Al otro lado de las montañas

      Вернувшись в дом, Аниту ждал странный сюрприз.        Фуэга встретила её, как обычно, с самым невинным на свете видом, вот только зайдя на кухню, женщина обнаружила Раймонда и Бруно, уснувших прямо на стульях. — Что это с ними? — она забыла, что несколько минут назад была готова свалиться без сил на кресло – настолько её удивила представшая перед глазами картина. — Это ты их так укатала? — Почему сразу я? — сложила она ручки на груди. — Они сами начали носить кучу коробок, пытаясь переплюнуть друг-друга. Я лишь попросила помочь разобрать несколько... — Фуэга, ты знала, что так будет, не так ли? — Ну, может, предположила... — девочка начала водить носком ступни по полу, вырисовывая узоры. — Понятно.        Ей не хотелось ругать дочь, потому что, по-сути, мужчины были уже достаточно взрослыми, чтобы не поддаваться на провокации... Особенно на провокации ребёнка. Значит, сами и виноваты.        Анита устало перевела взгляд на настенные часы — восемь вечера. Спать хотелось ужасно, не смотря на детское время. Ей бы очень хотелось просто плюнуть и пойти в спальню, но она так не могла... Нужно постелить постель для двух дебилов, решивших посоревноваться друг с другом в перетаскивании коробок.       Тем не менее, когда женщина передвигалась по дому, она наконец-то почувствовала себя... ну... уютно, что-ли? Под ногами не валяются пустые ящики, вещи не свалены в одну кучу, а аккуратно разложены по шкафам и комодам.        И всё-таки, проходя по коридору, Анита обо что-то запнулась (скорее всего о собственную ногу) и неудачно зацепила угол небольшого столика с вазой. Та, по закону подлости, конечно же упала и разбилась, не смотря на отчаянную попытку подхватить её в полёте. — Твою ж мать...       Женщина выругалась себе под нос. По руке заструилась красная дорожка. Кровь закапала на осколки: один из них впился в кожу в районе щиколотки, доставляя дискомфорт.       Почему-то казалось, что тело её обманывает. Ей не было больно... Просто... Неприятно, неудобно, да. Неужели чувствительность снизилась настолько? Это ведь не больная нога, так почему... «Ой, да ладно. Хорошо ведь, что не болит?» — заговорил внутренний голос. Не тот, который голос разума, а который инфантильный ублюдок, нашёптывающий больные и опасные затеи. И почему-то он всегда оказывался громче.       Наверно, Анита бы так и плюнула на несчастный порез и воткнувшийся в ногу осколок... Плюнула бы и пошла спокойненько дальше по своим делам. Если бы не Бруно. — У тебя кровь.       Он застыл в дверях, не зная, как реагировать. С одной стороны, бывало намного хуже... Действительно намо-ого хуже. С другой, ему каждый раз грозит инфаркт, если он видит увечье у этой женщины. — Серьёзно? — выгнула она бровь. — Спасибо, что сказал, а то бы не заметила. — Куда ты пошла? — хоть она и попыталась намекнуть ему, что не хочет раздувать из мухи слона, мужчина стал преследовать её по всему дому. — Да сядь же! Дай взглянуть! — Ну что ты прицепился?! Правда, надоело уже! Что с вами всеми? — не выдержав напора, плотину её терпения прорвало.       Он просто попался под руку, и Анита прекрасно понимала, что безпричинно срывается на друге, но не могла остановиться. Говорила она о наболевшем: о том, как ей осточертела эта забота; о том, что может и хочет воспитать Фуэгу без всезнающих советчиков; о том, что... просто устала от того, как к ней стали относиться.       Завершила она эту несмешную комедию следующими словами: — По-твоему, мне стоило сидеть дома? Ничего не делать, завести кота или начать выращивать помидоры?! Шить пончо и готовить пироги?! Господи, с чего все решили, что я о чём-то жалею? Да, есть последствия моего выбора. — она всплеснула руками, пугая мужчину этим резким и внезапным движением. На секунду показалось, что Анита перевернёт стол или ударит кулаком в стену. Она хотела. Но сдержалась, зная, что Фуэга и Раймонд спят, а привлекать ещё чьё-то внимание к этому цирку не хотелось. — Но это мой выбор. Осознанный. Выбор. Так почему, даже зная это, все считают меня ущербной?!       Последние слова она сказала достаточно громко, но на удивление никто больше не проснулся и не пришёл.       Бруно всё это молча выслушал. Его глаза сначала потемнели на пару оттенков, становясь цвета чёрной смолы, но затем он поднял взгляд с досчатого пола на собеседнику. Та невольно отвернулась. Видеть это выражение лица, говорящее, «Что я сделал не так?» было невыносимо. Анита сжала кулаки до побелевших костяшек и отпечатков ногтей на ладонях, осознавая, что, скорее всего, сейчас довела друга. — Мне жаль, что ты так думаешь. — вдруг выронил он, почему-то виновато. Кобальеро не поверила своим ушам. Это ей надо извиняться за сцену! Что он вообще делает?        Но в следующее мгновение Бруно добил её. Он снова заглянул в её глаза, кажется, пытаясь прочитать там что-то ещё, а затем ласково улыбнулся. Улыбнулся! После того, что Анита ему наговорила. — Прости, что заставил тебя чувствовать себя так плохо...       Это слишком. Его взгляд, его слова... Он что, реально святой какой-то? Мучеником решил стать, прощающим все и вся за издевательства над собой?! Разве так можно?! Разве можно просить прощения просто потому, что кто-то обвинил тебя в том, чего ты фактически не делал? Если это называется быть святым, то не надо! Ей не нужно, чтобы он унижался ради их дружбы!... «Остановись». — Я не... — женщина почувствовала себя стервой, нет, извергом, напрасно терзающим близких людей. Совесть неустанно твердила, что она перешла черту эгоизма.       Бруно мягко её прервал. — Слушай, я ведь у сестры лепёшек попросил. Хочешь? Наверняка после долгого дня хочется чего-то сытного и вкусного...       Ха, он ещё и продолжает о ней переживать. — Не подумай, что я пытаюсь навязать тебе свою помощь... Но пойми, работа у меня такая — переживать за всех. И особенно за тех, кто постоянно лезет в пекло. — он грустно усмехнулся. — Мне остаётся только надеяться, что с вами всё будет в порядке. Поэтому, прошу, позволь мне— — Хорошо. — недослушав, сказала она и отвела взгляд в смятении. «Если так быстро согласилась, зачем было устраивать этот спектакль?» – мысленно дала себе оплеуху: «Дура!». — Только сначала нужно убрать это. — Мадригаль опустил взгляд вниз к её ступням, стараясь не задерживать его на бёдрах. — Иначе исцеление на сработает, а только навредит... — Да, знаю не по наслышке. — выдохнула она, подыскивая, куда можно сесть.       Рядом оказалась небольшая табуретка, которую использовали не как то, на чём можно отдохнуть, но как то, на что можно встать, чтобы что-то достать с верхней полки.        Анита присела на неё, опираясь руками на стенку стелажа.       Бруно помог ей снять простетские туфли с невысоким каблуком... Они уже порядком износились и натирали ей мозоли. Мадригаль поднял взгляд, находясь в неловком положении. Его ещё не покидала мысль, что он что-то делает не так.       «Можно?» — в его лице, полу-улыбке и чёрных глазах читался этот неожиданный для Аниты вопрос. Она слегка растерялась: он же не резать её собирается, в самом деле. Лишь вытащит осколок. Это не должно доставить много боли или проблем. Не должно... Но Бруно всё-равно предварительно оповестил её о том, что собирается приступить к "операции". И это совсем не выглядело, как гиперопека, и потому не раздражало. Даже больше... Она поймала себя на мысли, что наслаждается этим моментом. — Всё нормально. — наконец подтвердила Анита вычурно спокойно и безэмоционально, словно ей было не важно, что происходит. — Только постарайся зафиксировать ногу. — Мадригаль ловко подцепил пальцем стеклянную занозу, медленно начал вытягивать её из бронзовой кожи. Он солжёт, если скажет, что по его спине не пробежались мурашки, когда он коснулся бархатной щиколотки и аккуратной, но покрытой мозолями и мелкими шрамами лодыжки.        После двух лет. Он снова чувствует её. Чувствует, что она рядом.       Большего и не надо. Только видеть, что с ней всё хорошо, и помогать. Будь это возможно, за то, чтобы Анита прожила долгую и счастливую жизнь, он продал бы сердце вместе с душой. Всё что угодно, только бы так было всегда... — Спасибо... — она немного подвигала ногой. Та совсем не болела, и дискомфорт тоже ушёл, будто действительно по волшебству. Но лепёшку она всё же съест (хотя-бы потому, что Анита очень любит стряпню Джульетты).       Повисло неловкое молчание. Нужно было что-то срочно сказать. Что угодно. Иначе он не выдержит. Так близко. Так тихо и спокойно. Она услишит, что у него сердце ломает грудную клетку. Или почувствует напряжённую атмосферу и уйдёт в свою комнату до самого утра... Что-то, ну же, хоть что-то! — Скажи... — он набрал побольше воздуха в лёгкие и выпалил, как на духу. — Почему ты нарушила слово?— выронил прежде, чем осознал это. — Что? — вновь удивилась она. Произнося это, голос Бруно предательски дрожал, и женщина быстро уловила эти нотки волнения.       Хотел сказать, что ей послышалось, но отступать было поздно. Тем более, что он очень хотел поговорить с ней об этом. — Ты нарушила своё слово. То обещание, которое давала два года назад. Помнишь? — его вид стал мрачным, как погода во время свадьбы Пеппы... М-да, неудачное сравнение.        Глаза Аниты расширились, а губы едва заметно дрогнули. — Я всё помню... — облегчение, которое она испытала секунд десять назад, также сменилось нависшей тучей. Теперь оба находились под навесом свинцовых облаков. Настроение стремительно падало вместе с температурой в комнате. — И... Ничего не хочешь сказать? Чтобы прояснить: я не жду извинений. Просто хочу узнать, как ты к этому относишься... — он пристально смотрел на неё снизу-вверх пытливым взглядом, как ребёнок смотрит на лживого взрослого, нарушевшего свой же запрет.       Анита обещала, что не исчезнет. Но она снова сделала это. Дважды. Сначала улетела на два года, а потом ещё это... У неё что, дромомания?! Обязательно систематично находит причину и пропадает с радаров, а куда, на сколько и зачем — угадайте сами! — Я не... не знаю. — выдавила она сначала. — С одной стороны, я помогала в борьбе против всемирной угрозы... — что было довольно уважительной причиной, между прочим. И ему этого мало? — Но с другой... Я подвела тебя. Снова.       Увидев её искренне печальный взгляд с зададками слёз, Бруно стушевался. Не хотел он этого. Совсем не хотел. Обвинять кого-то, выпытывать... Это точно не его. На душе стало поганенько ещё больше, как будто в груди разрастается плесень... Но уже поздно. Ему надо знать. — Но ты так и не сказала, почему сделала такой выбор. Надеюсь, это не из-за того, что я... — Мадригаль запнулся. Слова комом встряли в глотке и не желали выходить наружу... Получился в итоге какой-то сжатый обрывок того, что он хотел сказать изначально. — Что... Я... Когда мы были... Когда тебя, то есть, меня застрелили и... В общем, того, что я тогда тебе сказал?       Анита недоумевающе посмотрела на него. — А что ты сказал?        Её вопрос прозвучал, как гром среди ясного неба. Как скрежет металла о металл. Как громкий гонг, возвещающий о стихийном бедствии.        Бруно не мог поверить своим ушам. — Что я... Стой, почему ты... Я думал, что сказал достаточно чётко. — если это то, о чём он думает... О, это самое глупое, самое бессмысленное и самое жалкое, что он делал. — Вообще-то, я ничего не разобрала. И вряд-ли вообще хоть кто-то бы смог, потому что ты едва шевелил губами... У тебя же практически вся кровь от головы отлила. — напряжённо сказала Анита, потому что вспоминать такое ей совсем не хотелось. Благо, она на него не смотрела, иначе бы увидела, как на лице друга сменяются несколько эмоций сразу.       Бруно поник. Два года он думал, что женщина снова сбежала из Энканто, потому что её напугало его признание! Он даже полагал, что Аните настолько далеки романтические чувства и их проявления, что она просто не смогла больше переносить его вида! Что один взгляд на Бруно у неё вызывает приступ отвращения и тошноты. Подобные мысли спать не давали ночами, и он молился, чтоб время повернулась вспять: тогда бы он ничего не говорил и всё бы было, как раньше. Но нет! Всё куда проще — в пелене предсмертных галлюцинаций он решил, что его бубнёж кто-то смог разобрать...        Причина, почему Анита снова ушла, была действительно не в нём. Она не лукавила, когда говорила, что вклад каждого необходим для победы (и в этом они очень скоро убедились). Её мотивы для поступков всегда были намного выше. Намного благороднее. Недоступными для простых смертных без великих амбиций.        Как ужасно нелепо он себя почувствовал. Словно клоун, рассказавший несмешную шутку на огромной публике... И в то же время от сердца отлегло — знал бы кто-то, как много времени Мадригаль провёл, обдумывая каждое слово, чтобы объясниться с Анитой. Чтобы как-то оправдаться. Солгать, что ничего такого не имел в виду...        Теперь всё встало на свои места, и он смог выдохнуть с облегчением. Полегчало и женщине: она вновь надела туфли и жестом пригласила друга на кухню. Тот отказываться не стал, по понятным причинам.        Разумеется он тоже хотел поесть еды Джульетты. *** — М-м, вкусно. — девушка расслабленно прикрыла глаза.        Запах выпечки дурманил, а вкус окончательно заставлял провалиться в какую-то прострацию, где нет никаких мирских тревог. Только любовь, забота и сладкие булочки. Кто-то на полном серьёзе живёт лишь ради последнего, и этим кем-то время от времени становилась Элисия. — Рад, что порадовал тебя. — промурлыкал ей в макушку Камило.       Ему очень хотелось сесть рядом с девушкой, уткнуться в её белые волосы, но у него ещё была не закончена уборка. А если он её не доделает, никакой ласки и любви точно не получит. Поэтому парень продолжал оттирать кухонные шкафы и столешницы после своего кулинарного эксперимента.       Ему хотелось научиться готовить. Если не потрясающие шедевры, то хоть что-то... И тогда Камило пошёл умолять тётю его обучать. Та без вопросов согласилась, вот только потом... Удивительно, как кухня осталась целой, учитывая, сколько раз он сжигал очередное блюдо. С лазаньей Камило не справился. С мясом тоже. Даже салат нарезал совсем не красиво, хотя это в принципе невероятно сложно – испортить такое простое блюдо!       Но потом оказалось, что у парня талант к выпечке. Пироги, плюшки, рогалики – всё шло на ура! За три недели он научился всем приёмчикам тёти, и та даже дала ему рецепт, по которому сейчас он и приготовил сей невероятный шедевр.       Элисия была в восторге. То, ради чего он так старался. Видеть эти эмоции на её лице...       После приятного ужина девушка, казалось, собиралась сразу лечь спать, ну или на крайний случай почитать что-нибудь. Она за этот день порядком вымоталась... Не так конечно, как Мирабель, храпяшая в соседней комнате без задних ног, но всё же.        Элисия почувствовала, что соскучилась по парню. По его тёплому телу, нежным словам, родному дыханию. Из-за школы они совсем перестали проводить время вместе. А теперь ещё и эта... проблема.       Их ждало великое будущее. Но оно пугало. — Ты чего? — немного озадаченно спросил Камило, когда девушка поймала его за рукав, а затем притянула к себе. — Соскучилась. А ты нет? — она подняла к нему синие, как иней, глаза, и у паренька мурашки пробежали по коже. Чёрт, он всё ещё смущался, когда она так делала. Когда пристально и изучающе на него смотрела, а потом вдруг резко приближалась, вовлекая в лёгкий поцелуй.        Они коснулись губами нежно, совсем невинно. Затем Элисия обхватила его за шею и удлинила время поцелуя. Постепенно они перешли на быстрые, жадные касания, иногда прикусывая губы друг-друга, а иногда почти задыхаясь. — Стой, а как же Мирабель? Она ведь в соседней комнате... — ему не хотелось прерывать этот волшебный момент, но совесть взяла своё. Да, приводить кузину в дом, а потом будить её ночью странными звуками весьма... не этично. Камило просто не мог промолчать. — Ну мы же не будем делать это здесь! — недовольно шикнула на него девушка, кивнув головой в сторону лестницы. — Пошли уже!       Комната Эли была самой обустроенной и тёплой. В ней девушка, могла закрыться от всего мира. Часами напролёт читать книги или изучать что-то под микроскопом.        Камило усадил её на туалетный столик, не разрывая поцелуя. Руки гуляли по всему телу, обводя плавные изгибы талии и бёдер, заглядывая под её кардиган и рубашку. Эли начала расстёгивать своими тонкими и слегка дрожащими пальцами пуговицы. Затем стянула с себя бельё и приступила к парню. Он помог ей снять свой верх, открывая вид на стройное и подтянутое тело: сильные плечи, вытянувшуюся за два года спину и грудь, плавно перетекающую в мышцы пресса.        Ему пришлось потрудиться, чтобы поддерживать хорошую форму, а не то бы округлился, как папаша. Но Камило был настроен очень серьёзно. Он делом показывал свой настрой Эли, раз за разом доказывая свою любовь и преданность...       На самом деле, девушке было это не нужно. Она бы любила и Камило с животиком, и Камило, не умеющего готовить... Но парень уже впитал в себя модель отношений родителей, в которых супруга постоянно сомневалась, а супруг должен был из кожи вон лезть, чтобы заслужить доверие. И самое странное, что оба без ума друг от друга, но всё-равно продолжают бессмысленные догонялки...       Камило уже начинал подозревать, что это какая-то подстава, и так быть не должно, но пока не мог переучить себя, хотя Эли ему в этом помогала. Время от времени девушка заводила разговор об их отношениях, говоря, что всё хорошо, что у них много планов на совместное будущее, но он не переставал опасаться чего-то, не понятно чего...       Камило поднял её на руки и прямо так плюхнулся спиной на кровать. Эли тихонечко засмеялась. Она наклонилась, чтобы снова поцеловать его, но не могла остановиться, выдыхая ему в губы сдавленные смешки и дальше. Тогда парень в шутку сделал сердитый вид, и рывком перевернулся, оказавшись сверху и сгребая под себя девушку. — Ну что ты смеёшься? Я же обижусь. — он наигранно свёл брови, делая такую моську, что Эли уже не могла сдерживаться. Девушка звонко начала хохотать, и тогда парню пришлось впиться в неё губами. Когда она немного успокоилась, он оторвался, но стал покрывать поцелуями шею, затем плечи, потом грудь, живот... Эли издала тихий стон. Некоторое время эта прелюдия заставляла её тяжело дышать, зажмуривать глаза и сдавливать голову Камило ногами. Волна наслаждения прокатилась по телу, и тогда парень вернулся к лицу любимой, довольно улыбаясь. — Ну что, я преуспел? — хитро сверкнул он взглядом. — Весьма. Но я бы предпочла посмотреть, как ты справишься с основным блюдом...        Он понял намёк и не стал тянуть. Последовал первый толчок, потом второй и третий. Сначала всегда плавно и деликатно, как его учил отец... Да, тот неловкий разговор вспоминать сейчас было ошибкой, аж настроение игривое улетучилось, но Камило тогда вынес для себя много полезного. Удовлетворение девушки – это определённо то, в чём лучше последовать совету... А Феликс явно был не промах, хотя-бы потому что у него с женой трое детей, причём последнего они завели, когда обоим было далеко за сорок.        Камило сменил положение, чтобы ускорить темп. — Стой!... Я ведь!... Ох! — она невольно округлила глаза, глядя на закрытую дверь. — Я не могу молчать! Тогда мы точно разбудим...       После очередного толчка Эли едва не вскрикнула, но вовремя успела зажать рот руками. В таком положении она пробыла до самого конца, и даже ещё немного потом, на всякий случай.        Камило обмяк и плюхнулся рядом, притягивая в объятия. Так тепло, так хорошо... Но как же, чёрт побери, всё это выматывает. Теперь она точно завалится спать.