Не про нас

Ане казалось, что всё резко наладилось. Когда она окончательно узнала о прошлых отношениях Саши, между девушками сразу стало меньше недопонимания, они будто бы сбросили оковы. Саша казалась радостной, казалась спокойной, даже казалась счастливой. Она много улыбалась, много шутила, много смеялась. Даже Камила отметила, что Трусова изменилась — будто бы отпустила прошлые обиды и злость. Аня старалась много времени проводить с Сашей: они вместе ложились спать, Аня заботливо укрывала девушку, нежно обнимала и еще нежнее целовала. Она пыталась не думать о том, что когда-то Трусова встречалась с Косторной, что они нравились друг другу — или любили, но эту мысль Щербакова сразу отбрасывала. Она честно избегала в голове образов, где две девушки целуются или вообще спят друг с другом. Аня вообще старалась не думать об Алёне. Щербакова чувствовала вину, но она не могла иначе — она начала игнорировать Алёну, её сообщения, её звонки. Она могла только предполагать, насколько Косторной плохо, насколько ужасно она себя чувствует, но со своей стороны поддержки не оказывала — если Сашу Аня простила за недосказанность быстро, то подругу эта участь обошла стороной. Аня не могла объяснить, почему она во всей ситуации обвиняла именно Алёну, но так происходило, и девушка упорно сбрасывала вызовы и не читала сообщения в различных мессенджерах. Аня думала о том, чтобы поговорить с Алёной, спросить, почему та не рассказывала, почему усердно скрывала то, что они с Сашей были вместе, зачем устраивала показательный цирк. Вообще у фигуристки было только одно объяснение поведения Косторной — ей всё ещё нравилась Трусова. Думать о таком было страшно, было страшно лишиться подруги, было страшно даже представить такое. Но такие мысли всё чаще посещали голову Ани, и она не знала, как с этим бороться. С Сашей всё было хорошо, а в голове — сомнения. В вечер после первого дня, открытия Олимпиады, когда счастье и праздничное настроение вокруг овладевало и спортсменами, и волонтерами, Аня сидела в номере, собираясь на дружескую встречу с российскими спортсменами. Раздался звонок телефона, и Щербакова обрадовалась, увидев от кого был вызов. Усачева. Они не общались с самого Красноярска, когда Аня первая позвонила подруге, рассказывая о последних новостях — кроме отношений с Сашей, конечно. — Привет, Анют, — Даша улыбалась, смотря прямо в камеру. — Даша, рада тебя видеть, как ты? Как нога? Слышала, ты на тренировки уже вышла, — Щербакова искренне любила Дашу, любила дружбу с ней — это всегда было просто, без ссор, без интриг. Даша была спокойной, веселой, идейной. Даша была хорошей подругой, и именно поэтому она связалась с Аней. — Да, — Усачева протянула, — я вообще не просто поболтать позвонила. — А что случилось? — Аня напряглась, она боялась таких разговоров, которые явно не сулили ничего хорошего. — Это по поводу Алёны. Я знаю, что ты знаешь об её отношениях с Сашей, — Даша видела, как с каждым её словом лицо Щербаковой менялось всё сильнее. — Даш, — Аня опустила взгляд, — я не хочу это обсуждать. Я пока не готова разговаривать с Алёной. — Почему? Ань, Алёне плохо. Реально плохо. Я её такой никогда не видела. На звонки не отвечает, родители её говорят, что она вообще из квартиры не выходит. — Блин, Даш. Я могу ошибаться, но мне кажется, что она всё еще испытывает чувства к Саше, — Аня немного повысила голос, но сразу же исправилась — вспомнила, что Трусова еще в блоке. Саша, к слову, уже собиралась уходить на мероприятие, но, услышав своё имя и имя бывшей не в очень лестном тоне, остановилась у комнаты Ани, прислушиваясь к разговору. Подслушивать разговоры своей девушки не хотелось, но в связи с последними событиями узнать, о чем речь, было нужно, чтобы избежать дальнейших конфликтов. — С чего ты это взяла? — Просто эти крики, психи, в целом поведение Алёны будто бы наигранное. Не знаю, как объяснить, просто такое чувство. — Знаешь, Саша вообще-то тоже так себя ведет, — Даше не хотелось напрямую говорить о поцелуе между девушками, не сейчас, не во время Олимпиады, но Аня вынуждала это сделать. — Но в Саше я уверена, — Трусова прикусила губу и облокотилась на стену рядом с дверью, ведущей в комнату к Ане. Хотелось вырвать телефон у Щербаковой из рук, разбить его или удалить номер Даши. Ей вообще никогда не нравилась Усачева — слишком много желания всем помочь. А сейчас — она точно знала о том, о чем Саша говорить Ане не планировала от слова совсем. Она не хотела нарушать шаткую идиллию, которая была в их отношениях. — Зря. Перед тем, как вы уехали, — Даша уже готова была рассказать о том, что знала, но Саша постучалась в комнату. — Ань, ты готова? Пойдем? — Трусова наигранно улыбнулась, — привет, Даш. — Прости, Дашуль, — Аня улыбнулась в камеру и отключила телефон. Саша подошла к Щербаковой и, приподняв рукой её подбородок, поцеловала. Аня улыбнулась сквозь поцелуй, будто бы убеждаясь в своих мыслях — у них всё хорошо. Девушка уже взяла Трусову за руку, чтобы та села на кровать, но Саша отстранилась. — Пойдем, а то опоздаем. Алёна сидела в квартире, не выходя из дома уже несколько суток. По ощущениям, она была где-то далеко, где-то совсем не в холодной Москве. Девушка не открывала окон, не ела, пила только остывший чай и много думала. Она думала о том, чтобы завершить карьеру, думала о смене штаба, думала о реакции бомонда на это, думала о том, как правильно и как хорошо для самой себя. В голове — каша из нерешенных вопросов и не развязанных мыслей, которые угнетали, не давали двигаться дальше, не давали даже встать с кровати. Не хотелось ходить на тренировки, не хотелось есть, не хотелось разговаривать. Единственное, что делала Косторная — звонила и писала Ане, но каждое её действие оставалось без ответа. Фигуристка понимала, почему так. Она уже представила, сколько гадостей Трусова наговорила про Алёну, сколько неправды сказала, чтобы выставить себя в лучшем свете. Хотелось забыть про Сашу, про чувства, которые с ней связаны, хотелось забыть про ответственность перед Этери Георгиевной, которой Алёна обещала восстанавливать форму, хотелось забыть про спорт и своё существование в нём. Дни стали серыми, бездушными и тяжелыми. Косторная уже чувствовала подобное после Финала Кубка России, но тогда можно было уйти, поменять штаб, сделать что-то для себя. Сейчас таких вариантов было меньше. Смена штаба — ненависть, уход из спорта — ненависть. Причем не только от бомонда или фанатов, но и от себя. Косторная ненавидела себя за слабость, ненавидела себя за тот поцелуй, ненавидела Трусову за то, что она пыталась выгородить себя и наврала Ане — других вариантов, почему Щербакова игнорирует подругу не было. В девять вечера, когда очередной тренировочный день был пропущен, Алёна лежала на кровати, пересматривая короткую программу Марка. Это — единственное, что хоть как-то поднимало настроение. Она гордилась своим приятелем, который еще в начале сезона даже не думал о том, что попадет на Олимпиаду. Косторная не заметила, как в какой-то момент, слёзы, одна за другой, начали течь из глаз. Объяснений этому было слишком много, чтобы думать, из-за чего слёзы на этот раз. Алёна перевернулась на живот, утыкаясь лицом в подушку и закричала. Истощенно и с надрывом. Она не думала о соседях, не думала о том, что они подумают, не думала ни о чем, кроме того, как сейчас плохо. Она была на грани того, чтобы написать Плющенко с просьбой и мольбой взять её обратно, но понимала, что проблемы это не решит, а даже добавит. Алёна бы сорвала голос, если бы продолжила. Но раздался вызов на телефон, который немного взбодрил. Косторная быстро свайпнула зеленую иконку, чтобы ответить на звонок в фейстайме. Девушка не успела посмотреть, кто звонил, но, если это был фейстайм, то точно Аня — других вариантов не было. Увидев в полумраке Сашу, Алёна подумала, что ей показалось, что у неё уже глюки, что она настолько устала и погрязла в своих проблемах и мыслях, что уже начала видеть кошмар наяву. Но Трусова была вполне реальной — после мероприятия, посвященного открытию двадцать четвертых Олимпийских Игр, и встречи спортсменов из России, когда уже все разошлись, а Аня легла спать наконец-то в своей комнате, девушка позвонила Алёне. Она не знала, о чём будет с ней разговаривать, не знала, что обсудит и что скажет, но чувствовала, что это нужно и важно. Саша бы никогда не показала, что переживает, что волнуется, но после слов Даши о том, что Алёну одолела хандра, Трусова ощутила потребность убедиться в том, что Косторная хотя бы функционирует. Впалые щеки, мешки еще больше обычных, красные глаза, сухие губы — Саша замечала каждую мелочь на когда-то любимом лице. Она старалась своим видом не показывать жалость или сожаления — спортсменов вообще никогда жалеть нельзя, поэтому решила действовать по-другому. Саша слишком хорошо знала Алёну, знала, как на неё действуют её слова, знала, как спровоцировать, как дать мотивацию, как хоть немного взбодрить. Саша знала Алёну от и до. — Ты Даше про поцелуй рассказала? — Саша агрессивным шепотом начала расспрос, — с ума сошла? Аня и так думает, что я тебе небезразлична, а ты еще и вашей общей подруге об этом говоришь? — Даша рассказала Ане? — Алёна действительно оживилась — она приняла сидячее положение, крепче взяв в руки телефон. — Я помешала, — Саша глубоко вздохнула, — но это вопрос времени. — Саш, — Трусова вздрогнула. Она давно не слышала такое тихое, спокойное, почти домашнее обращение Алёны к себе, что стало не по себе. Низ живота приятно стянуло, и Саша приложила все усилия, чтобы не улыбнуться. — Да? — Почему ты думаешь, что я тебе изменяла? — вопрос, который требовал только правды, вопрос, на который Косторная никогда не получала прямого ответа. Слишком много времени прошло, и Алёна подумала, что она заслужила узнать хотя бы сейчас. — Мой папа хорошо общался, — Саша не готова была вспоминать это, не готова была говорить, но боль, причинённая этой ситуацией, говорила первее, чем мысли, — с Розановым. И часто они общались не только про спорт. Когда ты перешла в Ангелы, я думала, что за победой, что за мной, но папа рассказал, что на самом деле ты перешла за своим тренером, с которым у тебя очень тесная связь. Алёна ненадолго задумалась. Конечно, это папа Трусовой. Как она не догадалась раньше? Он и до этого часто говорил Саше о том, что Алёна ей не подруга, что она плохо влияет, что она «оторви и выбрось», что она не достойна даже взгляда его дочери. Но чтобы мужчина опустился до гнусных сплетен — такого Косторная не ожидала. Она не могла поверить, что Трусов так нагло и в лицо лгал собственной дочке только ради того, чтобы в группе у Плющенко у неё не было отвлекающих факторов. Схема до конца была непонятна — с чего он это взял, как убедил Сашу. Неужели Розанов действительно говорил подобное? Вопросов было действительно много, но тишина неприлично затягивалась. — То есть ты поверила отцу, который всегда пытался отгородить тебя от общения со мной? — Алёна горько ухмыльнулась, смотря на изображение Трусовой в телефоне. — Да, Алён. Потому что Розанов сам не раз говорил об этом. И папа решил, что такие тренеры и одногруппницы мне не нужны. И я с ним согласна. — Ты такая глупая, Саш, — сдерживать слёзы или истерический смех было тяжело, и Алёна прикусила губу, чтобы просто не раскрыть свои эмоции. — Допустим, — спорить не хотелось, потому что еще немного — и Саша бы поверила в то, что измены никогда не было, — давай успокаивайся и иди на тренировки. Я не хочу терять тебя. — Что? — Алёна подумала, что ей показалось, что у неё помимо визуальных, еще и слуховые галлюцинации, будто весь этот разговор — сон. — Как соперницу. И реши что-то с Дашей. Я не хочу, чтобы Аня надумала себе непонятно чего по поводу нас. — А что по поводу нас? — Косторная резко оживилась и начала снова — слишком открыто и по-старому — провоцировать Сашу. — Ничего по поводу нас, Алён. Нас уже нет. Просто не дай Усачевой испортить мои отношения с девушкой, а твои — с подругой. Саша сбросила вызов не в силах больше смотреть на Алёну. Она была такой разбитой, такой грустной, что Трусовой становилось плохо. Сердце стучало бешено, так, будто бы они еще были вместе, так, будто Алёна была рядом. Саша легла на кровать и закрыла глаза. Сон не шёл, зато плавно приходили мысли-сравнения Ани и Алёны. Аня последние дни вела себя слишком мило, слишком по-доброму, она старалась угодить Саше во всём. Часто засыпала на плече, ходила рядом, будила на ПЦР и завтрак рано утром, брала за руку, даже если рядом был кто-то из знакомых фигуристов. Трусовой не нравилось — она обожала держать всё в секрете, поэтому мягко отстранялась от Ани. Трусова любила страсть в отношениях — а они с Аней за несколько месяцев отношений ни разу не спали. Трусова любила эмоции, а в отношениях с Аней было лишь спокойствие. Аня была слишком правильной, слишком милой, она вся состояла из этих слишком. Умная, вежливая, сильная. Слишком. В голове проносились воспоминания, как Алёна кричала на весь каток, как Алёна громко смеялась или плакала, как Алёна материла фигуристок, которые мешали заходить на прыжки, как воровала конфеты со столов тренеров, как в открытую смотрела на других, а ночью в отелях разных стран оставляла отметины, которые утром они обе замазывали. Алёна состояла из противоречий, она переходила из крайности в крайность. Саша резко открыла глаза — она не могла больше думать о том, насколько ей не хватает Алёны. Трусова взяла телефон в руки и залезла в ютуб — посмотреть что-то — было лучшим решением. Как назло, в рекомендациях — видео Алёны двухнедельной давности. Она уже давно не обновляла свой канал, над которым смеялась Саша. Она не смотрела еще ни одного видео, и сейчас решила, что пора начать. Хотелось посмотреть и убедить себя в том, что Косторная глупая, некрасивая, не харизматичная, ненужная ей. Но спустя несколько минут просмотра Саша не заметила сама, но дыхание стало прерывистым, а сердцебиение снова участилось. Девушка взяла телефон в левую руку, освобождая правую. Голос Алёны на фоне усиливал ощущения. Трусова прошлась рукой вдоль тела, задевая грудь и живот. Она остановилась у спортивных шорт, не решаясь оттянуть резинку. Насколько ужасно то, чем она занималась? Её девушка спала в соседней комнате, а она думала о бывшей, слушая её голос и вспоминая моменты, проведенные вместе. — Саш, я заслужила поцелуй? — Алёна после Чемпионата Европы была особенно податлива и мила. Трусова опустила руку, чувствуя желание громко выдохнуть или даже застонать. Но это было неправильно. Все её действия сейчас были неправильны. Ощущение абсурда ситуации и возбуждения затуманивали мозг. Саша выгнулась и улыбнулась мыслям. — Саш, иди ко мне, — в раздевалке, когда остальные еще не закончили, было наиболее интересно и волнительно целоваться. Участившийся пульс, заставил Сашу ощутить нехватку воздуха. И девушка все же издала стон, который был — как она думала — тихим. Трусова не чувствует своей руки — она чувствует руку Алёны. Она помнила её пальцы, помнила её запах, помнила, как она умела быть нежной и сексуальной. — Саш, — голос из соседней комнаты прервал фигуристку и выдернул её из фантазий. Девушка быстро заблокировала телефон и сделала вид, что давно спит. Аня прошла в комнату на цыпочках, думая, что ей лишь показался шум. Она посмотрела на Трусову, которая мирно спала без одеяла. Щербакова улыбнулась и, быстро сбегав к своей кровати, принесла одеяло. Аня накрыла им Сашу и легла рядом. Звук сообщения из вотсаппа заставил Чемпионку Мира вздрогнуть — она не брала с собой телефон. Это был телефон Саши. Читать чужие сообщения не хотелось, и Аня никогда этим не занималась, но вдруг это что-то важное. Щербакова всеми силами пыталась убедить себя в правильности своих действий, и в итоге — решилась на то, чтобы посмотреть на экран. Сообщение от Косторной. «Я никогда тебе не изменяла, Саш» Аня громко выдохнула, пытаясь не разбудить Трусову, которая вовсе не спала. Аня снова заблокировала телефон и отложила его в сторону. Щербакова обняла Сашу со спины и поцеловала в плечо. — Мы справимся.