Глава двенадцатая
И всем остальным тоже счастливого Рождества!
“I do,” said Scrooge. “Merry Christmas! What right have you to be merry? What reason have you to be merry? You’re poor enough.” “Come, then,” returned the nephew gaily. “What right have you to be dismal? What reason have you to be morose? You’re rich enough.” Charles Dickens В не очень благородном семействе профессора Нуттер очередной скандал разразился в Сочельник. Поначалу ничего не предвещало бури: Анафема с самого утра не выходила из своей комнаты и, судя по звукам, оттуда доносящимся, эмоционально общалась с кем-то по видеосвязи, Габриэль с таинственным видом испарился в неизвестном направлении, а тем временем Агнес – до жути довольная собой, Эзрой и результатами их утренней беседы – вернулась домой в прекрасном расположении духа. Радуясь тишине и лениво фантазируя о том, как бы половчее подсунуть кофейного мальчика в реалии "Бумажной девушки", профессор не спеша занялась готовкой (в её понимании этого слова). Налив себе бокальчик белого сухого (для настроения и от головной боли), она извлекла из холодильника на свет божий два блюда, профессионально затянутых полиэтиленовой плёнкой: одно – с замечательной индеечкой из продуктового отдела "Хэрродс", второе – поменьше – с соевым ягнёночком для своей вегетарианки дочки. Не щадя изысканного маникюра с кракелюром, профессор Нуттер острым ногтем вспорола полиэтилен на первом блюде и придирчиво обнюхала-осмотрела птицу. Стоило признать, индейка была хороша: небольшая, зато в меру жирненькая, с виду ровненькая, округлая, гладенькая, перевязанная в нужных местах экологичной бечевой и – главное! – уже нафаршированная каштанами, грибами, сухофруктами, и бережно зашитая – любой пластический хирург обзавидуется! Сбросив туфли, чтоб не мешали, Агнес протанцевала к плите и выставила нужную программу. Разместив индюшку в духовке, она пригубила ещё вина. Именно за этим занятием и застала её дочь. – Снова пьянствуешь, мама? – спросила Анафема сухо. – Ты говоришь так, будто я какая-то алкоголичка, – отозвалась Агнес миролюбиво. Анафема ничего не ответила, однако отношение к маминым вредным привычкам весьма недвусмысленно отразилось на девичьем личике. – Лучше посмотри, какой славный кусочек тофу я для тебя раздобыла, – улыбнулась Агнес и попыталась пошутить: – При его приготовлении ни один ягнёнок не пострадал! Она указала на стол. – Я даже духовку проветрю, прежде чем его запекать, чтоб тебе мясом не пахло, – проявила профессор недюжинную заботу. – Спасибо, очень мило, – сказала Анафема, – но не стоило беспокоиться. Ничего не поменялось: на ужин я не останусь. У меня другие планы. Профессор Нуттер не стала швыряться пепельницами или кричать – на этот раз она избрала иную тактику. – Аночка, дорогая, – проговорила Агнес вкрадчиво, – может быть, ты всё-таки передумаешь? Как давно мы не собирались вот так... в кругу семьи?! Твой отец... Я понимаю, ты злишься на него столько лет... и... за котика того, и за школу, и за университет... Имеешь право, я даже спорить не стану! Сама знаю, каким он бывает... говнюком, – Агнес подпустила в голос "подружаечьей" доверительности. – Но ты пожалей его... У него очень непростое время сейчас. Его стоило бы поддержать... хотя бы в Рождество быть чуточку великодушней... Может быть, пора перерасти, наконец, эти детские обиды? – Знаешь что, мама... – Анафема села за кухонный стол, взяла из вазы клементин и начала его методично очищать. На белоснежную столешницу брызнул красноватый сок. – У тебя, мамуля, свои благотворительные проекты, а у меня – свои, – произнесла она после паузы, словно вслух подытоживая какой-то внутренний монолог. – Меня не устраивает твоё давление. Сказала же: не хочу с вами праздновать, но ты меня как будто не слышишь. Ягнёнка этого приволокла... на фиг он сдался... – Анафема кивнула в сторону забытого на столе блюда из "Хэрродс". – Ты постоянно обесцениваешь мои слова. Я говорю одно, а ты ведёшь себя так, как будто я сказала совсем другое. Или ничего вовсе не говорила. Бесишь. – Я не хотела... – Агнес Нуттер печально осушила остатки вина. – Право слово, дочка. Не хотела, как ты выражаешься, давить на тебя. И я ни тебя, ни твои слова не обесцениваю. Просто я надеялась... семейный ужин, ёлка, хлопушки... как в старые времена! – Да какие "старые" времена?! – взвилась Анафема. – Вы с Бомгардом, – она принципиально звала отца по фамилии, от которой недавно отказалась, – ещё не развелись, а он уже на две страны жил! Да блин! Да он изначально в Штатах остаться хотел! А потом, после развода? Жонглировали мной, как клоуны кеглей! Я больше праздников и выходных с Тони провела, чем с вами обоими вместе взятыми! Тебе напомнить, как над Кроули мамашки в началке умилялись? Думали: то ли такой молодой папа, то ли старший брат... Вам с ним, может, прикольно было, а мне вот – не особенно! Обосраться, вы с Бомгардом охуительные родители! – Ана, как ты выражаешься?! – одёрнула дочку профессор. – На себя посмотри, себя послушай, филолог, блин, – Анафема доела клементин и завернула шкурки в бумажную салфетку. – Так что, мама, говорю понятным тебе высоким штилем: идите-ка вы с Бомгардом в жопу. Я проведу сегодняшний вечер и завтрашний день так, как считаю нужным. А вы тут сколько угодно можете предаваться воспоминаниям о былой любви и о том, как ради работы её просрали! Только не забудьте! Анафема повысила голос и с видом гневным и оскорблённым шумно отодвинула стул, поэтому шагов по лестнице ни она, ни мать не услышали. – Не забудьте вспомнить и о том, что у нас могла быть, как ты любишь говорить, нормальная семья, но вы оба – в погоне за деньгами, славой и хрен знает за чем ёще – этот шанс выбросили на помойку. – Анафема обличающе и грозно проткнула указательным пальцем воздух перед лицом матери. – Так что пусть с вами за столом сидит ваш грёбаный эгоизм. А меня ждут друзья! Буквально выкрикнув последние слова, она фурией вылетела из кухни, задев плечом замершего на пороге Габриэля: в руках господин артист сжимал объёмный бумажный пакет, из которого сиротливо торчало плюшевое заячье ухо. На третьем этаже хлопнула дверь, щёлкнул замок: Ана заперлась в своей светлице, хотя никто из родителей не намеревался её преследовать. – Давно подслушиваешь, Гэйб? – поинтересовалась Агнес. Габриэль Бомгард неопределённо дёрнул плечом: ухо в пакете грустно трепыхнулось. – Зря ты кота припомнила, – произнёс он наконец. Очень тихо. – Зря ты от этого злоебучего кота избавился, – ответила Агнес ядовито. – Слушай... – Габриэль поставил на отодвинутый Аной стул пакет с покупками. – Энни до сих пор не знает. Кот больной был, у него была опухоль. Он страдал, и ему недолго оставалось. Я решил, что так будет гуманнее. Агнес Нуттер всплеснула руками: – И почему я узнаю об этом спустя без малого двенадцать лет? – А что ты хочешь, чтобы я тебе сказал тогда? Или я должен был написать мейл: "Нес, наша доча притащила с помойки кота, но он на последнем издыхании и очень страдает. Не будешь ли ты против, если я решу этот вопрос, не объясняя девятилетнему ребёнку, что животному больно, когда она пытается с ним играть?" – Мог бы правду от неё не скрывать, она ж не идиотка, – сказала Агнес. – Я не хотел её травмировать, – ответил Габриэль. – Не хотел он... – пробормотала Агнес. – А в итоге нажил себе врага. – Тогда это казалось правильным... – Казалось ему, блин, – профессор достала второй бокал и налила им обоим вина. – Казалось... Как говорят православные, когда кажется – креститься надо. Давай выпьем, что ли, – Агнес безрадостно отсалютовала бывшему мужу бокалом. – И почему теперь меня не покидает подозрение, что если тебя спросить, то история со школой и колледжем Аны предстанет в несколько ином свете?.. – Всякое может быть, – дипломатично отозвался Габриэль, однако тему развивать не стал. – Мне жаль, что вы обе считаете, что я мог когда-либо желать Энни зла. – Лично я так не считаю, – вздохнула Агнес. – А правда, что до переезда в Штаты она больше времени проводила с Кроули, чем с тобой? Она и словом об этом не обмолвилась ни разу... – Это правда, – признала Агнес. – Не стань Тони писателем, из него получилась бы отличная нянька. Я потому ничего тебе о манере воспитания дочери и не говорю: самой гордиться нечем. – Ну, выходит, мы одинаково фиговые родители, – заметил Габриэль философски. – Прекрасный тост, – согласилась Агнес. – Очень рождественский. – Я устрицы принёс, – артист отставил бокал в сторону и принялся выгружать на стол содержимое пакета: несколько пластиковых лотков с логотипом того же "Хэрродс", бутылку Moët & Chandon Rosè и... мягкую игрушку. – А заяц с какой радости? – приподняла брови профессор. – Для Энни... Под ёлку посадить, – как-то смутился Габриэль. – Я б хотела сказать, что она оценит, но вряд ли, – констатировала Агнес. – Нашей дочери уже давно не девять лет. – Слушай, Нес... А раз та история с котом всё ещё всплывает... – начал Габриэль неуверенно, – что ж ты ей тогда не завела питомца, пока она здесь жила? Или сейчас, когда она насовсем переехала? – Чтоб он мне тут на ковры ссал? – искренне возмутилась профессор. – Отличный тост, очень рождественский, – вернул Габриэль бывшей жене её же слова и допил вино.***
Не озаботившись торжественной сервировкой блюд или перемещением за обеденный стол, бывшие супруги сидели в кухне, уничтожая устрицы, паштет и шампанское, и перебрасывались короткими ничего не значащими фразами. Между делом Агнес рассказала Габриэлю о знакомстве с Эзрой. Энтузиазма подруги своей мятежной юности господин артист не разделял, но спорить с ней или пытаться переубедить упёртую Несси не тщился, лишь буркнул что-то маловразумительное. "Добром эта твоя затея не кончится," – или вроде того. В районе восьми они услышали, как хлопнула дверь сначала наверху, потом – внизу: Ана ушла. Агнес, притворяясь, что всё в порядке, как ни в чём не бывало открыла духовку и, может быть, лишь чуточку сильнее, чем следовало, вонзила термометр в индейку: готова, родимая. Соевый ягнёнок был давно упрятан обратно в холодильник. Думая, что Несси не видит, Габриэль прокрался в гостиную, включил электрическую гирлянду, о которой сегодня почему-то забыли, и всё-таки десантировал под ёлку по-заячьи длинноухое недоразумение. Агнес Нуттер, конечно же, видела всё, но решила, что мудрее будет в кои-то веки смолчать. К тому же, где-то очень глубоко в душе она умилилась столь по-габриэлевски неловкой попытке быть милым. Телефонный звонок раздался неожиданно; не было ещё девяти. Габриэль подумал, что это кто-то с запоздалыми поздравлениями проявился (кому там за столом не сидится и хлопушками не хлопается?). Наблюдая, точно в калейдоскоп, как сползает с губ Несси улыбка, как удивлённое выражение у неё на лице сменяется озабоченным и как в её зелёно-карих глазах проступает смешанная с испугом тревога, он заволновался: не случилось ли чего с Энни? – Дай мне пару минут, Тони. Никуда не уходи, я что-нибудь придумаю, – проговорила Агнес с поддельным спокойствием и дала отбой. Медленно положив смартфон на стол, она посмотрела на Габриэля, во взгляде которого читался немой вопрос. – У Тони нервный срыв, – коротко пояснила Агнес. – Он застрял где-то в двухстах милях от Лондона и умоляет меня приехать... забрать его. – Прямо сейчас? – уточнил Габриэль. – Прямо сейчас, – констатировала Агнес. – И как ты себе это представляешь?! – изумился он. – Пока никак... – протянула профессор. В глубокой задумчивости она постукивала кончиком длинного ногтя по столешнице. Габриэля этот звук нервировал. – Нес?.. – спросил он неуверенно. – Ты же не поедешь за ним сама в такую глухомань? Да и за руль тебе лучше не садиться... – господин артист многозначительно посмотрел на почти пустую бутылку на столе. Агнес Нуттер молчала довольно долго. Прищурившись и наморщив лоб, она как будто что-то подсчитывала в уме. Внезапно лицо её просветлело. – Погоди-ка, Гэйб... Агнес забормотала вполголоса, словно продолжая какой-то разрозненный внутренний монолог: – Где-то у меня был запасной комплект ключей от его квартиры... если найду... вполне можно успеть... у нас часа четыре будет, а то и все пять... а в его состоянии... пограничном... он чему угодно поверит... да... надо рискнуть, а то неизвестно когда ещё шанс такой выпадет... если Тони сорвёт с катушек – всё прахом, пиши пропало... Да! – вскричала она наконец. – Нес, да что ж происходит-то? – не унимался Габриэль. – Да погоди ты! – отмахнулась от него Агнес. – Сейчас... мне срочно нужно сделать один звонок! Не отсвечивай, прошу тебя! Схватив телефон, Агнес почти выбежала из кухни, спустилась в прихожую и, судя по грохоту, принялась перетряхивать содержимое ящиков комода. Вдруг снизу донёсся победный клич: "У-у-у, вот вы где, ключики-сучики!". Габриэль тяжело перевёл дыхание. Опыт подсказывал: что бы Нес ни затеяла, ему это не понравится, но безопаснее всё-таки прикинуться ветошью. Агнес нервно мерила шагами коридор внизу и, по всей вероятности, тихо материла то ли оператора сотовой связи, то ли ещё кого. Мастером дедукции Габриэль Бомгард не был, но даже он догадался: кому бы ни названивала его бывшая жена, трубку тот человек упорно не брал. Внезапно откуда-то с лестницы вновь раздался наигранно-бодрый голос Агнес: – Эзра, милый мой, здравствуйте ещё раз! Как сложно было до вас дозвониться! Я уже утратила всякую надежду!.. Габриэль в тихом ужасе схватился за голову. Но что он мог сделать?.. Атомный ледокол "Профессор Нуттер" он и в лучшие времена не умел остановить... Господин артист снова вздохнул и пошёл отрезать себе индейки, пока всё окончательно не остыло. Если уж ему предстоит стать свидетелем апокалипсиса, то, по крайней мере, он будет наблюдать конец света с бокалом шампанского и на сытый желудок! Тем временем Агнес вернулась в кухню. С мальчиком из кофейни она, по всей видимости, переговорила успешно, о чём свидетельствовала извлечённая из холодильника новая бутылка игристого. – Несси, ты мне не объяснишь вкратце, в чём дело? – Габриэль подцепил вилкой кусочек мяса. – Афера века! Операция под кодовым названием "Слёзы Мюссо" торжественно объявляется начатой! – Агнес браво свинтила мюзле. Звук вылетевшей пробки прозвучал подобно выстрелу. – А не стоит ли?.. – начал Габриэль, но Несси не дала ему договорить. Приложив палец к губам, она уже вновь прижимала смартфон к уху: – Алло, Тони, ты точно не передумал?.. Да, ага... Я сейчас пришлю за тобой Uber. Ага... "Бентли"? А что "Бентли"?... А-а-а... не переживай... да не переживай ты о машине сейчас, пусть стоит, где ты её поставил!.. Ага... ну... отгоним потом... Скинь мне название этого паба... ага... и сиди на попе ровно! Жди такси! Ты меня понял?! Ага... молодец... Да о чём ты, какие извинения!.. Ну... Хорошо, хорошо. Конечно. Только не пей больше, а то водитель тебя не возьмёт! Водички лучше хлопни холодненькой! Ага, давай. Я на телефоне. И тебе... блин... не то хотела сказать. Всё. Вызываю Uber. С чувством выполненного долга Агнес Нуттер отложила телефон и разлила шампанское. – Ну, за удачу, что ли? – она подняла бокал. Габриэль смотрел на бывшую жену с опасливым подозрением. – Ты расскажешь, наконец? – Обязательно, – клятвенно заверила его Агнес, – но после того, как всё разрулю. Не обессудь, Гэйб, я сейчас сама себя боюсь сглазить. Кстати... – профессор покачала бокал, наблюдая за игрой пузырьков. – Можешь сделать мне одолжение? – Смотря какое, – не спешил соглашаться Габриэль. – Мне нужно на пару часов отъехать... Ты не будешь так добр? Не дождёшься Ану? – Конечно, – кивнул Габриэль: не то чтоб он куда-то собирался, да и просьба Нес звучала вполне безобидно. – Чудненько! – обрадованная, Агнес Нуттер снова подхватила непонятные ключи и открыла приложение такси. – Я постараюсь недолго. До Мейфэра и обратно. Подавив желание высказаться по поводу творящегося в этом доме бедлама, Габриэль Бомгард занялся индейкой. Пусть Шерлоком Холмсом он не был, но к этому моменту он и без лишних объяснений догадался, что именно собирается сделать Несси, подруга его мятежной юности... И происходящее вызывало у мистера Бомгарда нехорошее предчувствие.***
Звонок профессора Нуттер застал Эзру Фелла в индийском ресторанчике на Брик-Лейн, где он намеревался провести чудесный вечер в компании Эрика, Аны, Пеппер, Уорлока и Уэнсли. Они заказали карри с овощами и огромное блюдо тхали с рисом и чапати. Анафема гордо водрузила на середину стола свой трофей – пряничных человечков, которым сладкоежка Эрик тут же воздал должное. Все пребывали в крайне благостном настроении, даже вечно депрессивный гот Уорлок сменил ради такого случая матовую чёрную помаду на бледно-розовый блеск для губ, подаренный, естественно, Эзрой. С долей ласкового осуждения Эзра следил за тем, как Пеппер, не отрываясь от биографии Эммелин Панкхёрст, вслепую зачерпывает карри кусочком тонкой лепёшки: не заляпала бы страницы, бестолочь такая! Сделать замечание своей подопечной он, однако, не посмел: на лице девочки застыло выражение полнейшего блаженства. Уэнсли, счастливый обладатель комплекта карандашей с грифелями разной степени твёрдости, увлечённо штриховал что-то в новом блокноте. Ощутив, как завибрировал в кармане старенький "Самсунг", Эзра украдкой бросил взгляд на дисплей. Он заранее отключил звук, хотя звонков ни от кого не ждал – просто правило хорошего тона, считал он. Узнав номер Агнес Нуттер, юноша закусил губу: пускай они виделись с профессором этим утром, сейчас ему казалось, что с момента их странного разговора прошла вечность. Эзра спрятал телефон обратно в карман в наивной надежде, что он вот-вот перестанет дёргаться, но не тут-то было: профессор Нуттер оказалась весьма настойчива. "Ты подписал соглашение и взял деньги," – укорил себя Эзра. – "Было бы бесчестно вот так её сейчас продинамить... Что она о тебе подумает?! Да и не стала бы она звонить в девять вечера в Сочельник, не будь это срочно... у неё ж и семья, поди, есть..." Его напряжение и колебания не укрылись от друзей. – Ты чего там? – спросил Эрик. – Извините, ребята... – Эзра старательно подбирал слова, чтобы лишнего помимо воли не сболтнуть, – сейчас вернусь. Мне тут... звонят. Это срочно. Ещё раз простите. Я быстренько отвечу и сразу – к вам! – Иди уже, Эз! – усмехнулся Эрик. – Ох уж эти твои политесы! – Загадочный он какой-то сегодня... – раздумчиво протянула Анафема, внимательно глядя Эзре вслед. – Никак влюбился?.. – Наш Эзра влюбился?! – оторвалась от книги Пеппер. – Быть такого не может! Скажешь тоже! – А что, он не человек, что ли? – вступился за наставника Уорлок. – Блин, ребят, не ваше дело... – вставил свои шесть пенсов мудрый и дипломатичный Уэнсли. Эрик Диздимен не сказал ничего. Сегодня он был чуть более сумрачен, чем обычно. Дамокловым мечом над его головой нависло ожидание: результаты анализов будут готовы лишь в новом году (очередь, понятное дело!), но переживать он начал загодя. На всякий случай. Эзрино "быстренько" растянулось минут на десять. Он вернулся за стол немного более лохматым и всклокоченным, чем всегда, и заметно нервничающим. – Мои дорогие, – выговорил Эзра, сглотнув, – мне ужасно жаль, что так получилось... Но я вынужден вас покинуть. Я надеюсь, вы на меня не обидитесь? – спросил он, снимая со спинки стула рюкзачок. – Просто... я дал обещание одному человеку... и я совсем не ожидал, что его выполнения от меня потребуют именно сегодня... Мне, правда, надо бежать... – Эз, у тебя всё в порядке? – уточнила Анафема осторожно. – Да, конечно, – улыбнулся он с напускной беспечностью. – Просто неожиданно... – Ладно... Но хоть давайте сфоткаемся все вместе? – Анафема извлекла из бархатной сумочки селфи-палку и приладила на неё свой тринадцатый айфон. Эзра, естественно, согласился. Всей компанией дружно сказали "Сы-ы-ыр" на камеру. – Я фотку в общий чат скину, – пообещала Анафема. Обняв и расцеловав друзей, Эзра направился к выходу. Проводить его вызвался Эрик, сведя на нет любые подозрения искренним: "Перекурю заодно, сорри, товарищи несовершеннолетние!". Когда молодые люди оказались на Брик-Лейн, Эрик спросил: – Слышь, херувим, всё точно окей? – Да-да, вполне, – истово закивал, тряся кудряшками, Эзра. – Ты это... звони, если чё... – Эрик сжал плечо друга. – С днём рождения твоего боженьки, протестант. – Методист, – поправил друга Эзра с оговоркой: – Бывший. – Ты на метро? – Нет, за мной такси сейчас приедет, – нехотя признался Эзра. Эрик недоверчиво приподнял брови: – Я надеюсь, он нормальный мужик... – Кто, водитель? – изобразил глухую наивность Эзра. – Сам знаешь кто... – пробормотал Эрик. – Если окажется таким же долбоёбом, как твой бывший, я ему рожу раскрою. – Это вовсе не то, о чём ты подумал... – начал Эзра, но объясниться он уже не успевал: на другой стороне улицы, блестя вороными боками, остановился взаправдашний кэб. Сверив номера машины с присланным Агнес скриншотом, Эзра помахал Эрику рукой: – Ну всё, я побежал! – Давай! До послезавтра! – До послезавтра! – эхом отозвался Эзра, ещё не ведая, что в "Старбакс" он уже не вернётся.***
В такси Эзру Фелла обуяла паника. Даже упавшая с номера Аны фотография не зажгла отблеска улыбки на его сосредоточенном лице. Эзра чувствовал себя сразу и обманщиком, и лицемером, и преступником, и дилетантом, но он сознавал: откажись он, пойди он сейчас на попятную, то чувствовал бы себя и того хуже – лжецом и вором. Всматриваясь в празднично украшенные вереницы улиц, проносящиеся за окном такси, Эзра Фелл горько сожалел о том, что согласился на эту авантюру... Да что там! Он сам, можно сказать, предложил эту идею профессору Нуттер! Самое ужасное для юноши заключалось в том, что он был катастрофически не готов к роли, которую ему предстояло сыграть. Нечто подобное, наверное, испытывает студент, идущий на экзамен по предмету, о котором едва ли не впервые слышит. Это что-то запредельное, как картинка из ночных кошмаров математика, которому снится, будто ему предстоит сдавать теорию литературы, или из страшного сна филолога, которого рождённый играми подсознания профессор сажает за интегралы. Такси остановилось слишком быстро. На ватных ногах Эзра ступил на тротуар, глубоко вдохнул влажный воздух и огляделся: профессор Нуттер, стуча острыми каблуками, уже спешила ему навстречу. – Консьержа нет, – прошептала она заговорщицки, – нам надо спешить. Никто не должен вас видеть! Они пробежали через залитое ярким светом фойе шикарного многоквартирного дома и поднялись на последний этаж. – Вы не объясните мне?.. – попытался хоть что-нибудь вызнать Эзра. – Нет времени объяснять! – шикнула на него Агнес и открыла дверь в квартиру писателя, героем романа которого Эзре надлежало притвориться. – Но как мне?.. Что я?.. Мы же ничего не обговорили!.. – с каждой минутой Эзре всё труднее становилось справляться с ужасом. – Главное, – не зажигая света, Агнес провела юношу в гостиную, – вы ни-че-го не помните. Вы столичный джентльмен. Жили в Лондоне в 1860-х годах, внезапно умер ваш дальний родственник, оставил наследство (имение, земли, фабрики), и вы приехали в Шотландию то самое наследство осмотреть. С соседями познакомиться не успели. На закате отправились на конную прогулку по пустошам, – она чеканила слова, – вдруг раздался вой... волк или собака – неважно. Лошадь понесла. Вы упали. Ударились головой. Всё. Дальше – импровизируйте. Дальше – текста нет. А нам надо, чтобы был. И как можно скорее. Советую вам давить на то, что вы хотите вернуться в свою реальность и считаете единственным условием своего возвращения завершение романа. Эзра в прострации присел на диван. Рядом валялся оставленный писателем лэптоп. – О! Эврика! – вскричала Агнес и бросилась к ноутбуку. – Я ожидала, что он его с собой возьмёт... – она откинула крышку и уверенно пробежалась по папкам. – Вот черновик. Читайте. У нас в запасе не более часа. Потом мне придётся вас оставить. Эзра принялся за чтение, и вновь его не покидало ощущение, что он прикасается к чему-то глубоко личному, для чужих глаз не предназначенному. – Простите, проф... Агнес, – в темноте озарённое холодным светом экрана лицо Эзры казалось мертвенно-бледным, – а если... мистер Кроули спросит меня... Почему я в современной одежде?.. – юноша критически оглядел свои джинсы и рубашку. – Чёртблядьёбтвоюмать, тупая я дура! Не продумала я это! – выдохнула Агнес. Эзра растерянно смотрел на неё, лелея робкую надежду: вдруг сейчас всё сорвётся?.. Но нет. Ему опять не повезло. – Дочитали? – рявкнула профессор, отбирая у него лэптоп. – Бегом... в спальню! Вернув выключенный и закрытый макбук на прежнее место на диване, Агнес Нуттер развернулась на каблуках и промаршировала в глубь квартиры. Эзра последовал за ней, точно осуждённый на гильотину. В дверях писательской спальни госпожа литагент остановилась, пропуская юношу вперёд. – И что? – спросил Эзра, поправляя на плече лямку рюкзачка. – И... раздевайтесь! – приказала Агнес сурово. – В каком смысле? – не понял юноша. – В прямом, – отрезала профессор. – Вы что так внезапно поглупели?! Снимайте всё, включая бельё, складывайте в свой рюкзак. Я отвернусь, так и быть... – прибавила она не без кокетства. – Как будете готовы, лезьте под одеяло. Поверьте... так даже правдоподобнее выйдет. Эзра заколебался. Ситуация нравилась ему всё меньше. Он ни на что подобное не подписывался! Это уже всякие границы разумного переходило! – Простите, Агнес, но нет, – ответил он, удивляясь тому, как уверенно звучит его голос. – Что значит "нет"? – прошипела Агнес Нуттер. – Поздно отнекиваться, мой милый, времени в обрез. – Я не лягу раздетым в постель незнакомого мужчины, – выдавил Эзра, превозмогая неловкость. – И одетым не лягу. И никаким. И вообще... – он смешался. – Вы не имеете права требовать от меня подобного... Это незаконно, вообще-то! – Мой же вы хороший, – покачала головой профессор Нуттер, – рановато вы викторианочку включили. Погодите до явления Мари Шанталь (тьфу, блять!) Тони Кроули народу. Уверяю вас, – Агнес сделала шаг к Эзре и осторожно погладила его по предплечью, словно успокаивала перепуганную зверушку. – Тони на вашу честь и невинность не позарится... Но вы же сами заметили: его герой не может предстать перед ним в драных джинсах! – Давайте отменим, – взмолился Эзра. – Перенесём на другой день, я имею в виду... Да и я сам получше подготовлюсь... – Ни в коем случае! – бешено сверкая глазами, вскричала Агнес, если можно вскричать шепотом. – Лучшего случая нам сто лет может не представиться. Сегодня Рождество, время чудес. Вот и будет нашему запутавшемуся писателю чудо... в виде... – она обвела воздух перед лицом Эзры рукой, – в виде вас. Он сейчас слегка пьян и сильно расстроен. Он поверит... Вот прямо уверена. – Я в его постель не лягу! – упорствовал Эзра. Агнес Нуттер закатила глаза: – Да что ж вы чистоплюй такой! Вон, поглядите: уборщица в его отсутствие побывать успела. Бельё сменено, бутылки убраны, всё стерильно. Профессор смотрела на Эзру и чувствовала, как в нём что-то ломается: вот-вот согласится, голубчик. – А можно... не до конца... ну...раздеваться? – юноша окинул широкую кровать полным сомнения взглядом. – Нельзя! Как вы ему современные труселя объясните? – взмахнула Агнес руками, точно лебедь – крыльями. Эзре этот балет порядком надоел. От того, чтобы уйти из проклятого дома проклятого писателя, его удерживали лишь... совесть и любопытство. – Ладно, отворачивайтесь, – сдался он, но с долей заносчивого занудства всё-таки прибавил. – Вещи мои не потеряйте. Особенно телефон. – Ну слава сатане! – протяжно выдохнула Агнес. – Не боись, сохраню я твой рюкзак! Только быстрее давай! Мне с твоими манатками надо успеть смыться и с нашим горе-литератором не пересечься, – о вежливых оборотах речи и прочей куртуазности она ненадолго позабыла. Профессор нервно изучала дисплей смартфона: что-то слишком быстро водитель Uber'a нашёл Тони... А ведь просила же! Ну что ж, чаевых водила не дождётся! Оставшись в чём мать родила, Эзра ужом юркнул под одеяло. – Можете поворачиваться, – разрешил он. Агнес критически оглядела открывшуюся её взору картину и изо всех сил постаралась не ухмыльнуться. Ну уж если голый ангел на чёрных простынях не встряхнёт вдохновение Кроули... Забрав парусиновый рюкзачок, Агнес Нуттер поспешила к двери. На пороге она замешкалась и обернулась: из темноты за ней следила пара широко распахнутых серо-голубых глаз; кофейный мальчик натянул одеяло до носа и едва ли не трясся от ужаса и волнения. – Не дрейфите, мой друг, – напутствовала его Агнес. – Всё будет в порядке. Свет не включайте. Притворитесь спящим... при встрече разыграйте шок и дезориентацию... И шмоток нормальных, – не выдержала она, – пусть завтра где хочет вам купит. Эзру эти слова, конечно же, не то что мало успокоили, а повергли в ещё больший ужас. – А если он полицию вызовет?.. – озвучил юноша свой самый страшный страх. – Мой хороший... – Агнес внимательно вгляделась в темноту спальни, силясь различить своего визави. – Тони? Полицию? На вас?! Да вы себя в зеркало хоть видели? Да... да рядом с вами любой Тимоти Шаламе полная фигня! – бросила она через плечо и поспешно удалилась. Где-то в отдалении глухо хлопнула дверь. Эзра остался один. – Да дался всем вам этот Шаламе!.. – прошептал он с глубокой безнадёжностью и спрятал лицо в подушку, которая подозрительно и дурманяще пахла чужим парфюмом. Неужто профессор и тут его обманула?.. Медленно тянулись минуты. В спальне Энтони Кроули не было часов, поэтому Эзра не мог сказать, сколько времени он пролежал вот так, мучимый вопросами, переживаниями и сомнениями. А что, если мистер Кроули не поверит ему и всё-таки вызовет полицию? А что, если поверит?.. Не худшее ли это из возможных зол? С опозданием Эзра понял, что оказался лишён возможности связаться с Ньютом или Эриком... До него начало доходить, что он может провести в компании медноволосого литератора неизвестно сколько времени!.. Об этом-то он заранее и не подумал! Что будет, если он не выйдет на работу послезавтра? Станут ли его искать? Или просто запишут в "мёртвые души", как это обычно бывает с прогульщиками? Но это уже волчий билет, получается!.. Он не то что на другую точку, он ни в одну сетевую кофейню потом не устроится!.. От таких мыслей Эзру прошиб холодный пот. Чтобы как-то успокоиться, юноша крепко зажмурился и принялся считать до ста. Где-то на середине счёта он задремал... Заснул. Сквозь неспокойное полузабытье он услышал скрежет проворачиваемого в замке ключа. "Наверное, Ньют..." – пронеслось в затуманенном сном мозгу. Эзре снилось, что он дремлет в своей луишемской келье, а назавтра ему с утра в "Старбакс". Вдруг поблизости заслышался звук шагов, по опущенным векам резанул яркий свет... Эзра лениво приоткрыл один глаз и встретился взглядом с ошарашенно замершим поодаль Энтони Кроули. Писатель немо открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба. "Чертовски привлекательная рыба," – не удержался от ехидного комментария внутренний голос Эзры. Спустя одно бесконечное мгновение над головой юноши раздался безумный, дикий, сумасшедший крик: "А-А-А-А-А-А-А-А!", за ним последовал топот, затем – грохот, а после всё внезапно стихло. Эзра спрятал голову под одеяло. Одно радовало: в полицию мистер Кроули звонить не спешил.