Глава четвёртая Предрождественские встречи Габриэля Бомгарда
Fame comes, fame goes. A.R. Rahman
Fame itself... doesn't really afford you anything more than a good seat in a restaurant. David Bowie
Габриэль Бомгард был не просто вне себя от гнева, больше того – он был в ярости, в бешенстве! С самого начала всё в этом поганом городе не за-ла-ди-лось! Будь проклят чёртов Лондон – с его пропахшими бензином лужами, которые подстерегают тебя едва ли не у выхода из аэропорта! И чёртов Хитроу будь проклят тоже – с его тупыми, медлительными служащими, неповоротливыми тележками, лезущими под ноги туристами и едва плетущимися кэбами, которые имеют наглость драть с тебя втридорога! Провалитесь в преисподнюю, сволочи, вот где всем вам самое место! Горите в аду!.. "И зачем только вернулся? Зачем согласился?!" – в который раз вопрошал про себя мистер Бомгард, пока, неистово тараща глаза и не забывая держать осанку, озирался в поисках свободного такси: представители принимающей стороны, будь эти гады тоже трижды прокляты, традицией meet & greet поступились. Не потрудились, видите ли, английские холуи прислать за ним (уважаемым, на минуточку, деятелем театра и кино!) машину – в том заключалась ещё одна из причин вполне оправданного негодования артиста. Ох, он им выскажет! Он им сто-олько всего выскажет! Сразу вспомнят, кретины, с кем имеют дело! Он Габриэль Бомгард, а не какой-нибудь малолетний хлыщ из артхауса, ни одной вшивой собаке не знакомый! По милости организаторов, с позволения сказать, гастролей он чуть ли не девять часов трясся в экономклассе и сорок минут стоял у ленты – в очереди! – как форменный идиот или простой смертный, в ожидании прибытия багажа! Невиданное дело! Габриэль Бомгард среди потных коммивояжёров! Это скандал! О-о-о, он ещё отыграется на бывших соотечественниках! Он им устро-оит! Не будь он в публичном месте (читай: посередь мокрого и скользкого тротуара), мистер Бомгард обязательно выругался бы нецензурно и погрозил бы в бесконечность мощным кулаком. Но, во-первых, он был персоной публичной. Во-вторых, не хотелось привлекать к себе лишнего внимания, так что господин артист с несвойственной ему стойкостью сдерживал низменные порывы и молчал, лишь по сторонам зыркал недобро: где ж ебучий кэб запропастился?.. Спустя четверть часа он с упорством Сизифа и строгим, исполненным решимости ликом проталкивал пухлый кожаный саквояж на заднее сиденье чёрного такси: багажник уже оккупировали актёрские чемоданы покрупнее. – Первый раз в Лондоне, сэр? – с дежурной улыбкой осведомился водитель, чем-то отдалённо напоминающий кэбмена из сериала "Шерлок" ВВС, и, не дожидаясь ответа, сел за руль. Тут бы мистеру Бомгарду напрячься и задуматься о жизни своей... Но Габриэль Бомгард британских телесериалов не смотрел с тех пор, как двадцать два года назад уехал из родного Тадфилда в Штаты. Великому британцу Камбербэтчу он втайне люто завидовал и желал гадёнышу переломать себе где-нибудь на красной ковровой дорожке обе ноги, поэтому с приключениями высокоактивных социопатов на рубеже двухтысячных знаком не был. Чуть отвернувшись от разделяющей их с шофёром прозрачной перегородки и не переставая при этом по-американски скалиться во все тридцать два истово отбеленных зуба, мистер Бомгард вполголоса процедил: – Заткни свой тупой рот и сдохни уже! Стекло медленно поехало вниз. – Вы что-то сказали, сэр?.. – водитель был неизменно вежлив. Звук [r] истаял в конце обращения, оставляя по себе глубокое, утончённое [ɜ:]. Именитый актёр был почти готов убить мерзавца просто за то, что тот существовал на свете, приветливо улыбался незнакомцам, говорил с тем характерным мягким выговором, который он, Габриэль, столько лет травил, дабы сойти в Майами за своего... но главное – за то, что этот несчастный лондонский водила его, Бомгарда, чьё имя ещё недавно гремело, отчаянно не узнавал. – Отель "Ритц", – буркнул Габриэль Бомгард и прибавил мелочно-ядовито: – Чек в конце поездки не забудьте. – Конечно, сэр, – кивнул водитель, ничуть не смущённый грубостью клиента. – Приятной поездки, – он вновь поднял стекло. Уставившись на мутный урбанистический пейзаж за окном, Габриэль Бомгард хмурился и морщился с каким-то внутренним отвращением: "Ритц" он, естественно, позволить себе не мог... Но не позориться же перед шофёром!.. Вдруг всё-таки узнал, а вида не показывает? Помаявшись пару минут, он вытащил из кармана серого кашемирового пальто тринадцатый айфон и набрал в мессенджер короткое: "Прибыл. Еду". С вытянутого экрана на мистера Бомгарда взирали неумолимые цифры: 21 декабря 2021. Если бы дело было лет пятнадцать назад, он вдоволь попестовал бы свой джетлаг в горячей ванне, потом, на ходу отбиваясь от вездесущих фанатов и папарацци, забурился бы в какой-нибудь шикарный бар, где пропустил бы пару аперолей в компании старушки Нуттер, подруги его юных дней. Однако мир жесток и несправедлив: давно уже ни приличных ролей, ни приглашений на телешоу, следовательно – никаких визжащих фанаток или слепящих фотовспышек... Если не случится пробок (а они обязательно, по закону подлости, нарисуются), он успеет разве что перекинуться парой слов с Агнес, бросить у неё в офисе вещи... Ведь нынче вечером Габриэль Бомгард даёт мастер-класс по сценической речи и актёрскому мастерству где-то в Сохо. "Зачем вернулся? Зачем согласился?" – во второй раз за утро спросил себя уважаемый деятель театра и кино, кривясь, словно от острой зубной боли. Чёрный кэб неспешно полз в потоке машин. Начинало накрапывать. Глядя на бегущие по стеклу капли, за которыми пейзаж казался размытым, будто акварель импрессиониста, Габриэль Бомгард с чувством прошептал: "Ненавижу Англию," – и, откинувшись на широкую спинку сиденья, закрыл глаза.***
Эзра Фелл кудрявым вихрем ворвался в "Старбакс". – Привет-привет! Я сегодня вовремя! – возвестил он с порога. Эрик искоса взглянул на напарника; несмотря на напускную бодрость, Эзра выглядел готически-бледным и по-майеровски осунувшимся: под серо-голубыми глазами залегли тени, в уголках губ наметились предательские морщинки, а щёки ввалились, точно у оголодавшего вампира. – Как твоё ничего, херувим? – Диздимен сделал вид, что занят проверкой накладных. Шариковая ручка в его смуглых пальцах нет-нет да подрагивала – Эрика уж не первый день лихорадило. Иногда ему казалось, что бесконечная простуда – его естественное состояние здоровья и души. – О... Ты просто не представляешь! – вскричал Эзра, извлекая из рюкзачка свежепостиранный коричневый фартук. – У меня вчера была вторая лекция по сценической речи, а уже сегодня вечером – практическое занятие!.. – И каков на вкус гранит науки? Грызть не надоело? – спросил Эрик, откладывая в сторону бумаги. – Заварю-ка я нам по чашечке, пока никого нет. Тебе с молоком? – уточнил он скорее для проформы (херувим чёрного кофе отродясь не пил) и потянулся к пакету с зёрнами. – Да какое надоело?! Скажешь тоже! – Эзра, блестя глазами, придвинулся поближе и зашептал, что прозвучало весьма нарочито и нелепо, поскольку не было ещё семи утра и кофейня пустовала: – Мне кажется... – начал он, – ну, я могу, конечно, ошибаться... только теорию успел прослушать... и так мало... но у меня такое впечатление, словно, во-первых, это всё не больно-то сложно, знаешь ли. Лектор нам раз двадцать повторил: надо вложить душу, быть искренним, показывать свои истинные эмоции, прочувствовать текст... думаю, у меня могло бы что-то путное выйти... не высшая математика, если честно... А во-вторых, – приняв из рук Эрика чашку с латте, Эзра благодарно кивнул и тотчас же продолжил: – Ты только не смейся! У меня бы, наверное, получилось... ну... в универе учиться. На лекциях я прямо каждое слово успевал записывать, потом к Ане и ребятам как на крыльях летел! А оттуда – домой!.. Шесть кварталов пешком – я даже не заметил, представляешь? Только и думал о том, что нам рассказывали!.. – Ну... отчего же нет, может, поступишь ещё куда... – Диздимен зябко дёрнул плечом; кофе, несмотря на плотную чуть тёплую молочную пенку, неприятно обжигал язык, точно кипяток, кончики пальцев при этом предательски леденели, а щёки как будто горели. – Какие твои годы... – протянул он отстранённо и сделал осторожный глоток своего капучино. – Эрик?.. – Эзра тронул друга за локоть. – Ты сам-то как? – А что я? Я нормально! Лучше всех! – тут же принял он оборонительную позицию. – Вид у тебя... больной слегка, уж прости за прямоту, – Эзра Фелл быстро сполоснул чашку в раковине за стойкой. – Тебе кажется, – Диздимен опасливо покосился на не по возрасту проницательного херувима. – Ты... это... отгул взять не хочешь? Неофициально. Я тебя перед начальством прикрою, если что. Авось, сегодня босс не заявится... Я тут один управлюсь, пожалуй... Смену тебе засчитают: я твой бейджик в конце дня прокатаю. А ты б дома отоспался... в тепле, – пробормотал Эзра, отводя взгляд. То, что он предлагал напарнику, вполне могло стоить им обоим работы. Однако сначала об этом чужие должны прознать, а они оба не из болтливых. Да и впервой ли?.. Эрик глубоко вздохнул и принялся с остервенением полоскать свою посуду: трижды намылил, четырежды промыл – ни один вирус не устоит. Вдоволь посозерцав хромированные панели вокруг раковины, он наконец с расстановкой выговорил: – Слышь, херувим, не искушай... я б, пожалуй, и согласился на твою аферу. Неохота тебе врать: дружим же как бы... Чувствую себя в последнее время не ахти: из гриппа в простуду — и обратно... Но сам посуди, – он перевел сбившееся от длинного монолога дыхание, – дома семеро сиблингов – мал мала меньше! – по лавкам. Мне им бациллы свои тащить на кой? Да и мать пытать станет: что да как, зачем да почему... Нафига козе укулеле, она и так весёлая... – закончил Диздимен тоскливо. – Шёл бы тогда к Санчо. Приляжешь хотя бы, – тут же нашелся Фелл. Эрик задумчиво почесал в затылке: предложения херувима были одно заманчивее другого, да и в глаза словно песка насыпали. Наверное, и правда стоит ненадолго припасть к продавленному бочку старины Санчоса... Благодарно сжав запястье напарника, он рывком стянул с себя фартук и направился к неприметной дверце в углу: – Спасибо, чувак, ты просто ангел какой-то... Зови, если народ попрёт, не геройствуй – никто всё равно не оценит! С этими словами Эрик юркнул в подсобку, уже предвкушая, как завернётся во все пледы разом и буквально полчасика... совсем немножечко подремлет.***
Следует заметить, что, согласно трудовому законодательству, сотрудникам "Старбакса", как и всем им подобным, была положена зона отдыха, где желающие ежедневно могли скоротать сорок пять минут обеденного перерыва, а некурящие – ещё и по десять минут каждые два часа. В кофейне на Беркли, 52 роль такой зоны выполнял закуток, оккупированный странной парой: у дальней стены притулился ярко-оранжевый икеевский дерматиновый диванчик, сбоку от него – книжная полка с откидным столиком, в подвешенном состоянии напоминающим грустно трясущийся старческий подбородок, – творение неизвестного, но явно страдающего каким-то психическим расстройством британского дизайнера. Эзра упорно называл диванчик Санчо, а печальную полку с прицепом – Идальго. Никто не знал почему. В недрах Идальго навеки поселилась убитая, неизвестно кем и когда забытая зарядка для макбука, компанию ей составляли полтора десятка книжек в бумажных обложках – какую бы фигню посетители, дочитав, ни разбрасывали по залу, Эзра Фелл всё методично собирал и складировал в подсобке. На сокровища, естественно, рассчитывать не приходилось – так, лабуда всякая: Арчер, Шанталь... Изредка, правда, мог томик Кинга или Янси перепасть. Что до пухляка Санчо, подушками несчастного природа обделила, но зато на узком подлокотнике обреталась аккуратная стопочка дешёвых синтетических пледов с русалочьей эмблемой – когда-то планировались столики на тротуаре, "как в парижах", но управляющий быстро смекнул: не при здешней погоде. Столики уехали на другую точку, а мягонькие пледики – к радости бариста и официантов – остались. Скрутив пару пледов похуже наподобие подушки-валика, Эрик с тихим стоном опустился на диван: старина Санчо скрипнул, а потревоженный Идальго вздрогнул – откидной столик мелко затрясся, запричитал, зашамкал. В тщетных попытках унять озноб, под оставшимися пледами Эрик подтянул колени к груди, сворачиваясь в позе эмбриона. Уже начиная потихоньку проваливаться в вязкий горячечный полусон, он пообещал себе всё-таки позвонить по указанному в Эзрином буклетике номеру.***
– Остановите на углу Беркли и Пикадилли! – рявкнул Габриэль Бомгард, опуская стекло, отделяющее его от шофёра. – Но сэр, подъезд к "Ритцу" немного в другой стороне... – начал таксист с сомнением. – Неважно. Изменились планы, – перебил его уважаемый артист. – А ваш багаж?.. Он довольно объёмный... Не лучше ли вызвать носильщика? – не отставал до омерзения вежливый и предупредительный кэбмен. Ах, до чего же Бомгарду хотелось врезать по этой очкастой морде! На чаевые, небось, водила напрашивается?! У-у-у, будут ему чаевые! – Сам разберусь, – процедил актёр, почти не размыкая губ, и немного погодя прибавил: – Спасибо. Благодарность в его исполнении прозвучала почти инвективой. Выйдя из такси, Габриэль Бомгард тотчас же раскрыл заранее припасённый необъятный зонт: пальто замочить ещё не хватало. Агнес Нуттер ответила аккурат после третьего гудка: – Уже приехал? – спросила она отрывисто, презрев приветствия. – Я на встрече... – Ничего, подожду, время есть, – отозвался Бомгард. Что ему по-настоящему нравилось в Агнес, так это её умение вести себя и разговаривать так, будто они только с утра виделись, хотя с последней встречи могли пройти месяцы... или даже годы. – Где тут кофе выпить? – "Старбакс" на углу Пикадилли помнишь? Как освобожусь – подбегу, – подруга мятежной юности дала отбой. Погрузив чемоданы один на другой и половчее перехватив кожаный саквояж, Габриэль двинулся в сторону кофейни.***
"Старбакс" встретил мистера Бомгарда гомоном и типичной для буднего дня суетой. За стойкой электровеником носился единственный бариста – улыбчивый, белобрысый, лохматый и неприлично миловидный. Пристроив поклажу возле свободного столика, Габриэль с долей снобистского удовлетворения изучил меню на грифельной доске: да уж, по сравнению со Штатами здесь было скудненько и бедненько. Не тот размах... Когда подошла его очередь, Бомгард, глядя поверх головы блондина (что было несложно – мальчик был невысок), продиктовал: большой капучино на обезжиренном миндальном молоке, добавить шот эспрессо. Он быстро приложил айфон к терминалу и уж было отвернулся, когда вдруг услышал потрясённый вздох и тихое "О-о-ох!..". Бариста смотрел на мистера Бомгарда огромными, полными изумлённого восторга и священного ужаса глазами. Так, наверное, могла Дева Мария взирать на архангела Гавриила. Габриэль Бомгард на мгновение ощутил, как под пальто на нём пробиваются сверкающие латы. Это было... приятно. Почти забытое чувство величия, всемогущества даже. – Простите, сэр... – проблеял бариста: ни дать ни взять – кудрявый барашек из рождественской пьески! – Я не уточнил вашего имени, чтобы персонализировать заказ... но я думаю, оно мне и так известно. Вы ведь Габриэль Бомгард?.. – спросил он с придыханием и поднял на господина артиста боговдохновенный, полный обожания взгляд. Габриэль снисходительно кивнул: слова были излишни. – Принесу кофе прямо вам за столик, – шепнул мальчишка, заливаясь лёгким румянцем. – Сию минуточку, сэр! Ваш чек, сэр! Рады вам в "Старбаксе", сэр! Приятного дня!.. Габриэль Бомгард не стал дослушивать детские восторженные излияния. Бросив через плечо скупое "спасибо", он, исполненный самодовольства, вернулся за столик и лишь тогда позволил улыбке достигнуть краешка капризного рта: "Ничего, Гэйб, рано списывать себя со счетов! Мы ещё повоюем, старик!.." Обслужив последнего клиента, терпеливо дожидавшегося у стойки минут десять, Эзра позволил себе перевести дух и исподволь полюбоваться на знаменитость, почтившую присутствием их скромное кафе. Он не мог поверить своим глазам! Сам Габриэль Бомгард – звезда "Чёрного зеркала"! – задумчиво потягивал кофеёк, с комфортом расположившись в плюшевом креслице у окна! Только сейчас Эзра осознал: это правда, великий Бомгард в Лондоне, и он, недостойный Эзра Фелл, узрит его ещё как минимум три раза – на практических занятиях мастер-класса! До ужаса захотелось хоть с кем-то разделить свою радость. Эзра внимательно оглядел зал и Беркли-стрит за широким стеклом витрины: потенциальных посетителей или не удовлетворённых сервисом гостей не наблюдалось. Недолго думая, он бросился в подсобку: заодно о здоровье напарника справится... Было уже три пополудни, а бедолага Диздимен с семи утра не показывался. – Эрик!.. – позвал Эзра Фелл вполголоса. – Как ты? Попить принести? Ты просто не представляешь, кому я сейчас кофе готовил!.. Под ворохом пледов произошло непонятное шевеление, послышался сонный голос: – Уже встаю, мам... ещё минуточку... Ты пока одевай мелких... в садик... отведу их сам... Мириам дракона в рюкзак не забудь... положить. – Эрик! Просыпайся! – прокричал Эзра, бесцеремонно стаскивая со своего друга плед. Это он зря... Диздимена бил озноб: его щёки пылали – аж красные пятна проступили на смуглых, высоких скулах. – Господипомилуй! – воскликнул Эзра по старой привычке, опускаясь на колени подле товарища, дрожащего на рыжем боку Санчоса. У стены испуганно затрепетал Идальго. – Эрик, дорогой мой, да у тебя жар! Ты весь горишь!.. – Эзра Фелл заметался было по подсобке, но быстро взял себя в руки. – Погоди... у меня есть аспирин. Потерпи, хороший мой, сейчас принесу! Коротко огладив горячий лоб напарника, он кинулся обратно в зал. У стойки весьма ухоженная брюнетка неопределённого возраста со скучающим видом изучала листовку с сезонным меню. Эзра едва успел нацепить дежурную улыбку: – Добрый день, милая леди! – воскликнул он с деланым радушием. – Прошу покорнейше меня простить, я сейчас к вам вернусь. Буквально минуточку, буквально пару секунд! Последние слова он договаривал откуда-то из-под стойки, где, согнувшись в три погибели, потрошил свой рюкзачок на предмет аспирина.***
Дорогой друг, нам с вами под силу остановить время! Агнес Нуттер даже не заметит, поверьте. Дадим юноше возможность помочь своему другу? Вы ведь не откажете? Да, мой славный читатель, Эзра Фелл на удивление запаслив, ведь в свободное от помола кофейных зёрен время он работает с подростками, которых бессердечное общество огульно окрестило трудными, и учит их выживать в Лондоне – баснословно дорогом, холодном, жестоком и готовом перемолоть их юные косточки в муку. Конечно, в парусиновом рюкзачке не только зачитанная книжка да дырявый бумажник хранятся. Если хорошо поискать – там обязательно найдутся и таблетки от головной боли, и флакончик антисептика, и упаковка пластырей, и даже пара презервативов; возможно, если копнуть поглубже, обнаружатся ещё бальзам для губ, зажигалка, перочинный ножик, иголка с нитками, пачка мятных пастилок и крохотный – размером с кулачок – плюшевый осьминог (на удачу)... И наконец аспириновые шипучки – обязательно. Ну что, запускаем время? Спасибо!***
Эзра бросил таблетку в высокий стакан для холодных напитков и щедро залил её водой прямо из-под крана. – Простите, мадам, ещё раз. Уже бегу к вам! – крикнул он, успев отвесить посетительнице полупоклон, и поспешил обратно в подсобку, где стучал зубами его друг и напарник. – Эрик! Вот, выпей это. Укрывайся и ни в коем случае не вставай! Клиента отпущу и зайду тебя проведать! – Эзра дождался, пока полубессознательный Диздимен сделает добрый глоток, и ретировался. – Ещё раз прошу простить меня... – он перевёл дыхание, втуне надеясь, что незаметно. – Чего изволите? – Двойной американо и тыквенный маффин с апельсиновой цедрой, – дождавшись, пока отомрёт терминал, дама достала из крошечного кошелёчка Furla платиновую карту Visa. – Принесу вам за столик, – откликнулся Эзра, провожая женщину взглядом. Она села напротив великого Бомгарда.***
– Ты потолстел, Гэйби, – усмехнулась Агнес Нуттер почти ласково, без тени иронии. – Ты постарела, Нес, – не остался в долгу Габриэль Бомгард. Всё своё мастерство лицедея он вложил в то, чтобы в тоне его не прозвучала омытая ностальгией меланхолическая тоска. Это был старый танец, где шаги были известны обоим – да так хорошо, что они сплясали бы в полной темноте на раскалённых углях. – Как долетел? – Агнес пригубила кофе и осторожно отогнула край промасленной бумажки, скрывающей пористую плоть маффина. – Дерьмово, – Габриэль помешал порядком подостывший капучино. – Как Ана? – Сессию сдала. О тебе не спрашивает, – Агнес пододвинула тарелку к своему визави. – Попробуешь? Бомгард качнул головой: – Слишком сладко, Нес, ты же знаешь... – Знаю. На сколько приехал в итоге? – До нового года. Три мастер-класса: сегодня, двадцать третьего и двадцать восьмого. – Хорошо... Остановился где? – Пока не решил. Можно у тебя? Оба надолго замолчали. Первой заговорила Агнес Нуттер: – Гостевая спальня свободна, Гэйб, – она глотнула ещё кофе. – Но... если ты собираешься жить у нас – прояви уважение. Не дави на Ану. Не спрашивай ни о чём. И главное – не напоминай!.. – Это что, ты хочешь сказать, мне с дочерью родной теперь не разговаривать?.. – взвился Габриэль Бомгард, но тотчас же сник и смолк. – Ну... – протянула Агнес, потягивая американо, – все эти "отцы и дети" в две стороны работают. Ана себя в университете как single parent's child указала. Про Штаты не говорит. Как будто и не было всех этих лет. – Послушай, Нес, – голос Габриэля предательски дрогнул, едва не сорвался. – Я... поверь... я старался. Я хотел дать ей всё! Хотел, чтобы она была счастлива, успешна!.. – Преуспевающа, – на автомате поправила его доктор филологических наук и прибавила уже заметно мягче. – Знаю, знаю, Гэйб, что старался... И она знает. Только не скажет пока. Дай ей время. Они снова замолчали. Агнес Нуттер допила кофе. – Ну что, где твой мастер-класс проходить-то будет? – Сохо, какой-то книжный магазин на Грик-стрит... – Габриэль покопался в телефоне. – Дом 12. – А... – так это недалеко, – ухмыльнулась Агнес. – Закинем твои шмотки ко мне в офис, потом провожу. Тут пара кварталов. Они встали из-за стола. Из-за стойки за ними наблюдал одинокий бариста. Эзра Фелл задумчиво смотрел, как великий Габриэль Бомгард и его спутница по-братски разделили чемоданы и, укрывшись под одним зонтом, под руку неспешно пошли в сторону Пикадилли. Юноше было немного жаль, что он не осмелился попросить автограф у своего кумира. Но ведь он увидит его сегодня вечером, не так ли? Будет ещё шанс... Убедившись, что кофе никто пока не жаждет, Эзра на цыпочках проскользнул в подсобку, где дремал Эрик: жар, наконец, отступил.