Глава девятая
Конец первой части
Кумиры, ночные звонки и чудеса
Men are simpler than you imagine, my sweet child. But what goes on in the twisted, torturous minds of women would baffle everyone.
***
A dreamer, I walked enchanted, and nothing held me back.
Daphne du Maurier
Эзра Фелл до упора вдавил чёрную кнопочку в кривой бок "Панасоника", успел проклясть писклявого японца китайского происхождения, наскоро умыться, всухомятку пожевать кукурузных хлопьев прямо из картонки и, наконец, вовремя запрыгнуть в ранний автобус из Луишема – даже доброго утра пожелать водителю сподобился! Всю дорогу до Беркли, 52 юноша мучился сомнениями: идти ли на сегодняшнее практическое занятие к Бомгарду? Или ну его?.. Поначалу он был непреклонен и на мастер-класс не собирался, даже блокнот со столика не взял, но, уже стоя в дверях, вдруг передумал и всё-таки вернулся за конспектами и ручкой. Быть может, прав был прагматичный Диздимен – и с паршивой овцы хоть шерсти клок? Эзра нервно взлохматил волосы (привычка, от которой не мог избавиться с детства) и невидящим взглядом уставился в окно: с одной стороны, у него не было причин не верить Габриэлю Бомгарду, с другой – то пренебрежение, с которым великий артист с ним говорил... Эзра многое мог снести, выдержать, проглотить и даже простить, но здесь он вынужден был признаться себе: подобная жёсткость и безапелляционная, ничем не оправданная заносчивость известного актёра его всё-таки задели за живое, чтобы не сказать – глубоко ранили. Опасаясь проехать остановку (а такое случалось не раз, когда он бывал погружён в свои мысли), Эзра заранее спустился на первый этаж даблдекера. Эрика Диздимена блондин заметил издалека: зажав подмышкой объёмный пакет и никого и ничего не стесняясь, напарник Эзры, облачённый в кислотно-оранжевый худи и запрещённые уставом джинсы (ибо дырок на них было больше, чем водоёмов в Озёрном крае), стоял у входа в кофейню и с методичностью бывалого взломщика уверенно ковырялся в дверном замке. Вывод напрашивался очевидный: мистер Диздимен опять потерял вверенные ему, как старшему смены, ключи от "Старбакса". Эзра понадеялся, что криминального гения друга хватило на то, чтобы каким-нибудь чудесным образом снять точку с сигнализации. Только полиции с утра пораньше в канун Сочельника им не хватало. Выходя из автобуса, он невольно улыбнулся: кажется, у Эрика получилось. Они встретились на пороге, и вместо приветствия Эзра тихонько спросил: – Эрлс, ключи? Опять?.. Диздимен легкомысленно от него отмахнулся: – Ой, только не начинай, херувим! Ну забыл я, забыл! Каюсь! Доволен?! Что мне оставалось делать? – он развёл руками. – Не пиздюхать же обратно до Брик-Лейн! Точку надо вовремя отпирать, сам знаешь... – Эрик многозначительно приподнял бровь. – А камеры над дверью? А сигналка?! – Эзра продолжил возмущаться, правда всё ещё шепотом. Праведный гнев, однако, не помешал ему оперативно загрузить платежный терминал, открыть кассу и зажечь в зале свет – подобные манипуляции все сотрудники "Старбакса" совершали на автомате. – Ой, какая неприятность! – Эрик театрально приложил руки к груди. Форменный передник, который он не успел повязать, упал на пол. – Придётся опять заявку на ремонт строчить... Представляешь, как на беду, кто-то все провода снаружи перерезал... – вздохнул он громко, но в передник всё-таки облачился и, выдержав театральную паузу, с чувством прибавил: – Не иначе как вандалы опять! Куда катится мир?! – и подмигнул напарнику. Эзра прыснул, хотя не мог не переживать о том, что однажды управляющий заметит череду странных совпадений: подобные "неприятности" всегда приключались именно в смену Диздимена. – А ты не думаешь... – проговорил он, включая посудомойку, – что рано или поздно босс может что-нибудь заподозрить? – Эз... ну ты как маленький! – ухмыльнулся Диздимен. – Что я могу сделать, если меня преследует злой рок?.. Возможно, древнее семейное проклятье... – задумчиво нахмурился он и налил им обоим кофе (херувиму – с молочком). – О, с проклятиями – это тебе к Ане, – расслабился Эзра. – Она ж у нас ведьма! Вмиг снимет! Вот, гляди, – он достал из рюкзака кристалл на верёвочке. – Эт чё за ересь? – прищурил Эрик один глаз. – Оберег от злых сил. Ана сделала, – с готовностью пояснил Эзра. – Отпугивает демонов. – А... ну понятно теперь, чего меня в твоём обществе так чихать тянет, – сказал Эрик, сдерживая смех. – Но это... мило... – добавил он чуть погодя. – Ана твоя, конечно... В Хогвартс не взяли – пойду в волонтёры. – Да я ж тоже в такие глупости не верю... – пробормотал Эзра. В его взгляде читалась робость. Он спрятал кристаллик обратно в недры парусинового недоразумения, которое именовал рюкзаком, и спешно затолкал свои пожитки на полку за стойкой. – Просто... ты пойми, Ана потратила время и силы... и вообще – она обо мне подумала. Даже если б то сушёная лягушка была, я бы выбросить не посмел... – закончил он серьёзно и сделал глоток кофе, пряча глаза. – Ну ты чего?.. – Эрик сжал плечо друга. – Я не смеюсь над тобой! И над Аной тоже! Нисколечко! Эз?.. Диздимен внимательно всмотрелся в лицо напарника: херувим был бледен и хмур, в уголках рта залегли скорбные складки. Не зная, чем его утешить, Эрик предложил: – Хочешь пирожок? Мама самосы напекла, – он покопался в пакете и достал оттуда нечто округлое, завёрнутое в фольгу, полиэтиленовую плёнку и бумагу. Эрик шмякнул свёрток прямо на стойку – к смешанному со священным ужасом восторгу Эзры. – Эрлс! – воскликнул тот с лёгкой тревогой, – а вдруг клиент зайдёт?! Так же не положено! – Ой, да кто что скажет?! Не будь занудой, херувим! Лопай лучше, пока не остыло! – Диздимен споро сорвал многочисленные покровы с маменькиных шедевров, и по "Старбаксу" поплыл бангладешский дух: зажаренное в масле тесто, приправленное букетом из имбиря, кориандра, гвоздики, кумина и ещё чего-то Эзре незнакомого, но стойко ассоциирующегося с Брик-Лейн. Эзра подцепил двумя пальцами румяный треугольничек, откусил и, блаженно зажмурившись, промычал: – М-м-м... вкуснотища!.. Твоя мама – волшебница, Эрлс! – прибавил он благоговейно. – Хе-хе, скажешь тоже... – слегка смутился Диздимен. – На вот, с чечевицей попробуй ещё. Хотя да... – подумав, согласился он. – Самосы с картошечкой у неё что надо получаются. Лучшие в Банглатауне, – договорил он почти с гордостью. – С этим не поспоришь, мой дорогой! – Эзра с явным удовольствием впился зубами в хрустящую корочку. – А скажи... – он прожевал начинку, – они же совсем веганские, да? – Ну... можно и так обозвать, – кивнул Эрик. – Вот эти – точно. А что? – Пеппер с Уорлоком, наслушавшись Ану, с недавних пор продукты животного происхождения решительно отвергли, – пустился в объяснения Эзра. – Вот мне и пришло сейчас в голову... коли твоя мама против не будет... ты не мог бы попросить у неё рецепт?.. Если это, конечно, не какой-то семейный секрет... я пойму, ты же знаешь... – он смешался. – Да какой секрет?! У нас все самосы жарить умеют! – усмехнулся Диздимен. – Я даже больше тебе скажу! – он состроил заговорщицкую мину. – Пусть приходят прямо к ней – она научит! – Ты серьёзно?! – Эзра неверяще уставился на друга. – Серьёзнее не бывает, – бросил Эрик через плечо; отвернувшись к мойке, он тщательно отполаскивал чашку. Эзра сделал вид, что не заметил: – Спасибо, Эрлс... я скажу Пеппер, чтобы она тебе написала, ладно? Мне кажется, – добавил он несмело, – они с Уорлоком будут счастливы... Если твоей маме это не в тягость... – Да что ты заладил?! – Диздимен спрятал опустевшее блюдо обратно в полиэтиленовый пакет. – Я б не предлагал, если б уверен не был! Иди лучше, – он повернулся к напарнику, – доставку принимай. Твоя очередь жопу у чёрного хода морозить! – Да я не возражаю, – отозвался Эзра покладисто. Он зашёл в подсобку и с лёгкой грустью вздохнул в ответ на приветственное подрагивание старины Идальго. Сейчас бы ещё кофейку (а лучше – чаю!) и поваляться с книжкой в компании Санчо, а не вот это вот всё... Надо быть реалистом, увещевал себя Эзра Фелл. Некогда ему прохлаждаться, не для таких, как он, всякие роскошества... Медленно смиряясь с началом долгого – длиной в две смены – трудового дня, Эзра пропустил подкравшегося со спины Диздимена (опять этот охламон зал без присмотра оставил!) и чуть из кожи вон не выпрыгнул, когда тот внезапно спросил: – Ты сегодня после работы учишься? – Не знаю, не решил ещё... – протянул Эзра, немного придя в себя от испуга. – Не решил он! – вскричал Эрик в поддельном гневе. – Учишься! Пойдёшь! Как миленький! И всем им покажешь! А Бомбарде этой американской особенно! – Ладно, ладно, Эрлс, не ори... – Эзра замахал на друга руками. В дверь постучали – доставочка пожаловала. Эзра Фелл отправился пересчитывать канистры с водой и заниматься накладными. Из зала до него доносились по-восточному заунывные причитания мистера Диздимена, без пяти минут британского подданного: "Четыреста куидов отвалить за мастер-класс, а теперь не пойдёт он... Это ж надо! Не пойдёт он! Да я его на верёвке поволоку! Не пойдёт он! Вот отчудил херувим! Это ж надо! Че-ты-рес-та королевских!.. Ё-моё!"***
Мой драгоценный читатель! Пока Эзра с напарником несут вахту подле кофемашин, разбавляя предпраздничную суету Лондона молочной пенкой, сладкими сиропами и ароматом корицы, Габриэль Бомгард, как нам уже известно, мается бездельем в ожидании подруги своей мятежной юности, которая посреди бела дня уничтожает остатки скотча в компании запутавшегося литератора Энтони Кроули. Мы обманули неумолимого Хроноса – обогнали стрелки часов, и нам ведомо кое-что, чего Эзра Фелл знать не может... Господин Бомгард сегодня – какая ирония! – сам опоздает на семинар. Он будет слегка навеселе, а потому весьма благодушен, словоохотлив и на удивление полон актерского азарта – почти вдохновенен. Оглядев поредевшие с прошлого занятия ряды присутствующих, он подавит вздох облегчения и не без удовлетворения отметит: блондин из кофейни всё-таки пришёл. Однако время не знает пощады, мой друг, оно мчится вперёд, и у меня больше нет над ним и толики мнимой власти. Увы! У меня в запасе остался последний оборот колеса – вот-вот волшебный механизм в моих руках рассыпется прахом. Все мои попытки заигрывать с Хроносом не более чем трюкачество. Пришла пора ему взять своё... Взгляните на эти цветные картинки, что подобно брошенной фокусником-неумехой колоде карт разлетаются по ветру. Жаль, мы не успеем внимательно рассмотреть их... Ветер перемен уже уносит от нас скупые кадры: Эрик, спрятавшийся от дождя под козырьком, прикуривает сигарету; Эзра украшает чей-то напиток пышной шапкой взбитых сливок; миз Нуттер в компании Энтони Кроули поедает Speculoos прямо из банки; великий Бомгард распечатывает задания для предстоящего семинара в пустом кабинете Агнес... Снова Эзра: кажется, он о чём-то спорит с Эриком. А вот опять Кроули: проводив Морлу, он возвращается в кабинет и с решительным видом придвигает к себе лэптоп. И наконец Габриэль, который принимает из рук полубессознательной Агнес визитку. Они кружатся, кружатся в вихре времени эти волшебные картинки, чтобы истаять, осыпаться, осесть на дне песочных часов – там, где им суждено остаться навсегда – в прошлом. За всё в жизни приходится платить. Я уверен: возмездие Хроноса меня не минует, поэтому здесь я должен с вами проститься, мой славный читатель. Оставляю себе надежду, что однажды мы встретимся вновь и вы меня узнаете. Приготовьтесь и не опасайтесь головокружения, которое, наверное, стало для вас привычным. Мы отправляемся в Сохо, на Грик-стрит, 12, чтобы увидеть, как Эзра Фелл, вновь глубоко потрясённый, покидает книжный магазин, где Габриэль Бомгард нынче давал второе практическое занятие по сценической речи. Моё время истекает. Прощайте, мой друг! Отныне эта история будет рассказывать себя сама.***
Едва дождавшись окончания занятия, Эзра Фелл аккуратно сложил пластиковый стул, приставил его к стене и, стараясь не оборачиваться, медленно двинулся через торговый зал прочь. Весь семинар он просидел как на иголках, малодушно надеясь, что великий Бомгард его не заметит, не вспомнит, не вызовет. Повезло лишь в одном: читать стихи или прозу знаменитый артист Эзру сегодня не заставил, хотя узнал его – это было очевидно. Несколько раз Габриэль Бомгард находил юношу глазами, всякий зрительный контакт сопровождая отрывистым кивком, словно пытаясь ему что-то таким образом сообщить. Всем известно, что кивки бывают не менее разнообразны, чем, например, подмигивания, и, как любой знак невербального общения, простой кивок может быть истолкован каждым участником коммуникации по-своему. И если своим кивком Габриэль Бомгард пытался сказать: "Мистер... Фолл, как хорошо, что вы сегодня пришли. Прошу вас остаться после семинара. Нам необходимо поговорить," – то Эзре в его послании чудилась угроза: "Я тебя вижу. Я тебя запомнил. Ты всё ещё здесь, бездарность?". Итак, Эзра Фелл твёрдо решил убраться от великого Бомгарда подальше и, что бы там Эрик ни думал, больше на мастер-класс не возвращаться. Юноша уж было начал пробираться к выходу, когда внезапно его окликнули: – Куда ж вы так торопитесь, мистер Фолл? Эзра резко остановился и незаметно перевёл дыхание: не успел. Обернувшись, он увидел, как знаменитый артист, чеканя шаг, спешит ему наперерез. Отступать было некуда. Смущаясь любопытных взглядов остальных присутствующих, Эзра неловко попятился к двери, чтобы, как назло, оказаться зажатым между самим великим Бомгардом и книжной полкой. Обдав его смесью перегара и мятной жвачки, Габриэль Бомгард пробасил: – У меня к вам разговор, мистер Фолл! Приватный! – актёр недобро зыркнул на любопытную девицу поодаль, тотчас же навострившую уши. Она натянуто улыбнулась и поспешила ретироваться. Глядя на Габриэля Бомгарда снизу вверх, Эзра Фелл словно бы видел его впервые. Если бы он дал себе минутку отрефлексировать собственные ощущения, то, скорее всего, услышал бы внутренним слухом, как где-то глубоко у него внутри с хрустом подламываются ноги глиняного колосса и мощная фигура с бульканьем тонет в лазури метафорического Эгейского моря. Однако минутки у Эзры не было; пока он выжидающе всматривался в лицо кумира, мозг ставил галочки, отмечая простые человеческие черты, которых ни за что не разглядишь через призму экрана да под слоем грима. Мистер Бомгард был отчаянно немолод: в уголках его удивительных фиалковых глаз притаились морщинки, а под нижними веками залегли тени; на чуть дряблых щеках проступила вечерняя – чёрная с проседью – щетина, а на висках Эзра заметил тщательно осветлённые пигментные пятна. Если добавить к этому несвежее дыхание и чуть подрагивающие крылья носа с сеточкой красных капилляров... Нет, реальный Габриэль Бомгард был слишком далёк от того идеального образа, который Эзра нарисовал себе, раз за разом пересматривая рождественскую серию "Чёрного зеркала". – Вы что-то хотели, сэр?.. – спросил Эзра, едва дыша и борясь с желанием отвернуться. – Вообще-то... мистер Фолл... – господин артист как будто вмиг растерял своё красноречие. – Фелл, – поправил Эзра машинально. – Фелл, – повторил Габриэль Бомгард и зачем-то полез в карман. – Вот, – выговорил он наконец. – Меня просили вам это передать. Эзра непонимающе уставился на протянутую ему визитку. Наверное, он слишком долго колебался, потому господин артист вложил слегка помятый прямоугольничек прямо ему в ладонь. Руки у Габриэля Бомгарда были потные. – Эм-м... извините, сэр, но что это? – попытался уточнить юноша. Несмотря на то, что на зрение он никогда не жаловался, буквы на визитной карточке как будто расплывались у него перед глазами. – Это? Что это? – звучно хохотнул Бомгард. – Да сам не знаю! Знакомая просила вам передать. Так просила, что я не мог ей отказать. Она сказала, – он понизил голос, – что от вас зависит жизнь одного писателя! – он несколько раз кивнул, точно в подтверждение верности своих слов. – Так и сказала! Да-да! Вопрос жизни и смерти! Представляете? – Простите, сэр, но не представляю, – ответил Эзра и всё-таки решился повернуть голову немного в сторону и влево. – Это какая-то шутка? В продолжение сказанного вами позавчера? – он искоса глянул на артиста. – Шутить нет нужды: я всё понял с первого раза. Вы считаете, что актёра из меня не выйдет. Не волнуйтесь, я больше вас не побеспокою... Не отниму вашего времени. Спасибо за занятие. На последний семинар я не приду... – закончил молодой человек почти шёпотом. – Право слово... смеяться надо мной... не надо... Это низко. – Да что ж так сложно с вами?! – Габриэль Бомгард, по-видимому, начал терять терпение. – Что ж вы все такие ранимые, молодёжь?! Что дочь моя, что вы... Фолл... Фелл! Хотите быть актёром – да мне не жалко! Кто я такой, чтобы вам указывать?! Господин артист всплеснул руками, и Эзра воспользовался возможностью отступить вбок. – Далось вам это актёрство!... – мистера Бомгарда уже было не остановить. – Хотите – вам и карты в руки. Но вот помяните моё слово, юноша! Хлебнёте дерьма полной мерой – тогда и вспомните меня! Вспомните, да поздно будет! Но ей-богу, кто я такой, чтобы вы меня слушали! Чтобы вы мне верили!.. Я... я своё дело сделал: мне велели вам карточку передать – я передал. А дальше – воля ваша. Сказав так, Габриэль Бомгард сделал широкий шаг назад, развернулся на пятках и направился к импровизированной кафедре, где его дожидался портфель. Не позволяя себе вдуматься в произошедшее, Эзра Фелл тенью скользнул к обрамлённому антикражными рамками выходу. – Позвоните профессору Нуттер, Фоллен... Фелл! – донёсся до него голос великого Бомгарда. – Лучше позвоните сами, а не то она явится за вами в "Старбакс", ха-ха! "Какой дурдом! Он же совершенно пьян!" – не скрывая злости и разочарования, прошипел Эзра Фелл и бросился к автобусной остановке. Визитка так и осталась зажатой в его руке. Молодой человек о ней просто забыл.***
На автобус из центра Эзра опоздал: следующего было ждать ещё полчаса. Присев на металлическую лавочку на остановке, юноша опустил голову, всё своё внимание сосредоточив на мысках древних конверсов: что угодно, лишь бы не смотреть в сторону Грик-стрит, 12. Он разжал кулак и безвольно опустил руку – на влажный асфальт прямо под ноги слетел мятый клочок плотной бумаги: не валяться же ему тут. "Я не должен мусорить," – напомнил себе Эзра и наклонился, чтобы поднять порядком намокшую карточку. Он ожидал любой гадости: матерного лимерика, карикатуры, рекламы эскорт-агентства... но только не этого. "Профессор Агнес Нуттер, доктор филологических наук, издатель, литературный агент" – было выведено изысканным курсивом, тёмной охрой. Большим пальцем Эзра огладил бархатистый картон: контактный телефон, адрес электронной почты и приписка, сделанная простой шариковой ручкой: "В любое время дня и ночи!!". Эзра Фелл пожал плечами... Что бы это могло значить? Он достал из кармана ветровки древний "Самсунг" и открыл браузер: к его немалому удивлению, миз Нуттер действительно существовала. Что там господин Бомгард говорил? О каком писателе речь? И при чём тут он, Эзра? Юноша недоумевал. Забравшись в припозднившийся автобус, продрогший, заинтригованный, но полный сомнений и опасений, он всё ещё крутил в руках визитку. Пересев на луишемский маршрут и сверившись с часами (пол-одиннадцатого вечера), Эзра нерешительно набрал номер: не слишком ли поздно для звонка?.. Но профессор сама, получается, написала, что звонить ей можно в любое время... После третьего гудка ему ответили: – Нуттер слушает, – прерывисто сообщил прокуренный голос. – Здравствуйте... – Эзра внезапно стушевался. Слова не шли. – Я... мистер Бомгард передал мне вашу визитку. Он сказал: вы хотели срочно связаться со мной... В трубке повисла тишина. Эзра уж подумал было, что зря он всё это затеял, что сыграл-таки жестокий Бомгард с ним недобрую шутку, но тут Агнес Нуттер (а это была именно она) воскликнула: – Вы?! Слава всем богам, молодой человек! Скажите, скажите мне одно: вы блондин? Сбитый с толку столь странным вопросом, Эзра глупо кивнул, не сознавая, что собеседница его не видит: – Да, мадам... был...э-э... с утра, – попытался пошутить он и мельком взглянул на своё отражение в окне даблдекера. – И вы работаете в "Старбаксе" на Беркли, 52? – уточнила профессор резко. – Да... – пробормотал Эзра Фелл, совершенно потеряв нить их едва начавшегося диалога. – Господи! Дьяволе! Кто-нибудь! – Агнес Нуттер явно кому-то взмолилась. Неверующий Эзра отнёсся с пониманием, однако осмелился прервать религиозный порыв профессора и уточнить важное: – Чем я могу вам помочь, мадам? – Мой славный мальчик! – судя по звуку, госпожа Нуттер звучно прочистила нос. – Вы... вы, не побоюсь этого слова, поможете мне остановить А-по-ка-лип-сис! – Простите, но я решительно не понимаю!.. – Я тоже! Но это неважно! Нам с вами необходимо срочно увидеться! Вы сможете завтра? Как можно раньше! – Завтра? – Эзра, впечатлённый, судорожно припоминал своё расписание. – Да-да! Завтра! – Я работаю в вечернюю смену... Поэтому утром свободен, – начал Эзра неуверенно, одновременно задаваясь вопросом: что заставило его так легко согласиться на непонятное приглашение. – Прекрасно! Просто замечательно! Запишете адрес? Или скинуть вам эсэмэской? Это в центре, на Пикадилли, – профессор Нуттер явно была настроена решительно. – Диктуйте, – сам себе изумляясь, Эзра вынул из рюкзачка блокнот с лекциями и открыл чистую страницу. – Боже! Мальчик мой! Вас словно ангел послал! – проворковала Агнес Нуттер, когда её собеседник подтвердил встречу завтра в десять утра. – Ну что вы... – Эзра окончательно смутился. Он ещё ничего не успел сделать для этой таинственной дамы, а она разговаривала с ним так, словно он только что достал ей с неба золотую звезду. – Доброй ночи, юноша! Ах да... – спохватилась вдруг профессор. – Я даже не спросила, как вас зовут... Извините. – Ничего. Я Эзра. Эзра Фелл. – Хм... – в тоне миз Нуттер зазвучали нотки задумчивости. – Какое, однако, приятное имя... Весьма... подходящее... – Подходящее? – переспросил Эзра недоумённо. – Для чего, мадам? – Для спасения мира, мой дорогой! – незамедлительно отозвалась профессор. – Хорошего вечера и до завтра! Жду с нетерпением встречи с вами! – Взаимно... Всего доброго, – произнёс Эзра, но Агнес Нуттер его уже не слышала. В трубке раздались короткие гудки. Прошмыгнув в квартиру, где Владыка Трандуил, судя по доносящемуся из его опочивальни храпу, видел уже десятый эльфийский сон, Эзра Фелл прошёл прямиком в кухню, где долго ещё сидел над дымящейся кружкой чая и вопрошал себя: "Что это было? И во что же это я только что ввязался?.." Старые икеевские часы показывали три минуты второго. Наступил Сочельник – время подарков и чудес.***
Утро Сочельника в этом году могло по праву считаться едва ли не самым омерзительным утром в жизни Энтони Кроули: сонный, помятый и мучимый нечеловеческим похмельем, писатель едва сумел вылезти из постели и дотащиться до кухни. Он открыл кран да так и застыл, провожая убегающие в сток галлоны воды стеклянным взглядом, что было весьма немило по отношению к природе и – в принципе – неэкономно. Дождавшись, пока сигнал, пробившись через паутину спутанных, стонущих нервов, дойдет от мозга до подрагивающей руки, Кроули с предельной осторожностью достал из мойки относительно чистый стакан и, предварительно всё-таки его сполоснув, наполнил водой из-под крана. Глотка после пятого изменщица-память начала постепенно возвращаться к литератору; он вдруг поперхнулся, чуть не выронив скользкий, запотевший стакан, и вскрикнул бы, однако голосовые связки оказались способны всего лишь на сдавленный, жалобный стон. "Господи, дьяволе, кто-нибудь?!" – набатом билось в воспалённом мозгу, нещадно отдавая в виски. Резко развернувшись (тотчас же закружилась голова и к горлу подкатила волна кислой дурноты), Кроули осмотрел по-утреннему, по-декабрьски сумрачную кухню: окурки в кофейной чашке, разорённая подарочная корзинка посередь стола, из почти пустой банки Speculoos торчат две ложки, крышка от той самой банки – на полу... Писатель припомнил даже, с каким звуком она падала. Он, кажется, воскликнул: "Пофиг!" – и они с Агнес продолжили уничтожать скотч. Несси, старая ж ты черепаха... Кроули вздохнул. Они на пару так не надирались... со студенческих лет. Его студенческих лет. Задаваясь вопросом, жива ли Морла после вчерашнего, беллетрист побрёл в ванную. На полпути его посетила гениальная мысль, что надо бы вызвать уборщицу, затем – что Несси следовало бы всё-таки кинуть эсэмэсочку, затем... Остановившись возле открытой двери в кабинет, литератор с опаской заглянул внутрь. Что-то подсказывало ему... какое-то нехорошее предчувствие тёмным облаком собиралось в районе затылка, точно мысль какую-то он вчера не додумал, спустил на тормозах, отбросил... "Да чёрт бы с ней, пусть смотрит!" – внезапно вспомнил Кроули. Писателя охватил ужас. Он метнулся к письменному столу, на котором – словно он и не при делах совсем – в окружении пустой бутылки и пары тумблеров дремал аккуратно прикрытый лэптоп. Душ и мобильник были забыты мгновенно. Кроули тяжело опустился на ядовито-малиновый трон, осторожно приподнял крышку и, борясь с желанием зажмуриться, из-под припухших век опасливо заглянул в экран, чтобы тут же резко отстраниться. Жестокая память вернулась к писателю – лучшего момента и выбрать не могла, стерва. Энтони Кроули спрятал лицо в ладонях: нет, нет, только не это... Не столь страшно, что Морла прочитала его пьяный поток сознания – она сама признавалась, что за свою карьеру и не такое повидала. "Это ещё ничего..." – успокаивал себя беллетрист. А вот открытая страница "Фейсбука" была на-амного хуже. Сейчас, когда воспоминания уже не были подёрнуты дымкой похмельного тумана, беллетрист со смесью запоздалой паники и стыда прокручивал их, точно короткие видеоролики, в голове: вот они с Несси обсуждают главного героя его романа; вот он зачем-то в красках, истово жестикулируя, пытается рассказать своему литагенту, как более полутора десятка лет назад творил (и слова этого не побоялся!) "Искушение в Эдеме", потом – пробел... А после они уже курят на кухне и он – о кто-нибудь!! – едва не плача и захлёбываясь дымом тонкой папироски, описывает Агнес, как ему давеча померещилось лицо Би в этом самом окне... Энтони Кроули вывалил на Агнес Нуттер всё – всю подноготную их с Беатриче дружбы, так нехорошо закончившейся (как будто бывает иначе!). Старая Морла отвечала что-то банальное про "поговорить и попросить прощения", кажется, но это неточно... Снова пробел. Писатель, собравшись с духом, снова открыл ноутбук и щёлкнул на свёрнутую вкладку социальной сети. Да. Несси вызвала Uber и была такова, он же, по всей видимости (улики налицо), внял её совету. Сообщение, адресованное Беатриче Бугаец, взирало с экрана... нет, не с укором. Оно просто было там – как разорвавшийся снаряд, как след от ядерного гриба, как чёрная воронка в прошлое. Оно зи-я-ло. Отправленное. Доставленное. Прочитанное. Исполненное чувства вины, сожалений, опечаток, многоточий... И предсказуемо оставленное без ответа. Энтони Кроули медленно поднялся с трона. Какой стыд. Какой ужас. Надо срочно прекращать пить.