Не про нас

Алёна чувствовала себя хорошо. Она дышала полной грудью, могла даже сказать, что точно была счастлива. Предательские слезы поздно ночью, когда Ника уже спал, просто не считались. Девушка утром выгуливала собак, тренировалась, как могла, гуляла с парнем по вечерам и старалась не думать о том, что олимпийцы уже совсем скоро окажутся в Москве. Прошло так много времени — казалось, не месяц, а намного больше. Она уже и забыла, каково это — видеть Аню, Сашу и Ками на тренировках. Первый слом произошел, когда Валиева, отдохнув лишь день, уже пришла на тренировки. Фигуристка предпочитала никак не комментировать ни скандал, который не освещал только ленивый, ни сорванную произвольную программу, ни выступления одногруппниц. Девушка пришла, бодро поздоровалась и не дала даже слова вставить Майе, ухватывая её на тренировку. Алёна не планировала спрашивать что-то — она быстро приняла правила игры, да и сама не была заинтересована в том, чтобы узнавать подробности жизни в Пекине. Так было легче. Валиева на льду — неплохо, но еще лучше — с ней приехал Дудаков, который наконец-то давал нужные, важные и правильные комментарии. Косторной было необычно признавать, но по Камиле она соскучилась намного меньше, чем по Сергею Викторовичу. Тренер, увидев вторую сломанную руку, лишь с усмешкой покивал головой — Алёна могла казаться уже совсем взрослой, но в душе оставалась той маленькой занозой в одном месте, которая никогда не сидела на месте. Он знал о травме, но не мог поверить в то, что это правда. — Алёнка, ну вот как так? — Оно само, — девушка пожала плечами, громко смеясь. Камила заметила, что Косторная изменилась — стала красивее, стала взрослее. Прошло всего ничего, но было невозможно не увидеть этого. — Майя, а что с ней? — спросила на одной из тренировок девушка, указав головой на счастливую Алёну, которая тихо прикрыла за собой дверь раздевалки. — Представляешь, — Хромых очень соскучилась по своей подруге, поэтому сейчас старалась проводить каждую свободную минуту с Камилой, рассказывая каждую деталь, каждую вещь, которая произошла в Хрустальном за три недели, — отношения появились. — Серьезно? С кем? — Угадай. — С Дашей, — Камила даже не поняла сначала, что назвала человека, на которого Майя никогда бы в жизни не подумала. — Ты чего? Мы же об Алёне говорим, да и вообще. Бред какой-то. Ты же не думаешь, что у нас есть такие, — Хромых не знала, как правильно назвать отношения со своим полом, чтобы не уйти в оскорбление или ошибиться. Валиева посмотрела на подругу, слабо улыбаясь. — Конечно, нет. Я шучу. Так кто там завоевал сердце Косторной? — Ника. — Они подходят друг другу. — Да, теперь весь Хрустальный на ушах из-за них. — Интересно. Майя не могла понять реакцию Камилы, но решила не углубляться в непонятное поведение — она хотела просто разговаривать с подругой, просто весело проводить время, а не анализировать странные фразы или высказывания. Алёна проводила все свои вечера либо со своим парнем, либо с Дашей. Иногда они собирались втроем. Усачева не любила подобное, потому что чувствовала себя лишней, но на самом деле ни Ника, ни Алёна не демонстрировали свои отношения, если с ними был кто-то еще. Даша чувствовала себя каким-то психологом, когда пыталась вычислить, насколько Алёне хорошо с парнем, насколько она не думает о Саше, насколько она честна с собой. И Косторная действительно казалась очень вовлеченной в новые отношения — она клала голову на плечо парню, смеялась над его шутками, защищала в разговорах, кормила его во время просмотра фильмов, смотрела так, будто он — самое дорогое, что у неё есть. Даша почти верила. Почти. Единственное, что смущало Усачеву — тот факт, что Алёна с надеждой смотрела на телефон, когда на него приходили уведомления, когда разочарованно отводила взгляд, разглядывая контакты, которые писали или звонили, как не убирала фотографию на шкафу, где Аня, Саша и Алёна на пьедестале Чемпионата Европы. Казалось, что в этом нет ничего такого, но Даша уже в каждом движении Алёны видела подвох, видела грусть по старым отношениям. Она бы никогда и ни за что не сказала об этом никому, но в один из вечеров Ника сам завел этот разговор, когда Косторная пошла на кухню, чтобы принести напитков. — Даш, — Ника заметно замялся, рассматривая подушку, — а у Алёны кто-то был до меня? — В смысле? — Она встречалась с кем-то серьезно? — Спроси у неё. — Она избегает этой темы. — Значит, не было. — Ну Даш, — парень не отступал — он хотел знать об Алёне всё: от её любимого цвета до того, почему девушка любит, но отказывается есть мороженое. — У неё были отношения, вроде серьезные. Она любила, её — не особо. Там мутная история. Забей. Всё в прошлом. — Я знаю его? — Да. Алёна вошла в комнату, пытаясь удержать три стакана. Ника сразу подскочил к девушке, помогая её. Отправить за напитками Косторную с гипсом — было ужасной идеей — это они поняли уже потом. В день, когда должны были прилететь спортсмены из Пекина, Алёна предпочла вообще не быть в Москве — не хотелось видеть билборды по всему городу, не хотелось смотреть новости, не хотелось вообще присутствовать в радиусе сотни километров от происходящего. Об этом девушка позаботилась заранее — она согласилась провести мастер-класс в Петербурге. Правда, нужно было сопровождать юную фигуристку, но это уже не пугало — дети последнее время стали чуть ли не лучшими друзьями Алёны. — А ты знаешь Сашу Трусову? — уже в самолете спросила девочка, наивно и мечтательно заглядывая Алёне в глаза, — я её люблю. Она крутая. — Знаю, — Косторная предпочла бы просто поспать полтора часа, которые они будут лететь, но ребенок явно не был настроен на подобный план. — Она правда такая? — Какая? — Сильная, смелая. — Да, — хотелось поскорее закончить разговор о Саше. — Расскажи про неё, — девочка умоляюще сложила руки, — пожалуйста. — Она, — Косторная глубоко вздохнула прежде, чем продолжить, — она влюблена в фигурное катание. Наверное, она одна из тех, кто променяет всё на него. Она меняется на льду, становится женственной, особенной. Она не понимает многие образы, но старается изо всех сил. Она любит лёд. — Я видела её только один раз, у меня автограф есть! А какая она в жизни? — В жизни она сдержанная, — Алёна улыбнулась, опустив взгляд, — Саша забавно морщится, когда ей что-то не нравится, а еще по её голосу сразу можно понять, какое у неё настроение. Она очень глупо шутит, и многие даже не понимают, что это такой юмор. Знаешь, с ней очень тяжело, но если привыкнуть, то она лучший человек на свете. Она запоминает любую мелочь, всегда придет на помощь. — Вы подружки, да? — Нет, — Алёна потрепала девочку по макушке, — в спорте редко дружат. Но ты об этом не думай. Это просто у нас так получилось. Питер всегда привлекал Алёну своей красотой — он сильно отличался от Москвы, в нём было не так шумно, не так энергично. Город будто застыл, он окутывал чувством безопасности и уюта даже в холодные февральские дни. Питер не чувствовался домом, но в нём было хорошо. Алёна еще до приезда решила, что побудет еще несколько дней в северной столице, прежде чем вернется в Москву. Невероятное ощущение спокойствия и свободы переполняло душу, когда девушка ходила по центральным улицам. Она не хотела встречаться со знакомыми, не хотела ни с кем разговаривать. Она хотела понять себя и свои эмоции, проанализировать свои мысли, понять, что делать дальше. По прилете в Москву, Саша была не способна на радость, на какие-то позитивные эмоции. Саша была разбита, как никогда. Вся церемония встречи из аэропорта пролетела мимо. Крики людей, радостные возгласы, поздравления не трогали ни душу, ни сердце. Наоборот — Трусовой было мерзко от всего происходящего — наигранный пафос. Она просто рада была видеть членов семьи и своих собак. Она просто хотела поскорее добраться до дома, немного поговорить с родителями, а потом закрыться в своей комнате и обнимать любимых питомцев. Саша не готова была думать о продолжении карьеры, о смене тренерского штаба, о том, как решить все проблемы, накопленные в голове. Она отпустила всё ненадолго — на несколько дней, редко заходя в соцсети, еще реже отвечая на сообщения. Даже мало разговаривала с родственниками. А еще — игнорировала Аню, которая названивала постоянно. Щербакова просила прийти на тренировки, просила ответить на вызовы, просила перестать вести себя как ребенок. Но Трусова выбрала для себя отдых. Пару дней, за которые уйдут эмоции, появится былая сталь и трезвая голова, не отягощённая серебром Олимпиады. Родители старались не лезть, но отец настоятельно рекомендовал сходить на тренировки, еще раз поговорить с Этери Георгиевной — с ней, кстати, отношения были почти налажены — они много часов разговаривали в номере Саши, попросив Аню прогуляться. Тутберидзе не извинялась, не давала обещаний, говорила строго и чётко, лишь один раз прижав Сашу к себе. Она просто сказала, что так бывает. Так было у Жени, так было и у Саши. — История повторяется. — История не повторяется. Так просто бывает. В спорте так бывает. Лежать в закрытой комнате надоело уже через три дня. Саша много — слишком много думала, но единственная навязчивая мысль, которая приходила в голову — она скучает по льду. Лёд — не стихия, но призвание или место силы — можно считать как угодно, но тот факт, что на данный момент Трусова просто не представляла свою жизнь без него — очевиден. Трусова в один из дней просто встала с кровати рано утром, вышла на кухню и, посмотрев на удивленного отца, сказала отвезти её на тренировку. Без вопросов, без просьб объяснить свою позицию, Вячеслав кивнул. Саша, зайдя в Хрустальный, столкнулась с сильным чувством ностальгии — её сознательное детство прошло здесь. Здесь были первые победные улыбки, первые крупные ссоры, первый поцелуй, первая любовь, первые ощущения взрослой жизни. Здесь хранились воспоминания её спортивной и личной жизни. Покидать это место во второй раз не хотелось — это не было окончательным решением — Саша сама понимала это. Но пока что она не хотела уходить, хотелось побывать на тренировке, снова покататься, снова прыгать до боли в ноге, даже сходить на хореографию. Мысли бы продолжали атаковать голову, если бы не картина, которую Трусова увидела перед дверью раздевалки. Ника, нежно обнимая Алёну, целовал её в шею, шепча что-то. — Я так соскучился, ты даже не представляешь. — Я тоже скучала вообще-то, — Косторная бы поцеловала парня в губы, если бы боковым зрением не увидела постороннего человека. Девушка быстро отскочила в сторону, только потом рассмотрев, кто стоял неподалеку. Сердце девушки пропустило удар — она так давно не видела Сашу, она так давно не смотрела в её глаза лично. Лицо Трусовой было безразличным — даже если в душе был ураган эмоций — она бы ударила Алёну, если бы могла, если бы на это были хоть какие-то силы. — Привет, — Саша кивнула, проходя в раздевалку. — Саня, ты крутая, — Ника крикнул это уже после того, как дверь закрылась прямо перед его носом, — злится еще. — Да. — Так вот, — парень хитро улыбнулся, снова подходя ближе к Алёне, — я говорил о том, что соскучился. — Давай позже поговорим? — Косторная не дождалась ответа, тоже юркнув в раздевалку. Майя и Даша уже были на хореографии, Камила с Аней еще не пришли. Девушки были в помещении одни. Алёна не могла пойти ни на шаг — она просто смотрела на Сашу — уставшую, сломленную, безразличную. — Мне не жаль тебя. — Жалости мне твоей не хватало, — Трусова старалась не обращать внимания на присутствие в раздевалке Алёны, но получалось плохо. За Олимпиаду они столько раз мирились, ссорились, прошли столько, что страшно вспоминать. Саша злилась — она злилась на Алёну почти также, как у Плющенко. Её бесило в Косторной всё: даже высокий голос, который нравился, начал раздражать. — Поговорим? — Отстань, Алён. — Как у вас с Аней дела? — Никак. Алёна не могла поверить — она обрадовалась ответу. Она хотела Щербаковой только счастья, сама двигалась в сторону новых отношений, но почему в душе так предательски защемило, когда девушка услышала ответ. — Надеюсь, вы помиритесь. — Мы не ссорились. — Ладно. Косторная наконец-то двинулась в сторону лавочек, стягивая с себя куртку и кофту. Саша старалась — честно старалась — не смотреть, но Алёна притягивала взгляд. Девушка двигалась плавно, тихо, грациозно и одновременно с этим неловко, пытаясь сбросить с ноги ботинок. Живописности было мало, но Саша видела в этом нечто милое, домашнее и забытое. Вообще чувства рядом с Алёной не с чем было сравнивать. Таких эмоций Трусова не ощущала ни с кем в своей жизни — они просто находились в одной раздевалке, молчат, но при этом сердце стучало ужасно быстро. — Значит, Ника? — Саша постаралась сделать голос максимально невозмутимым, почти бесчувственным, будто она интересовалась, будет ли сегодня пасмурно. — Ревнуешь? — Косторная резко повернулась — Саша отчего-то вскочила с лавки, сокращая расстояние. Девушки стояли друг напротив друга, глубоко дыша. Они изучали друг друга заново, будто не знали каждой родинки на теле, будто не помнили, каково это — быть вместе, быть рядом. Алёна слышала свой стук сердца, отдающий в ушах, но не могла отвести взгляд. Хотела, но не могла. Они слишком долго не виделись, слишком долго не разговаривали друг с другом с глазу на глаз, а сейчас — молчали, не в силах подобрать слов. У одной — разрушенная мечта, отношения, катящиеся в тартарары, и серебряная медаль Олимпийских Игр, у второй — досрочное завершение сезона, вторая травма за два месяца и заботливый парень, который готов хоть в час ночи приехать из другого конца Москвы. Они — неподходящие, не верящие ни единому слову друг друга, отрицающие чувства, неверные уже ни спорту, ни себе, не могли начать собираться на тренировку. Мир застыл вокруг — не существовало ни Хрустального, ни города, ни мира, ни событий, от которых шли мурашки по коже, ни день рождения главного тренера. Не существовало ничего, кроме них. Трусова сделала шаг вперед — медленный и неуверенный — прямо как вся её жизнь сейчас. Хотелось обнять Алёну или ударить её, хотелось шепнуть о том, что скучала или накричать, хотелось сказать заветные слова «я тебе верю» или мерзкие «я не хочу тебя больше видеть». — Саш, — голос Алёны не был похож на повседневный, обычный, радостный. Саша подалась вперед, целуя Косторную в уголок губ. Порывисто, боязно, слишком робко. — Я не могу, — девушка не отстранялась — она осталась стоять на месте, склонив голову, — мы не можем. — Ника? — И он тоже. Аня. Олимпиада. Недоверие. Слишком много всего. — Это конец? — Саша спрашивала не только про их взаимоотношения с Алёной. Она пыталась найти ответ, что ей делать дальше. Дверь в раздевалку резко открылась — Камила удивленно смотрела на одногруппниц, переводя взгляд с одной на другую. Аня тоже была недалеко, но коллега закрыла обзор на Алёну и Сашу. Девушка медленно подошла к Валиевой, не понимая, что происходит. Алёна быстро отстранилась от Трусовой. — Поздравляю с медалью, — слишком быстрое включение в ситуацию. Алёна сделала вид, что только пришла и только увидела Сашу, — Ками, привет. Анечка, я по тебе так соскучилась. Алёна быстро подбежала к подруге, обняв её. Сердце выскакивало из груди, будто бы Щербакова застала их с Сашей во время поцелуя. Приход одногруппниц отрезвил Косторную, и ей стало противно от себя — она снова рушит отношения — и свои, и Саши с Аней. — Вернулась из Питера? — Валиева ухмыльнулась своим мыслям, уже сев на лавку. — Да. Щербакова обняла Алёну, но взглядом сверлила Сашу. Хотелось поговорить, ведь ни на одно сообщение и звонок Трусова не ответила. Хотелось просто обсудить произошедшее, понять, как они будут двигаться дальше, но в душе Аня понимала — скорее всего они расстанутся.