Вишнёвая тень

Самое сложное в любой обиде это необходимость неподвижно лежать на подходящей поверхности. Даже если это твоя собственная кровать. Мирабель лежала на животе до тех пор, пока не почувствовала, что затекла нога, а затем перевернулась на спину, глядя в потолок, разрисованный символами её семьи. После переезда девушка добавила ещё и символ Бруно: песочные часы. И – надо же было такому случиться – сейчас этот рисунок был вровень с её лицом. Вот что дядя вытворяет, а? Зачем вызвался идти к Хуаните? Или… специально хотел увидеться? Нет! Нет?.. Девушка схватила подушку, заорав в сонм перьев. За что ей эти непонятные муки? Что она вообще натворила, чтобы такое заслужить? Вчера прокляла кур Хуаниты? Погодите-ка. Мирабель поднялась, похлопав ресницами. Было такое, но… Не-не-не, это слишком. Да и извинилась ведь. Подумала, что нельзя так говорить. Это считается? Сама себе, правда, не поверила, но ведь старалась! Сейчас Бруно мило беседует со своей бывшей любовью. Неважно, что она замужем и с детьми, Хуанита всё ещё хороша, и, может быть, несчастье сблизит этих двоих, и они начнут тайно встречаться, совсем как в любовных романах мамы. Будет большой скандал, вопли и битьё посуды, а потом в глухой ночи две беспокойные души ускачут прочь из Энканто, прихватив кур, типле и мешок дядиного барахла. Мирабель залилась истеричным хохотом, колотя ногами по ни в чём не повинному матрацу. Вот уж нет. Или да?.. Пореветь, что ли? Но так просто-то слезами не зальёшься, надо придумать какой-никакой, но повод. За столом вроде собиралась, но пока бежала к себе в комнату, настрой ушёл. Да и толку-то: семья всегда гнобила Бруно. Оплакать его милование с Хуанитой? Пха! Да какое Мирабель до этого дело? Ревнует, что ли?.. Пружины кровати недовольно скрипнули, поскольку владелица резко вскочила, принявшись мерить шагами комнату. Вот это уже точно ни в какие ворота! Да, они близки и хорошо общаются, но при чём тут сердечные дела дяди? Где он, с кем он – Бруно взрослый человек и вправе обниматься… целоваться… Бам! – Ау, – Мирабель сделала шаг назад. Выбить негодные мысли, стукнувшись лбом о стену, оказалось плохой идеей. Да что он там делает такую уйму времени?! Только бы они пили кофе и беседовали, только бы так. Почему это настолько важно? Когда это стало так важно? И почему так больно?! – Хвостик, ты там? Я волнуюсь. Мирабель шумно сглотнула в попытке пропихнуть обратно сердце, взвившееся прямо к гландам: – Я… здесь. – Можно войти? Девушка в панике взглянула на измятую кровать и подушку, сохранившую отпечаток её орущего лица: – Нет! Я сама выйду. Бруно несколько удивился, увидев, что его племянница выглядит скорее разозлённой, нежели расстроенной: – Я не вовремя? Ты какая-то… взъерошенная. – Нормальная, – девушка скрестила руки на груди, рассматривая его в ответ, – Как там Хуанита? – Сказала, что переживёт. Угостила меня кофе с пирогом. – Вкусно было? – ядовито процедила девушка. Бруно недоумённо склонил голову набок: – Ну… неплохой пирог, пожалуй. – Вот как. Здорово. Теперь ты будешь столоваться там да? – С чего ты взяла, Мира? – Ну вы так долго там сидели, я и подумала, что ты переезжаешь. – Господь с тобой, нет! Да и кем я там буду? Охранником кур? Мирабель не сдержалась и фыркнула. – Иди сюда, балда, – улыбнулся Бруно, раскрыв объятья. – Как-нибудь перебьюсь, – девушка повернулась к нему спиной, и предсказатель вдруг ощутил странный импульс: чмокнуть эту демонстрантку не в макушку, а вот в это вот воинственно приподнятое плечико. – Что ж, как знаешь. А я хотел показать тебе новую посуду, но раз ты не хочешь… – А я что-то сказала про посуду? На посуду я не обижена! – Так ты обиделась? – Без комментариев! – на щеках вновь повернувшейся к нему девушки проступил здоровый румянец, – И чего ты улыбаешься, тебе весело, что я тебя защищаю, а ты уходишь лопать пироги, будто так и должно быть! – Я сбежал оттуда так быстро, как только мог! – Оно и видно, аж запыхался!.. А ну пусти меня, я не просила меня обнимать, предатель! – Кто это такой грозный и неприступный? Такой обиженный? – и не подумал отпускать её Бруно, вспоминая похожие сражения с дувшейся на него в детстве Пеппой. – У вас тут что, конкурс милоты? – не вынесла Луиза, высунувшаяся из своей комнаты, – Либо вы оба миритесь, либо я сейчас же сгребаю вас обоих и тискаю до хруста, пока не попросите пощады! – Хрусти мною сколько хочешь, – сразу же заявила Мирабель, поворачиваясь к сестре. Обнимашки Луизы обожала вся семья, и грех было от них отказываться. Не мешкая, старшая сестра сгребла и Мирабель, и дядю, пока оба не заявили, что сдаются, а после осторожно поставила их обратно на пол: – Всё, ругань устранена, а теперь идите смотреть тарелки или что у вас там. Наивсего! Оба участника несостоявшегося конфликта переглянулись. – Луиза классная сестра, – заметил Бруно. – Это точно. Как по мне, её дар не сила, а примиряющие обнимашки… Но это не значит, что я тебя простила. – Хотелось бы быть в курсе того, в чём я провинился, но, видимо, это должно остаться тайной. – Именно, – Мирабель приопустила веки, снова скрещивая руки на груди. – Возможно, красивая тарелка изменит твою точку зрения? – Бруно снова склонил голову набок, словно нашкодивший пёс. – Возможно, но я ничего не обещаю, – девушка с независимым видом пихнула его в предплечье, проходя вперёд. – Ладно, Хвостик, будь по-твоему, – усмехнулся Бруно, направляясь следом за ней. Кое-что осталось для них тайной: с третьего этажа за происходящим наблюдала Алма. Суровая и недвижимая. И думы её были мрачны. *** – Я очень надеюсь, что это стоит того, – сказала Мирабель, героически преодолевая череду ступенек, ведущих к обители дяди. – По правде сказать, я тоже, – ответил ей Бруно, отдышавшись, – Скорее всего, они уже подсохли, можно будет обжечь. Хоть бы не лопнули. – Не лопнут, – временно сменила гнев на милость девушка, – Тебе ведь уже не впервой лепить из глины… Ого! Армада тарелок красовалась прямо на входе в бункер. Мирабель поправила очки и тут же просияла: – Ты сделал… сделал… – Я использовал символы даров, вышитые на твоей юбке, – улыбнулся Бруно, – Прости, что использовал идею без спроса, но она очень меня вдохновила. – Не за что извиняться, вышло просто чудесно! – Это ещё не всё, я планирую добавить красок, и… Что такое? – А что изображено на моей тарелке? – Смотри сама, – предсказатель кивнул в нужную сторону, и Мирабель увидела, что он почему-то смутился. Девушка склонилась над сохнущей посудой. Круг в обводке из сложных лучей. Не солнце. – Это луна, – пояснил Бруно, подошедший следом за ней, – Луна, потому что… ты напоминаешь мне её. Ты не ослепляешь, у тебя нежный, приятный глазу внутренний свет. Ты не стараешься казаться лучше, чем есть, и просто светишь вне зависимости от того, полнолуние сегодня или просто тонкий серп… Как-то так. – Боже, – Мирабель шмыгнула носом, поворачиваясь к нему, – Никто и никогда не говорил мне такого. Спасибо. Спасибо, правда. Бруно протянул к ней руки, и на этот раз девушка ответила на объятья. Примирение состоялось. Слова Хуаниты о солнце и луне прозвучали в голове предсказателя, и он отстранился: – У меня ещё осталось немного глины. Слепим что-нибудь? – А можно? – обрадовалась Мирабель. – А что же мы, зря вчера изрыли весь берег? – И то верно, – девушка с интересом взглянула на то, как дядя Бруно отрезал кусок нужного размера проволокой, – Что это будет? – А что бы ты хотела? – Мне очень нравятся изящные вазочки с длинным горлышком. Можно сделать такую? – Нет проблем, – предсказатель взгромоздил кусок глины на гончарный круг, – Совсем забыл. Вон там лежат фартуки. Возьмёшь? – Да, нет проблем, – девушка быстро нашла требуемое, надев фартук на себя и помогая сделать то же самое дяде, уже испачкавшему руки, – Всё. Начинай. Как это делается? Предсказатель с улыбкой сделал шаг прочь от круга: – Нет, mi linda. Это будет твоя ваза. Не бойся, я буду тебе помогать. – Ты уверен? – с подозрением покосилась на него Мирабель. – Абсолютно. Вставай сюда. Не напрягайся, глина очень податлива, с ней нужно обходиться нежно и осторожно. Я запущу круг, а ты начнёшь делать донышко… Смочи форму водой, теперь поставь большие пальцы в центр, да… Держи-держи! Теперь стенки. – Ух ты, получается! – восхитилась Мирабель, – А теперь вытягивать наверх? – Нет, погоди, не… Заготовка предательски изогнулась, и Бруно убрал ногу с педали привода. – Я поторопилась, да? – пробурчала девушка. – Немножко. Ничего страшного, давай начнём заново. – Я не уверена, что… – Я буду рядом, – мягкие кудри щекотнули её щёку, а руки дяди легли на её пальцы, – Это почти что танец. Я поведу. Разрешишь? Мирабель почувствовала, будто где-то в её животе забилась птичка: – Да, давай попробуем. Потребовалась всего пара мгновений, чтобы их движения стали синхронными. Слова исчезли. В целом мире остался лишь кусок глины и четыре руки, которые при помощи легчайших скольжений и нажатий создавали шедевр: тонкостенную вазу, слегка напоминающую древнегреческую амфору. Время остановилось. Изделие требовалось сглаживать и изнутри. Их левые руки нырнули к донышку вазы словно единое целое. Мирабель не была левшой в отличие от дяди, и возникла небольшая заминка. Зато Мирабель отлично управлялась с внешней стороной вазы, тем временем сделав её идеально гладкой. Бруно поразился тому, как она переменила их правые руки, позволив себе повести его. Прошло совсем немного времени, а они уже доделывали горлышко вазы. Ещё немного – и всё. Кто-то должен был сказать «Готово! Отлично вышло!», но… Бруно убрал ногу с педали, и круг медленно перестал вращаться. Они оба убрали руки от глины, но не друг от друга, замерев в этом диковинном танце. Мирабель сделала первый шаг, нежно переплетя пальцы их правых рук. Бруно сделал то же самое на левой. Перед его глазами плясали искры, а в животе завязался узел, когда предсказатель коснулся носом шеи девушки, пройдясь по мягкому пушку возле линии роста волос. Мирабель не отстранилась, а лишь склонила голову набок, и Бруно ощутил биение её сердца, которое частило как сумасшедшее. К этому биению хотелось припасть губами, и, возможно, сценарий был бы воплощён в жизнь, если бы до обоих не донёсся стук в дверь и звонкий голосок Антонио: – Дядя Бруно, я нашёл коробочку для крысят!