Глава двадцать седьмая
Операция "Слёзы Мюссо"
Легенда о "Великом Инквизиторе"
My dear young lady, when you are in love, and jealous, and have been flogged by the Inquisition, there's no knowing what you may do.
Voltaire
Устроившись с ногами на гобеленовом диване и сделав вид, что поглощён очередным забранным в мятый бумажный переплёт опусом Мари Шанталь, Эзра Фелл исподволь прислушивался к разговору писателя и его лучшего друга. Юношу порой одолевало желание куда-нибудь исчезнуть, просто уйти... Ему казалось, что он присутствует при чём-то глубоко личном, а потому ни для его, ни для чьих бы то ни было чужих глаз и ушей не предназначенном. Эзре вдруг пришло на ум, что воссоединение Энтони с Би – это всё-таки замечательное чудо, несмотря на то, что угроза быть до срока раскрытым никуда не делась. Когда между ними с Энтони всё будет кончено, Беатриче (он смел надеяться) друга не покинут. Сама мысль о том, что милый его преступному сердцу писатель останется наедине с завершённым романом... и свершившимся обманом, для Эзры была мучительна. Кроули тем временем метался между кухонным островком, холодильником и бесполезной микроволновкой, суетливо собирая на стол: оливки, сыры, толсто нарубленный багет из давешнего супермаркета, вяленое мясо, паштеты, шоколад и... экстраординарное количество алкоголя. По скромному мнению Эзры, поздний ужин в исполнении Энтони напоминал скорее разнузданное раблезианское пиршество. Юноша незаметно покачал головой: его самого аппетит оставил окончательно и бесповоротно. Би вели себя как ни в чём не бывало, словно едва ли не каждый вечер примерно так и проводили. Хотя, укорил себя Эзра, откуда ему знать, как проходили их с Энтони совместные вечера до ссоры?.. Посасывая поочерёдно то айкос (обычными сигаретами они нынче отчего-то пренебрегли), то терпкий австралийский мальбек, Беатриче примостились на высоком табурете и расслабленно выспрашивали у Кроули подробности явления книжного героя в его лондонскую обитель алкоголической скорби. На Эзру они показательно не смотрели, словно тот и не существовал вовсе. – ...И чё, он прям так тебе и заявил: подайте, мол, шмотьё и кобылу, сэр? – гоготнули Би, хитро поглядывая на своего визави из-за кромки бокала. – Блин, хорош мои слова перевирать!.. – беззлобно бросил Кроули и тоже пригубил вина. – Я ж только что рассказал тебе, как всё было! Но ты представь, как я офигел! Аж протрезвел резко, не поверишь! – Отчего же... – протянули Би с нескрываемым сарказмом. – Тут и охуеть, и протрезветь – как пить дать, пардоньте за каламбур. И ты, значит, сразу Агнес звонить ломанулся – чтобы она, тэкскэзэть, подтвердила, что это реально герой твоей книжки-малышки, а не пьяный делирий?.. – Нет... – Кроули вздохнул и повернул голову в сторону гостиной, где Азирафель с напускной увлечённостью что-то читал (боязно было даже спросить, что именно, поскольку на полках ничего приличного не наблюдалось). На низком столике перед ангелом стоял нетронутый бокал вина. Писатель пожал плечами и едва руками не всплеснул: опять! Он не понимал, что происходит с Азирафелем. За минувшие сутки смена его эмоций напоминала сумасшедший калейдоскоп: была там и отчаянная, граничащая с трагизмом нежность, и всепоглощающая страсть, и холодная отстранённость, перемежаемая непонятными приступами ужаса... а теперь вот это. Почему ангел спрятался за книжкой? То ли Азирафель таким образом галантно позволил ему вдоволь наболтаться с другом, то ли не счёл Би достойными своего внимания... Но последнее было бы грубо и вовсе не по-азирафелевски... Странность на странности, в общем. Усилием воли Кроули приказал себе подумать об этом позже. – Тони! Тони, алё! – Би резко дёрнули его за рукав. – Давай... это... падай уже с небес на бренную землю! – Да-да, – Кроули рассеянно подлил им ещё мальбека. – О чём бишь ты там?.. – Я говорю: Агнес-то на хрен выцепил? Подумал, небось, – Би нарочно понизили голос, заметив, как напрягся, прислушиваясь, Эзра, – что это могла быть... ну, подстава? – Блять... я ж не идиот! – вскричал Кроули. Эзра на диване медленно зажмурился: неужели Беатриче всё-таки сдадут его? Неужто зря понадеялся на их... доброту? Осуждённым на казнь и то повязку на глаза надевали... не то что ему... ему придётся смотреть. Книга выпала из внезапно одеревеневших пальцев и с тихим шелестом приземлилась на ковёр. Кроули, кажется, не обратил на его состояние внимания. Перегнувшись через кухонный островок, он, не сводя глаз с Би, зачастил: – Естественно... любой бы... на моём месте... и я тоже... но ты пойми... я до того мига не видел лица своего героя... То есть, как объяснить? Я знал, как он должен выглядеть... представлял его... почти! Но это был только набор разрозненных черт! Его образ не складывался! И вдруг – вот он! Я смотрю (да, знаю, ты сейчас думаешь: "Какой сказочный кретин!" – но именно так и было!) Смотрю я и понимаю: это он... И я потом уже, много позже... это... размышлять начал: как бы он в моей спальне, в закрытой (на минуточку!) квартире очутился? Без вещей, без... одежды! Да что там, без памяти! Ты мне не веришь, да?.. – закончил Кроули с тихой грустью. – Отчего же, Тони... верю, – ответили Би спокойно. – Просто академическое, если пожелаешь, любопытство. Не каждый день такое случается. Я давно не в теме – профессионально, я имею в виду, поэтому на память ничего, кроме Пигмалиона с Галатеей, не приходит... Ну или что-то из массовой литературы. Мюссо там всякие... но в том его романе как раз была самая настоящая подстава. – Это не подстава! – упорствовал Кроули. – Анг... Азирафель! – вдруг позвал он громко. – Ты не мог бы?.. Иди сюда! Можешь, пожалуйста, рассказать Би, что ты помнил на момент нашей встречи? – Конечно... – на негнущихся ногах Эзра дошёл до кухни и, сцепив руки в замок, остановился возле стола. – Что ты хотел?.. – Расскажи... – с мольбой в голосе попросил Кроули. – Простите... э-м-м... – замешкался Эзра, обращаясь к Беатриче. Зная их отношение к любым гендерно маркированным дефинициям, он на миг растерялся: как следовало бы вести себя Азирафелю? – Понимаете... я действительно... – он поднял на Би потерянный взгляд, – был уверен, что упал с лошади. Я помню немного... – он закрыл глаза: будь что будет! – ...как изо рта Снежинки паром вырывалось прерывистое дыхание... к вечеру похолодало... и я не сразу заметил, что заплутал и уже не узнаю местности... темнело удивительно быстро... солнце вмиг зашло... но закат был такой красивый, осенний, я до последнего им любовался... и вдруг этот вой... и когда Снежинка рванула вперёд... я не ожидал... не удержался в седле... – Ясно, – хмыкнули Би неопределённо-снисходительно, хотя на самом деле рассказ Эзры их впечатлил. "Да, Эз, конечно, крут," – про себя обдумывали они услышанное, – "тут из песни слова не выкинешь... Не зря вон, как доложил Эрик, всю зарплату за актёрские курсы отдал: талант же драматический налицо". Би подумалось, что не знай они правды, то тоже усомнились бы... и поверили б в итоге. Method, как говорится, acting. Великий Станиславский на пару с боготворимым Агнес Чеховым дружно удавились бы от зависти. И Шекспира б удавили заодно – чтоб не мучился... если б тот сам не помер за много столетий до них. – Простите, Беатриче... – Эзра в отчаянии перевёл дыхание, – если мои скудные воспоминания... – Зови меня Би. В пизду политесы, – отрезали они. – Выпей с нами, что ли? – они кивнули на бутылку. – Чё сидишь там, как неродной? – Не хотел вам мешать, – слабо отозвался Эзра: голос не слушался. – Да ладно те... – миролюбиво ухмыльнулись Би. – Всё окей. Раз Тони тебе верит, то и я, пожалуй, не буду отбиваться от коллектива. Но что это за имечко уёбское — Азирафель?.. – Извините... – Эзра немного расслабился, понимая, что неизвестное испытание пройдено и Би, кажется, готовы ему слегка подыграть. – Такое уж мне досталось. – Буду звать тебя Эз. Мне так проще. Сейчас другие времена... и другие имена в ходу, – проговорили они. – Я не возражаю, – покладисто согласился Эзра, до глубины души потрясённый тем, сколь ловко Беатриче, не возбудив у Энтони подозрений, назвали его привычным именем. – Да кто б тебя спрашивал-то, – хохотнули Би. Энтони Кроули молчал и, казалось, почти не слушал их, пребывая в радостной эйфории: его лучший друг здесь и разговаривает с его ангелом!***
Ужин плавно перетёк в посиделки у камина. Эзра занял свое обычное место на диване, уверенный, что Энтони устроится рядом, но, к его немалому разочарованию и удивлению, тот предпочёл кресло. Писатель принял совершенно невообразимую позу, которая свидетельствовала о том, что позвоночник у него был змеиный (равно как и о том, что спина его больше не беспокоила), перебросил длинные ноги через высокий подлокотник и, покачивая в одной руке бокал, а другой – активно жестикулируя, в красках живописал Би путешествие на старине "Фольксвагене", а заодно – встречу с голубым мопедом и его во всех отношениях замечательной хозяйкой. Би щурились, жмурились и, попыхивая электронной сигареткой, бросали короткие пронзительные взгляды то на вдохновенного рассказчика, то на притихшего Эзру, который быстро понял, что Энтони не собирается посвящать лучшего друга в их отношения, и теперь, уязвлённый, раздумывал, что с этим делать и как себя держать. "Веди себя прилично!" – гневно брошенное Энтони в супермаркете, было в памяти свежо. Эзра Фелл вынужден был признать: ему до сих пор обидно. Но как винить Энтони в трусости и предрассудках, если сам он изо дня в день лжёт любимому напропалую... Ушедший глубоко в эти размышления, Эзра почти пропустил вопрос Би: – Тони, почему Шотландия? Чё эт тебя в родное болото спустя столько лет потянуло? – Не знаю... – признался писатель, разводя руками. – Само как-то вышло. – Со своими не виделся? – спросили Би осторожно. Кроули покачал головой и быстро допил вино. – Навестить их не планируешь? – не отставали они. – Тут сколько? Миль сто – сто двадцать? Паршивой овце, какгрится, это и не крюк вовсе... Кроули снова качнул головой, стёк с кресла и, не удостоив друга ответом, удалился в кухню, где принялся шумно сражаться со штопором и пробкой. Последняя оказалась неподатлива, стерва. Би и Эзра услышали, как писатель тихо выматерился. – Он тебе о семье не рассказывал? – поинтересовались Беатриче вполголоса, скосив взгляд на Эзру. – Без подробностей, – ответил он столь же тихо. – Я так понял, там какая-то непростая история с отцом... А почему ты спрашиваешь? В кухне Кроули загремел ножами и досками – видимо, сразив-таки гадскую пробку, он теперь собирался рубить сыр. – Джеймс Кроули – тупое и злобное деревенское мудло, – отрезали Би, точно лезвием полоснули. – Алкаш, гомофоб и мелкий домашний абьюзер: вогнал Тони с юности в лютый невроз. Вон, гляди, тот до конца так и не выкарабкался. – Нечто подобное я, признаюсь, подозревал, – произнёс Эзра опасливо. – Но почему ты мне об этом рассказываешь? – А потому, Эз, что идиотизмом я не страдаю. Подольше твоего и в комьюнити, и в кураторстве, – выплюнули Би презрительно и почти скороговоркой продолжили. – Тони при мне ведёт себя так, будто вы с ним едва знакомы, но я же вижу и засос бордовый, которым ты, викторианский, мать твою, ураниец, бессовестно светишь (не вздумай мне тут втирать про коварное нападение пылесоса или что дикий шотландский упырь тебя угрыз!), и взгляды эти ваши... прям две раненые в задницу газели, ей-чёрту! Эзра в панике прикрыл ладонью шею и поспешно застегнул верхнюю пуговицу рубашки. Глядя на этот цирк, Би подзакатили глаза: поздняк метаться, идиотина! – Потом договорим, – шепнули они и снова присосались к айкосу. Вернулся Кроули, совершенно пьяный, довольный победой над бутылкой вина и заодно гружённый круглой деревянной доской с криво накрошенным сыром. – О чём болтаете? – полюбопытствовал он. – О викторианских уранийцах, – отозвались Би язвительно. Эзра побледнел: как же ему надоели эти игры на грани фола! – Не понял...чё? Ура-чё? – переспросил писатель. – Да кто б сомневался, – Би подцепили с доски кусок сыра потолще. – Об астрономии, Тони... об астрономии. Уран – планета такая, нет, не слышал? Кроули упал в кресло и, прикрыв глаза, точно стихотворение, по памяти зачитал справку: – ... Седьмая от Солнца по удалённости и третья по диаметру в нашей системе планета, а также первая планета, открытая в Новое время, точнее – в 1871 году. Уран обнаружил Уильям Гершель при помощи телескопа. До него астрономы принимали планету за тусклую звезду. Наблюдали же ее с XVII века, но это только задокументированные данные. По факту, намного раньше, должно быть... Атмосфера – водород и гелий. Изначально Уран причисляли к газовым гигантам, но он оказался гигантом ледяным, бла-бла-бла... – слегка посмурнев, он сбился и умолк. – Мда, Тони, мастерство не пропьёшь... – протянули Би, в лёгком изумлении изогнув основательно забитую перманентом бровь. – Ну, – возразил писатель, – память мне пока не отшибло. И то, что ты искренне считаешь меня идиотом, не значит, что весь курс общей астрономии в универе я проспал. Мне, не поверишь... – он вперил сумрачный взгляд в бокал, – было интересно... я звёздами по юности горел. Бредил... грезил... Эзра ошеломлённо молчал. Он помнил: Энтони оставил учёбу ради проекта "Мари Шанталь", но ему и в голову не приходило, что для него это... Что именно? Драма? Источник сожалений и печалей? Эзра Фелл неожиданно задался вопросом: что же он по-настоящему знает о мужчине, в которого влюбился... которого полюбил? – Ещё не поздно вернуться в профессию, – многозначительно изрекли Би. – Да было б куда возвращаться... – протянул Кроули спустя долгие мгновения. – Время упущено. Это я сейчас понимаю... – он коротко взглянул на друга, но тут же возвратился к созерцанию плещущегося на дне бокала мальбека. – Мне тридцать семь, Би. И я всё просрал. Если вдуматься, то я так и остался дилетантом. Астроном-недоучка, беллетрист-самоучка – выскочка, в общем, который теперь зачем-то в настоящую, – это слово он приправил ядом с привкусом винного уксуса, – литературу полез. – Да ладно тебе! – Би обошли разделяющий их журнальный столик и, хлопнув Кроули по плечу, присели на освободившийся подлокотник его кресла. – Сколько там тебе оставалось? Полгода? Год до магистерской? Если для тебя это так важно, то возьмись – напиши! Защитишься и не будешь считать себя недоучкой. Делов-то... – Легко сказать, – тяжело вздохнул писатель. – И сделать не слишком сложно. Старик Ли Гур, небось, от радости в памперс надует, если ты к нему на поклон придёшь. – Он ещё преподаёт? – вскинулся Кроули. – А то... – ухмыльнулись Би. – С гробом на кафедру пришёл. Мне лично сто лет его видеть не доводилось, но народ болтает. Не следишь за его публикациями?.. – Нет, – глухо отозвался Кроули и, подумав, прибавил. – Я не представляю, Би... как бы я пришёл к нему... как в глаза бы ему смотрел. Писатель вновь надолго замолчал. Би терпеливо тянули вино, покачивая ногой в такт каким-то своим мыслям, а Эзра зачарованно следил, как выражение глубокой печали на лице Энтони сменяется печатью фатализма. Когда Кроули заговорил, его голос звучал хрипло и монотонно. Казалось, он забыл о присутствии Беатриче и Азирафеля – он вспоминал: – В бытность мою лаборантом... в кабинете у профессора Гура стоял террариум, где жил хамелеон. Его звали Спок. Наверное, и так понятно почему... "Стар Трек" тогда любили все. В мои обязанности входило не только протоколы заседаний кафедры вести и следить за тем, чтоб копиры работали и актуальное расписание всегда висело на доске... Кормёжка Спока, замена ламп в его домике и уборка какашек тоже были на мне. Жрал зеленокровый в основном тараканов, яблоки, салат да одуванчики всякие. И всё это время... весь бакалавриат, потом первый год магистратуры он просто был там... сидел в своей подогретой коробочке, блямкал языком. Ребята с биофака рассказали профессору, что, по всем правилам, Спок должен был давным-давно издохнуть... а вот нет. Мы все считали, что он будет жить вечно. Он уже, можно сказать, членом коллектива стал... И вот сообщаю я однажды завкафу, что из лаборантов ухожу. А профессор Гур мне и говорит... он никаких таких аргументов не приводил, ну, как обычно, вот это всё: не бросай науку, получи степень сначала, а потом что хошь делай. Я уж, грешным делом, боялся: должностью ассистента заманивать начнёт. А нет... Он сразу меня как прижмёт: кто ж Спока кормить-то будет? Я ему ответил тогда в довольно грубой форме: мол, целая кафедра преподов, да и вы, профессор, как я посмотрю, не безрукий – управитесь. А завкаф мне: как знаешь, Энтони, ты взрослый мальчик... Мы все по тебе, конечно, скучать будем (это он ещё не в курсе был, что я документы из универа забрать вознамерился), но, поверь, Спок – особенно. Я тогда подумал: что за блажь? Это ж рептилия безмозглая. По кому он там скучать может? Чего только завкаф ни напридумает, лишь бы на совесть надавить... А потом надо было сдавать в печать "Искушение". Правки, гранки, сроки, редактор, корректорши... И вдруг Агнес предлагает продлить контракт и бахнуть серию. Да что уж там, я был на седьмом небе. Конечно, я соглашаюсь. Конечно... И мейл от Ли Гура в тот же день получаю, как будто он знал, сука. Примерно такого содержания мейл: "У меня для тебя две новости, Энтони, и один вопрос. Начну с последнего: когда ждать от тебя основную часть магистерской? Уже пора бы подумать об апробации тезисов сначала на кафедре, потом – на конференции. Ну, и две новости, соответственно: хорошая – стажировку я тебе выбил в ESA, поэтому позвони поскорее или на кафедру зайди. В Агентстве и для диссертации, и для публикаций столько всего дельного наберёшь – в материале купаться будешь. Ну и вторая: Спок наш помер-таки. Нового заводить не хочу, если только парни с биофака какого кракена не притащат". Кроули прикрыл лицо рукой, словно ещё глубже погружаясь в воспоминания, и продолжил: – На кафедру я зашёл... много позже, когда уже сам себя отчислил. Сейчас понимаю, как это выглядело со стороны – хамство и неуважение к научному руководителю. Он... Профессор Гур ничего не сказал сначала. Только губы поджал. А я вижу же: разочарован старик. И он мне такой: ну, зачем пришёл? А я как дурак: попрощаться. Он отвернулся сразу и бросил: "Иди уж. Хорошо попрощался. Молодец". Мне надо было бы сразу валить... но, не знаю уж, что на меня нашло... я пытался ему что-то доказать, объяснить, что новым Стивеном Хокингом я не стану, а идти астрономию преподавать или в ESA бумажки перекладывать всю оставшуюся жизнь не стремлюсь. Я, мол, книги писать буду и карьеру сделаю. Он опять ничего не сказал. Я уже в дверях был, едва расслышал... Донеслось до меня, как проклятие: "Вот получил бы академическое образование, и пиши себе... тоже мне Айзек Азимов выискался. А так будешь болтаться между небом и землёй – не астрофизик, не литератор... дилетант во всём, болван и невежда". ... С тем и живу.***
Эзре вдруг захотелось броситься к Энтони и как-то его утешить, но, поймав предостерегающий взгляд Беатриче, он позволил себе встать с дивана лишь затем, чтобы подбросить дров в камин. Кроули, не проронив более ни звука, хмуро допивал вино. Первыми нарушили молчание Би: – Да... таких подробностей ты мне раньше не рассказывал... Но сдаётся мне, старик Ли Гур всё это в сердцах тебе высказал. Будем честны: поступил ты с ним по-свински... Он имел полное право обидеться. Кстати, расскажи ты мне тогда сразу, моя реакция такой же была бы: где Мари Шанталь, а где стажировка в ESA! Просрать такой шанс, Тони, это надо уметь... Никуда б Агнес с её контрактами от тебя не делась, вот уж поверь... Но что было, то прошло. Слышь, не такая уж это невыполнимая задача – степень получить. Если оно тебе всё ещё надо. – Ох, не знаю, Би... – вздохнул Кроули. – Сам не знаю, что мне надо. – Зато я, как водится, знаю, – Би поднялись с подлокотника его кресла. – Проспаться тебе надо. А то вечно как перепьёшь – начинаешь ныть и жалеть себя. Меня где поселить изволишь, кстати? – они запоздало похлопали друга по плечу. – Наверху две спальни, – махнул рукой в сторону лестницы Кроули. – Я там одну тебе приготовил. Вторая – Азирафеля. – А ты сам? – Би ехидно усмехнулись уголком рта. – Я пока поживу здесь, на диване... – пробормотал писатель. – Не впервой. – Ну-ну... – протянули Би с невыразимой интонацией. – В таком случае, всем спночи. Завтра продолжим. С этими словами они подхватили забытую на полу сумку и начали подниматься вверх по лестнице. Изо всех сил стараясь сохранить лицо и не дать внезапно охватившей его обиде просочиться в голос, Эзра сказал очень ровно, обращаясь к писателю: – Доброй ночи, Энтони. И со словами: "Я покажу вам комнату и где находится ванная," – поспешил следом за Би.***
Оставшись в их с Энтони спальне, Эзра поддался мстительному порыву и закрыл на защёлку дверь. Если милый его горемычному сердцу писатель среди ночи надумает зайти за пижамой или подушкой-одеялом... что ж, обойдётся! Переодевшись в худи и спортивные штаны, он уселся на кровати: напряжение последних суток оказалось так велико, что о сне юноша даже не помышлял. Все его думы были сосредоточены на Энтони: да, он понимал и страхи его, и неуверенность. А если принять во внимание, из-за чего тот рассорился с лучшим другом в прошлый раз, то вдвойне. Да, он сочувствовал терзаниям Кроули по поводу принятого много лет назад решения отринуть гипотетическую карьеру астрофизика в пользу... как бы помягче выразиться... живых денег и безбедного существования здесь и сейчас. Головой Эзра всё-всё-всё понимал, но обида никуда не делась. Когда в его дверь тихонько поскреблись, он сначала решил притвориться спящим, но шёпот Би заставил его передумать. – Эз!.. Выходи, чтоб тебя, мы не договорили! – раздалось из коридора. Эзра Фелл подчинился. Он осторожно приоткрыл дверь и поманил Беатриче внутрь: – Что? – Долбаный дебил, на фиг запираться? – рявкнули Би, нагло падая на кровать поверх одеяла. – Не шуми, пожалуйста... – Эзра приложил палец к губам. – Да ладно тебе, – они состроили ехидную гримаску. – Тони в такую хламину был: его сейчас пушками не разбудишь. До полудня теперь продрыхнет. А у вас тут ничего... уютненько... – Би многозначительно кивнули на стул, погребённый под горой одежды, которая явно принадлежала не только Эзре. Эзра подавил раздражённый вздох. – О чём мы не договорили, Би? – спросил он, присаживаясь напротив. – О вас с Тони, во-первых; о том, как ты намерен разруливать этот пиздец – во-вторых; о твоих друзьях, которые в ужасе и в ахуе – в третьих, – принялись загибать пальцы Би. – Даже не знаю, с чего начать... – прошептал Эзра. – Зато знаю я, – прошипели Би, опасно щурясь. – Уж не в курсе, сколько тебе заплатила Агнес и какие там у вас с ней мутки, но ты понимаешь, ёбтвоюмать, что ты убьёшь Тони, когда весь этот бедлам, – они начертили в воздухе непонятный символ, – развалится, как карточный домик? – Би... – Эзра смотрел на собеседника с мольбой. – Не знаю, что рассказала тебе Агнес, но... я прошу... очень прошу тебя мне поверить: я не желаю Энтони зла. И тот факт, что она мне заплатила... она не позволила мне отказаться... я не хотел этих денег, честное слово. Может быть, мне не следовало во всё это ввязываться, но когда я увидел Энтони... я пропал. Би... – в глазах Эзры застыли непрошеные слёзы, – я его люблю. – Охуеть, ты дебил ненормальный! – воскликнули Би. – Да ты ж!.. Да я не знаю!.. Да как же тебя, недоумка, угораздило? – С первого взгляда... – скорбно признался Эзра. – Понятно, – Би резко спрыгнули с кровати, подошли к окну и, приоткрыв форточку, прикурили от облупленной зажигалки простую сигаретку. – Тони в курсе? – спросили они, жадно затягиваясь. Эзра лишь угукнул в ответ. – Пиздец наипиздейший, – пробормотали Би. – И что ты намерен с этим делать, Эз? Эзра Фелл сидел не шелохнувшись, точно вмиг окаменел. – Что?.. Не понимаю... Что тут сделаешь?... – выдохнул он едва слышно. – А то, разжую, так и быть, кретиниссимо, – с видом карающего архангела Би обернулись к нему, – что в чуйствах признался ты ему, небось, от лица этого сраного несуществующего Азирафеля! Эзра покаянно кивнул. – И как ты намерен сводить две личины воедино теперь? – не унимались Би. – Не знаю... не думал... Как? – спросил Эзра с наивной верой в то, что Беатриче сейчас изрекут какой-нибудь нецензурный коан, который разом утолит его печали. – Нихуяк, – припечатали Би, лишив его тем самым последней крохи надежды. – Представь: роман написан, план Агнес реализован. Доиграна ваша ебучая партия в покер в тёмной комнате. Загорается свет. Всё! Вскрываемся, товарищи! Либо Агнес успевает вывести тебя из игры, и Тони остаётся с разбитым сердцем... Либо правда выплывает наружу – и Тони остаётся с разбитым сердцем и с ощущением, что вы с Агнес (пардоньте, мой французский не оч) банально им подтёрлись. – Но я его люблю... – простонал Эзра. – А толку. Думаешь, он поверит?! – рыкнули Би и в ярости притушили окурок о раму снаружи. – Что мне делать?.. – вопросил Эзра сквозь слёзы. Обида на Энтони была напрочь забыта. Юношу вновь терзала совесть. Би медленно подошли к кровати и остановились напротив, глядя на Эзру сверху вниз. Так, наверное, инквизиторы смотрели на приговорённых к казни еретиков. – Не стану скрывать, Эз... – произнесли они почти спокойно, с трудом с собой совладав, – меня разрывают противоречивые желания: то ли морду тебе начистить, то ли высказать Тони... по поводу сверхъестественных явлений... всю правду. Наворотил ты... Но я и другое понимаю теперь: ты не со зла. Добрыми намерениями, как известно, вымощена дорога туда, где всем нам место... Вот окажись ты меркантильной тварью в овечьей шкуре – мне б не думалось, не гадалось: завтра же поутру Тони, чуток проспавшись, услышал бы... мою версию эволюции образа Азирафеля в современной английской литературе... Но мы с тобой давно знакомы, и ты не мразь. Отнюдь. И я сейчас, Эз, как бы меж двух огней. И не знаю, кого или что я больше ненавижу... Тони с его наивным романтизмом, тебя – с твоими детскими идеалами, достойными идиота с лишней хромосомой, или сучку Агнес... Бля... Последняя, кстати, уже глотнула кармической микстурки. Горько ей. Но мне её не жаль! – Что произошло с профессором? – спросил Эзра, бледнея. – Ана ушла из дома, – бросили Би в него рубленую фразу, точно полено. – Не понимаю... – Эзра, нахмурившись, изучал исполненное жажды возмездия точёное личико Беатриче: фреска, Эрида, античность... – Доча её ненаглядная, свет в окошечке. Ана Девайс. Твоя подруга. Сбилась с ног, пока носилась по Лондону – тебя, дауна, искала. В смерти твоей себя винила! – отчеканили Би, с удовлетворением опытного палача наблюдая, как бледные щёки Эзры резко пошли лихорадочными алыми пятнами. – Не знал? Эзра Фелл поперхнулся воздухом. Стало трудно дышать: лёгкие будто обратились в известняк, и дело было вовсе не в заполнившем спальню дыме. Беатриче и не думали прекращать пытку: – А папенька её, Габриэль Бомгард, что визитку Агнес тебе передал, теперь тоже места себе не находит. И сосед твой Ньютон, которому пришлось хакнуть все твои аккаунты, чтобы выйти на Ану и твоего напарника Эрика, чуть кони не двинул. До того себя накрутил пацан, что к бобберсам прямиком ломанул – заявление о твоём исчезновении понёс. До матери твоей даже дозвонился – в Уэльсе тебя искал! Листовки распечатывал: "Вы не видели этого мальчика?". А ты тут... – Би взмахнули руками и рухнули на кровать, словно силы внезапно их оставили, – сидишь тут... – Боже, Би... – выдавил Эзра. – Богу пофиг, – отмахнулись Беатриче. – Погоди, это ещё не все новости. Вчера... позавчера уже Агнес пришлось знатно отбашлять какой-то знакомой шишке в Скотленд-Ярде, чтобы заявлению Ньютона не дали ход. Старушка насилу дело замяла. Но это я так, к слову... повторюсь, не жаль мне эту беспринципную суку. Пусть помучится. – А Эрлс? Господи... прости, Би. Эрик?.. – заплетающимся языком, с трудом собирая слова в значимые фразы, вымолвил Эзра. – В стационаре, – сообщили Беатриче тоном патологоанатома, докладывающего о том, что клиент давно разложился. – Ты же сам должен был видеть: он далеко не в ремиссии был. Эзра схватился руками за голову и тихонько завыл. – Хорош пищать, на банши не тянет, — буркнули Би. – Зато теперь ты в курсах, чем твои опрометчивые обещания малознакомым тёткам обернулись. – Это всё моя вина, моя вина... – принялся причитать Эзра, раскачиваясь из стороны в сторону. – Всё, да не всё, – снисходительно перебили его поток его самоуничижения Би. – Эффект бабочки. – О чём ты?.. – не понял Эзра, скользнув расфокусированным взглядом по тёмной комнате. – Да о том, дубина, что ты сказал Агнес своё идиотское "да" в Сочельник – и полетели доминошки, как пизда по кочкам. Ты не мог знать, естественно... в этом я тебя не виню, не парься, – они вдруг смягчились. – Будет тебе уроком. Чтобы думал, кретин, прежде чем делать!! – Би... я клянусь тебе... – сложив руки в молитвенном жесте, зашептал Эзра, – я не ведал... не предполагал... – Верю, – буркнули Беатриче. – И для тех, кто в шлеме с рогами, повторяю: не верили б – всё б Тони рассказали. Но. Одно "но", Эз. Когда всё закончится, плакаться ко мне не беги. Моё плечо для Тони зарезервировано. Ему нужнее. По тебе блять пол-Лондона убивается, а он совсем один. – Я его не оставлю... – Ну, это мы поглядим... – Би выщелкнули из мятой пачки очередную сигаретку, прикурили и предложили Эзре. Тот, не раздумывая, затянулся и всхлипнул. – Полагаю, самое время для ещё выпить, – озвучили единственную дельную в три часа пополуночи мысль Беатриче. – Не надо будить Энтони, – слабо засопротивлялся Эзра. – За кого ты меня принимаешь? – вопросили Би оскорблённо и юркнули за дверь. Через мгновение они вернулись с бутылкой коньяка и гордо похвастались: – Всё своё ношу с собой. Эзра не двигался, лишь слепо глядел в стену покрасневшими глазами. – В джунглях два раза за одно и то же не бьют, – ободрили Би его в своей манере, наливая коньяк в забытую на прикроватном столике кружку. Набрав побольше воздуха в грудь, точно ныряльщик перед прыжком, Эзра сделал глоток обжигающей жидкости. Вкуса он не почувствовал. Би отсалютовали ему бутылкой и уверенно приложились к горлышку.***
– Извини, Би... а можно личный вопрос? – Эзра отставил кружку в сторону. За окном было всё так же темно, а пузатая бутылка оставалась полна ещё наполовину. – Ну? Чё? – Почему такое имя? Редкое... – Всё до банальности просто, Эз, – хмыкнули Би, поправляя на плечах одеяло. – Отец – эмигрант из СССР, переводчик. Мать – британка, литературовед, спец по средневековой литературе и по Данте – в частности. Сложи два и два, короче, не совсем же глупый. – А-а-а... понятно... – Родители познакомились на конференции. Какой-то восточноевропейский город. Не вспомню, хоть убей. – Красивое имя... — Ну да... не то что твой Азирафель. Охренеть, как ты вообще додумался! – Я не додумался... Я назвал Энтони своё настоящее имя. Он просто... не расслышал. – Капец вы дебилы. – Не без того. – Так выпьем же за это!***
Где-то в далеко-далеко в Солнечной системе, на расстоянии, измеряемом всего лишь миллиардами километров, а не любимыми поклонниками научной фантастики парсеками, холодно мигнул ледяной Уран, обычная планета –даже не тусклая звезда, как полагали астрономы прошлого. Тем временем в Луишеме, в бывшей комнате Эзры перевернулась во сне на другой бок, приминая щекой комковатую подушку, Анафема Девайс. Завтра она получит сообщение от Беатриче Бугаец... Но этого ведьма ещё не знает.