Глава двадцатая
Операция "Слёзы Мюссо". Столкновение с голубым мопедом
Because I have known despair, I value hope.
Leonard Nimoy
Это была самая непритязательная машинюшка во всём Лондоне: заметно облезлая, но чистенькая, правда, явно подуставшая; на одометре под сорок тысяч, причём, как подозревал Кроули, пробег скрутили. На заднем стекле у ошибки европейского автопрома, гордо носящей эмблему VW, был неровно налеплен стикер с телефоном службы поддержки, выцветший от частых и неласковых встреч с моющим средством, а лобовое, словно морщина, перечёркивала кривая горизонтальная трещина. Как такую прелесть вообще со станции техобслуживания выпустили? "Мда..." – сказал себе Энтони Кроули, – "Мари, подруга, это полный... хэтчбек! "Бентли" нас засмеёт. Морла, старая сэ, неужто не могла чего поприличнее подыскать? Сама-то, небось, на таком корыте не поехала бы... План, значит, такой, дорогуша: доберёмся по-тихому, запаркуемся подальше и до сельской школы пойдём пешком. Если "Бентли" будет спрашивать, чей там тазик стоит, – всё отрицай, поняла меня?". Мари Шанталь предсказуемо ответом его не удостоила. Кроули раздосадованно хмыкнул и зачем-то попинал пристойно накачанное колесо: после очередной полубессонной ночи писатель пребывал в препоганом расположении духа, и перспектива преодолеть двести с хвостиком миль на "Фольксвагене" 2008-ого года рождения настроение совершенно не улучшала.***
Несси покинула их с Азирафелем давеча поздним вечером – после того, как, можно сказать, напросилась на ужин, развила кипучую деятельность с бурной перепиской на "ЭйрБиэндБи"... И усосала весь стратегический запас зинфанделя. Оставшись с ангелом наедине, писатель вдруг малодушно пожалел об отсутствии Агнес: она, как буферное государство, населённое условно-разумными кузнечиками, заполняла то и дело повисавшие паузы стрекотанием, шумно строила планы, жестикулировала, фантазировала и фонтанировала идеями. А стоило ей уйти (дочка, Гэйби, ясное дело...) – на Энтони Кроули вновь навалилась давящая тишина, соткавшаяся то ли из так и не прозвучавших между ним и Азирафелем объяснений, то ли из его невысказанных упрёков и претензий, на которые – писатель понимал – он, в общем-то, права не имел. Просто... ему стало до зубовного скрежета больно: ангел самозабвенно целовал его, но при этом ни на мгновение не забывал, что где-то в книжной вселенной остался другой Кроули. Писатель никогда ещё так не ревновал... и никогда так не ненавидел, стыдно признаться, персонажа своей же истории. Энтони Кроули предвидел, что, не придержи он язык, может наговорить Азирафелю всякого такого, о чём в скором времени пожалеет. Потому, когда ангел, печально заглядывая ему в глаза, упрашивал рассказать, в чём же всё-таки кроется загадка перепадов его настроения, Кроули ответил, как ему тогда мнилось, сдержанно и мудро: "Я устал, да и ты тоже. Давай всё обсудим позже... Иди спать". На самом деле, в тоне его сквозила нескрываемая обида и какое-то чувство уязвлённости, что ли... Азирафель-Эзра кивнул и покорно удалился в спальню, где, тихо притворив за собой дверь, не переодеваясь, упал на кровать и до рассвета бездумно пялился в потолок. Эзре Феллу было невдомёк, что совсем рядом, за стеной, в гостиной Энтони так же лежит без сна и разрывается от противоречивых желаний: то ли ругаться последними словами, бить посуду и крушить остатки комнатных растений, то ли броситься Азирафелю в ноги, трусливо умоляя остаться с ним навсегда и не разбивать его несчастное сердце. За завтраком почти не разговаривали. Кроули, мучительно кусая губы, избегал взгляда ангела, а Азирафель, сумрачный и напряжённый, гипнотизировал чайную чашку, из которой едва ли сделал глоток. – Энтони... – начал он несмело, явно тщась продолжить неоконченный разговор. – Сейчас машину пригонят, – бросил писатель отрывисто, всё внимание сосредоточив на экране смартфона. – Надо пойти принять... Спустишься со мной? – спросил он, не поднимая головы. Эзра Фелл внутренне пал духом: он уж было вознадеялся, что в отсутствие писателя успеет ненадолго припасть к его лэптопу и черкнуть Эрику хоть пару строк. Как поступить? Если откажется – неизвестно, как Энтони отреагирует... Согласится – упустит шанс связаться с другом. – Тебе совсем не интересно? – спросил Кроули с прищуром. – Я имею в виду... не любопытно: чем там Нес нас облагодетельствовала? – Бесспорно, любопытно, дорогой... – выговорил Азирафель-Эзра неуверенно и, встретив исполненный чего-то горького, едва ли не разочарования, взгляд Кроули, остаток ласкового обращения смущённо проглотил.***
Две дорожные сумки и лэптоп, которого так и не коснулась ангельская рука, были надёжно упрятаны в багажник. – Вот уж поистине "народный автомобиль", – с глубоким отвращением пробормотал писатель, устраиваясь в продавленном водительском кресле и принимаясь за настройку сиденья и боковых зеркал. Древний "Фольксваген" пытался скрипеть, сопротивлялся и недовольно, по-стариковски покряхтывал. Эзра Фелл предпочёл притвориться, будто не понимает, что Энтони имеет в виду, ведь, уж если по-честному, в сравнении с небольшим тракторком, которым ему приходилось править на родительской ферме, едва ноги стали до педалей доставать, зафрахтованный профессором Нуттер серый хэтчбек представлялся вполне приличным... комфортабельным даже. Юноша искренне недоумевал, чем старина "Фолькс" Энтони не угодил. – ...Хорошо хоть, коробка автоматическая... не заглохнуть бы в какой-нибудь дыре... а то и на кольцевой... оббибикаются ж, черти... вот удружила Морла, так удружила, ничего не скажешь... – зло бубнил писатель, опасливо прислушиваясь к невнятным пощёлкиваниям и покашливаниям "Фольксвагена", сопровождавшим каждый манёвр. Из города выехали в напряжённом молчании, разбавляемом разве что изредка пробивавшимися сквозь помехи (антенна была сломана) обрывками радиоволн. Слух Эзры выловил из серого шума куплет "Богемской рапсодии" Queen; юноша улыбнулся было, но тотчас же опомнился и отвернулся к окну. Ещё не хватало на такой глупости проколоться! Вот был бы номер: выходец из XIX века, радостно подпевающий Фредди Меркьюри. Когда напряжение в салоне, помноженное на водительскую нервозность Кроули, стало совершенно непереносимо, Эзра не выдержал: – Энтони, – сказал он мягко, – ты со вчерашнего дня сам не свой... И если в том моя вина... – он осторожно коснулся руки писателя, заметив, что тот мёртвой хваткой, до побелевших костяшек вцепился в рычаг переключения передач. От неожиданного прикосновения Кроули резко дёрнулся. – Ангел! Азирафель! – воскликнул он с нотками истерики в голосе. – Ты не видишь?! Я, вообще-то, веду машину! – Да веди, пожалуйста... эту твою машину. На здоровье, – пошёл на попятную Эзра, даже руки в защитном жесте вскинул, отстраняясь. – Эта рухлядь – не моя, – ядовито отозвался Кроули и сильнее надавил на газ. "Фольксваген" хрюкнул и затрепыхался. Писатель вполголоса выматерился. – Ладно, хорошо, я умолкаю... – Эзра бездумно поправил малость засаленный ремень безопасности и вперил взгляд в окно. Да... ездить с Энтони – это невыразимо. Ни с чем не сравнимое удовольствие.***
Несколько часов спустя остановились на заправке. Точнее, Кроули, от которого всё так же ничего, кроме сдавленных ругательств, слышно не было, съехал влево – туда, где маячил жёлто-красный логотип Shell. — Мне нужен кофе и... покурить не помешает, – выдавил он, заглушив мотор и всё так же не глядя на своего пассажира. – Хочешь – посиди здесь, хочешь – разомни ноги. Эзра, поколебавшись, нарочито неловко завозился с пряжкой ремня безопасности, повторяя про себя: "Не выходи из образа! И так уже напортачил!.. Не забывай: Азирафель третий раз в машине, автозаправку в глаза не видел...". Юноша всё копался, сражаясь с взаправду западающей кнопкой. Тогда Кроули, подавив нетерпеливый вздох, мягко отвёл его руку в сторону и освободил героя своего ненаписанного романа из плена пассажирского сиденья. – Дорогой мой... – Азирафель-Эзра сжал пальцы писателя. – Что бы я ни сделал, прости. Как мне всё исправить? "Не говорить больше о своём сраном соседе! Дался он тебе!! И не приплетать ебучий роман к месту и не к месту! И не напоминать мне по сто раз на дню, как тебе до чёртиков охота побыстрее вернуться в книжку!" — готов был возопить Кроули, которым двигали раздражение, ревность и неоправданный гнев. Подозревая себя в возможной необъективности, вслух писатель сказал иное: – Мне нечего тебе прощать, Азирафель, – и вышел из машины.***
На автозаправке – вернее, уже на выезде обратно на М6, "Фольксваген", помигивая поворотником, застрял на несколько долгих минут. Энтони Кроули не спешил вливаться в неплотный поток мчащихся на север автомобилей, предпочитая провожать их недобрым взглядом. Эзра мысленно возблагодарил кого-нибудь или что-нибудь за то, что пробку они пока создать не умудрились. Он понимал: за напускной грубостью, руганью в адрес ни в чём не повинной машинюшки и излишне порывистыми движениями Энтони скрывает неуверенность и волнение. Не надо ни Шерлоком Холмсом, ни иным каким гением дедукции быть, чтобы прийти к простому умозаключению: писатель не водил давно (или водил слишком редко, что для лондонца неудивительно), а потому, оказавшись за рулём незнакомой машины, чувствовал себя не в своей тарелке. Эзра тихонько вздохнул и вернулся к созерцанию загородных пейзажей. Тем временем Энтони с остервенением терзал навигатор, однако – как бы он беднягу ни пытал – до искомой деревушки ехать оставалось никак не меньше двух часов. Начинало темнеть. Они с горем пополам вырулили обратно на шоссе. – Азирафель, – Кроули передал спутнику бутылку минералки и, всё так же сосредоточенно глядя на дорогу, проговорил. – Ты ни о чём не хочешь меня спросить? – А должен? – уточнил его собеседник с толикой неуверенности. – Мне показалось, что ты не в настроении вести светские беседы... Потому я решил тебя не утруждать... – Не в этом дело. И не о светских беседах речь, – отозвался писатель. – Ты прав: я не испытываю ни малейшего желания сейчас говорить о... нас... о романе, я имею в виду, но мне показалось, что ты как будто утратил ко всему интерес. Скажи мне, что это не так. – Что ты подразумеваешь под последней фразой? – Азирафель-Эзра покосился вправо, призывая себя не слишком любоваться профилем Энтони: не время... – Ты не спрашиваешь меня ни о чём больше: ни почему машина едет, ни как... Эзра внутренне подобрался: в голосе Энтони прозвучало нечто, отдалённо напоминающее подозрительность. Или почудилось? Тщательно подбирая слова, он произнёс: – И вот, мы вновь возвращаемся к теме светской беседы... К тому же, – неожиданно нашёлся он, – ты мне ещё вчера по дороге в "Хэрродс" достаточно подробно всё разъяснил. Но если ты полагаешь, что есть что-то, что мне следовало бы знать о самодвижущихся... э-м-м... экипажах, то я весь внимание. – Не то чтоб... – протянул писатель неопределённо. Эзра ухватился за завязавшийся разговор, как паучок за ниточку. – Я не мог не заметить, дорогой, что ты... как бы поточнее выразиться... не удовлетворён выбором госпожи Агнес, – сказал он медленно и осторожно, точно ступая по тонкому льду. – Это я так... – внезапно смягчился Кроули. – Откровенно говоря, я понимаю, что наша убитка – не худший вариант. Мы ведь арендовали машину с возможностью оставить её при гостинице, да ещё и в праздники. На таких условиях "Мерседес" бы нам не дали, тем более так быстро. Эзра хмыкнул. С мерседесами он в жизни и рядом не стоял. – А твой... как его... автомобиль? – "Бентли"? – ухмыльнулся писатель; его лицо приобрело вдруг мечтательное выражение. – Уже скоро тебя с ней познакомлю. Она девочка с характером, она... – на секунду отпустив руль, он начертил в воздухе неопределённую фигуру, – особенная. Сейчас принято говорить: ретроавтомобиль, винтаж. Тебе, наверное, забавно покажется... В твою эпоху было совсем другое ретро... А девчуля моя...Что ж... Я купил её на аукционе лет пять назад: 1933 год выпуска, кожаный салон, приборная панель красного дерева, начинка осовременена, насколько возможно... Хорошая, в общем, девочка. Красивая. Как твоя Снежинка, только чёрная... Кроули ненадолго смолк, его губы тронула ласковая, исполненная нежности и обожания улыбка – Эзра ненароком залюбовался. – ...Тогда карьера Мари была на пике, и я мог позволить себе почти любую машину... ну, разве что не суперкар... да и на фиг он снился, – продолжал размышлять вслух писатель, словно позабыв о собеседнике, – я увидел её случайно... среди прочих аукционных лотов... даже, помнится, не собирался ничего приобретать, просто так глаза попучить пошёл с Нес за компанию. Но это была... не знаю, как описать... Пожалуй, это была единственная, – тут Кроули запнулся и неловко кашлянул, – единственная в моей жизни любовь с первого взгляда. Эзра улыбнулся краешком губ и протянул писателю бутылку с водой, заранее предусмотрительно открутив крышку. О, он очень хорошо представлял, что такое любовь с первого взгляда. Кроули глотнул из горлышка и благодарно кивнул ангелу. – На самом деле... может, и не любовь никакая... – вдруг проговорил он изменившимся голосом. – Может, банальное собственничество. Жадность. Я в кои-то веки мог себе купить что-то красивое... Неприлично дорогое и бесполезное. Пойми: "Бентли" – это не машина на каждый день, в "Теско" на ней не сгоняешь. Это автомобиль из разряда причуд богачей, коллекционный экземпляр, десятая, как говорится, тачка в твоём гараже. Когда уже не знаешь, что поставить между "Делореаном" и "Камаро". Это тоже такие... машины, потом тебе покажу, – опомнился Кроули. В этот миг механический голосок навигатора услужливо предупредил писателя, чтобы тот не пропустил нужный съезд.***
После ярко освещённой М6 проселочная дорога показалась Эзре тёмной и неприветливой. По обеим сторонам высились вековые деревья; редкие фонари высвечивали то ствол, обтянутый сухой и бурой, точно бинты мумии в Британском музее, корой, то широкую, узловатую, будто огромная старческая кисть, безлистную ветвь. "Какой-то лес Фангорна," – подумалось юноше, но ассоциации с творчеством профессора Толкина он мудро оставил при себе. Нечего Азирафелю в XX век соваться! Эзре казалось, что за плотным строем деревьев есть ещё одна дорога. И там как будто тоже кто-то ехал: изредка то ли фара помигивала... то ли обман зрения. Не к месту вспомнились десятки пересмотренных с Ньютом ужастиков, пара сезонов "Сверхъестественного" разом, болотные огоньки, ведьмы, лесные духи и Джек, который испокон веков бродит по здешним лесам, освещая свой путь брюквенным фонарём. Юноша зябко поёжился: ох уж эти ранние декабрьские сумерки!.. Чего только в них не примерещится! До ужаса захотелось выкрутить кондиционер на максимум, прямо в красную зону, но Эзра не смел, ведь Азирафель бы ни за что до этого не додумался... Откуда джентльмену и дворянину было знать, что чуть ли не щелчком пальцев можно пустить струю тёплого воздуха в салон?.. Исподволь посматривая на своего попутчика и водителя, Эзра Фелл отчаянно мёрз и фантазировал о горячем душе. Когда стало совсем темно, Энтони Кроули нехотя сбавил скорость, включил дальний свет и, до рези под веками вглядываясь во мрак, потащился в одному Гуглу ведомом направлении. – Что скажешь о нашем путешествии, ангел? – нарушил он вновь воцарившееся молчание. – Быстро, неожиданно... и зябко, – Эзра дёрнул плечом. Писатель повернул заветный рычажок. – Сейчас прогреется, – пообещал он извиняющимся тоном. – Прости, я совсем не подумал... Эзра благодарно улыбнулся. В неверном свете фар и в тусклых отблесках бледной лампочки над их головами Энтони Кроули был невероятно красив. В понимании Эзры это была какая-то потусторонняя красота. Юноша вздохнул украдкой, борясь с искушением наклониться вправо и убрать непослушную медную прядку Энтони за ухо. Скользя взглядом по очертаниям орлиного носа, по высокой скуле, он выхватывал из полумрака умопомрачительные детали: едва заметный шрамик от ветрянки на виске, нежную ушную раковину и внезапно – крохотную стальную штангу, навылет пробившую розоватый хрящик. Как раньше не замечал?.. Что, если зацепить металлический шарик зубами, огладить кончиком языка, аккуратно потянуть?.. Эзра до боли закусил щёку изнутри: так пристально смотреть нельзя, неприлично. Но и не смотреть на Энтони он не мог. – Теперь ты во мне дырку решил прожечь? – бросил писатель с деланым равнодушием; от взгляда Азирафеля по позвоночнику побежали предательские мурашки. – Прости, – смешался ангел, – я забылся... – Признайся уж, ты просто офигевал от моего бесподобного пирсинга, – усмехнулся Кроули. Эзра Фелл промолчал, втайне вознося хвалы неведомым силам: слова "пирсинг" в современном значении Азирафель знать не мог, ибо завсегдатаем моряцких опиумных курилен не слыл, если верить Энтони. – Больно было? – спросил он, лишь бы чем-то заполнить неловкую паузу. – Не помню... – признался Кроули. – Ухо я на спор булавкой проколол, ещё в школе. Как видишь, от заражения крови не помер, – он едва заметно улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. – Можно?.. – не в силах противостоять порыву, робко спросил Азирафель-Эзра. – Угу, – кивнул писатель с напускным равнодушием, не отрывая взгляда от высвеченного фарами куска дороги впереди. Словно влекомый неведомой силой, Эзра осторожно потянулся вправо и кончиком указательного пальца дотронулся до металла, совсем холодного на контрасте с тёплой кожей. Кроули тихо зашипел сквозь зубы. Эзра резко отдёрнул руку: – Тебе неприятно?.. – Вовсе нет... – писатель не успел договорить. С левого бока их осветила странная вспышка, и что-то твёрдое боднуло "Фольксваген". Послышался звук удара чего-то тяжёлого о землю, затем – сдавленный вскрик. Кроули резко затормозил. – Мы в кого-то врезались, – в ужасе выдохнул Эзра. – Скорее, кто-то врезался в нас, – констатировал писатель, всё ещё выжимая педаль тормоза. Его руки на руле подрагивали. Со второй попытки он отстегнул ремень, открыл дверь и приказал своему пассажиру: – Сиди смирно. Я посмотрю.***
Волна промозглого воздуха окатила Кроули – он поёжился и дёрнул собачку молнии вверх, застёгивая куртку. Осторожно обогнув автомобиль и отметив треснувшую фару, он с изумлением обнаружил на дороге голубой мопедик "Веспа", такой древний, что помнил, наверное, если не коронацию Виктории, то уж Елизаветы II – точно. В нескольких футах позади, на обочине он заметил чей-то силуэт. "Блять, только этого не хватало!" – ругнулся про себя писатель и поспешил на помощь настолько быстро, насколько это было возможно: ноги мгновенно одеревенели. На земле сидела женщина. В темноте её лица было не разглядеть, но Кроули с облегчением отметил: шлемом владелица "Веспы" не побрезговала – слава кому-нибудь! – Мадам, вы в порядке? – писатель присел на корточки возле пострадавшей. – Кажется, да... – ответили ему без особой уверенности. – Извините... не поможете снять шлем? Кажется, я повредила руку... – Конечно-конечно, – засуетился Кроули, ослабляя маленькую пряжечку под подбородком у неизвестной. Поддавшись неясному порыву, он зачем-то огладил её плечи и спину: фу-ух, раз сидит – значит, цел позвоночник. – Простите... – прошептал он. – Я вас не видел. Очень больно? – Ох, милый мой мальчик... Вашей вины здесь совсем нет! Я сама... вас не сразу заметила. Вырулила с дорожки, думала: проскочу... просчиталась вот... – прижимая правую руку к груди, левой рукой женщина сняла шлем. Писатель обмер: перед ним была Трейси Шедуэлл, та самая хозяйка коллекции неоднозначных дипломов и грамот, муж которой в свободное от охоты на ведьм время варил вкуснейшее пиво. Вот не было ж печали!.. – Миссис Шедуэлл... – выдавил Кроули наконец. Лицо женщины озарилось узнаванием. – Ах... вы же тот писатель... останавливались у нас... и так поспешно сбежали. Снова в этих краях? – спросила она с улыбкой, словно они с Кроули сидели за столиком в пабе, а вовсе не на обочине сельской дороги посреди британского никогде. Решив, что вопрос был риторическим, Кроули осторожно взял Трейси Шедуэлл за локоть. – Можете встать, мадам? Давайте я вам помогу... – Очень любезно с вашей стороны, мой мальчик... мои колени, знаете ли, уже не те... – миссис Шедуэлл медленно поднялась с земли, отряхнула подол длинной юбки и, тяжело опираясь на плечо Кроули, сделала пару шагов в сторону "Фольксвагена". – А где же моя... малютка?.. "Веспочка"?.. – вымолвила она в изумлении. – Ваш... велосипед, мадам, в багажни... багажном отделении. Едва уместил, – отряхивая ладони, сообщил внезапно вынырнувший из темноты Азирафель и затем обратился к писателю: – Энтони, дорогой, наши вещи я перенёс на заднее сиденье. Кроули отрывисто кивнул и внимательно посмотрел на Трейси Шедуэлл. Хозяйка гостиницы была бледна. – Я отвезу вас в больницу, – предложил он. – Сейчас только... по навигатору посмотрю... – Ой, мои же вы славные! – миссис Шедуэлл, баюкая раненую руку, переводила умилённый взгляд с Энтони на его спутника. – Какая больница?! Нет здесь никакой больницы на сто миль окрест! К нам в деревню парамедики чуть ли не час добираются, а вы говорите: больница! – посетовала она. – Да и смысла нет! Всего лишь ушиблась или связки потянула, наверное... руку неловко вывернула... Ничего такого, с чем не справится добрый пакетик льда и тугая повязка! – Куда вас отвезти? – упорствовал Кроули, бессмысленно вертя в руках шлем миссис Шедуэлл. – Вы будете весьма милы, если подбросите меня до паба. – Непременно, – тон писателя был серьёзен. Азирафель предусмотрительно открыл пассажирскую дверь, готовый помочь пострадавшей занять место позади водителя. – Дайте мне минутку, – сказал Кроули и отошёл в сторону, выуживая из кармана сигареты. С такими потрясениями и заядлым курильщиком стать недолго! Его била дрожь, пальцы не слушались. Уверяя себя, что это не более чем выброс адреналина, писатель упрямо крутил колёсико зажигалки – не поддавалось. На самом деле, его охватил запоздалый страх: Кроули впервые попал в ДТП и едва не сбил человека... О том, какова была доля его вины в произошедшем, писатель думать не мог: его шокировал сам факт. Он уже почти отчаялся победить несговорчивый Cricket, когда рядом раздался голос ангела: – Энтони... у тебя руки дрожат. Давай помогу. Даму я устроил со всем возможным комфортом... – прибавил Азирафель-Эзра, как будто оправдываясь. Сделав несколько жадных затяжек, Кроули снова посмотрел на своего спутника. Лицо Азирафеля было спокойно. "Наверное," – пришло на ум писателю, – "он толком и не понял, что случилось... Счастливец". – Как ты? – Азирафель-Эзра бережно коснулся плеча Кроули. – Перепугался до усрачки, – ответил он честно. – Хорошо, что Трейси ничего не сломала... – Вы знакомы? – осторожно спросил Азирафель-Эзра. – Она хозяйка местной гостиницы. Я там останавливался на днях, – Кроули решил не вдаваться в подробности. – Весьма обаятельная дама, – озвучил первое впечатление его спутник. – С её-то послужным списком... неудивительно, – хмыкнул писатель и затушил ногой окурок. Азирафель-Эзра иронии не понял и не оценил, а потому предпочёл промолчать. Вернулись в машину. Кроули надолго замер на водительском сиденье; он не мог заставить себя повернуть ключ зажигания, просто не мог... Паника подкралась неслышно и злобным призраком застыла за спиной, холодя затылок мертвенным дыханием. Закрыв лицо руками, он протяжно застонал. Первой нашлась Трейси Шедуэлл: – Сделайте глубокий вдох, мой мальчик. Боюсь, на вас надвигается паническая атака. — Сам боюсь, – парировал Кроули, но вмиг переменил тон. – Скажите, Трейси, вы повести не сможете?.. Тут вроде недалеко... – Простите, лапушка... — здоровой рукой миссис Шедуэлл ласково похлопала по спинке переднего кресла. – От меня будет немного толку... Я ничего, кроме "Веспы", отродясь не водила... Да и правая рука... сами понимаете... Давайте мы дадим вам отдохнуть? А потом потихоньку, помаленьку... Или, может быть, ваш друг нас выручит? – Трейси Шедуэлл послала Азирафелю неуверенную улыбку. Писатель обессиленно уронил голову на руль. Эзра Фелл прибывал в смятении: Азирафель, естественно, водить не умел... Но зато умел он... Ведь он всё-таки вырос на ферме, где без этого навыка не прожить! Впервые юноша сел за руль отцовского трактора в тринадцать, а к пятнадцати годам ему уже доверили грузовик. Уж сколько сена он убрал, сколько овец перевозил на дальние пастбища... А тут вообще – автоматическая коробка, две педальки, маленькая машинка и пустая просёлочная дорога. Прав у Эзры, конечно, не было, но зато имелся опыт. Подставиться снова? Или подождать, пока Энтони придёт в себя?.. А вдруг он так до утра просидит?? А у миссис Шедуэлл травма... Надо бы поскорее снять отёк... Поколебавшись, Эзра Фелл решился. Его обуяла какая-то неожиданная смелость: если Энтони что-то заподозрит и начнёт задавать вопросы – он во всём признается. Да! Так тому и быть! – Энтони, дорогой мой... – начал Азирафель-Эзра робко. – А может, я всё-таки попробую? Ты же мне говорил: машина едет сама... Я просто сяду на твоё место, а ты мне будешь показывать, что делать... – Не всё так просто, ангел, – Кроули повернул ключ и нервно дёрнулся, когда "Фольксваген" зашёлся надсадным кашлем. Унявшаяся было дрожь вернулась. – Эх... была не была! – писатель пристально всмотрелся в лицо ангела, на котором застыло выражение решимости. – Меняемся. Пересев на место водителя, Эзра замер: "Не выходи из роли! Не спеши! Пусть Энтони тебе всё объяснит". – Пристегнись сначала. Левую ногу – на коврик, – скомандовал Кроули. – Правую – на правую педаль. Это газ. Сильно не дави. Тормоз у тебя левее. Поверни ключ. Обе руки чтоб были на руле. Держи его ровно, не крути. "Фольксваген" недовольно заурчал. Кроули дёрнул передачу на "drive" и наклонился вправо, включая дальний свет. Поехали. Эзра Фелл шумно перевёл дыхание.***
Всю дорогу до деревни Трейси Шедуэлл не переставала щебетать. Хозяйка гостиницы неуловимо напоминала Эзре профессора Нуттер. "Наверное," – размышлял он, пока "Фольксваген" полз в ночи со скоростью двадцать миль в час, – "всё дело в том, что она такая же, как миз Нуттер, деятельная". Миссис Шедуэлл успела позвонить супругу, которого величала почему-то сержантом, доложила ему детали произошедшей аварии (вину она великодушно взяла на себя) и заодно дала несчастному дюжину ценных указаний. – Вам невероятно повезло, мальчики, – Трейси Шедуэлл спрятала смартфон в рюкзачок. – У нас остался единственный свободный номер! Я велела сержанту всё подготовить. Ни писатель, ни герой его неоконченного романа ей не ответили: они и так слышали как пространный монолог миссис Шедуэлл, так и доносившееся из динамика кряхтение её благоверного. Кроули, пускай погружённый в себя, то и дело бросал косые взгляды на Азирафеля. Эзра тоже лишний раз рта не раскрывал и изо всех сил старался не выглядеть слишком расслабленным и беззаботным, небезосновательно полагая, что для человека из XIX века необходимость вести машину должна была стать скорее тяжким испытанием, чем приключением. Ничего, миссис Шедуэлл болтала за троих.***
Деревенское радио, как отметил про себя Кроули, работало безотказно: возле паба их "Фольксваген" поджидала небольшая толпа. У писателя возникла непроизвольная ассоциация со Средними веками и охотой на ведьм. К счастью, линчевать участников столкновения никто не собирался. Соседи хотели, по всей видимости, удостовериться в том, что жизни и здоровью миссис Шедуэлл ничто не угрожало. Рассыпаясь в благодарностях, Трейси Шедуэлл вполне профессионально (будто не в индустрии развлечений, а в спецслужбах долгие годы трудилась) разогнала зевак и сочувствующих по домам. Приняв от супруга тряпицу со льдом и ключ от того самого номера, где Кроули останавливался в Сочельник, хозяйка бодро прошествовала за стойку. Подхватив дорожные сумки, Энтони и Эзра последовали за ней. – Мальчики, хорошие мои, – проворковала Трейси Шедуэлл, – поднимайтесь в комнату, там всё для вас готово. Отдохните. Горячего пирога не обещаю, – она с извиняющимся видом чуть приподняла правую руку (Эзра с болью отметил опухшее, покрасневшее запястье), – но сержант вам на ужин сейчас соберёт. Спускайтесь потом. Хотите – покушаете в пабе, хотите – у себя. С этими словами хозяйка скрылась за импровизированной дверью – скорее, плотной занавеской из тонких полых бамбуковых палочек. На сквозняке меланхолично покачивался странный оберег – гибрид ловца снов со связкой китайских колокольчиков. Эзра прислушался к мелодичному перезвону. Кроули не позволил своему спутнику слишком долго наслаждаться мелодией. – Идём, ангел. Нам сюда, – он указал на неприметную деревянную лестницу, ведущую на второй этаж. Половчее перехватив сумку, Эзра последовал за писателем. Их дверь оказалась первой по коридору, однако на пороге произошла неожиданная заминка: Кроули застыл в нерешительности, словно боясь шагнуть в номер. Едва не врезавшись ему в спину, Эзра с долей робкого изумления спросил: – Энтони?.. Что там? Всё в порядке?.. – Не думаю, Азирафель. Писатель обернулся и тут же отступил: они снова стояли слишком близко. – В чём дело? – сбросив свою ношу на пол, Эзра с любопытством заглянул Кроули через плечо. Комната, озарённая лишь светом ночника, выглядела уютно, по-домашнему. – Здесь... здесь только одна кровать, – выговорил писатель с трудом, точно превозмогая что-то внутри. "Ах, ну конечно!.. Жди истерики!" – раздосадованно отметил про себя Эзра, но вслух сказал: – Миссис Шедуэлл предупреждала, что это единственный свободный номер. Я думаю, поместимся... Тем более, это ведь только на одну ночь, так ведь? Осторожно отстранив пребывающего в ступоре Энтони, он прошёл вперёд и присел на краешек лоскутного одеяла. – ...На одну ночь, – эхом вторил ему Кроули. Эзра подавил очередной тяжёлый вздох: ситуацию срочно надо было брать под контроль. Когда это он успел стать старшим в их тандеме?.. – Дорогой, – прилагая максимум усилий, чтобы в его интонациях ничего, кроме заботы и усталости (искренних!), не звучало, обратился он к писателю. – День у нас выдался.... богатый на события и впечатления. Уверен, ты измотан не менее моего. Надеюсь, ты простишь мне эту просьбу... Но не мог бы ты сходить... э‐м‐м, – Эзра спешно припоминал обороты речи из классики, – сходить распорядиться насчёт ужина?.. Стыдно признать, но от этих треволнений я слегка проголодался... Поедим здесь, ты не против? А пока ты ходишь, я б умылся... – Ладно... хорошо... – пробормотал Кроули. Эзру поразила его покладистость. – Вина? Пива? Чего-нибудь покрепче? – уточнил писатель, пятясь в коридор. – На твоё усмотрение, дорогой мой, – обезоруживающе улыбнулся Азирафель-Эзра и, проклиная своё лицедейство, доверительно прибавил: – Я совсем ничего не соображаю... после этой поездки. – Переволновался? – спросил Кроули. – Не то слово! Мотнув головой в подобии кивка, писатель вышел. Тихо хлопнула дверь. Эзра Фелл остался один. Собрав в кулак последние остатки воли и сил, среди приготовленных в дорогу вещей юноша отыскал спортивные штаны и худи Энтони. Надо бы переодеться... Его взгляд случайно упал на писательский лэптоп. Эзре подумалось, что в отельчике миссис Шедуэлл должен быть вайфай. Нет... сейчас слишком рискованно. Да и пароля он всё равно не знал.***
Удивительное время ночь. Пограничное. Ходят слухи, будто именно ночью люди, подсознательно ощущая магию долгого перехода от сумерек к рассвету, становятся особенно искренни и уязвимы, готовые под сенью звёзд и луны открыть всё, что при свете дня прятали за сотней замков. Эзра Фелл, например, был готов сознаться в обмане. Лёжа под пуховым одеялом и исподволь поглядывая в незашторенное окно, откуда щерился серебряный серп, он слушал дыхание Энтони – слишком размеренное, слишком ровное даже для спящего. Особенно для спящего. – Не спишь?.. – прорезал тишину голос Кроули. – И ты не спишь... – ответил Азирафель-Эзра. – Бессонница? – Мысли... всякие. – Поделишься? – Эзра перевернулся на другой бок. В неверном лунном свечении, едва пробивавшемся в комнату, черты Энтони было почти не рассмотреть – только глаза. Золотые. – Я... вспоминал, – заговорил Кроули отрывисто. – Не мог ничего с собой поделать... Мозги, они как будто сами картинки подсвечивают. Вчерашний день. Сегодняшний... – Да?.. – Азирафель-Эзра осторожно нашёл руку писателя под одеялом и, ободренный тем, что Энтони не отстраняется, слегка сжал его ладонь. — Не могу не задаваться вопросом... – Кроули переплёл их пальцы. – Каким же? – тихо спросил Эзра, движимый наивной надеждой: во мраке между ним и личиной Азирафеля не видно разницы. – Если бы ты... – не договорив, писатель надолго смолк. – Если бы я — что? – осмелев, Эзра пододвинулся поближе. – Если бы ты... был настоящим, – выдохнул Кроули, борясь с собой и прикрывая глаза. – Но ведь так и есть... – Так, да не так... – писатель рассеянно поправил подушку. – Я имел в виду... если бы ты не был моим персонажем... Смотрел на тебя сегодня: XXI век тебе к лицу. Ты вёл машину... так уверенно, словно родился с рулём в руках... И я всё думал: окажись ты... не знаю... мошенником, вломившимся в мой дом под Рождество... втеревшимся в доверие... что бы я сделал? — Так что? Что сделал бы? – выдохнул Эзра, втайне загадав: если Энтони назовёт хотя бы один аргумент, который его разоблачит, он сейчас же во всём сознается – и плевать на миз Нуттер, плевать на гонорар. – Вот так и не придумал... Иногда ты такой... – Какой? – Как будто совсем настоящий... Я имею в виду: из моего мира... – Я настоящий, Энтони. Эзра решился. Что-то подсказывало ему: ещё не поздно! Признается сейчас – многое сбережёт. Но Кроули, ушедший глубоко в свои думы, его словно не слышал. – А порой... – продолжил писатель, – ты будто не от мира сего... такой... – он перевёл дыхание, обрывая свой монолог. – Какой же?.. – повторил свой вопрос Эзра: ему было одновременно и жутко, и любопытно. – Нездешний. Трансцендентный, – ответил Кроули. – И я понимаю: не мог бы ты так сыграть. Ни ты, ни иной кто. Люди так не умеют... – Ты поэтому печалишься? – Не только, ангел. Я... кое-что понял. – Расскажешь? Писатель снова надолго замолчал. Эзра осторожно приблизился и, приобнимая Энтони, положил голову тому на плечо. – Можно?.. – спросил он с запоздалой робостью. – Конечно. Всё, что пожелаешь, – прошептал Кроули, тайком вдыхая аромат волос ангела. – Доскажешь?.. – Пожалуй... к чему скрывать? Ведь ты всё равно... тебя всё равно коснётся. – Итак?.. – Итак, – эхом отозвался Кроули, – я размышлял над этим всю прошлую ночь... Я обдумывал это по дороге сюда... и... я принял решение. – Какое же? – выдохнул Эзра ему в ключицу, что соблазнительно проглядывала из ворота полурасстёгнутой шёлковой пижамной рубашки. – Одного из главных героев придётся убить, – произнёс Кроули отрешённо. – Я... иначе я просто не допишу роман. Но при этом я не знаю, как ты... как ты с этим... – Я приму любое твоё решение. – В курсе. От этого ещё хуже. – Так всё-таки?.. – Ангел... я никогда... никогда бы не помыслил о том, чтобы причинить тебе вред. Поэтому... Прости, Азирафель. Писатель не доживёт до конца истории. – Это... – Эзра никак не мог подобрать правильных слов. Слова просто не шли. – Это вполне в ключе того, что говорила Нес, – пояснил Кроули, едва ли не оправдываясь. – Читатели должны рыдать. – Не спорю... – вздохнул Эзра. – Ты всё же для них пишешь. – Ангел!.. – почти простонал Кроули, вглядываясь в серо-голубые глаза, кажущиеся в ночи гематитово-чёрными. – Скажи хотя бы слово... и я всё брошу. Покончу с писательством. Клянусь, я больше до клавиатуры не дотронусь... А ты... ты сможешь остаться здесь. Необязательно со мной... Выправим тебе документы, начнёшь новую жизнь... Перед тобой весь мир открыт... – Энтони... дорогой мой, милый мой... – Эзра закрыл глаза. Признаться в обмане? В подлоге? Как велико искушение... Идеальный момент. Но то, как Энтони пишет!.. Неужели он, жалкий Эзра Фелл из валлийского захолустья, позволит этому удивительному мужчине поступиться своим талантом?.. Неужто он сможет дальше спокойно жить, зная: тот, кто мог бы стать великим писателем, из-за него отринул эту стезю?.. Никогда! Будь трижды проклята Агнес Нуттер. И её алчные аферы. – Душа моя... – чуть приподнимаясь на согнутой в локте руке, вышептал Эзра прямо писателю в губы. – Напиши... допиши... как считаешь нужным. Только... – внезапно посетила его шальная, дикая в своей простоте... и гениальности мысль. – Только точку в конце последнего предложения не ставь. – Почему?? Почему, Азирафель, ты так рвёшься туда, где тебя ничего хорошего не ждёт?! – прошептал Кроули, но шёпот его казался громче крика и раскалённой иглой прошёлся по нервным окончаниям Эзры. – Я не рвусь, – Эзра осторожно прильнул губами к разгорячённой коже писательской щеки. – Поверь. Я... ни на что и ни на кого не променяю твоё общество... Ни в этой реальности, ни в какой иной. Прошу об одном: не ставь последнюю точку. А роман... допиши. Или допишем вместе. Что-то подсказывает мне: это будет красивая история, пускай и печальная... – Ты меня не покинешь?.. Во взгляде Энтони читалась такая боль, такая запредельная тоска, рядом с которой, казалось бы, нет места надежде. Но вот же она, хрупкая, словно первый весенний лист, едва проглянувший из почки. Она здесь. Эзра Фелл поклялся себе, что сделает всё, чтобы Энтони завершил роман. Надо будет притворяться – он притворится. Надо будет лгать – он солжёт... сто тысяч раз, лишь бы увидеть этот текст законченным, лишь бы позволить Энтони выразить себя. Энтони ревнует Азирафеля к своему персонажу? Пусть. Хочет убрать одного из главных героев – пожалуйста! Эзра ни за что не позволит ему отложить перо. – Не ставь точку. Расскажи до конца, но последнее – умолчи. И клянусь, я останусь с тобой, ибо кроме тебя мне никто не нужен. Ни в этом мире, ни в другом, – повторил Эзра. – Я твой. – Ты мой, потому что я придумал тебя, – горько произнёс писатель. – Ничего подобного, – чуть приоткрытым ртом Эзра жадно скользнул по скуле Кроули. – Душа моя, неужели ты правда считаешь, что персонажи твоих романов лежат в импровизированной коробке подобно оловянным солдатикам и только и ждут, когда ты их оттуда достанешь? – Разве это не так?.. – слабо отозвался писатель. – Нет... Кончиком языка Эзра коснулся плотно сомкнутых губ Кроули. Писатель сдался на милость своего ожившего персонажа. До рассвета было ещё далеко.