Глава тринадцатая
Операция "Слёзы Мюссо"
Явление героя. Импровизация
All your questions can be answered, if that is what you want.
But once you learn your answers, you can never unlearn them.
Neil Gaiman
Щурясь на яркий свет, Эзра Фелл прислушался: в коридоре, за дверью, которую писатель, спасаясь бегством, оставил распахнутой, ни звука, ни движения – лишь кадки с немыми пыльными фикусами вдоль тёмно-серых стен. "Не мог же мистер Кроули раствориться в воздухе? А что, если от пережитого стресса он потерял сознание? А вдруг он сейчас, закрывшись в туалете, звонит в полицию или в службу спасения? Что делать? Как быть? Куда бежать?.." – все эти вопросы родились в кудрявой голове Эзры одновременно и налетели на его сознание роем болотной мошкары – не отмахнёшься. Не помня себя от волнения, он откинул одеяло, спустил на пол босые ноги, сдавленно охнул, опомнившись, и тотчас же вновь завернулся в соблазнительно пахнущий чужим одеколоном кокон. – Что делать? Господи, что делать?.. – истово шептал юноша, точно молитву. – Так... надо успокоиться, взять себя в руки... – вполголоса продолжал увещевать себя он. – Надо встать и пойти посмотреть... Да, вот именно... Будет разумнее всего... Пойти проверить... Эзре показалось, или вблизи вновь заслышались шаги? На этот раз тихие и робкие: писатель, по всей видимости, крался обратно... "Бог ты мой... не сидеть же мне в его постели... Как двусмысленно! Какой стыд! Что он обо мне подумает?!" – переполошился Эзра и, тщательно запахнув края одеяла, встал, споткнулся, поскользнулся на гладком паркете, с гулким "ту-дум" рухнул на пол... И был в столь компрометирующей позе обнаружен хозяином спальни. – Прошу вас, только не кричите больше так громко... – проблеял Эзра, морщась от звука собственного голоса. – Где я? – спросил он немедля, руководствуясь простой логикой: лучше начать задавать вопросы первым, а не дожидаться, пока это догадается сделать ошарашенный владелец квартиры. – В моей, блин, спальне! – истерически выкрикнул Энтони Кроули, во все глаза рассматривая запутавшееся в одеяле небесное создание. – А что я, позвольте узнать, здесь делаю? – Эзра подпустил в тон сарказма. – И где, не соблаговолите ли поведать, моя одежда? – он поплотнее подоткнул вокруг себя спасительный кокон, не решаясь пока подняться на ноги. – И моя... э-э-м... лошадь? – Какая, на хрен, лошадь? – переспросил литератор и испуганно заозирался по сторонам, как будто опасаясь, что вышеозначенная кобыла сейчас выскочит из платяного шкафа или материализуется возле кровати, как на полотне "Ночной кошмар" Генри Фюсли. – Снежинка... – простонал Эзра, зажмурившись, и тряхнул кудрями, точно пытаясь прогнать не к месту нагрянувшую мигрень: всё-таки хорошо, что он успел прочитать черновик и запомнил детали. – Сне-сне-жи-н-ка-а? – выдохнул Энтони Кроули, запинаясь. Эзра не дал ему договорить: – Простите, сэр... Вы ведь хозяин этого... поместья? – он принялся показательно обозревать интерьеры и вдруг зачастил, подобострастно глядя на писателя. – Прошу вас, не щадите меня! Скажите правду! Я должен знать! Снежинка... я слышал волчий вой, но до последнего надеялся, что это пастушья собака ("Господи, какой пиздец, что я несу!" – про себя)... Вашим людям удалось найти её? Или моя бедная лошадка сгинула на пустошах? Боже мой!.. – Эзра выпростал руку из своего кокона в попытке схватиться за голову, но вовремя опомнился: одно неосторожное движение – и он лишится единственного предмета, прикрывающего его наготу... А это было бы... некстати. Энтони Кроули немного наклонился вперёд и посмотрел ему прямо в глаза. Эзра смело встретил взгляд писателя: он откуда-то из прошлой жизни помнил, что если слишком быстро опустить очи долу, то будешь обвинён во лжи. Того, что истинный джентльмен никогда не позволил бы себе играть в гляделки с другим джентльменом (и с леди, конечно, тоже), Эзра знать не мог. Кроули внимательно изучал лицо сидящего посреди его спальни мальчишки. Это... да это какой-то розыгрыш! Дикий сон! Делирий! Происходящее не могло быть правдой – это литератор прекрасно осознавал, но в то же время он понимал и другое: прямо перед ним кутается в одеяло юноша, – живой, настоящий, во плоти! – с чертами, которые он, горемычный Энтони Кроули, почти представил, но запечатлеть – отчаялся! Белокурый юноша со светлыми глазами, который говорит о лошади Снежинке, о пустошах и волчьем вое! Юноша, словно сошедший со страниц черновика его многострадального романа... Всё это не укладывалось в голове. Энтони Кроули с нажимом провёл ладонью по лицу, точно стирая что-то липкое. – Простите великодушно, сэр, – произнесло невиданное создание (В этот момент беллетрист заподозрил, что белая горячка, приняв ангельское обличье, его всё-таки настигла). – Насколько я могу судить, именно вам я обязан своим спасением, и пусть обстоятельства нашего знакомства... – Серо-голубые, – перебил его Кроули невпопад. – Что, простите? – Глаза. Действительно серо-голубые. У моего героя. Подумать только! Я хочу сказать, – Кроули вдруг занервничал, – я пишу роман... И я надеялся... а в общем, неважно. – Погодите! – воскликнул Эзра. – Как я сразу не догадался... Вы, должно быть, мой сосед-литератор? Наслышан о вас... Я третьего дня из Лондона, не успел ещё... Кроули не дал ему договорить. С глухим стоном писатель сполз по косяку на пол и, смежив веки, несколько раз несильно стукнулся головой о стену. Не полегчало. Морок не развеялся. "А ведь он неплохо держится..." – подумалось Эзре. – "Я б на его месте громче орал. И дольше. Либо это провал, и он ни одному моему слову не поверил, и коротать мне рождественскую ночь в полицейском участке... Либо такие сильные защитные механизмы". – Какой сейчас год? – спросил писатель внезапно, всё ещё не открывая глаз. – Тысяча восемьсот шестьдесят второй, – без запинки отрапортовал Эзра, потому что он запомнил выставленную в верхнем углу вордовского файла дату. И прибавил не без иронии: – Ещё спросите, сколько пальцев я вижу... – Блядьёбтвоюмать... – пробормотал Энтони Кроули с чувством, но вскоре совладал с собой и уже в полный голос продолжил: – А что, если бы я сказал, что на дворе две тысячи двадцать первый? – Я ответил бы, что это невозможно, – слабо улыбнулся Эзра, – что это... простите за выражение... безумие. Сумасшествие. – Вот именно, – тяжело вздохнул Кроули. – Кто-то из нас сошёл с ума. А возможно, мы оба. Идём. – Я... я не могу выйти в таком виде, я не одет! – в чёрном кульке из одеяла Эзра напоминал лохматую куколку огромной бабочки. – Прошу, велите подать мои вещи! – он позволил искренней панике просочиться в голос. – Я живу один, – ответил Кроули так, будто это всё объясняло. Ничего более не сказав, он медленно поднялся с пола, прошёл к платяному шкафу, распахнул створки и надолго застыл, отрешённо созерцая вешалки. Эзра, снедаемый любопытством, украдкой заглянул в писательский гардероб и невольно восхитился: такого количества одежды (чёрной!) он в своей жизни не видел. Энтони Кроули резко выдернул что-то из недр шкафа и бросил на кровать. – Вот... – проговорил он, отводя взгляд. – Уж чем богат. Фраков-цилиндров не держим. – И зря, – не удержался Эзра от шпильки. – В приличное общество, да без фрака... Он внезапно ощутил, что совсем не боится писателя: в полицию тот звонить не торопился, во взломе и незаконном проникновении в квартиру не обвинял... Одеждой вот поделился. Неужто поверил? Или играет с ним? – Приличное общество – по другому адресу, – не остался в долгу Кроули. – Извольте напялить, чё дали. Чего сидим? Кого ждём? – Ждём, пока вы, милостивый государь, оставите меня наедине с моим... э-э-э... гардеробом, – отозвался Эзра брюзгливо, сожалея только об одном: почему он так невнимательно читал Диккенса?! Вообще никаких оборотов речи не запомнил! И не следует ли попросить позвать камердинера? Или это уже будет слишком? Мистер Кроули ведь явно дал понять, что живёт один... Писатель с места не двинулся – только буркнул что-то нечленораздельное. Обладай Эзра музыкальным слухом, он разобрал бы нечто вроде: "Худи и треники при мне так ещё не величали..." – Так вы оставите меня... ненадолго? – повторил Эзра. Ему становилось по-настоящему некомфортно. Мистер Кроули был слишком... мистер Кроули, чтобы он не постеснялся предстать перед ним без покровов. – Не исчезнешь? – спросил писатель недоверчиво, но при этих словах в его взгляде промелькнуло нечто невыразимое, почти болезненное. Вспыхнуло и тут же погасло. Эзра попытался улыбнуться: – Как вы себе это представляете? Исчезну – куда? Как ярмарочный фокусник, щёлкну пальцами – и пуф-ф? – И пуф-ф... – эхом повторил писатель, тем не менее покорно отступая к двери. – Буду ждать... там, – прибавил он после паузы, кивнув в сторону тёмного коридора. – Если через пять минут ты не появишься... – Да дайте же мне привести себя в приличный вид! – взмолился Эзра. – Всё, всё, я ушёл, – Кроули шагнул в коридор и медленно, словно нехотя, прикрыл за собой дверь. Эзра метнулся за одеждой. Он уже почти натянул спортивные штаны, когда откуда-то из-за двери его настиг неожиданный вопрос: – Как, ты сказал, тебя зовут? Юноша аж подпрыгнул на месте. На секунду его прежний ужас вернулся: профессор не давала на этот счёт никаких указаний! Что делать? Что же делать?.. А делать было нечего. Мысленно призвав на голову Агнес Нуттер все казни египетские, он поспешно просунул голову в широкий писательский свитер и неразборчиво пробубнил сквозь плотную ткань: "Эзрафелл", – словно впервые слыша собственное имя. – Что?! Что ты сказал? – голос мистера Кроули прозвучал по-странному напряжённо. Эзре показалось: в воздухе будто натянулась и завибрировала невидимая струна. Поправив капюшон и затянув завязки на вороте, он тихо и немногим более внятно, чем в прошлый раз, скороговоркой выпалил в тишину спальни: – Эзрафелл... – и приготовился к худшему. Дверь распахнулась. Писатель даже не удосужился постучать. Замерев на пороге, он жадно и вдохновенно, словно статую или картину в музее, рассматривал неловко переминающегося на холодном полу босоногого Эзру, которому было, естественно, невдомёк, что он сейчас весьма походит на скорбного ангела в траурном рубище. Юноша встретился взглядом со светло-карими, почти жёлтыми глазами человека, в чей дом он нагло вторгся, и на мгновение ему почудилось, будто он сейчас этим взглядом захлебнётся, утонет в нём и не уже выплывет ни-ког-да. На Эзру Фелла в жизни ещё так не смотрели – как на новое чудо света, как на что-то потустороннее, трансцендентное, как на... божество. – А-зи-ра-фель?.. – выговорил писатель по слогам, полувопросительно, неуверенно. "Не расслышал," – пронеслось в голове у Эзры, но поправить мистера Кроули он не посмел. – Так вот ты какой, А-зи-ра-фель... – Энтони Кроули не мог отвести взгляда от юноши. – Ты точно настоящий? – Насколько я могу судить... – Эзра вновь попробовал улыбнуться, но не вышло. Смешавшись, он не мог взять в толк, что делать с писательским благоговением, неожиданно, точно лавина в горах, сошедшим на его скромную персону. – Можно мне... э-э-э... дотронуться до тебя? Проверить?.. – спросил Кроули осторожно. Пребывая в лёгком ступоре, Эзра лишь пожал плечами и опустил глаза, чувствуя, как заливает щёки предательский румянец: никаких сил не было выдержать то восхищение, то неоправданное обожание, что янтарём застыло во взгляде писателя. Эзре вдруг захотелось плакать: он вмиг осознал, насколько жестокой оказалась игра, которою они с профессором Нуттер затеяли... Если поначалу у него были подозрения, что мистер Кроули его сразу раскусил, но подыгрывает ему и шутит, чтобы вот-вот сказать: "Ну всё, дружок, посмеялись и баста, а теперь зовём констебля", – то сейчас сомнений не оставалось! Его неумелому актёрству поверили. Дурацкое лицедейство на уровне валлийского погорелого театра возымело эффект. Писатель был сражён. Медноволосый Энтони Кроули смотрел на него, бездарного Эзру Фелла, словно тот был подарком небес. Погружённый в душевные терзания и муки совести, Эзра не заметил, как на его предплечье легла чужая рука. От неожиданности он вздрогнул – мистер Кроули сразу же отстранился. Эзре почудилось, будто там, где мгновение назад его коснулись пальцы писателя, по коже побежали лёгкие электрические разряды. Или это просто свитер намагнитился. – Пойдём, – произнёс Кроули наконец. – Сам посмотришь. По неосвещённому коридору, казавшемуся особенно неприветливым на контрасте с озарённой десятком потолочных ламп спальней, Эзра безропотно последовал за своим проводником. Энтони Кроули остановился у панорамного окна, за которым угадывались очертания залитого дождём балкона. Повернув узкую металлическую ручку, писатель ступил на влажные деревянные доски и сделал приглашающий жест рукой: – Иди взгляни! Эзре даже не пришлось притворяться или разыгрывать потрясение. Он, конечно же, знал, что они находятся в центре города, на верхнем этаже шикарного кондоминиума, но вид с террасы завораживал. Он и представить себе не мог, что кто-то живёт вот так, окружённый такой красотой... Очертания исторических зданий, электрическая подсветка, а нынче – ещё щедрая рождественская иллюминация... Юноша и не чаял когда-либо причаститься подобного. Прикрыв рот рукой, он вертел головой, стремясь разглядеть как можно больше. – О боже... – вырвалось у него помимо воли. – Это же... – Вестминстер, да, – кивнул Кроули. В какой-то момент Эзра заметил, что беззвучно плачет. Он не совсем понимал, отчего его внезапно накрыло столь мощной волной эмоций, однако поделать с собой ничего не мог. – Всё, я понял, пошли отсюда, – прозвучало где-то над ухом. – Ты весь дрожишь. – Осторожно, здесь порожек, – предупредил писатель, и, бережно развернув Эзру за плечи, повёл обратно в гостиную. – Мне... мне нужно присесть, – тихо попросил Эзра, бездумно глядя на влажные следы, оставленные на тёмно-сером мраморном полу его босыми ногами. – Ага. А мне нужно выпить... – протянул Кроули. – Все горизонтальные поверхности в твоём распоряжении, кстати, – он обвёл пространство широким жестом. – Сейчас вернусь. Не исчезай. Эзра ничего не ответил, но безропотно опустился на краешек дивана, где за несколько часов до этого читал чужие файлы с экрана чужого лэптопа. Энтони Кроули появился внезапно, точно из-под земли вырос. Эзра мысленно приказал себе впредь быть внимательней: если писатель и дальше продолжит так подкрадываться, то однажды застанет его врасплох, и он может сболтнуть чего-нибудь, в чём потом жестоко раскается. – На вот, выпей, – Кроули протянул Эзре бокал с красным, по всей видимости, вином. – Я не знал, что ты любишь... – прибавил он с долей неловкости, – поэтому вот... – Спасибо, – Эзра с благодарностью принял бокал. Он не очень разбирался в вине (ещё одно из недоступных ему роскошеств), но то, что предложил ему мистер Кроули, умопомрачительно пахло черносливом и какими-то ещё ягодами, а на вкус было, как жидкий джем. – Это... очень вкусно. – Калифорнийский зинфандель, – охотно пояснил писатель, – название "RavensWood" тебе вряд ли что-то скажет, конечно. – В Калифорнии делают вино? – искренне изумился Эзра. Так далеко его познания в виноделии, естественно, не распространялись. – Ты будешь весьма удивлён, если я расскажу тебе, что там ещё делают... – протянул его визави с нечитаемым выражением лица. – Но сначала, прошу тебя, ответь мне максимально честно и подробно: что именно ты помнишь? Сделав глубокий вдох и хороший глоток вина, который скандализировал бы всякого знатока и ценителя, Эзра почти дословно пересказал Энтони Кроули события наличествующих двух с половиной глав его недописанного романа. – Вы ведь тот самый мистер Кроули, мой сосед? Я правильно понимаю?.. – закончил он своё повествование осторожно. – Меня очень, как бы это поточнее выразиться, беспокоит то, что я увидал за окном... Вы не объясните? Эзра покосился в сторону слегка приоткрытой балконной двери. – Тот, да не тот... – признался Кроули не без труда. – Хорошо, что ты сидишь, Азирафель. Сейчас послушай меня, ладно? Не перебивай, – он залпом допил вино. – Я сам не знаю, как это объяснить... Я действительно писатель, если можно так сказать... весьма хреновый, на самом деле... Эзра попытался вежливо протестовать, но его благородный порыв был остановлен поднятой вверх ладонью собеседника. – Просил же не перебивать, – укорил его Кроули. Эзра поджал губы. Писатель поставил пустой бокал отчего-то не на журнальный столик, а на пол, забрался с ногами на диван и продолжил: – Всё, что ты тут порассказал... мне и так давно известно потому, что я – понимаешь, я! – это написал. Ты, как бы невероятно это ни звучало, персонаж моего романа! – Не может такого быть... – покачал головой Эзра и очень спокойно, словно разговаривал с душевнобольным, произнёс. – Это невозможно. Повторяю: моя экономка, миссис Браун, сегодня аккурат после завтрака мне и говорит: "Мой дорогой, вам непременно следует нанести визит мистеру Кроули, он ваш ближайший сосед...". – Старая сука! – перебил его писатель. – В каком смысле?! – Эзра очень убедительно изобразил шок. – Я собирался сделать её твоей любовницей, – припечатал Кроули. – Ну... Её или кого-нибудь из прислуги. Но не переживай, теперь я передумал. – Господи... да она же... да ей же... – Эзра мучительно припоминал описание героини. – Сорок, – спас положение его визави. – Какой скандал! – воскликнул Эзра. – Да как можно! Да я бы никогда!.. – А то я не вижу... – грустно усмехнулся писатель. – Ты сущий ангел, Азирафель... я тебя поначалу немного другим представлял... Более... – он сделал неопределенный жест рукой, словно чертя в воздухе скрипичный ключ, – более... порочным, что ли. – Да что вы такое говорите?! – вскинулся Эзра. – Ну я ж тебя раньше не видел, – ответил Кроули так, как будто это был единственный достойный аргумент, и налил им ещё вина. Некоторое время пили в молчании, и Эзра успел задуматься: а не слишком ли подозрительно он спокоен? Набравшись смелости, он рискнул продолжить начатый разговор: – Мистер Кроули... не могли бы вы, пожалуйста, вернуть меня домой? – А откуда я знаю как?! – воскликнул писатель. – Ну... э-эм... я тоже не знаю, – признал Азирафель-Эзра расстроенно. – Как-то же я к вам попал... – Сам не перестаю задаваться этим вопросом... – Я подумал, если у вас тут всё светится и мигает, так может быть?.. Кроули, по сложившейся традиции, не дал юноше договорить: – Может быть что? – уточнил он язвительно. – В двадцать первом веке придумали машину времени, которая работает на ненаписанные произведения и вытаскивает героев пред светлы очи авторов? – А что, нет такой? – спросил Эзра, наивно похлопав ресницами. – Такой – нет. Максимально близко к этому разве что инстаграмные фильтры подошли. Юноша посмотрел на писателя так, будто тот внезапно заговорил на древнеанглийском. – Я попозже тебе покажу, – пообещал Кроули. – Но всё-таки, – не унимался Эзра, памятуя о напутствии профессора Нуттер, – как бы ни была велика моя вам благодарность за гостеприимство... за всё... мне очень хотелось бы поскорее попасть домой, вернуться к привычной, как говорится, жизни... и я переживаю, – добавил он доверительно (а что, хуже точно не сделает!), – как там Снежинка?.. – Я в следующей главе подробно опишу: её нашли целой и невредимой. Ни одного волоска с её гривы не упало, – сказал Кроули серьёзно. – Это очень мило с вашей стороны, – Азирафель-Эзра постарался, чтобы в его тоне ничего, кроме искренней признательности не сквозило. – Мне как-то сразу спокойнее на душе стало... – Вот как... – хмыкнул писатель. Эзра ожидал, что тот скажет ещё что-нибудь, но мистер Кроули надолго замолчал. – У меня есть идея, – сказал он неожиданно, и Эзра, успевший опять погрузиться в пучину волнений, снова вздрогнул. – Вот ты сказал про эту лошадь... – произнёс писатель задумчиво, – а что ты можешь о ней рассказать? Можешь её описать? Эзра насторожился: он не помнил портрета кобылы в тексте... Что делать? Господи, что же делать? – Ты ведь любил Снежинку? – подсказал Кроули. – Недаром ты вспомнил именно о ней. О ней первой... Сразу! – Я... – Эзра ощутил себя то ли нерадивым студентом на экзамене, то ли свидетелем, показания которого вот-вот переквалифицируют его в подозреваемого. – Я... – он мысленно послал профессору Нуттер на голову тяжеленный кирпич, – не помню... – Ха! – с победоносным кличем писатель резко вскочил. – Что и требовалось доказать! Перепуганный, Эзра, вжавшись в спинку дивана, прошелестел: – Что именно? Простите, не понимаю... – Я сам ещё не понимаю! – прокричал Кроули восторженно. – Но у меня есть гипотеза! Мы сейчас хлопнем ещё винишка, перекусим (ты, должно быть, голоден, да?) и со всем разберёмся! – Хотелось бы надеяться, – Эзра приложил максимум усилий к тому, чтобы в его голосе зазвучала именно надежда, а не что-то противоположное.***
В холодильнике у литератора обнаружился лоток со слегка заветрившимися роллами из местного японского ресторанчика. Обнюхав содержимое пластикового поддона, Энтони Кроули вынес вердикт: – Съедобно. Сегодняшние... Хотя нет, уже вчерашние, – он мельком взглянул на часы на стене. – С Рождеством. – С каким? – изобразил непонимание Азирафель-Эзра. В тексте романа было заявлено начало октября. – С Христовым, – хохотнул Кроули. – Да будет тебе, мой вымышленный персонаж, известно, что нынче настало аж двадцать пятое декабря две тысячи двадцать первого года. Не веришь? – он хитро прищурился. – Отчего же, сэр... Верю, конечно... после всего, что вы мне изволили показать, – Эзра благоговейно воззрился на необъятный, едва ли не в полкухни, холодильник со светящимся ЖК-дисплеем. Раньше он такие видел только в кино. – Так вот, моя гипотеза... – писатель уверенно подцепил палочками ролл и макнул в мисочку с соусом. – Да чего ты? Не стесняйся! – Э-м-м... – Эзра чувствовал, что не время сейчас демонстрировать мастерство владения бамбуковыми палочками. – Что это? – Это суши. Японцы придумали. Их макают в соевый соус. Не японцев, конечно, а еду, – благодушно пояснил Кроули. – Не парься насчёт палочек, бери рукой. М? Ну как, вкусно? – Очень, – легко признался Эзра. – Так что насчёт вашей гипотезы? – Вот скажи мне, – Кроули пригубил вина. – Где ты жил, как ты жил, пока... ну... пока Снежинка не протащила тебя по пустошам и не уронила головой о камень? Эзре пришло на ум, что сейчас правильно было бы потереть затылок, что он и сделал. – Не знаю... – сказал он раздумчиво, – не помню... Мне кажется, у меня был дом в Лондоне. И я не очень радовался отъезду. Кажется, сезон был в разгаре... И я бы пропустил оперу... всё самое интересное... – Ага, ага, – закивал писатель. – Но ты можешь мне сказать, как звали, например, твоего лондонского дворецкого? Твою экономку? Твоих родителей? – Нет... – прошептал Эзра после паузы. Ему снова стало жутко. Неужто сейчас его уличат во лжи? Может быть, стоит придумать что-нибудь?.. От стресса алкоголь мгновенно улетучился из крови, и юноша ощутил себя до ужаса трезвым. И беззащитным. Мистер Кроули, однако, расценил его смятение по-своему: – Вот! Именно! А я тебе сейчас скажу, отчего твоя амнезия такая... – он пощёлкал палочками в воздухе, – выборочная. – Отчего? – спросил Эзра тихо; голос не слушался. – Всё оттого, Азирафель, что я не счёл эти детали существенными. Я их не про-пи-сал. Ведь пока я не спросил, тебя это не беспокоило? – Не особенно, – покладисто согласился Эзра. – Ха! Вот видишь! Моя гипотеза уже находит подтверждение! – обрадовался Кроули. Помолчали. Эзра спешно обдумывал прозвучавшие слова. Это... это казалось слишком просто и слишком в духе того, что говорила профессор Нуттер. – Можно мне сделать одно предположение? – он посмотрел в глаза писателю. Во взгляде мистера Кроули не было издёвки или иронической искры, только какое-то непонятное, незаслуженное тепло. – Валяй, – согласился литератор и подцепил очередной ролл из лотка. – Если ваша гипотеза верна... а она, не сочтите за лесть, мне кажется логичной... Не означает ли всё сказанное вами ранее, что... ну... когда вы завершите работу над романом, и этот магический, если позволите так выразиться, круг замкнётся... я... как бы... окончательно оформлюсь? – Всякое может быть, – проговорил писатель туманно. – Со мной тоже подобное впервые, если тебе от этого легче. – Да не особенно, – позволил себе толику ехидства Азирафель-Эзра. – Но как вы считаете, по окончании вашей работы над романом я смогу вернуться домой? – Всё возможно... – Кроули глядел на своего визави поверх края бокала. Он вдруг поймал себя на странной мысли: ему совершенно не хотелось бы, чтобы этот юноша куда-то исчезал. Вот так сидеть с кем-то за бокалом вина, обсуждать замысел романа... Это было приятно. Это было... сродни счастью. Энтони Кроули поспешно прогнал от себя подобные мысли: нельзя! Мальчишка свалился на него как снег на голову! Без документов, без понимания элементарных вещей... да что там! Без какой-никакой одежды! Это же не щенок, которого можно подобрать за мусорным баком и пригреть под полой плаща! Ну и что, что Азирафель ненастоящий! Ну... в какой-то степени он настоящий, живой! Беллетрист был готов побиться об заклад: если порезать эту тонкую бледную ладонь – проступит кровь, и мальчику будет больно! Шальная мысль вдруг пронеслась в его воспалённом мозгу: он не хочет, чтобы мальчику было больно! Он никому не позволит причинить Азирафелю боль! Кроули откашлялся: – У нас... кхм... есть только одна возможность проверить мою гипотезу... – Вы должны продолжить роман, – закончил за него Эзра. – Должен, – Энтони Кроули отпил ещё вина; на вкус оно отчего-то показалось горьким, словно откуда-то вдруг потянуло тленом и серой. – Прямо сейчас? – Не знаю... – сказал Азирафель-Эзра. – Может быть, расскажете мне сначала... просто расскажете, что случится дальше? Как там моя Снежинка? Писатель призадумался, а потом достал из кармана айфон, включил диктофон и начал: ... It was a dark and stormy night...