Вишнёвая тень

Словно чуя, что нездоровое напряжение в семье стоит развеять, Луиза взяла ситуацию в свои руки самым неожиданным образом: пригласила на ужин Паоло. Это стало приятной неожиданностью для Алмы, которая собиралась осуждающе буравить глазами сына, а вместо этого была обречена изображать из себя радушную хозяйку. Впрочем, Паоло оказался настолько милым, что вскоре атмосфера за столом и правда потеплела. – Ты играешь? – спросил Бруно, заметив мозоли на пальцах парня. Тот стушевался: – Так… балуюсь на типле. Учу одну песенку… Не доучил ещё. – Он скромничает, – тут же сдала парня Долорес, – Мариано рассказывал, что Паоло как-то играл, и выходило просто отлично. Они даже на пару выступать хотели, но у нашего гостя боязнь сцены… Ой, проболталась. Простите! Мирабель бросила на кузину кислый взгляд. – А нам покажешь? – вдруг решил продолжить разговор предсказатель. – Что покажу? – Как играешь. Ту песню, которую учишь. – Я… – Я принесу тебе типле. На усеянных армией веснушек скулах Паоло выступил здоровый румянец. – Предлагаю считать, что это такое «да», – быстро сориентировался Камило, – Дядя Бруно, не возражаешь, если я сгоняю? Быстрее выйдет. – Пошли вместе, я подниму тебя на лифте и скажу, где искать. – Боишься, что я украду твое барахло? – поддел родственника лицедей. – И мои бесценные запасы пыли, нажитые непосильным трудом, – ухмыльнулся Бруно, пихнув подростка локтем в бок. Их приключения с крышами привело к тому, что за ужином Камило сел рядом с дядей, несмотря на упреждающий взгляд матери. Семья делилась на какие-то малопонятные партии, и оставалось только надеяться, что это временное явление. Типле всё же принесли, и Паоло с осторожностью взял музыкальный инструмент в руки, поглаживая его: – Какая красота. Должна быть, у этой малютки чудесный голосок. – Не сыграешь – не узнаешь, – пожал плечами Бруно, – Смелее. – Ладно, но если что, пообещайте не бить меня шлёпанцами, – явно польщённый поддержкой, Паоло положил пальцы на струны, – Кхм… Вы наверняка знаете эту песню, она называется «Я так сильно тебя люблю». На этот раз покраснела уже Луиза, и семейство деликатно отвело от неё взгляд. Судя по всему, силачка всё же попала под обаяние своего невысокого ухажёра. – Погоди-погоди, – остановил первые аккорды Бруно. – Что такое? Звучит вроде верно, – даже всполошился юноша. – Звучит-то верно, спору нет, но музыка без слов всё равно что… – оливковые глаза предсказателя уставились в небо, словно там помимо проклёвывающихся звёзд была написана ещё и подходящая метафора, – Тело без души. – Вы хотите, чтобы я… – Паоло прямо-таки вжался в стул от ужаса. – А что? Это ведь красивая песня. – Я не могу. – Давай так, – пересел к нему Бруно, – Будем жутко стесняться и краснеть вместе, испортим всё, что только можно, а потом выпросим по бокалу вина, мол, нас мало привечали, вот мы и не в голосе. Как тебе план? – Предлагаю ещё отсесть от стола. – Верное решение, юноша. Так нас будет всем видно, и, если что, удобно закидывать огрызками. Паоло захихикал: – Как не уступить после таких уговоров? – Никак, – картинно развел руки Бруно, – А теперь идём позориться. – Давайте поддержим! – захлопал в ладоши Агустин, – Бруно, Паоло, вы молодцы! Услышав, как дядя поёт что-то, начинающееся с пресловутого «te amo», Мирабель сделала всё возможное, чтобы не скончаться прямо за столом. Да, Бруно не был виртуозным исполнителем вроде Мариано, и просто по доброте душевной решил поддержать ухажёра одной из племянниц, но Мирабель буквально чувствовала, что на самом деле это нечто большее. Надумала? Может быть. Предсказатель старательно не смотрел в её сторону, но… Сердце трепыхалось так громко, что девушка удивилась, что это слышит не весь стол. Она попробовала поесть, но еда застряла где-то в горле, должно быть, закупорив собой рвущийся наружу визг. Не зная, как отвлечься, Мирабель оглянулась на Долорес, сидящую напротив, и удивилась. Когда-то давно, в детстве, Джульетта повела дочерей поглядеть на ручного ягуарунди сеньора Столедо. Дровосек подобрал его ещё котёнком, выкормил и вырастил, и теперь в его доме жил прекрасный холёный зверь цвета молотого перца, на шею которого был повязан яркий платочек. Девочки бросились гладить «кису», но ягуарунди непринуждённо взлетел на высокий шкаф, и, поняв, что он в безопасности, уставился в окно. Мирабель запомнила его взгляд, в котором читалась какая-то неявная тоска по воле, которой он даже не помнил, но чувствовал голос одичания в такие дни, глядя в окно. Именно такой взгляд был сейчас у Долорес. Песня напомнила ей о Мариано, и теперь кузина душой была возле своего возлюбленного, а не здесь. В карих глазах смешались ожидания и ещё что-то, похожее на беспокойство. Мирабель отвлеклась на припев, а когда оглянулась снова, Долорес и след простыл, хотя девушка готова была поклясться, что та направилась не в Каситу. Взгляды остальных родичей был прикован к Бруно и Паоло, и Мирабель, чуть подумав, решила не бить тревогу. Долорес взрослая, ушла помиловаться напоследок – её право. Главное, не думать, как кузине повезло. Не с Мариано, а в целом. Мирабель потратила энное количество времени, чтобы выложить мысли о тайных встречах с Бруно из головы, а когда закончила, семья уже разбредалась готовиться ко сну. – Давайте ещё разок как-нибудь споём и сыграем! – Паоло тепло пожал руку своему «соучастнику». – Почему бы и нет, – улыбнулся ему Бруно, – Если Луиза не против, конечно. – Я ему не хозяйка, – независимо скрестила руки на груди силачка, но было видно, что игра Паоло произвела на неё впечатление. Вот она, магия, доступная простым смертным. Но, похоже, не Мирабель. Цветок в волосах держался молодцом, но девушка всё равно поставила его в воду, поглаживая плотные лепестки, усеянные крошками пыльцы. Несмотря на усталость, сна не было ни в одном глазу, и Мирабель окончательно смирилась с этим, когда, ворочаясь, едва не упала с кровати. В чём дело? В песне? В пончо? В поцелуе, который казался таким же далёким, как линия горизонта? Нет, нет, какое-то странное беспокойство. Чуть подумав, девушка укуталась в шаль и выскользнула в коридор. Дом спал. В лунном свете посверкивали зубами капканы с приманкой. Не хватало попасться какому-то зверю Антонио, слёз потом не оберёшься. Жаль, что Алма не стала никого слушать. Младший из Мадригалей хоть и предупредил своих подопечных, но это всё равно животные, и бывает, что они уступают своим инстинктам. Входная дверь еле слышно скрипнула, и Мирабель замерла на ступеньках. Долорес! На дворе второй час ночи, что она… Кузина огляделась и тоже заметила её. Некоторое время они лупились друг на друга, затем Долорес приложила палец к губам, следом складывая руки в молитвенном жесте. Мирабель кивнула, заметив, что дочь Пеппы сняла туфли на входе, чтобы не топотать по плитке. Пойти бы спать, но уже никак. Долорес решительным шагом направилась к Мирабель, буквально запихнув в свою комнату: – Пожалуйста, не выдавай меня! Умоляю! – Долли, да ты что, – Мирабель так растерялась, что не могла сосредоточиться, – Я это… к себе пойду. – Нет! – движения кузины выдавали какое-то жуткое смятение. – Что случилось? Всё в порядке? Может, позвать кого-то из старших? – Нет, тс-с-с! Не так громко! – Долорес, я говорю шёпотом. Только ты у нас в состоянии услышать что-то настолько тихое. – А… Ну да, да, – кузина усмехнулась, снова принимаясь ходить из угла в угол. – Я могу тебе помочь? – Нет! Да! Я не знаю! – Давай по порядку. Сядь, я сбегаю на кухню и принесу тебе воды. – Не надо на кухню! У меня есть вода в кувшине. На тумбочке. Стакан там же. – Хорошо, – подождав, пока кузина сядет, Мирабель принесла ей то, что собиралась, заметив, что у дочери Пеппы дрожат руки, – Пей, потихоньку… вот так. – Ещё! – сразу же вернулся к ней опустевший стакан. – Ладно, – Мирабель снова наполнила посудину, но её подопечная не стала пить, вместо этого опустив ёмкость на колени. – Давай-ка укладываться спать, – девушка ласково погладила старшую родственницу по плечу, полагая, что та не будет ничего рассказывать, но Долорес вдруг произнесла: – Я совершила ошибку. – Расскажешь? – Мирабель поставила стул не напротив, а рядом с кузиной, приобнимая её за плечо. – Только никому, ладно? – Да. – Обещай. – Обещаю. – Поклянись! – Долорес, я… Да, я клянусь. Карие глаза кузины снова бездумно уставились в стакан. – Дело в Мариано? Ты была с ним? – начала Мирабель, – Он сделал что-то… – Мы сделали. Мы. Сделали то, что обычно делают взрослые люди после свадьбы. – Вы чт... – Мирабель сказала это громче обычного, и кузина закрыла ей рот ладонями: – Пожалуйста, тише! Думаешь, я не знаю, что так нельзя?! Но, но-но-но он был так ласков, целовал меня, уговаривал, что всё будет хорошо, что никто не узнает, и… Мы ведь почти женаты, мы любим друг друга! – Да всё, всё! – высвободившись из судорожной хватки, Мирабель осторожно взяла лицо Долорес в ладони, – Что сделано, то сделано. – Но я же согрешила! – Формально, вы оба, на двоих не так уж и страшно. – Я сгорю в аду, – протянула кузина. На её глазах выступили слёзы. – Вы с Мариано не первые и не последние люди, которые... –девушка сделала глубокий вдох, не веря, что произносит это, – Занимались любовью. Какое Богу до этого дело? Неужели у него больше нет забот, чем отслеживать, куда ты ходишь? – Не знаю! – Пожалуйста, успокойся. Ты сама как? Ничего не болит? – Болит. И пара синяков осталась, но Мариано не нарочно, правда! – Я всё же схожу на кухню и принесу тебе что-нибудь из маминого запасы целебной еды. – Не хочу! Пусть болит! Я не заслужила снисхождения, я согрешила! – Долли, – Мирабель раскрыла объятия, и кузина беззвучно разрыдалась, уткнувшись ей в плечо. Успокоилась Долорес только когда дочь Джульетты мысленно перебрала с десяток сценариев убийства Мариано, в число которых входили проекты и с особой жестокостью. Не верилось что этот кабан сейчас переживает и не находит себе места из-за случившегося. – Ты права… Сделанного не воротишь, – наконец, перестала хлюпать носом Долорес, утирая слёзы, – Снова всё болит. Меня словно телегой переехали. – Ещё бы, ты же наревелась. Сиди тихо, я принесу тебе лекарство. – Мирабель. Девушка оглянулась: – Да? – Я… Я никогда этого не забуду, – робко улыбнулась ей Долорес. Когда Мирабель вернулась, дочь Пеппы уже переоделась ко сну, и стояла, глядя на корзину для белья. – Господи Боже, – ужаснулась девушка, увидев его содержимое, – И ты ещё упиралась, что не будешь лекарство. Вот, ешь. – Это… Только выглядит жутко. Или нет. По ощущениям тоже жутко. Сплошной ужас. И восторг. И снова ужас. – В основном ужас? – уточнила Мирабель, контролируя, чтобы кузина съела арепу. Спасибо Бруно за разбитый нос, с тех пор «аптечка» Джульетты пополнялась постоянно. – Нет вовсе нет. Это было… невероятно. – Не понимаю. – Я тоже ещё не до конца поняла, но знаю одно: либо я расскажу это сейчас, либо я не удержусь и ляпну что-то эдакое за завтраком, и Алма меня уничтожит. – Давай обойдёмся без смертей, – Мирабель откинула покрывало с кровати, укладывая Долорес, – Вот так, умница. Я здесь. И я слушаю. С начала сбивчивого рассказа, прерываемого то слезами, то нервным смехом, прошло совсем немного времени, но когда Мирабель легла на свою кровать, каким-то чудом успокоив Долорес, было ощущение, что за плечами остались целые сутки, и за окном наступила следующая ночь. – И всё равно он козёл, – с уверенностью произнесла девушка, обращаясь неизвестно к кому, – Мог бы дождаться. Этот рассказ… Мирабель казалось, что её мозг плавится. Так странно. Опрометчиво. Дико. Нежно. Страстно и страшно. Девушка перевернулась набок, глядя на стоящую у окна лилию. Та казалась чёрной, как грех. Неудачное освещение для чего-то прекрасного. Что-то бережно коснулась позвоночника: Вишнёвая тень уложила свою хозяйку спать, а потом поерошила волосы девушки, набирая в шкуру красноватых отрезков. Так много переживаний. Так много энергии. Когда рассвет тронул силуэты гор, Мирабель всё ещё спала. Ей снились бутоны алых лилий, готовых вот-вот расцвести.