом не только главного старта в карьере любого спортсмена, но вообще за бортом соревнований и внимания зрителей, тренеров, экспертов. Алёна попросту боялась лишиться того, что и так держалось на ниточке.
Больше нагружать себя такими мыслями она не могла, поэтому решила написать Ане, чтобы хоть как-то отвлечься. Поговорить с подругой — лучшая терапия. Щербакова — единственный человек, к которому Алёна не ревновала фигурное катание. Это было странно, но было правдой. Только Аню Косторная готова была видеть на вершине пьедестала.
Саша увидела, от кого было сообщение, и сразу разомкнула объятия. Девушка понимала, что Аня с Алёной дружат, и Щербакова не должна делать выбор. Но Трусова просто не могла воспринимать Косторную спокойно — в душе было слишком много плохих воспоминаний и ассоциаций.
— Саш, — Аня посмотрела на девушку слишком серьезно, — почему ты так реагируешь?
Щербакова никогда до этого момента не затрагивала тему отношений своих близких людей. Она уважала их выбор не говорить, что случилось в Ангелах Плющенко, из-за чего две подруги превратились в тех, кто друг друга не переваривает, не выносит.
Вообще Аня видела их взаимоотношения у Плющенко и ещё тогда задавалась вопросом, что у них происходит. Но сейчас, когда Алёна являлась одной из самых близких друзей, а Саша и вовсе девушкой, не реагировать на их натянутые отношения было всё труднее. Щербакова сдерживала вопрос до последнего, но, увидев реакцию Трусовой на простое сообщение, это перешло границы.
— Что у вас произошло? — Аня повторила вопрос.
Саша отвела взгляд — рассказывать она не собиралась. Ане она доверяла всецело, но одна часть жизни оставалась закрытой для всех, даже для неё самой. Она не вспоминала, не решала вопросы, не возвращалась к тому, что происходило. Ответить на вопрос — открыть ящик Пандоры. Трусова пообещала себе, что закрыла ту страницу своей жизни.
— Просто выросли, — Саша никогда не была актрисой — она сама признавалась в том, что не может играть эмоции, но сейчас девушка приложила все усилия для того, чтобы звучать правдоподобно, — характерами не сходимся.
— Почему ты отказалась тренироваться с ней? — точный вопрос подразумевает точный ответ. По крайней мере на это надеялась Аня. Она поняла, что Трусова будет обходить тему, но Щербаковой было важно узнать правду.
— Ты же знаешь Косторную, — Саша немного расслабилась, положив голову Ане на плечо, — истерит постоянно, не хотелось тогда отвлекаться.
Аня поняла, что смысла в этом разговоре нет — она не будет давить на Сашу сейчас. Не перед короткой программой. Завтра важный день, и Аня хотела, чтобы он прошёл идеально. Девушки пролежали в обнимку до одиннадцати часов вечера, а потом в номер постучалась мама Саши, и Аня, поцеловав фигуристку, ушла, пожелав доброй ночи.
День короткой программы, на нервах были все, и это чувствовалось. Однако общее напряжение было меньше, чем на Чемпионате России. Но Ане легче от этого не становилось — девушка съедала себя мыслями, девушка переживала больше обычного. А физическое состояние и вовсе оставляло желать лучшего. Колени болели, спина ныла, голова раскалывалась, Аня тренировалась у стенки, боясь перевести взгляд на кого-либо из соперниц. Страх и осознание неизбежности ситуации пробирались под кожу, въедались в мозг, и девушка была будто в тумане.
Трусова переживала из-за акселя — она уже третий сезон пыталась исполнить этот прыжок, но проблема была в голове. Саша даже точно знала, какая проблема в ней сидит, но побороть её, проработать и отпустить она не могла. Это было незакрытым гештальтом, который Саша не хотела признавать. Осознавать — осознавала, но ничего не могла с этим сделать. Мысли о злополучном прыжке засели в голове, и она раз за разом прыгала его на полу. Но пол — не лёд. Этери Георгиевна подошла к Трусовой, мягко положив руку на плечо.
— Точно не двойной, Саш? — у них это уже было неким ритуалом — тренер предлагала заменить прыжок — Саша отказывалась. Схема стара как мир. Тутберидзе просто уточнила — мало ли.
— Я пообещала, что прыгну его.
— Кому ты что доказать пытаешься? — тренер строго посмотрела на ученицу, — просто баллы теряешь.
Саша задумалась. Кому и что она пытается доказать? Пять четверных, конечно, чисто её личное желание. А вот с тройным акселем связано воспоминание, которое девушка старалась не прокручивать, но оно раз за разом всплывало у неё в голове.
— Себе.
Отчасти — правда. Саша не врала, этот прыжок был одной из тех целей, которые стояли выше оценок судей, выше одобрения тренеров и выше всех неудачных попыток. Трусова готова была раз за разом падать с него, видеть, как снимаются баллы, но продолжала бы пытаться. Обещания и цели — важнее всего для спортсменки.
Выход на разминку, после — сразу Трусова. Девушка выслушала наставления тренера, которая по большей части говорила о правильном заходе на аксель. Начальная поза. Музыка. Теперь она не Саша, она — Фрида. На несколько минут. Вдохновлённая художница. Образ держался даже после сорванного акселя, Саша — нет. В голове крутилась мысль о том, что хочется поскорее докатать программу.
Трусова вышла со льда, улыбаясь тренерам, улыбаясь зрителям и — специально — слишком широко и наигранно — даже сквозь маску — улыбалась в камеру. Она надеется посмотреть в камеру после Олимпиады со взглядом победителя, представляя вместо железки человека, который говорил, что она никогда не сможет прыгнуть аксель на соревнованиях. Сказано это было, как всегда, в порыве эмоций, но Саша помнила. Саша помнила и собиралась доказать — в Пекине точно докажет, что она способна на большее.
Аня готовилась, Аня внимательно слушала тренеров. Или делала вид, что внимательно слушала. Голова всё ещё болела, даже перекрывая боль коленей или спины. Девушка смотрела на трибуны, пропустила то, сколько набрала Саша, пропустила возгласы фанатов. Она стала в стартовую позу и поняла — всё будет плохо. Катилось ужасно, дорожка отобрала все силы, прыжок изматывал так, будто она прыгает каскад из четверных. Упала, встала, продолжать Ане было всё тяжелее. Она механически докатила программу, наконец-то приходя в себя.
Даниил Маркович уныло кивнул головой, Этери Георгиевна молча отошла, даже не посмотрев на ученицу. Аня сжала кулаки — почему происходит именно так? Замена находится так быстро. Но, когда в штабе оставалась только одна Щербакова из взрослых, Тутберидзе готова была молиться на неё, сейчас же — даже поддерживающего взгляда нет. Никакого взгляда нет. Полное игнорирование Чемпионки Мира. Аня и сама чувствовала, что её нет.
Пустота и ненависть к себе сопровождали Щербакову следующие и вечер после короткой, и почти весь следующий день. Отвлекло одно — сообщение Грассля о том, что он ждёт её у себя в номере. Аня вдруг осознала — у парней была произвольная, а она даже не знала результатов. Обычно девушка смотрела на фигуристов, болела за них, а из-за своего состояния пропустила всё, что только можно было. Щербакова за сутки ни разу не ответила ни Алёне, ни сёстрам, ни Жене Медведевой, которая написала огромное сообщение с поддержкой и кучей смайликов. И никто не винил в этом Аню — все дали ей столько личного пространства, сколько она хотела. Даже Саша на тренировках не трогала, не подходила и почти не разговаривала с ней.
Трусовой было тяжело принять тот факт, что Аня не хочет общаться, не хочет никаким образом контактировать, но всё же поддерживала такое решение девушки. Саша не видела Щербакову вне тренировок больше суток, и, конечно, переживала за её состояние, но фигуристка не чувствовала себя неполноценно. Наоборот, так было даже легче настраиваться, было легче не думать ни о чём и ни о ком, кроме произвольной программы.
«Аня там жива вообще? Я волнуюсь»
Прочитав сообщение, Саша перечитала ещё раз. И еще раз. В этой переписке последнее сообщение было посылание на три отличные буквы, а сейчас — спустя больше года — вопрос про Аню.
«Напиши ей, в чем проблема?»
«Блять, ты умная такая. Она не отвечает»
«Я бы на её месте тоже тебе не отвечала»
«Но ты уже ответила. С логикой у тебя всегда были проблемы, Саш»
«Мне больше нравилось быть у тебя в блоке»
«Можем повторить после того, как ты скажешь, как себя чувствует Аня»
«Я не знаю. Мы не общаемся пока что. Ей тяжело»
«Отличная ты девушка, ничего не скажешь»
«Никто до этого не жаловался))»
На этом переписка закончилась, и Саша с отвращением отбросила телефон в сторону. Будет Алёна рассказывать, кто хороший, а кто плохой. Трусова понимала, что, может, это и неправильно, что она оставила Аню одну в такой период, но, с другой стороны, Щербакова сама настояла на этом.
Тем временем Аня уже сидела в номера Даниэля, обсуждая с ним его второе место, конференцию, его чувства по этому поводу. Вообще больше всего парень возмущался из-за того, что журналисты переходят все границы, и даже у него пытаются узнать, что с Аней, почему проблемы и не изменилось ли его мнение о ней после её неудачных прокатов.
Грассль забавно чередовал английский с итальянским, иногда добавляя русские словечки, которые слышал и учил. Аня чувствовала себя комфортно сейчас только с ним — остальные навевали такую злость и грусть, что видеть близких не хотелось. А с Даниэлем было хорошо, он веселил, забавно жестикулировал, заразительно смеялся. Он был таким домашним и комфортным, и Аня даже забыла, что они находятся в отеле, а завтра — произвольная программа.
— Ну я, конечно, ответил, что верю в тебя, — парень потрепал Щербакову по голове, — и ты займешь место, и на Олимпиаду поедешь.
— Я сама в себя уже не верю, — Аня посмотрела парню в глаза, впервые высказывая кому-то свои чувства. Обычно девушка была закрытой и никому не доверяла то, что происходит на душе. — Мне страшно. Я не оправдываю ожиданий федерации, тренеров, родителей. Я физически не могу. Мне ходить иногда больно, и, если раньше я с этим справлялась, то сейчас всё сложнее. Это давление меня убивает.
Даниэль ничего не сказал, он молча слушал девушку, пытаясь правильно понять каждую фразу. Фигурист подсел ближе и обнял Аню так крепко, как только мог. Он бы хотел передать ей свою веру в неё, хотел бы передать свою силу, свой запал, но не мог. Поэтому он просто обнимал девушку, поглаживая её по спине.
День произвольной. Саша держалась в стороне, Аня тоже. Камила потерянно оглядывалась. Девушки почти не разговаривали, и смиренно ждали часа своей разминки. Было тяжело, было страшно. Каждой. Камила переживала, что не сможет сделать то, что планировала. Саша надеялась на то, что сможет приземлить пять четверных, но ощущение фиксатора на ноге выбивало из неё эту веру.
Аня хотя бы на несколько минут старалась поверить в себя и в то, что она сможет откататься хотя бы на бронзу. На большее рассчитывать было бы глупо. Однако вчерашний разговор с Грасслем всё же внес одну положительную вещь — Аня весь день игнорировала новости и чаты, сосредоточившись только на своих ощущениях и чувствах. Она всё ещё не соглашалась кататься под обезболивающими, но боль и так немного затупилась, уступая место страху.
Алёна долго решалась на то, чтобы включить трансляцию Чемпионата Европы, но после тренировочного дня, после того как ещё раз обдумала своё спортивное будущее, а ещё после того, как несколько раз перечитала их переписку с Сашей, всё же вывела трансляцию первого канала на экран телевизора.
Вообще решение написать Трусовой было вызвано только переживанием из-за Ани. Косторная никогда бы не написала по другой причине. Этот этап она уже прошла. До этого Алёна уже писала Ками, но та ничего не знала, ответив, что тоже переживает за Щербакову. Единственный оставшийся вариант — девушка Ани. Когда Алёна написала Саше, она почти на физическом уровне почувствовала, как ломается самолюбие и гордость. Чемпионка Европы, ещё действующая, не читала их переписку с самого её окончания, но не удаляла. Не удаляла и сама не знала причину. Наверное, хотелось помнить, чем всё закончилось — ссорой и неприязнью длиной уже в полтора года.
Трансляция немного зависала, и Косторной пришлось два раза перезагружать роутер, чтобы посмотреть программы одногруппниц. Сердце выпрыгивало из груди так, будто бы Алёна сама должна выходить и кататься. Она бы хотела, но судьба распорядилась так, что она сидит дома с кружкой чая и ожидает начало конца или конец начала. Алёна уже приняла тот факт, что этим вечером перестанет быть действующей чемпионкой Европы. Приняла тот факт, что её так будут упоминать только с припиской года, её лучшего сезона. Приняла, но в душе всё ещё было слишком много боли и обиды. Обвинять было некого — только саму себя и судьбу.
Медведева однажды сказала, что жизнь справедлива, что просто так было нужно. Алёна не понимала тогда Женю, не понимала, зачем она так комментирует то, что действительно было несправедливостью. Теперь поняла — это просто смирение. Смирение с тем, что по-другому уже не будет.
Пока девушка размышляла над этим, на лёд уже вышла Аня. Алёна сжала левую руку, она очень переживала за подругу, и не могла успокоить дыхание. Щербакова начала программу. Она явно волновалась, и это было видно. Лицо Ани было сосредоточенным, она контролировала каждое своё движение. Алёна замечала каждую деталь, и с каждой секундой программы всё больше напрягалась.
Когда прозвучали аплодисменты, и Щербакова начала поклон, Косторная улыбнулась. У неё будто бы упал камень с плеч. Девушка была рада, она гордилась, что подруга смогла снова преодолеть себя, волнение, страх. Смогла и выдала неплохой прокат. Баллы были неземными — Алёна в своей карьере видела такое редко. Но сейчас это не её соревнования, поэтому радость была вполне искренней.
Косторная потянулась, чтобы отключить трансляцию ровно на пять минут, но в последний момент остановилась, всматриваясь в экран. Трусова собиралась исполнить пять четверных, Алёна не знала этого факта — думала, что остановится на трёх или четырёх, но комментаторы объявили это для всех зрителей, и девушка, переборов желание выключить, застыла на месте. Саше поменяли платье — доделали то, в котором она была в Челябинске, Саша сосредоточенно застыла в начальной позе. От музыки у Алёны пошли мурашки — она сама не понимала, почему. Она тысячу раз слышала композицию на тренировках, один раз — на прокатах, но ощущения были другие. Сердце замерло, и Алёна на несколько секунд забыла как дышать.
Девушка завороженно наблюдала за одногруппницей. Падение. Косторная зажмурилась. Открыла глаза через несколько секунд, удивленная своей реакцией. Благо, она смотрела это одна в своей квартире, и никто не мог уличить её в том, как она реагировала на прокат соперницы. Еще одно падение. Алёна отвернулась, глубоко вздохнула, и продолжила наблюдать. У Саши болела нога после первого соприкосновения со льдом — Алёна умела это видеть лучше, чем кто-либо другой. Когда программа закончилась, Косторная резко откинулась назад, ложась на диван. Сердце всё еще стучало, а реакция тела всё еще удивляла. Раньше она пропускала все прокаты Трусовой, игнорируя их существование. Она посмотрела Сашу на соревнованиях впервые за очень долгое время и сразу же пожалела.
— Вторая? — Алёна вслух удивилась, когда судьи выставили оценки.
Явная несправедливость, и это понимали все: и сама Саша, и Алёна, наблюдающая за этим через экран телевизора, и Аня, смотрящая на это совсем недалеко от Трусовой.
Алёна открыла инстаграм — смотреть Камилу смысла не было — и так очевидно, что та займет высшую ступень пьедестала. Девушка просматривала посты с поддержкой Саши, с гневными комментариями про Аню. Косторная сделала то, о чем пожалела сразу же, но удалять уже было поздно — она выставила фотографию Ани с золотой медалью, слащаво подписав её.
Алёна видела несправедливость в выставлении оценок, чувствовала обиду и злость Саши, но попросту не смогла сдержаться и захотела сделать Трусовой еще больнее. Она знала, что Саша посмотрит историю, что Саша увидит это. Алёна не была подлой, не была злой, более того, ей было искренне неприятно за такое обстоятельство, но она просто не могла поддержать Трусову напрямую. Не должна была и не смогла бы. Но она знала, что эта история вызовет в Саше еще большее желание бороться, доказывать себе и всем, что она сможет, что она тоже способна быть на пьедестале.
«Бля, ты с Железняковым что ли сдружилась резко?»
Саша прислала сообщение спустя полчаса, когда они, видимо, сидели на пресс-конференции. Алёна рассмеялась слишком громко над такой несмешной шуткой, над почти издевательством.
«Мы дружим только против тебя»
«Ками больше подходит титул Чемпионки Европы»
«Чем тебе?)»
«Дура»
«А тебя твоя девушка игнорирует»
«Алёна, я тебя сейчас заблокирую»
«Я этого и добиваюсь»
Саша отложила телефон, в очередной раз наблюдая, как Аня общается с Камилой, переговариваясь прямо перед журналистами. Трусова чувствовала себя ненужной — еще и Алёна, которая так чётко это подметила. Косторная вымораживала, бесила, и даже сейчас, находясь за сотни километров, всё равно раздражала на одном уровне с очередной бронзовой медалью.
После конференции — допинг и трансфер в отель. Аня не могла понять своих ощущений. Первое — конечно, усталость. Второе — радость, смешанная с неловкостью от второго места. А дальше в списке были лишь мысли о Саше и о том, что они неприлично долго не общались. Щербакова села с девушкой в автобусе, накрыв её руку своей.
— Саш, — Аня наклонилась, — прости меня.
— За что? — Трусова горько ухмыльнулась, только сейчас повернувшись к фигуристке лицом.
— Во-первых, — Щербакова загнула мизинец Саши, — за то, что ты получила бронзу. Во-вторых, за то, что игнорировала тебя на конференции, — Аня загнула безымянный палец девушки. — В-третьих, за то, что на три дня я ушла в себя. Аня загнула средний палец Трусовой.
Саша перехватила руку Ани и поцеловала.
— Я не обижаюсь, — девушка, конечно, лукавила, но она понимала, что в большинстве случаев, за которые извиняется Аня, она не виновата. Саша вообще не хотела ссориться, наоборот, она мечтала поскорее отпустить эти три дня в Таллине и насладиться тем, что остались только показательные выступления.
— Ты в курсе, что ты лучшая девушка на свете? — Аня шепнула на ухо так интимно, что Саша даже обернулась, посмотрев, не заметил ли кто-либо этот жест.
— Ты тоже ничего, — девушки синхронно засмеялись.
— Переночуем вместе?
Саша кивнула. Мама жила не с ней, а в отдельном номере, а Аня быстро отпросилась у Юлии, и вопрос был решен за несколько минут. Девушки, выйдя из автобуса, еще раз поздравили Камилу и пошли в номер. После душа и нескольких минут разговоров, Аня залезла под одеяло, подзывая к себе Сашу. Трусова улыбнулась. Она наконец-то отпустила ситуацию, решив, что будет заниматься анализом и работой над ошибками уже в Москве.
— Я тебе, наверное, еще такого не говорила, но, — Саша легла рядом с Аней, — я очень рада, что мы вместе.
Саша задумалась над ответом, конечно, она тоже была рада, что они с Аней перешли на новый уровень отношений, была рада, что они поддерживали друг друга, как могли, но что-то щемило внутри — наверное, вес бронзовой медали и очередное неисполнение цели. Однако Трусова быстро отогнала все мысли, прижимаясь ближе к Щербаковой.
— Я тоже, Ань.
