Глава двадцать вторая
Что ещё мы можем сделать?..
In families you can find the source of every human drama. It is interesting because the cell of a society, the cell of a country, the cell of humanity – everything lies in the family.
Alejandro Gonzalez Inarritu
Демон_Эрик: "Ну чё как?? Никаких изменений?" (9:50 pm) НВТП: "Ты каждые полчаса теперь будешь спрашивать? Появятся новости – отпишусь!¡!!" (9:51 pm) АнаФема: записывает голосовое сообщение. Записывает... Записывает... 9:57 pm – отправлено: – Ребят, вечер... э-э‐э... извините, короче, что я вам тут мозги выношу... но просто всё никак успокоиться не могу. Как подумаю об Эзре, так реветь тянет. Вы поймите... это я только теперь, когда он пропал, задумалась: я ведь, получается, про него ничегошеньки не знала. И вы, выходит, тоже... Я даже не догадывалась... как он... я когда сегодня его комнату увидела... Мерлин и Моргана! – раздались всхлипы, Ана шумно прочистила нос, в динамике предательски захрипело. – Он всегда такой лёгкий, бодрый, жизнерадостный, позитивный... Был. Я и представить не могла, что это маска... что он все эти годы буквально выживает в Лондоне. Выживал. Блин... я не должна говорить о нем в прошедшем времени, так ведь? Короче, Эрик, я знаю, ты Эзрин лучший друг, поэтому, очень прошу, не держи на меня, дуру, зла. Если б я хотя бы подозрение имела о том, как Эз на самом деле живёт, я б... да я б никогда не попросила... да я бы просто не позволила забирать его книжки! О чёрт... Ньютон, да?.. Ничего личного... честно-честно... ты прости, что я Луишем сегодня поганой дырой обозвала... правда, я... в сердцах, от неожиданности... Мне подумать пришлось надо всем этим крепко. Вы, если по правде, оба – и ты, и Эз – очень крутые. Я‐то... живу с мамой, она за учёбу платит, ни в чём не отказывает... любой каприз... Блин... мне сейчас та-а-к стыдно, парни, я себя такой дрянью чувствую... Чёрт, простите, я хотела об Эзре поговорить, а всё опять о себе. Вы, наверное, с такой эгоисткой и общаться не захотите больше... Но что же мы будем дальше?.. Что мы можем ещё для него сделать? НВТП: "Я не обиделся. Ты права: Луишем – настоящая дыра, но зато аренда дешёвая. Не знаю, как Эрик, а я тебя дрянью не считаю. У всех своя ситуация, свои обстоятельства. Я давно подозревал, что Эз едва концы с концами сводит, а вот как, почему он до жизни такой дошёл... Теперь мы все знаем. Для меня Эз герой. Уверен, его обязательно найдут. С его-то опытом... В какую бы передрягу он ни угодил – выпутается". (10:09 pm) Демон_Эрик: "А правда, мы что-нибудь ещё можем сделать? И нет, Ана, не надейся, ты никакая не дрянь и от меня ты так легко не отделаешься". (10:10pm) НВТП: "Что, блин, сделать? Только ждать, ребят. Либо полиция что-то нароет, либо Эз сам включит телефон. По-любому – узнаем". (10:11pm) АнаФема: "Мальчики... а если мы соберёмся и ещё позовём мелких?.. а может, и Би согласятся... и расклеим листовки с его фоткой на Брик-Лейн, возле кафе, где мы в пятницу сидели, да по району..." (10:13 pm) НВТП: "Идея годная. Я в деле, если что. Принтер и бумага есть". (10:14 pm) Демон_Эрик: "Я с вами". (10:14 pm) АнаФема: "Спасибо, парни. Вы очень хорошие. Пойду попробую поспать". (10:16 pm) НВТП: "Всем споки-ноки". (10:16pm) Демон_ Эрик: "Спночи, camaradas, до завтра". (10:17 pm) Эрик Диздимен – в личку Ньютону Пульсиферу: "Расклейка листовок нам вряд ли что-то даст... Неблагодарное это дело". (10:20 pm) НВТП: "Сам знаю, но раз Ане так легче... Если честно, я её понимаю: сидеть сложа руки просто невыносимо". (10:20 pm) Демон_Эрик: "Ух ты, какие слова сложные знаешь:). Кстати, рад знакомству. Пусть и при таких обстоятельствах...". (10:21 pm) НВТП: "Аналогично. Ещё спишемся :))". (10:22 pm) Демон_Эрик: "Давай, Лисбет-Бильбо. На связи :)". (10:22 pm)***
Когда ранним утром Анафема Девайс спустилась в гостиную, её припухшие веки и покрасневшие белки глаз от внимания матери не ускользнули. Агнес Нуттер отложила планшет, с которого читала новости, и пристально посмотрела на дочку: – Доброе утро, Аночка, – начала она осторожно, – неважно спалось? – Почти не спалось, – призналась Анафема. – Мне нужно кое-что тебе сказать. Она медленно подошла к креслу Агнес, наклонилась и робко поцеловала мать в щёку. – Прости меня, пожалуйста, я вела себя, как последняя скотина. С тобой, с Бомг... с папой... прости. Профессор Нуттер приподняла брови: чтобы Ана просила прощения?! Сама?! В Лондонском зоопарке, должно быть, сдох кто-то весьма редкий и крупный. Динозавр, видать, окочурился. Неприятные подозрения зашевелились в душе, но профессор приказала себе не спешить с выводами. – Что случилось, дочка? На тебе лица нет... – она взяла Анафему за руку и усадила к себе на колени, благо кресло было достаточно просторно. В ответ Ана обхватила мать руками за шею и, тихо всхлипывая, принялась пересказывать ей события последних дней. Едва не теряя сознание от не к месту охватившего её ужаса ("Ей-дьяволе, как же вовремя я успела их из города услать!"), Агнес Нуттер выслушала сбивчивую исповедь дочери: хороший мальчик Эзра Фелл внезапно пропал, и Ана, по всей видимости, его уже похоронила. Откуда ни возьмись появился весьма деятельный сосед блондина ("А вот это не вовремя!"), развернувший поисково-спасательную операцию. Известие о том, что некий Ньют объявил Эзру в розыск, выбило профессора из колеи. Воображение тотчас же подкинуло Агнес жуткие картинки: дорожный патруль останавливает "Бентли", полицейский бросает незаинтересованный взгляд на пассажирское сиденье... и вот уже выражение его лица меняется, и слуга порядка вежливо просит ничего не подозревающего юношу предъявить документы. Подавив стон, Агнес Нуттер лишь крепче обняла дочь и велела себе сосредоточиться на рассказе Аны: сейчас нельзя упустить ни единой детали – любая мелочь может стоить ей проекта "Мари Шанталь". На мгновение миз Нуттер даже пожалела, что вообще затеяла эту аферу, но сожаления её оказались мимолётны. – Давай-ка, доченька, я налью тебе травяного чайку, – профессор ласково погладила Ану по голове. – Он успокоит нервы, а тебе это сейчас будет нелишним. Потом мы всё подробно обсудим. – Мама... – Анафема вытерла глаза кружевным рукавом блузки, – ты так спокойно реагируешь... как будто не удивлена даже. – Ну... детка, – мудро улыбнулась Агнес, – об исчезновении твоего друга ещё позавчера мне сообщил Гэйб. Я очень рада, что ты снова впустила отца в свою жизнь... Поверь, он высоко оценил твоё доверие. – А чё сразу не сказала? – Анафема беззастенчиво хлюпнула мокрым носом. – Хотела дать тебе возможность принять самостоятельное решение о том, делиться ли со мной чем-то личным, – дипломатично пояснила Агнес. – К тому же... – она напряжённо закусила губу, подбирая слова, но довольно быстро совладала с собой, – отцу ведь ты таких, как мне сейчас, подробностей не рассказывала?.. Верно? Агнес испытующе смотрела на дочь. Когда Гэйби позвонил ей с приютской парковки, он, как тогда показалось, не соотнёс переживания Аны с операцией "Слёзы Мюссо". Если бы дочурка упомянула Эзру Фелла, вряд ли Габриэль смолчал бы... Он и Ане мог её, Агнес, с потрохами сдать, да и сама бы она потом выслушала... Анафема прочитала выражение лица матери по-своему: – Мам... не надо ревновать. Я рассказала папе первому не потому, что тебе не доверяю... но мы ж с тобой тогда были в ссоре, а Эрик... друг Эза... вот я сейчас о нём говорила... он меня прямо реально напряг, прям до паники. И я отцу... так, гипотетически, без деталей, без имён ситуацию обрисовала. Просто чтоб мнение его услышать. Агнес тихо перевела дыхание, пусть и не заметила, что задерживала его на протяжении всей речи Анафемы. Перешли в кухню. Поставив перед дочкой чашку с горячим отваром ромашки, лаванды и мелиссы, профессор Нуттер расположилась за столом напротив. – Я совершенно не ревную, детка, – сказала она вдруг, продолжая прерванную клекотом чайника беседу. – Хочу, чтобы ты понимала: мы с отцом оба любим тебя. И даже если ты убеждена в обратном, уверяю: мы никогда не соревновались за тебя. Полагаю, если спросишь у Гэйба, он скажет то же самое. Да, возможно, мы не лучшие родители... не самые вовлечённые, внимательные или понимающие... Но, Ана, ни я, ни твой отец... мы не желали бы, чтобы ты была исключительно "маминой" или "папиной" дочкой. Мы хотели для тебя лишь добра... Хотели и хотим. – Я знаю, – выговорила Анафема с трудом, превозмогая болезненный ком, морским ежом застрявший в горле. – Вчера мы с Эриком были дома у Эзры... Он снимает комнату... блин, мама, у меня язык не поворачивается назвать этот чулан комнатой... Там метров девять! А то и семь! Так вот... он снимает комнату в Луишеме. Агнес притворилась, что увлечена борьбой с форточкой, поисками пепельницы и прочим, хотя на самом деле она жадно ловила каждое слово дочери. Анафема отпила из чашки; морской ёж в горле обидчиво заскрёбся, зашевелил острыми иголками. – И знаешь, что, мама... Я не представляла раньше, что люди вот так жить могут. У него из вещей – кособокий стол, тумбочка да кровать. А вместо платяного шкафа – комодик... Но там... мы уж посмотрели: свитер и три футболки... Понимаешь?! – Анафема подняла на мать полный запоздалого раскаяния взгляд. – Я и подумать не могла, что он по-настоящему... бедствует. Наверное, я просто не хотела этого видеть... – она тяжело вздохнула. – А сейчас он исчез, и мы совершенно бессильны! – Доченька, – Агнес постаралась вложить в тон всю (не)свойственную ей мягкость. – Погоди... Может быть, найдётся твой друг! Ведь сейчас праздники... Он мог поехать к кому-то... – Да не к кому ему ехать... – обречённо покачала головой Ана, – Ньют... ну, который сосед, нашёл документы Эзры, дозвонился до его матери. Она всякие ужасные вещи говорила... Религиозная фанатичка из Уэльса... орала, мол, что сын для неё восемь лет как умер, чтоб не смели имя его при ней поминать, и вообще... поделом ему. Анафема отодвинула недопитый чай и протянула через стол руку, ища мамины пальцы. Агнес крепко ответила на пожатие. На секунду ей захотелось признаться дочке, что она-то как раз знает, где и с кем сейчас Эзра Фелл... но она почему-то не могла произнести ни слова, будто какая-то невидимая сила запечатала ей рот. – И вот... – не выпуская руки матери, снова заговорила Ана. – Мы взяли вчера его паспорт и подсчитали: если семья от него отреклась восемь лет назад, а сейчас ему двадцать четыре, то, получается, он с шестнадцати лет живёт один-одинёшенек! При живой-то матери! – не обращая внимания на текущие по щекам слёзы, Ана в запальчивости повысила голос. – А я, идиотка, в шестнадцать орала на отца дурниной, потому что он меня в феминистский лагерь на лето не отпустил... и рыдала... в Майами... у бассейна... У-у-у... – взвыла она. – Полноте, дочка, ты тогда была ребёнком... – Агнес поднялась с насиженного места, обогнула стол и бережно обняла Ану со спины. – Вот я и говорю, – борясь с подступающим истерическим кашлем, выдавила Анафема, – пока я с жиру бесилась и выбирала между солнечными очками Ray Ban и Dsquared², Эз перебивался с хлеба на воду. Я проклинала отца за то, что он пытался запихнуть меня на экономический, а Эз госы только в девятнадцать сдал... школу так и не закончил. Не было у него ни выпускного, ни смокинга... У меня всегда были вы... и Тони... а он был в Лондоне совсем без никого, мама... Агнес Нуттер, потрясённая и ошеломлённая дочерними откровениями и катартическим эффектом, который оказало на Ану исчезновение Эзры Фелла, застыла, не в силах ответить что-либо связное, даже поправлять речевые ошибки не стала. – Я вчера как начала в папке с его документами копаться, так уже не остановиться было... Не говори ничего, знаю: это личные бумаги, так нельзя, это плохо... – Ну что ты... – Он за эти годы кем только не поработал! И грузчиком, и разносчиком пиццы, и уборщиком... Агнес Нуттер слушала, вновь неосознанно затаив дыхание: и этот мальчик ещё не хотел брать у неё деньги! Этот мальчик готов был согласиться помочь просто так – потому что его попросили! Агнес стало не по себе. – А что в полиции? – спросила она, превозмогая неприятное ощущение подступающей дурноты. – Ньют сам ходил... Приняли у него заявление, опросили, – призналась Анафема. – Мы с Эриком, получается, только языками чесать горазды. – Мгм... – протянула Агнес. – И видели вы своего друга в последний раз?.. – В Сочельник вечером, – прошептала Анафема с горечью. – Мы на Брик-Лейн тусили... За ним кто-то прислал черный кэб, он подорвался и, ничего толком не объяснив, уехал. – Номер машины запомнили, записали? – спросила Агнес неожиданно резко. – Нет, мам, мы идиоты... – покаянно мотнула головой Ана. – Мне Би то же самое сказали. Первое, дескать, что мы должны были сделать. – Би... в смысле, Беатриче? – уточнила Агнес Нуттер не своим голосом. Её прошиб холодный пот... Был ли в Лондоне хоть кто-нибудь, кого не знал Эзра Фелл? Или кто-то, кто не знал бы его?.. – Да, Би же кураторствуют в Хакни-Уик. Они с Эзом сто лет знакомы... не то чтоб близко... Но как только Эрик мне написал, я им сразу же рассказала... – Да, дела... – молвила Агнес раздумчиво. Анафема поёжилась, ожидая от матери отповеди, но все мысли миз Нуттер были сосредоточены на том, что мир, сука, слишком тесен, а судьбы людские сплелись в тугой клубок... Этот гордиев узел не распутать теперь, не разрубить. Чем дольше профессор Нуттер думала над картами, которые сама себе сдала, тем меньше ей нравился расклад. – Мама?.. – Анафема повернулась к Агнес, словно силясь разглядеть что-то в её лице. – Что, дочка? – Что ж дальше-то будет? – А дальше... – Агнес перегнулась через стол, пододвигая поближе пепельницу и портсигар, – за дело возьмутся благородные ищейки Её Величества. Вам всем... и тебе, и Эрику этому, и особенно соседу ("Чтоб его! Откуда он только вылез!" – про себя) надо быть готовыми отвечать на вопросы следователей... Комнату твоего друга обязательно обыщут, но не сразу: сначала понадобится получить разрешение, бюрократические проволочки, все дела... На работу к нему придут, как пить дать. – Эзру управляющий уволил из "Старбакса". За прогул... Эрик сказал, – перебила мать Ана. – Записи с камер смотреть станут... – пробормотала Агнес едва разборчиво; её вдруг обуяла иррациональная паника. Конечно, никто не станет проверять камеры по всей Пикадилли... Это уж ей мнится всякое... Скорее всего, если до такого вообще дойдёт, следаки ограничатся Брик-Лейн, ведь там мальчика видели в последний раз. Но как быть с кэбом? А если он где-нибудь засветился?.. А не засветиться он не мог... Тогда это только вопрос времени... Выяснить номер машины, взять у водителя историю заказов – и вуаля, вот он адресок в Мейфэре! Да... исключительно вопрос времени... Хоть бы Тони успел дописать роман!.. – Мам?! У тебя уже фильтр тлеет!.. – воскликнула Анафема. Агнес резким движением притушила окурок, не помня, сделала ли хотя бы затяжку от той сигареты. Если бывали на свете безвыходные ситуации, то это одна из них. Тупиковый тупик! И Беатриче ещё здесь! Их только недоставало! Агнес Нуттер мысленно для себя обозначила: следует немедля позвонить Би... А лучше – встретиться. Они с Тони были лучшими друзьями, как-никак... Однако сейчас её внимание требовалось Анафеме. – Дорогая, вы сделали всё, что было в ваших силах, – принялась она увещевать убитую горем Ану. – Сейчас от вас уже ничего не зависит, делом занимаются профессионалы. Может быть, всё ещё само собой разрешится... Объявится твой друг. Живой, здоровый, невредимый... И объяснение его исчезновению окажется какое-нибудь банальное. Вот помяни моё слово! – Папа говорил, что, может, Эз просто влюбился... – слабо отозвалась Анафема. – Этого тоже исключать нельзя, – кивнула Агнес, прищурившись. – Жизнь – штука невероятная и непредсказуемая... – Слабо успокаивает, на самом деле... – вздохнула Анафема, допивая остывший чай. – Но я рада, что поговорила с тобой. – И я рада, Ана, – сказала Агнес Нуттер, глядя куда-то поверх головы дочери. От напряжения начало ломить затылок, а шею будто облепили холодные влажные щупальца. "Страх," – призналась себе профессор.***
Габриэль Бомгард не спал с двух часов ночи – с того самого мига, когда, жужжа, мерцая и пиликая, смартфон оповестил его о сообщении от дочери. Господин артист резко сел в постели, переполошив дремлющего под боком Бегемота, и всмотрелся в скупые строчки на экране: "Папа, прости меня, пожалуйста, я была самой настоящей свиньёй. Я называла тебя отвратительным отцом, но я раньше не понимала, что это значит. Давай попробуем начать с чистого листа?" Нервно вздрогнув, Габриэль собрался было будить Нес ("Что там у них такое творится?"), но быстро взял себя в руки и перечитал эсэмэску. Подумав, он набрал Анафеме лаконичное: "Милая, можно тебе позвонить?" – и вместо ответа дочка перезвонила сама. Разговор вышел коротким и эмоциональным: исчезновение друга очень повлияло на Энни. Путаясь в деепричастных оборотах и сдавленно покашливая, она срывающимся голосом весьма непоследовательно и многословно изложила Габриэлю простую мысль: в сравнении с по-настоящему ужасными родителями, которые волею судеб достаются некоторым, он оказался не так уж плох, и она, дескать, только что это поняла. Расчувствовавшись, мистер Бомгард сам был готов пустить скупую слезу, но не позволил Бегемот. Презрительно скосив на двуногого раба единственный жёлтый глаз, котяра прыгнул на подушку, откуда отвесил господину артисту размашистую оплеуху: мол, будешь тут мне разговоры полуночные разговаривать! Нашему величеству в пять утра вставать на "тыгыдык", а ты, холоп, отдохнуть и сил перед королевским моционом набраться не даёшь! – Ах ты ж тварь неблагодарная!.. – воскликнул Габриэль, застигнутый врасплох. – Прости, папочка... у-у-у... я знаю... – взвыла Анафема и зашлась плачем. – Господи... Энни, доченька, да это ж я не тебе!.. – принялся оправдываться господин артист. – Мне кошак чуть скальп не снял! Свет ему мешает, видите ли! – Как там Бегемотик? – шмыгнула носом Ана. В её голосе зазвучало любопытство. – Бегемотик... – пробормотал Габриэль с сарказмом, – с утра до ночи набивает свой облезлый животик. Или дрыхнет, старый сибарит... Вьёт из меня верёвки, бекон с тарелки таскает... Никаких манер. Так и передай Беатриче: верну его обратно за решётку! Нужный эффект был достигнут: Энни перестала всхлипывать и уже вовсю интересовалась приключениями Кота Бегемота в pet-friendly отеле. Тому, что папа сдаст котика обратно в приют, Анафема Девайс ни на мгновение не поверила. Когда все (включая Бегемота) немного успокоились и разговор плавно перетёк в более безопасное русло, Габриэль Бомгард решился попросить дочку об одолжении: – Энни, девочка моя, ты с матерью... поласковее там. Она тебя любит. Как и я... – Знаю, пап, я тоже вас обоих люблю, – голос Аны дрогнул, она снова всхлипнула. – Ну что ты, не плачь, всё ж хорошо. Я здесь, мама здесь. Мы с тобой, дочка, – начал увещевать её господин артист. – Ты точно возвращаться в Штаты передумал? – спросила Анафема с непонятной интонацией, словно бы с тихой надеждой даже. Габриэль Бомгард боялся поверить своему счастью. – Да куда уж я отсюда... – пробубнил он едва разборчиво, а затем прибавил уже увереннее и бодрее: – Вот после Нового года начнём с Бегемотом квартирку присматривать. А то и домик в пригороде: будет мышей в саду ловить... – Да какие ему мыши! Габриэль слышал: его дочка улыбалась в трубку: – Он же слепой совсем! – А вот не скажи! – ухмыльнулся Габриэль. – Мимо миски не промахивается. И лупит меня со снайперской точностью. Притворяется, небось, хитрюга. Только ты ему не разболтай, что я его интриги раскусил. Пусть живёт котик в счастливом неведении. – Я смотрю, вы там спелись... – усмехнулась Ана. "Или свылись," – хотел ответить Бомгард, но сдержался. – Иди спать, дочка, – сказал он вслух. – Постарайся отдохнуть немного. Мы с мамой тебя любим. И друг твой найдётся... – добавил он без особой уверенности. Энни расстроенно вздохнула в трубку: – Ладно, пап, спасибо, что выслушал. Спокойной ночи. "Спасибо, что снова разговариваешь со мной," – подумал Габриэль, но произнёс другое. – И тебе, дочка. Естественно, на сон господин артист уже не рассчитывал, а потому решил просмотреть файлы, которые подготовил к сегодняшнему – заключительному – семинару. Растревоженный Бегемот издал протестующий то ли мявк, то ли рык и, пружинисто спрыгнув с кровати, принялся нарезать круги по комнате, гоняясь за одному ему ведомым врагом. – На экзорциста даже не надейся, – буркнул Габриэль, включая лэптоп. – На его услуги у нас с тобой денег нет, старик, так что борись со своими демонами как-нибудь сам. Кот забавно шевельнул усами и, с силой оттолкнувшись от стены, спикировал на ковёр, чтобы тотчас же приняться терзать кисточку на свисающем с кровати покрывале. – Хорошее дело, полезное, – не впечатлённый кошачьими выкрутасами, Габриэль отстранённо похвалил Бегемота. – Ваше инфернальное величество жрать изволит, или как? Бегемот навострил драные уши: жрать его инфернальное величество изволило двадцать четыре часа в сутки. – Если будешь умничкой и не сдашь меня куратору – весь тунец твой, – проговорил господин артист, жестом фокусника извлекая из мини-холодильничка лоток с суши. Кот плотоядно облизнулся. – Так и знал, что корм свой медицинский ты не захочешь, – констатировал Габриэль. – Кушайте, ваше благородие, не обляпайтесь, – он снял с риса пару ломтиков сырой рыбы и бросил в кошачью миску. – Но учти, дьявол, это в последний раз. На морде Бегемота явно читалось: "Так я тебе и поверил, смерд, все самые лакомые кусочки мне скормишь, как миленький. И когда это, блаженный, я обляпывался?!" Заправив допотопную рожковую кофеварку, Габриэль Бомгард устроился за стойкой, отделявшей импровизированную кухоньку от жилой зоны. Как назло, на память ему пришёл этот мальчик с мастер-класса... Эзра, как бишь его... Фолл? Фелл. Чем бы ни обернулась затея Нес, в чём бы ни состоял её план – вся суть аферы бывшей супруги вдруг показалась Габриэлю вдвойне неправильной, более того – сама идея резко воспретила всему его существу. Ох уж эти юные, наивные романтики!.. Лишь бы у парня всё-таки голова на плечах оказалась! Разумная голова! Господин артист, борясь с искушением по-детски скрестить пальцы, малодушно помолился неизвестному божеству: пускай мальчику из кофейни недолго придётся играть в обман. В шесть утра зазвонил будильник. Выщелкнув таблетку из блистера, Габриэль Бомгард направился к Бегемоту: – Откушайте лекарствичка, ваше благородие, – склонившись в ироническом полупоклоне, Габриэль запихал демону в глотку желтоватый кругляшок. – Для вашего же здоровья стараемся, сир, не извольте гневаться. – Мэ-э-я, – пренебрежительно изрёк кот и зловонно рыгнул двуногому рабу в лицо. – Фу‐у, – с отвращением скривился Габриэль. – Мужайтесь, мин херц, на днях будем чистить зубы. Смартфон у господина артиста за спиной снова затрепыхался в конвульсиях. – Да что ж вы все?! – Габриэль раздражённо смахнул блокировку. – О, поздравляю, ваше величество, – обратился он к коту, на секунду оторвавшись от экрана. – Куратор вашей Бастилии жаждут лицезреть вас сегодня аккурат в десять ante meridiem. Вы часом не родственники? Из манер-то у обоих видна привычка к лошадям... Бегемот не удостоил Габриэля ответом. Вместо этого, развалившись на кровати, котяра чихнул, сладко потянулся и предался сну.