Часть вторая
Глава десятая
Искушение удалось
Man is least himself when he talks in his own person. Give him a mask, and he will tell you the truth.
Oscar Wilde
Мучась сомнениями, правильно ли он поступил, столь легко согласившись на встречу с профессором Нуттер, и теряясь в догадках, чем именно его скромная персона могла быть полезна таинственной даме, Эзра Фелл спал плохо, неглубоко, урывками, то и дело просыпался, вздрагивая, и испуганно щурился на выедающие сетчатку ядовитые цифры на дисплее кособокого "Панасоника" – не проспал ли? Не проспал – привычки такой не имел потому что. Да и какое там?.. Одни сплошные треволнения. К шести утра Эзра сдался: чёрт с ним, со сном, впервой ли. Ему срочно требовалось выговориться, но Владыка Трандуил, судя по доносившимся через стенку звукам, вовсю дрых. Да и вообще, Ньют раньше десяти редко пробуждаться изволил... А в десять уже следует пред светлы очи профессора явиться! Не будить же соседа?.. Это ж придётся его в события последних дней посвящать! А оно Ньюту надо? В последнем Эзра уверен не был, а потому решил не рисковать. После недолгих колебаний юноша заставил себя выбраться из нагретого гнезда и отыскал в рюкзаке синего осьминога. Хоть какой-то собеседник, пускай плюшевый. Не со шкафом же разговаривать. Устроив игрушку со всем возможным комфортом на подушке рядом, Эзра завернулся в плед и попытался собраться с мыслями. Осьминожка предсказуемо молчал и лишь загадочно улыбался криво вышитым ртом – его ухмылке сама Мона Лиза позавидовала бы; безымянной китайской швее удалось посрамить бессмертного Леонардо! Рассеянно погладив плюшевое тельце своего импровизированного психотерапевта, Эзра начал с того, что более всего его беспокоило: – ...Не следовало ли мне заранее уточнить у миз Нуттер, о каком именно "апокалипсисе" идёт речь? А то получается, что я, как наивный дурачок, соглашаюсь непонятно с кем встретиться... причём не в общественном месте... Конечно, вряд ли она окажется маньячкой и возьмёт меня в заложники... Но просто так странно это... И она как будто ждала моего звонка... как будто обрадовалась даже. Но откуда её визитка у Габриэля Бомгарда? Они знакомы, что ли, так получается? Ты не знаешь случайно? – Эзра кивнул осьминогу. Тот не знал. – У меня такое впечатление, – юноша поплотнее завернулся в плед, подтянул колени к груди и опустил на них подбородок, – что если эта самая Агнес Нуттер передала свою визитку Габриэлю именно для меня, то она, во-первых, знала о мастер-классе, на который я хожу, во-вторых, выходит, он что-то ей должен был обо мне рассказать... Фу, даже подумать страшно, представить жутко, – Эзра непроизвольно поморщился и продолжил с долей обиды в голосе, – что конкретно он мог обо мне говорить... Видел-то он меня в "Старбаксе" да на практическом потом... Это ж надо?! – молодой человек снова воззрился на своего единственного слушателя. – Какой стыд... Он меня стихи прочитать попросил, а я ему – Breaking Benjamin... Но он и сам хорош, конечно... Прийти на занятие пьяным... вчера, я имею в виду, – выпростав руку из пледа, Эзра по привычке взлохматил волосы. – А если бы я не послушал Эрика и не пошёл бы на второй семинар? Вряд ли мистер Бомгард самолично явился бы в кофейню, чтобы вручить мне визитную карточку... Армагеддоны и апокалипсисы в сторону, но где он, а где я... Какие-то всё совпадения сплошные... необъяснимые. Юноша покачал головой каким-то невысказанным мыслям. – Невыразимо... – прошептал он, однако его поток сознания был прерван грохотом в соседней комнате: Ньютон Пульсифер то ли с кровати упал, то ли споткнулся обо что-то. Памятуя о картонных стенах в их съёмной квартирке, Эзра крикнул: – Ньют, ты там живой?! В ответ раздалось невнятное бормотание, однако Владыка Трандуил вскоре постучал в его дверь, которую тотчас же и распахнул, не дожидаясь разрешения. – Здорово, Эз! Утречко! – приветствовал соседа Ньют. Он встал на пороге, опершись тощим плечом о косяк. – И тебе того же, – улыбнулся Эзра немного смущённо и поспешил спрятать осьминога под одеяло: не заметил ли Ньютон? И много ли успел услышать? – Ты чего так рано? – Да будильник... на вибро вчера поставил... он мне чуть подушку не разорвал! – Владыка запальчиво потряс древним айфоном, демонстрируя врага народу. – Так и инфаркт словить недолго... – прибавил он досадливо. – Работаешь сегодня? – Ага... попозже. С утра по делам смотаться нужно, – ответил Эзра расплывчато, с запоздалой неловкостью понимая, что рождественского подарка для друга, у которого весь год воровал вайфай, не приготовил. Не подумал даже! – Я это... не дождался тебя вчера... – Владыка с присущей ему неуклюжестью переминался с ноги на ногу. Эзра с удивлением отметил разноцветные носки Ньютона: один бордовый, второй – шафраново-жёлтый. – Ньют, – спросил он шутки ради, – у тебя опять закончились целые носки? Или это такой дизайнерский ход? – Это, мой непросвещённый друг, на удачу, – изрёк Владыка. – Цвета Гриффиндора: отвага и слабоумие! Специально выбирал: я же к маме в Доркинг на праздники еду, – уточнил он, как будто это всё объясняло. – Электричка через час... Вот зашёл тебя предупредить. Квартира в твоём распоряжении, – геймер подмигнул. Эзра Фелл закатил глаза, но от язвительных комментариев воздержался (Мама – это святое! Даже для эльфийского владыки!) и постарался придать голосу серьёзности: – Ну, раз такое дело, то с носками всё ясно. В тему. Очень в тему. Позавтракать успеешь? – Не знаю, – протянул Ньютон. – До станции минут сорок топать, а я ещё манатки не собирал. – Ну тогда иди пакуй чемоданы, ваше величество, – улыбнулся Эзра. – Я чайник поставлю. И даже, возможно, сделаю тебе тост... – он хитро прищурился, – если по пути захватишь из своей опочивальни грязные чашки и скинешь их в мойку. Они в кухне сами, знаешь ли, не материализуются. – Да ты просто ангел какой-то! – обрадовался Ньют. – Ну, я побежал! – он резко развернулся, запнулся то ли об порожек, то ли о какой-то угол, тихо, но нецензурно взвыл и заковылял в сторону ванной. Дождавшись звука льющейся воды, Эзра обратился к осьминожке: – Вот и пообщались... И пошёл заниматься чаем.***
По адресу, надиктованному профессором, Эзра прибыл загодя: у него оставалось ещё порядка четверти часа, чтобы вдоволь налюбоваться на шикарный, вызывающий оторопь фасад дома на Пикадилли, где – совсем недалеко от родного "Старбакса" – арендовала офис Агнес Нуттер, доктор филологических наук, издатель, литературный агент. Стоя на массивном крыльце и вглядываясь в до блеска натёртые кнопочки звонков рядом с аккуратными, выполненными в золоте рамочками, где под безупречно чистым стеклом были увековечены имена владельцев и арендаторов – сплошь адвокатов, финансовых аналитиков, коучей и прочих консультантов, Эзра тщетно гнал от себя пренеприятнейшее ощущение: юноша чувствовал себя самозванцем. Его одолевала непонятно откуда взявшаяся уверенность: ему, убогому и лохматому Эзре Феллу из Уэльса, в стоптанных конверсах и рубашке даже не из масс-маркета, а из супермаркета, здесь делать нечего. Это какая-то другая, недоступная жизнь – с белоснежными потолками и хрустальными люстрами, с персидскими коврами стоимостью дороже их с Владыкой луишемской двушки, с широкими лестницами о дубовых перилах и антикварными оттоманками вдоль затянутых шёлковыми обоями стен. Эзра никогда ещё не испытывал столь противоречивых эмоций: робость и смущение с примесью какой-то непонятной, необъяснимой злости. Он едва не бросился прочь с крыльца – лишь обещание, данное даме, его остановило. Превозмогая себя, Эзра всё-таки нажал на кнопку звонка и, не удержавшись, протёр блестящий кругляшок рукавом, уничтожая невидимый след от пальца. Голос профессора Нуттер, слегка неживой и отдающий металлом, предупредил из динамика, что Эзре на второй этаж. Затаив дыхание, юноша осторожно открыл тяжёлую дверь и, пройдя через залитый искусственным светом холл, ступил на мраморную лестницу. К счастью, других обитателей переделанного под офисное пространство особняка он на своём пути не повстречал: канун Рождества всё-таки. Миз Нуттер, облачённая в тёмно-синее платье-футляр, встретила долгожданного визитёра у гостеприимно распахнутой двери и, опасно покачиваясь на высоких и тонких, словно иглы, шпильках (как бы лодыжку не сломала!), препроводила его в свой просторный кабинет. – Доброе утро! – проворковала госпожа издатель кокетливо. – Вы ведь... Эзра, я правильно запомнила? – Именно так, мадам. Эзра открыто и внимательно заглянул в лицо профессору. Натренированная память бариста, несмотря на то, что через него проходил не один десяток клиентов за день, не подвела: большой американо и тыквенный маффин с апельсиновой цедрой. Спутница Габриэля Бомгарда, значит... Та самая, с которой знаменитый артист по-братски разделил чемоданы на выходе из "Старбакса". Не отдавая себе в том отчёта, молодой человек подозрительно сузил глаза. – Располагайтесь... Чувствуйте себя... как дома... в смысле... не стесняйтесь. Кофе хотите? – выговорила Агнес Нуттер странной замедленной скороговоркой. – Спасибо, профессор. От кофе откажусь, пожалуй, – слабо улыбнулся Эзра. – Можно просто Агнес, к чему церемонии?.. – миз Нуттер отвернулась к притаившейся на узком столике машинке Nespresso. – Точно не будете? А я тогда побалуюсь, – бросила она через плечо и резко, точно в нетерпении, дёрнула полукруглую ручку-язычок. Если бы Эзра не считал себя воспитанным человеком, который не делает поспешных выводов и не стремится судить по внешности, он предположил бы, что профессор страдала от дичайшего похмелья. Но вместо этого он лишь едва заметно качнул головой: – Точно... Агнес. Спасибо. И, поколебавшись не более пары секунд, присел в глубокое кожаное кресло напротив профессорского стола. Раздался звук прокалываемой капсулки, звякнуло о металлический поддон днище чашечки, и мерно зажужжала, закапала кофеварка. Профессор Нуттер молча наблюдала за процессом, а Эзра тем временем позволил себе осмотреться. К его изумлению, обстановка издательского офиса выглядела скорее лаконичной, чем китчевой: добротная мебель тёмного дерева, пушистый изумрудно-зелёный ковёр на полу, вдоль стен, сколько хватало глаз – сплошные книжные полки, где плотно, впритык – разноцветные корешки томов. Борясь с искушением изучить профессорскую библиотеку поближе, Эзра Фелл задал вопрос, ради ответа на который он собирался потратить на встречу с незнакомой дамой своё свободное утро: – Скажите, пожалуйста... проф... Агнес, чем всё-таки я могу быть вам полезен? Вспомнив о манерах, он выпрямил спину и постарался сесть ровно, насколько позволяло мягкое, точно облако зыбучей сахарной ваты, кресло. Агнес Нуттер, оторвавшись, наконец, от кофемашины, устроилась за рабочим столом – ну прямо натуральный профессор словесности из американского фильма про британские университеты. Сделав тщательно выверенный глоток, она снизошла до ответа: – Ну... мой дорогой юноша, это история длинная... – миз Нуттер смерила Эзру изучающим взглядом, отчего тот вдруг отчётливо и остро осознал убогость своей рубашки и лохматость, о которых до этого успел подзабыть. – Расскажите немного о себе, пожалуйста. Я хотела бы иметь представление о том, что вы за человек. Происходящее всё больше начинало походить на какое-то странное собеседование, на которое Эзра не помнил, чтобы записывался. – Не сочтите за грубость, Агнес, – сказал он, вкладывая в свои слова всю доступную ему волю и уверенность, – но я тоже. Хотел бы знать, что вы за человек. После нашего разговора я пребываю в недоумении. Профессор довольно ухмыльнулась, что немало удивило Эзру. Он ожидал если не отповеди, то лёгкого возмущения как минимум. – Я по образованию филолог: издаю и продаю книги, курирую доверившихся мне авторов. Подаю, скажем так... патроны. Агнес Нуттер – имя, которым я вам представилась, моё настоящее. В прошлом – Агнес Бомгард, если вам интересно, – ответила она охотно. – Что ещё вам поведать? При упоминании фамилии актёра, мастер-класс которого стоил ему едва ли не всех сбережений и иллюзий, Эзра не смог совладать с лицом. Агнес Нуттер восприняла его изменившееся выражение по-своему: – Ах, он не рассказывал? Очень похоже на Гэйба. У нас и дочь есть. Ваша ровесница, наверное. Сколько вам лет, кстати, если не секрет? – Двадцать четыре, – отозвался Эзра глухо. – Ах, тогда чуть помладше, – Агнес потянулась через стол и развернула к собеседнику рамку с фотографией. – Это она в начальной школе. Сейчас студентка уже... С портрета на Эзру взирала весьма серьёзная девочка лет девяти: длинные каштановые волосы, большие тёмные глаза, обрамлённые круглыми, как у матери, очками. Детское лицо показалось юноше смутно знакомым, но он не придал играм разума значения. – Гэйб никогда не распространялся о семье – мешало карьере, видите ли... – профессор вернула рамку с фото на место. – Одно скажу: с годами он стал мягче. Вы знаете, он мне признался, что был с вами давеча резок... И даже груб... – заметила она, продолжая с тщательно скрываемой настороженностью следить за сменой выражений на лице Эзры. – Поверьте, он раскаивается. Вы бы знали его лет двадцать назад... С ним просто невозможно было рядом находиться! Каков был нахал!.. Такая заносчивость! Уж не знаю, чем я думала... Но не зря ж говорят, что любовь зла и слепа... – закончила Агнес Нуттер с деланой печалью. Эзра терялся в догадках и предположениях: с какой стати миз Нуттер рассказывает ему всё это? Его расположение заслужить желает? Да на что ей оно? Или это особая тактика, чтобы заставить его говорить? Опять же: с какой целью?.. – Вы не возражаете? – Агнес достала из ящика стола портсигар. – Нет, что вы. Мои друзья курят, – Эзра чуть склонил голову в знак согласия. – А вы – нет? – А я – нет. Профессор слегка подняла брови, как бы намекая на незаданный вопрос. – Строгое воспитание, – сухо пояснил Эзра. – А ваши родители? В добром здравии, я надеюсь? – Агнес Нуттер щёлкнула зажигалкой. – Не имею возможности знать. Мы давно не общались, – дал Эзра исчерпывающий, по его меркам, ответ и всё-таки попытался настоять на своём: – Но скажите, зачем вы всё же хотели меня видеть? Чем я могу вам помочь? Агнес пригубила кофе, затянулась тонкой папироской и, выдержав паузу, подняла озадаченный взгляд на Эзру. Бывшая супруга Габриэля Бомгарда и сама была выдающейся актрисой... – Насчёт последнего – сейчас и не знаю даже... Вчера мне казалось, что знаю... Мне мнилось: это чудесная идея, но нынче... Если я расскажу вам – вы, наверное, сочтёте меня сумасшедшей. – А давайте попробуем. Вы меня порядком заинтриговали. Я всю ночь об этом размышлял. – Эзра кашлянул, борясь с желанием расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке: дым профессорских папирос оказался неожиданно удушлив. Словно прочитав его мысли, Агнес Нуттер затушила окурок в массивной пепельнице и прищёлкнула пультом, включая кондиционер. – Как вам уже известно, я литагент, – начала она, обведя широким жестом книжные полки. – Один из моих проектов – Мари Шанталь. Вам что-нибудь говорит это имя? – Мне доводилось читать, – протянул Эзра с долей неуверенности. – Не хочу обидеть ни вас, ни автора, но... это не моё. – А что тогда ваше? – в голосе профессора зазвучала искренняя заинтересованность. – Шекспир, Уайльд, сёстры Бронте, Толкин, Мюссо... – принялся перечислять Эзра. Теперь настал черёд Агнес изумляться. – С Мари Шанталь, мой дорогой друг, случилось невозможное... – призналась миз Нуттер. – Муза. Автора посетила муза, – констатировала она. – И я имею все основания подозревать, что это вы. Не кто иной, как вы. – Как такое может быть? – вопросил Эзра неверяще. – Чистая случайность. Ирония судьбы, – с готовностью пустилась в объяснения профессор. – Вы встретились Мари Шанталь в кафе. И теперь Мари пишет с вас главного героя, но ничего не получается, так как о вас ровным счётом ничего не известно. – Я никогда не видел Мари Шанталь. Я бы запомнил её. – Понимаете, Эзра... Вы и не могли видеть или запомнить... именно Мари. Дело в том, что Мари Шанталь – это литературный псевдоним, – произнесла профессор Нуттер осторожно. – Большего я не имею права вам сказать, так как сама связана контрактом... – она взяла со стола несколько соединённых скрепкой листов и протянула своему визави. – Что это? - поинтересовался Эзра, привстав с кресла. – Договор о неразглашении, – сказала Агнес просто. – Прежде чем я осмелюсь раскрыть вам детали биографии одного из доверивших мне свою карьеру авторов, я обязана быть уверена, что вы готовы сохранить его инкогнито. Эзра принял из рук профессора документ и быстро пробежал текст соглашения глазами. – Ручку дадите? Подписывать на каждом листе или только в конце? – спросил он. Агнес Нуттер вновь приподняла брови – теперь уже выражая неподдельное изумление. – И что, вы даже спорить, ругаться не будете?! – воскликнула она, но шариковую ручку юноше всё-таки подала. – А смысл?.. – философски осведомился Эзра. – На самом деле, я понимаю: таковы правила. К тому же, не стану скрывать: чем дальше, тем мне становится интереснее и чудесатее. А знаете, проф... Агнес, – он не глядя подмахнул соглашение. – У меня неплохая память на лица... Вас я, например, сразу узнал. Думаю, если вы скажете мне, кто именно скрывается под личиной Мари Шанталь, есть шансы, что я вспомню этого человека, если она или он приходили в "Старбакс". – Мда... – пробормотала Агнес Нуттер, – жаль, о Тони такого не скажешь... – Извините?.. – не понял Эзра. – Тони... Тони Кроули. Он же Мари Шанталь и мой протеже, – расщедрилась профессор на пояснение. – Вы в воскресенье утром работали? Он заходил за кофе. Эзра задумался: – Да... это ж девятнадцатое число было... Вы не подскажете, как он выглядел? – Будет проще, мой милый, если я покажу, – вздохнула Агнес Нуттер и что-то набрала на клавиатуре. Если бы Эзра встал у неё за спиной, то увидел бы, что мадам открыла "Фейсбук". Ровно таким же движением, каким она только что разворачивала к собеседнику фоторамку, профессор развернула к юноше макбук, с экрана которого, стоя вполоборота и хитро щуря золотисто-карие глаза, ухмылялся демонски красивый мужчина: огненно-рыжие волосы до плеч, удлинённый кожаный пиджак, выгодно подчёркивающий стройный силуэт, узкую талию и широкие плечи, но самое запоминающееся – тонкие, длинные, как у пианиста, пальцы, сжимающие тёмные очки. Эзра сдавленно охнул и сглотнул: перед его внутренним взором восстало воскресное утро. Первый посетитель. "Мысли о прошлом" Джона Стэнхоупа... И он ещё фантазёром себя обругал. Агнес, покусывая губу, жадно следила за выразительной мимикой своего визави. Неужели она, сама того не желая, сорвала джекпот? – Водички? – предложила профессор участливо. – Не откажусь, – выдавил Эзра и закашлялся. – Итак, – миз Нуттер налила минералки в высокий стакан, услужливо преподнесла его гостю и присела на подлокотник его кресла. – Узнаёте Мари Шанталь? – Определённо, – не сводя взгляда с экрана, Эзра сделал пару больших глотков. – Поскольку вы уже подписали соглашение, мой друг... – продолжила Агнес, – большой беды не будет, если я доверю вам ещё кое-что... Роман, который пишет Тони... – она тряхнула головой и запустила пальцы в волосы, точно собираясь с мыслями. – Да... роман... Это нечто совсем иное, чем мы привыкли ожидать от госпожи Шанталь. Уж не знаю, что именно произошло с ним в "Старбаксе"... Но это похоже на вдохновение. Настоящее вдохновение, на которое, простите за откровенность, я не знала, что он способен... Профессор покосилась на Эзру, но тот всё ещё сидел, не меняя позы, и потрясённо глядел в экран. Что ж, быка надо было брать за рога; точнее, барашка – за кудряшки. Агнес Нуттер прикусила изнутри щёку, чтобы открыто не ухмыляться: – Его герою нужно лицо, нужно имя и нужен голос. И я обращаюсь к вам за помощью. От этого зависит будущее Энтони Кроули – как автора, как беллетриста... просто как творческого человека. И в то же время я понимаю... – Агнес легонько сжала плечо Эзры, одновременно привлекая внимание и демонстрируя весь спектр обуревающих её эмоций (ещё немного, и она осмелилась бы заломить руки, словно героиня одной из доживших до писательства сестёр Бронте). – Я понимаю... вы ни мне, ни тем более ему ничем не обязаны... И я предвижу, что вы назовёте меня сумасшедшей... но всё-таки, молю, подумайте... Возможно, только вы сможете помочь ему осуществить замысел романа... – профессор трагически (читай: выжидающе) смолкла. – Но как? Чего вы хотите? Чтобы я подошёл к нему на улице? В кафе? На автограф-сессии? – вскинулся Эзра, точно пробуждаясь ото сна. Опустевший стакан выскользнул из его пальцев и приземлился на ковёр, однако не разбился; капли влаги упали в густой ворс, окрашивая изумрудный оттенок чёрным. Агнес Нуттер мотнула головой, точно отгоняя назойливую муху или мысль. – Это весьма смело, мой друг, правда, к сожалению, не вариант, – возразила она и поднялась с облюбованного подлокотника. – Я сейчас скажу вам кое-что личное, очень личное. Не в рамках контракта. Надеюсь на вашу деликатность, – профессор заглянула Эзре в глаза и понизила голос. – Тони Кроули – латентный гей. Он отказывается признавать свою ориентацию, хотя все знакомые видят его насквозь. Почему он сам не обратился к вам, не подошёл тогда в кафе?.. Спросите вы и будете правы! Я считаю, он испугался. И если действовать в лоб – он убежит, замкнётся в себе, как моллюск в раковине. И его роман никогда не увидит свет! Поймите, Эзра! – Агнес ощутила, что подходящий момент для заламывания рук настал. – Я не могу... не могу этого допустить! То, что я видела... это прекрасно! Энтони ждёт великое будущее! Возможно, Букеровская или Пулитцеровская премия!.. – Простите, мадам, но тогда я совсем не представляю, что могу сделать... – отозвался Эзра с искренним сожалением. – Давайте подумаем вместе? Я готова щедро оплатить вашу помощь! Я в долгу не останусь! – вскричала профессор Нуттер. Неужели золотая рыбка сорвётся с крючка?.. А ведь ей казалось, что она всё верно рассчитала... – Я согласился бы помочь и без денег... – сказал Эзра очень тихо и очень грустно. – Но, право слово, я не знаю как... – Погодите! – Агнес Нуттер схватила со стола смартфон и пролистала галерею. – Я сделала несколько скриншотов его черновика. Вот, читайте... Подрагивающей рукой Эзра взял телефон: ...Его ум был проворен, суждения – остры и небанальны, а сам он казался лёгок, свеж и безобиден, точно блуждающий в кронах плакучих ив весенний ветерок. ...[Не забыть! Показать закат, чтоб его волосы прямо золотились, чтоб прямо как нимб, как у мальчика из "Старбакса". Почему я его не рассмотрел? Блять, что я пишу. Это какой-то пиздец. Нельзя это показывать Несси. Только не вздумай это отправить, пьяная морда. И ты, Мари, тоже не отправляй. Завтра протрезвею – почищу.] Но, чёрт возьми, КАК ЕГО ЗОВУТ? ...Если бы я только мог, если бы я был художником или поэтом, я бы обессмертил тебя, твою юность, твою красоту!.. Но я не вижу тебя, не вижу твоего лица, твоё имя не стучит пульсом в моих висках, не бьётся током крови в моих венах, сладостным стоном не рвётся с моих губ... Неужели ты так и останешься навек безлик и безымянен?.. Эзра вернул смартфон Агнес: он не мог дальше читать... Это... это было слишком личное, как будто чей-то дневник. Не чей-то, поправил он себя, а огненновласого Энтони Кроули. – Простите... – выговорил Эзра наконец с трудом. – Я не специалист, но я вижу, что написано с душой, красиво... как нечто глубоко личное. Мне очень жаль, проф... Агнес, – он опустил голову и продолжил, невидяще глядя на так и оставшийся на полу стакан, – но что я могу сделать? Изобразить его фаната? Вы сами говорите: он в ужасе сбежит. Да и актёр из меня никудышный... Я не прибедняюсь. Можете спросить у мистера Бомгарда, он подтвердит. – Гэйб – что старая псина: только и умеет, что брехать, – отмахнулась от тирады Эзры профессор. – Что бы он вам ни наговорил: делите на четыре. Но милый мой! Неужто вы меня не слушали совсем? Кроули не нужен фанат! Ему нужен герой романа! – А неужто вы ждёте от меня, что я сыграю роль этого самого героя его ненаписанного романа?! Даже если бы я согласился и смог, мистер Кроули враз раскусил бы меня! – Эзра вскочил с кресла и заходил по кабинету. Забывшись, он схватился руками за голову и взлохматил волосы. Агнес Нуттер молча наблюдала за юношей. На её лице проступили едва заметные хищнические черты. Слегка раздув ноздри, словно принюхиваясь, профессор Нуттер – уже не древняя черепаха, но дикая кошка, сладко промурлыкала: – Мой милый, идея же гениальная!.. Он вас ни за что не раскусит! – Но это же обман! – от возмущения Эзра даже повысил голос. – Это для его же блага! – вторила ему Агнес запальчиво. – Но я не знаю эпохи, о которой он пишет... Я моментально проколюсь. – Не проколетесь. Я расскажу главное и дам кое-что почитать. У вас всё получится! Эзра вдруг ощутил себя насаженным на крючок червячком, загнанным в угол зверьком. Он ещё ни на что не соглашался, но как будто уже... согласился. – Но это же бесчестно и жестоко! Как будет чувствовать себя мистер Кроули, когда обман вскроется? – Не вскроется, – произнесла Агнес Нуттер с холодной уверенностью. — Вы заявитесь к Тони под личиной его главного героя... и с условием: он дописывает роман, чтобы вы могли вернуться в свою реальность. Чем вам не план? – Прошу прощения, проф... Агнес! Но это же... просто дикость! К тому же уже было у Гийома Мюссо в "Бумажной девушке"! — А вы начитанный юноша, как я посмотрю, – профессор Нуттер ласково улыбнулась Эзре. – Поверьте мне: Тони Кроули ничего, кроме журналов по астрономии и садоводству, не читает. О существовании мосье Мюссо он не ведает. – Как бы там ни было... я не могу... просто не могу на это пойти, – прошептал Эзра, как будто убеждая самого себя. В тоне его слышалось всё что угодно, кроме уверенности. Агнес Нуттер осторожно взяла юношу за руку – его пальцы были безвольны – и по-родительски мягко проговорила, словно увещевая непослушного ребёнка: – Милый Эзра... вы славный мальчик. Ваша отзывчивость и ваши высокие моральные идеалы, бесспорно, делают вам честь. Когда вы согласились встретиться со мной, я не смела поверить своей удаче... Ведь вы меня совсем не знаете... и любой на вашем месте отказал бы... Не подумайте, прошу вас, что я пытаюсь на вас давить... Вы вольны покинуть мой кабинет в любое время, и я останусь вам благодарна уже за то, что вы согласились меня выслушать... Но прошу вас подумать: вы действительно можете спасти карьеру писателя... или, если это для вас не важно, помочь одному хорошему человеку. Поверьте, Тони Кроули – хороший человек. И... я повторяю, пусть, как вы заметили раньше, это вас не интересует, я не останусь в долгу. Эзра закрыл глаза. Он молчал долго, но руки не отнимал. – Хорошо, Агнес. Ваша взяла. Я... попробую. Но за результат не ручаюсь... и чует моё сердце... быть беде. – Ничего подобного, – поспешила заверить его профессор. – У нас с вами всё обязательно получится. Она отошла к столу и снова выдвинула один из ящиков. – Что мне делать дальше? – спросил Эзра. – Будем на связи, – ответила Агнес Нуттер легко. – В ближайшие дни я вам позвоню и расскажу, как вы встретитесь с Энтони Кроули. Обстоятельства вашего знакомства и антураж беру на себя. – Что от меня требуется? – Ничего особенного... Разве что... погуглить, что происходило в Королевстве во второй половине XIX века. Подумав, профессор добавила: – Скину пару ссылок на исторические материалы. Как говорится, вживайтесь в роль! – она улыбнулась. Почувствовав, что разговор окончен, Эзра отступил к двери. Его одолевало странное, непонятное чувство: как будто он согласился на что-то ужасное... или не согласился... или не столь ужасное? Мозг отказывался повиноваться и обрабатывать информацию. Наверное, пребывая в лёгком шоке, он мог даже забыть проститься с профессором Нуттер, но она настигла его у порога. Агнес вложила Эзре в руки конверт: – Мой дорогой, здесь тысяча фунтов наличными. Это задаток. Я гарантирую вам ещё две тысячи, когда роман будет написан. В ваших интересах, чтобы Тони закончил его как можно быстрее, – миз Нуттер хитро подмигнула ошаршенному Эзре. – Простите... но я не могу это взять... – он попытался вернуть конверт. – Можете. И возьмёте, – ответила Агнес Нуттер с неожиданной суровостью. – Считайте это вашим первым актёрским гонораром, Эзра. Мы с вами отныне в одной упряжке. Профессор, кажется, говорила ещё что-то, а Эзра что-то ей отвечал. Спроси его кто-нибудь, он бы не вспомнил... Так же как не вспомнил и того, как спустился по мраморной лестнице на первый этаж. На мгновение Эзре показалось, что он марионетка, которой жестокий кукловод подрезал удерживающие конечности нити. Обессиленный и глубоко потрясённый свершившимся, юноша опустился на ступеньку и вперил взгляд в белоснежную стену. Он не знал, что несколько дней назад с таким же точно ощущением Энтони Кроули слушал здесь Mushmellow. Переведя непокорное дыхание, Эзра извлёк из рюкзачка свой старенький "Самсунг" и прочитал неожиданное сообщение от Эрика: "Здоров, херувим! Хотя праздники кругом, Ана твоя выторговала мне местечко на анализы и консультацию сам знаешь где, поэтому на смену опоздаю. Прикроешь мою жопку, лады?" Эзра мельком проверил время: одиннадцать с небольшим. Недолго думая, он набрал в ответ лаконичное: "Окей," – и поспешил спрятать телефон в карман, нечаянно наколов палец об острый бумажный край. С осторожностью юноша вытащил тот самый конверт и с трепетом проверил его содержимое: Эзра Фелл в жизни таких денег в руках не держал. Превозмогая нервное головокружение, он спросил себя: не лучше ли было бы подняться обратно в офис профессора Нуттер и вернуть ей это баснословное богатство, пока не поздно?.. И пусть она сама ищет способы заставить дивного Энтони Кроули написать роман, который принесёт им обоим славу и признание!.. Но в то же время крохотный калькулятор, по умолчанию встроенный Эзре в мозг, уже с тихим клёкотом отщёлкивал суммы и отмечал подарки в wish list'е: цветные карандаши и блокнот Moleskinе для Уэнсли – есть, биография Эммелин Панкхёрст для Пеппер – есть, блеск для губ и подводка Мас для Уорлока – есть, винил Placebo для Эрика – вот он и, наконец, футболка с надписью "Уэйд Уоттс мерзавец! ОАЗИС мой! Я первым нашёл все пасхалки Холлидея!" для Владыки Трандуила – вот она, только руку протяни... А ещё квартплата, мобильник и что-нибудь неприлично вкусненькое себе на Рождество... Каково искушение? Кто бы устоял? Медленно переставляя ноги, словно старик, Эзра Фелл вышел на Пикадилли. У него оставалось ещё достаточно времени, чтобы смотаться в Камден. Тысяча фунтов жгла карман. Уже садясь в автобус, он тихо спросил себя: "Отчего у меня такое чувство, будто я только что продал душу дьяволу?". На дне его парусинового рюкзачка плюшевый осьминожка ответил многозначительным молчанием.