Глава тридцать пятая Keep Calm and Carry on
London Bridge is falling down, Falling down, falling down. London Bridge is falling down, My fair lady. Build it up with silver and gold, Silver and gold, silver and gold, Build it up with silver and gold, My fair lady. Silver and gold will be stolen away, Stolen away, stolen away, Silver and gold will be stolen away, My fair lady.
Мир изменился – не сломался, не рухнул и пеплом не осыпался. Просто, словно по мановению волшебной палочки, во мгновение ока всё вокруг стало другим. Эзра Фелл, как бы с детства ни ненавидел калейдоскопы, отныне обязан был научиться существовать в новой реальности. Стеклянные осколочки перемешались, перетасовались, собираясь в неизвестный доселе узор. Теперь так? Ладно, попробуем. Выкарабкаемся... где наша не пропадала! "А чего ты ждал?" – спросил себя юноша, медленным шагом пересекая фойе. – "Надеялся, что Энтони поймёт и примет, не задавая вопросов?.." Внутренний голос упрямо твердил, что да, да, ещё тысячу раз да! Надеялся, верил, позволил себе непростительную, недоступную роскошь!.. Если б то была сказка, мечта!.. О если бы! Тогда Энтони Кроули, не задумываясь, бросился бы за ним! Он мгновенно сменил бы гнев на милость, а его отчаянная ненависть вновь обернулась бы любовью... Эзра Фелл запретил себе надежду. Однако, выйдя под накрапывающий по-над крышами Мейфэра март, он осмелился ненадолго задержаться на крыльце. Вдруг?.. Что, если он слишком поспешно нырнёт в обманчивое тепло кэба, не дав Энтони шанса передумать?.. Завидев его, водитель нетерпеливо посигналил – явно торопился. Эзра сделал вид, что гудок клаксона адресован вовсе не ему, набросил капюшон и зашагал прочь. Флешка с романом The Ashes of Eden жгла карман. ...И если Эзра Фелл позволил себе один долгий взгляд в незашторенные окна верхнего этажа, то пускай это останется между ним и его несчастной совестью.***
Ноги сами принесли его на Беркли-стрит. Спрятавшись под козырьком автобусной остановки на противоположной стороне улицы, Эзра Фелл пожирал глазами витрину кофейни – словно впервые видел: за окном Ана и Эрик, не обращая ни на что вокруг внимания, обслуживали посетителей. Слаженная команда получилась – кто бы мог подумать!.. Эзра, сам того не желая, прислушивался к отдалённому звону колокольчика над массивной – со стеклянными вставками – дверью, поминутно сообщавшего, что очередной клиент уже отряхнул зонт и вот-вот зайдёт в "Старбакс". Оживлённая нынче субботка... Оно и логично: стремясь укрыться от дождя, укутаться в ароматы свежесваренного кофе, корицы и ванили или просто полистать ленту "Фейсбука" в плюшевом кресле, в тепле, за чашкой горячего чая, лондонцы летели на логотип с русалочкой, словно мотыльки на свет. Эзра Фелл зябко передёрнул плечами: ему вдруг (по старой, почти позабытой привычке, не иначе!) захотелось налить кому-нибудь кофейку, хотя сам бы он сейчас не отказался от чего-нибудь покрепче, но кто же его спрашивает!.. По правде сказать, ещё сильнее Эзре хотелось ворваться в зал и с порога воскликнуть: "Эрлс, дружище!.. Ана! Вот он я!". Всё-таки он не осмелился: нельзя. Миру кофеварок и чайников он более, увы, не принадлежит. Беатриче, в последние недели не раз успевшие наведаться в Мейфэр, недвусмысленно дали понять: жизнь друзей вернулась в какую-никакую колею, пускай не старую, но почти обыденную... Кто он такой, чтобы нарушать их привычный уклад, вламываясь, словно дикий тролль, в их спокойную рутину?.. Ведь они и так по его милости (или вине) натерпелись... Эзре боязно было даже представить, что пережила Ана, уверовав, будто по её недальновидности он попался в лапы к маньяку; как чувствовал себя Ньютон, распечатывая листовки с его фотографией, в глубине души уверенный: искать уже некого; что испытывал Эрлс, рядом с которым друга не оказалось именно тогда, когда друг этот был особенно нужен... "Сегодня у Эрика день рождения," – вспомнил Эзра. Он спрятал озябшие, несмотря на тёплую погоду, руки в карман-кенгуру, нащупывая заветную флешку. Офис профессора Нуттер находился совсем недалеко, на соседней улице – что стоило Эзре отправиться прямиком туда? Ведь сам же (сам!) позвонил Агнес и сообщил, что во всём признался Энтони... Отчего ж в кэб не сел?.. Ответа на этот вопрос у Эзры Фелла не было. Просто что-то внутри настойчиво прокричало: "Нет! Нет! Нет!" – и он пошёл прочь. Разговор, который состоялся у них с Агнес в Глазго, был в памяти свеж. Только сейчас, сидя на холодной скамейке под навесом, по которому без устали барабанило, Эзра осознал: он не отдаст The Ashes of Eden этой женщине, не доверит ей труд Энтони. Ну и что, что он дал обещание! Он его – вообще-то! – сдержал (отчасти): роман готов... Но Агнес Нуттер его не коснётся. У Эзры не было ни плана, ни идей... Он обессиленно прислонился затылком к холодному стеклу, заключённому в металлическую раму, и стал покорно дожидаться автобуса (куда ехать?.. зачем?..), то и дело бросая жадные вгляды на озарённые искусственным светом фигуры друзей, мелькающие за витриной, точно в аквариуме.***
– Сходила б ты на перерыв, – бросил Эрик Диздимен зависшей над кассой Анафеме. – Ага, щас прям, разбежался... – занятая пересчитыванием сдачи, отозвалась ведьма вполголоса. – Ваше имя, сэр, пожалуйста? Чтобы персонализировать напиток... – громко обратилась она к посетителю. Ещё один клиент, счастливый обладатель суховатой завитушки из слоёного теста, не очень щедро присыпанной дроблёными пеканами и сбрызнутой химическим кленовым сиропом, отправился на поиски свободного столика. – Да ладно, иди выдохни, прильни к бочку Санчоса, – не отступал Эрик. – Ал сейчас подойдёт, попрошу его меня подстраховать, если что. – Вот будет умора, если жабомордый нагрянет, а в самый час пик твой парень вместо меня за стойкой тусит, – парировала Ана. – Все звездюлей огребём. Оно нам надо? – Не нагрянет, – заверил подругу Эрик. – Босс по такому дождю, небось, дома квохтать остался. Перепонки мочить лишний раз не станет... – Не бузи мне тут, birthday boy, – Анафема погрозила напарнику пальцем, как бы намекая, что разговор не окончен, и метнулась в зал за грязными чашками. Вернувшись, она строго спросила: – Что мы говорим штрафам от Ховарда, маму его об асфальт, Астура? – Не сегодня, – послушно ответил Диздимен. – Вот и чудненько, – Ана растянула рот в американской улыбке, обнажив отбеленные зубы, и тут же сменила тему. – Планы на вечер в силе? Ты ребят обзвонил? – Ага, – кивнул Эрик, не отвлекаясь от плюющегося молочной пеной капучинатора. – Тебе Трандуила уломать удалось? – Не-а, – шепнула Ана в сторону, уже пробивая новый заказ. – Ты ж знаешь Ньюта... Но, может, если ты попробуешь?.. – предложила она с долей неуверенности. – Как только на перекур вырвусь, сразу ему наберу, – пообещал Эрик, водружая на стойку до краёв наполненные чашки, исходящие горячим паром (кофе навынос по нынешней погоде успехом не пользовался). – Двойной американо и флэт-уайт для Вай и Кейт! – бодро выкрикнул он в зал. Анафема Девайс рассеянно повернулась к окну: опять накрапывало. Перед остановкой напротив замедлился и наконец застыл, блестя влажными покатыми боками, красный даблдекер, чмокнул дверями, словно заглотив что-то (Ана слышать не могла – лишь представила знакомый звук), отрывисто дёрнулся, кашлянул и пополз прочь.***
Эзра Фелл с отвращением откинул влажный капюшон и привычным жестом взъерошил волосы. Оглядев полупустой салон автобуса, он не рискнул подниматься на второй этаж (в дождь от окон наверху всегда ощутимо тянуло сыростью) – так и остался стоять, обнимая поручень. Он не обратил внимания на номер, но впервые за сегодняшний день ему почти повезло: именно этот маршрут довёз бы его до пересадки на Луишем... сорок минут. Однако контролёры... Эзра обречённо вздохнул: не впервой ему зайцем ехать... Правда, именно сейчас, не имея при себе даже айди, попасться особенно не хотелось бы, поэтому, помня про закон подлости, через пару остановок юноша вышел и бездумно зашагал вперёд, не отводя глаз от удаляющейся кормы даблдекера, украшенной ярким баннером, зазывающим на марвеловский блокбастер. Эзре некстати пришло на ум, что в кино его "Азирафель" так и не побывал, хотя Энтони обещал... Бездумно пялясь то на влажный асфальт, то на мыски своих (Азирафеля!) дизайнерских кроссовок, стоимость которых была сопоставима с двухмесячным жалованьем бариста, Эзра брёл по Лондону и абсолютно не замечал весеннего города. Мысли его неустанно обращались к Энтони. На мгновение Эзре стало страшно: неужели однажды и эти воспоминания сотрутся, подёрнувшись патиной времени?.. Пускай это было едва выносимо, но он желал навсегда запечатлеть в памяти нынешнюю мучительную боль – такую, что ему хотелось вскрыть себе грудную клетку, вогнать рёброрасширитель – чтоб аж хрустнуло! – и вырвать своё жалкое сердце, и бросить этот уродливый комок всем чертям и адским псам на съедение. Впереди замаячила очередная скамейка под навесом. Эзра доковылял до неё и присел, закрывая глаза. Прошлое ударило его под дых. ...Энтони поставил бокал с остатками вина на кухонный островок и обернулся к нему. – Дорогой?.. – Эзра отвлёкся от экрана ноутбука. – Это прекрасная глава. Тебя, вероятно, удивит и позабавит... но чем дальше, тем больше мне нравится Майкл. – Почему? – спросил Кроули с улыбкой, примостившись на краешке соседнего стула. – Наверное... – Эзра задумался, – потому что ты как-то по-особенному описываешь его... С одной стороны, он получился у тебя таким... почти идеальным: старший сын, достойный член общества, правильный брак, политические амбиции, непробиваемый фасад... Кремень, а не мужчина. С другой – трепетная нежность к матери и младшему брату, стремление уберечь, спасти... я даже не осмеливаюсь его винить. Ведь, вызывая писателя на дуэль, он сознаёт, что именно на себя навлекает. Его репутация будет загублена, но Майкл, не раздумывая, готов ею поступиться. Пускай он не знает всей правды... Но то, как он бросается на защиту чести брата, которого искренне считает неправедно оклеветанным наивным ребёнком... Это вызывает оторопь, заставляет его уважать... помимо воли. Он... я не могу сформулировать... – О... как ты заговорил. А ведь он без колебаний застрелит мужчину, в которого твой персонаж влюблён, – заметил Кроули сухо. – И сожжёт его письма. Все до единого. — Да, – согласился Эзра. – Но ведь Майкл о том не знает... О влюблённости брата, я имею в виду. Точнее, нет, не так: он не то что не знает, он не может представить себе, что Азирафель действительно любит писателя. Подобные вещи в его картину мира просто не вписываются. Прости мне эту религиозную метафору, дорогой мой, но этот персонаж... он напоминает мне карающего ангела: он не разбирается, кто прав, а кто – виноват. Он вершит правосудие, творит возмездие, руководствуясь своим пониманием, что есть добро, а что – зло. Да, он не прав... Но сам он о том не ведает, он уверен в обратном! Каким бы отрицательным ты ни желал сделать его образ... он вызывает сочувствие и, прости за это слово, симпатию... Не знаю, как лучше объяснить. – Хороший, короче, ты считаешь, перс? – уточнил Кроули. – Больше скажу, дорогой (и это не потому, что я люблю тебя, а потому, что так на самом деле и есть): тебе удалось создать сильный образ, глубокий. – Что ж... – писатель задумчиво допил вино, – тогда я рад, что у меня хоть что-то получилось. – У тебя всё невероятно получилось!.. – с горячностью заверил его Эзра. – Потанцуй со мной, – вдруг сказал Кроули. – Что, дорогой мой? – Эзре показалось, что он ослышался. – Потанцуй со мной!.. – писатель пролистал плейлист в Spotify. Из динамика айфона донёсся музыкальный свист, сопровождаемый гитарным перебором. Эзра вздрогнул, медленно поднимаясь со стула. – Энтони... я не умею... – Ангел!.. Я не требую от тебя вальса или, упаси дьяволе, какого-нибудь гавота. Просто... иди сюда. – Кроули привлёк Азирафеля к себе. Hush, hush, don't say a word... Они медленно покачивались в такт музыке, обнимая друг друга. Для обоих это был первый в жизни медленный танец. Stay here untainted and say, Stay here while the melodie's sung, Break like a wave on the run... Подошёл автобус. Не помня себя, Эзра Фелл скользнул в шамкнувшие беззубым ртом двери: ещё три остановки. I just know that it won't last forever. Впереди пересадка. Когда теперь луишемский маршрут?.. Разве что завтра утром, если расписание с декабря не поменялось.***
Старик Терри (никто не знал, имя это или фамилия), по прозвищу Смерть, был когда-то байкером, чья банда во время оно наводила ужас и трепет на округу. Он вышел на пенсию, если можно так выразиться, в шестьдесят шесть, как раз когда у него родилась дочь Сьюзан – поздний и долгожданный ребёнок. Без дороги, без шума мотора Смерть жизни не видел и не желал, а потому сменил расшитую эмблемами рок-групп кожанку и глухой шлем на униформу сотрудника London United. Нынче вечером его автобус шёл в парк. Это был хороший, спокойный (на удивление) день: ни безбилетников, ни вандалов или алкашей, что имели обыкновение некстати поблевать в его опрятном салоне. Смерть заметил парнишку издалека, сбавил скорость и наконец затормозил: прислонившись к залепленной стикерами и несанкционированной рекламой стене, мальчишка смотрел перед собой пустым, по-старчески мутными взглядом. Наркоман? Да, пожалуй. Или нет? Беда с ним, кажись, какая приключилась? Лицо осунувшееся, но по-детски чистое, не тронутое грязью и тленом. Старик Терри посигналил, привлекая внимание юнца, и открыл переднюю дверь. – Извините, – мальчонка сделал робкий шаг в сторону даблдекера, – мне в Луишем, в бедный квартал... это далеко, не тот маршрут. Я подожду своего автобуса... Извините... Что-то в его тоне заставило Старика Терри насторожиться. – Залезай, – приказал Терри. – А то так до завтра прокукуешь, – хохотнул он, не зная, что как раз к этому Эзра себя мысленно готовил. – Смена у меня всё равно кончилась. Мне... по пути. Подкину тебя, так уж и быть. – Спасибо, сэр... – мальчик потупился. – Вы истинный рыцарь. – Скорее уж всадник Апокалипсиса, – усмехнулся Смерть, ещё немного опуская стекло, отделяющее его кабинку от единственного пассажира. – Ты чего смурной такой? Ему было важно узнать: не уродца ли подобрал? Коли ошибся – ещё выкинуть не поздно. — Простите, сэр, — прошептал Эзра, – у меня выдался непростой день. Он утомлённо прикрыл глаза, не делая попыток пройти в глубь салона или поддержать разговор, словно на то, чтобы произнести эту короткую фразу, ушли его последние силы. – Э-э-э... – протянул Старик Терри раздумчиво, – экая оказия. А у меня сегодня как раз наоборот: все зелёные светофоры собрал. Вишь, как оно бывает... кому пусто, а кому – густо. У Эзры совершенно не было желания вести светские беседы, однако он был благодарен незнакомцу и потому вежливо покивал-похмыкал в ответ. Проверив флешку в "кенгурячьем" кармане худи (очень уж боязно было потерять!), юноша тихо вздохнул: если бы только Энтони смог его однажды простить!.. Все былые мечты о славе, богатстве, карьере актёра теперь казались Эзре инфантильными глупостями. Эх, была б у него волшебная лампа, как у диснеевского Аладдина – вот о чём он теперь мечтал! Ему и трёх желаний не нужно – одним обошёлся бы! Что загадал бы он? Не прощения Энтони, не вернуть его, не время вспять повернуть – счастья для любимого, и ничего больше! Водитель скосил на мальчишку подозрительный взгляд: что это там у него в карманцах? Не... на ствол не похоже. Неужто газовый баллончик или ножик? Этого только не хватало! – Эй! – позвал он. – Пацан! – Меня зовут Эзра, сэр, – мальчишка вытащил руку из кармана и посмотрел на своего спасителя; серо-голубые глаза его в обрамлении тёмных кругов были юны, но отчаянно печальны. "Нет... всё-таки не нарик," – успокоил себя Смерть. – "Так... щенок бездомный". Вслух же он сказал: – Старик Терри звать меня. Будем знакомы. – Очень приятно, сэр. И ещё раз спасибо, – проговорил Эзра. – Дык за что? – За то, что остановились, отклонились от маршрута... Вы не обязаны были... – Чего и кому я обязан или не обязан, – перебил мальчишку Смерть, – это дело моё. Несмотря на нарочитую грубость слов, в его тоне сквозило довольство: благодарность была Старику Терри приятна, а пацанчика он всё-таки счёл неопасным. – Ты мне лучше вот что скажи, – Смерть кашлянул. – Как же ты на той остановке оказался? Не инопланетяне же тебя с летающей тарелки уронили? В "Трубу" бы мог нырнуть: враз до Луишема твоего домчит... Дались тебе эти автобусы! – У меня нет денег, сэр, – признался Эзра. – А у кого они есть? – усмехнулся Старик Терри. – Что с тобой стряслось? Давай, не томи уж, облегчи душу. – Это длинная история, сэр, – заколебался Эзра: с одной стороны, делиться с чужим человеком... с другой – искушение высказать всё, что наболело, было велико. – Ну и наш путь на восток неблизок, – заметил Смерть. – Расскажи уж. Можешь считать это платой за проезд. – Хорошо, – согласился Эзра, сам от себя подобного не ожидая. – Всё началось ранним утром девятнадцатого декабря. Я опоздал на смену...***
Далеко за полночь Старик Терри и Эзра допивали остатки чая из древнего клетчатого термоса. Даблдекер, померкнув огнями подсветки, был припаркован неподалёку от многоэтажки на окраине Луишема, где Владыка Трандуил уж несколько лет кряду снимал у наркоманистого вида дядьки убитую двушку. – Да... дела, – протянул водитель раздумчиво. – Это одна из самых офигительных историй, что я когда-либо слышал, парень. А наслушался я, поверь, на своём веку немало всякого. — Я не лгу! – тотчас же занял оборонительную позицию Эзра и в доказательство своей искренности даже флешку предъявил. – Да я тебя во лжи и не обвиняю, сынок! "Ах, вот что у него, оказывается, в карманцах!.." Смерть выбросил одноразовые стаканчики в притаившееся под водительским креслом небольшое ведёрко с крышкой и спрятал термос: – Мне просто любопытно: что ты дальше-то делать намерен? – Я не знаю... ни малейшего понятия, – честно сказал Эзра. – Тебе сейчас совет мудрого человека не повредит... – проговорил Старик Терри задумчиво. – А то молодо-зелено... помирать велено... Одни вертеры на уме... — И что же вы мне посоветуете?.. – спросил Эзра с надеждой. – Не-е, малыш, не я, – ухмыльнулся Старик Терри. – Я хоть дожил до седой бороды, а как был раздолбаем в двадцать, так им и остался. Однако... – он ненадолго смолк, словно собираясь с мыслями, – эта твоя стервозная профессорша да муж её бывший (актёр знаменитый) – вот с ними бы тебе потолковать, их бы послушать. – Я не!.. – воскликнул было Эзра запальчиво, однако водитель не дал ему договорить. – Погоди, не руби сгоряча, – он по-отечески похлопал Эзру по плечу. – Подумай лучше на досуге, вдруг чего хорошего на ум придёт. Утро вечера мудренее, завтра сегодня станет вчера и всё в таком духе. Как, говоришь, писателя твоего зовут? – Энтони, – Эзра запнулся, – Кроули. Но все его знают как Мари Шанталь. Только не рассказывайте никому, пожалуйста: я бумагу о неразглашении подписал... Это его работа, его карьера... – Э-э-э... – Старик Терри скосил взгляд в окно: ну и местечко этот Луишем: круги ада нервно курят в сторонке! – У моей благоверной батарея этих романчиков в спальне на полке!.. Не боись, я могила. Одно пообещать тебе могу: если ты содержимое этой флешечки не проворонишь и выйдет ваша скорбная викторианская нетленка в свет, я обязательно приобщусь. – Спасибо, сэр, – искренне поблагодарил Эзра. – Спасибо вам за всё. – Не за что, – Смерть вытащил из кармана форменной куртки смартфон. – Топай давай к своему дружбану. Обрадуй его: чувак тебя ведь чуть ли не похоронить успел!.. А потом... если что... – он понизил голос, шёпотом, будто по секрету, называя номер маршрута – такая уж у Старика Терри была фишка. – Я почти каждый день в утреннюю смену, а как в день Дурина трижды прострекочет дрозд (вот тебе свезло нынче) – в вечернюю. Спросишь у ребят в парке. Меня все знают. – Ещё раз огромное вам спасибо, сэр, – смущаясь, пробормотал Эзра. – И простите меня, что столько неудобств вам доставил... – Да какое там! Топай давай! И думай, мальчик, думай, а то так всю жизнь с подносом в зубах да с мечтами о несбыточном пробегаешь! – Смерть завёл мотор, едва Эзра оказался на улице. Бросив последний взгляд в зеркало заднего вида (только чтобы удостовериться, что пацан шмыгнул в подъезд), Старик Терри включил музыку и, подпевая "Металлике", погнал автобус в парк. Его смена закончилась четыре часа назад. Дома Старика Терри ждала жена. Малышка Сьюзан, должно быть, уже давно спала, сжимая в объятиях плюшевую панду Пуговку.***
Всё ещё чувствуя себя героем низкопробного ужастика, Ньютон "Владыка Трандуил" Пульсифер с опаской притворил за неожиданно возникшим на пороге другом дверь. – Прости меня, Ньют... – Эзра сложил руки в молитвенном жесте. – Прошу... умоляю... прости... Я всё знаю от Беатриче... как ты, как Ана, как вы оба меня искали... Поверь, я просто сглупил, – зачастил он, – но тогда мне казалось, что выбора нет... я обязан был выйти на связь, но поначалу не было возможности... – А потом, – резко прервал поток его объяснений Ньют, – мы и сами во всём разобрались. В голосе Ньютона Эзре послышалась непривычная холодность, и он принялся с горячностью просить прощения: – Прости... сто тысяч раз прости! Ты же мой лучший друг!.. –Друг?! – перебил его хакер. – Я.тебя.почти.похоронил, – проговорил он раздельно, слегка запинаясь, точно сражаясь с каждым словом. – Ты можешь себе представить?! Я боялся открывать местные новости... боялся, но не читать не мог, всякий раз готовя себя к тому, что вот-вот наткнусь на полицейскую сводку с замазанной фотографией чёрного мешка, в котором, Эз, твой изуродованный труп! – Прости меня... – Я готов был в тюрьму сесть! – Ньютон резко вскинул руки, вновь обрывая поток извинений Эзры. – Когда мать Аны твой "Самсунг" включила... мы ведь не знали! Мы.ничего.не.знали, Эз!! – он перевёл дыхание. – Я был в шаге от того, чтобы позвонить в полицию и сообщить, что неправедным способом отследил твой телефон! Неужели ты не мог?.. Хотя бы эсэмэску?.. Два слова: я окей... – схватившись за голову, Ньют в отчаянии заходил по проходной комнате, которая служила им прихожей и подобием гостиной. – Мне нечего сказать в своё оправдание... – потупился Эзра. – Я кругом виноват: и перед тобой... Ньютон прищурился. – И перед Аной... Ньютон резко втянул носом воздух. – И перед Эриком, конечно... – закончил Эзра убито. – С Эрлсом... – Владыка досадливо покачал головой, – сам разруливай. Хотя одно могу сказать, – добавил он, подумав, – именно благодаря твоему исчезновению (если можно это так назвать) мы с ним и подружились. – Ньют! – взмолился Эзра, заламывая руки. – Прости... умоляю... прости! У меня нет других слов! Я был безалаберным идиотом! Мне нечем отговориться... Вам всем, как заверяли Би, моя история в общих чертах известна... Я влюбился в Энтони с первого взгляда... я боялся подойти к его смартфону или ноутбуку... боялся, что он что-нибудь заподозрит! Это ни в коей мере не оправдывает меня!.. Но я его полюбил... и из-за всей этой лжи я его теперь навсегда потерял! Эзра сухо всхлипнул и медленно осел в пыльное кресло, свалив с подлокотника стопку рекламных проспектов, извлечённых Аной, на которую изредка нападали внезапные приступы хозяйственности, из почтового ящика. – Смотрю я на тебя, Эз... – проговорил Ньют после паузы: в тоне его прорезались неожиданно мягкие нотки, – и думаю: а знал ли я тебя настоящего когда-нибудь... раньше? И настоящий ли ты сейчас? Ты ведь мне, хоть лучшим другом зовёшь, ничего о себе не рассказывал. – Прости ещё раз, – теперь настал черёд Эзры его прерывать. – Я не хотел... не хотел грузить тебя своими проблемами. И выглядеть слабым в твоих глазах мне было стыдно... – Ты не слабый, Эз, отнюдь... – Владыка покачал головой. – Моя очередь просить прощения: все твои файлы, твоё прошлое, все твои приводы в полицию я хакнул... и тихо офонарел: твоей силе воли сам Глорфиндейл позавидовал бы... Но что?.. Что тебе мешало довериться мне? – воскликнул он почти исступлённо. – Неужели бы я тебя не поддержал?! – Я не хотел... быть балластом, – пробормотал Эзра, превозмогая подступающие слёзы. – Эз!.. Не плачь! – Ньютон в панике бросился к другу и заключил того в объятия: гнев как рукой сняло. – Если ты сейчас расплачешься, то что мне тогда делать? Повалиться в истерику? – Не нужно истерик, – всхлипнул Эзра. — Достаточно моей... Это я... я во всём виноват... бесполезный дурак... балласт.. обуза... обманщик... – Ты обузой отродясь не был, Эз, – медленно выговорил Владыка. – Ты был соседом, который готовил тосты и мыл чашки, хотя тебя о том не просили; ты был приятелем, с которым можно поболтать, если выдался неудачный день... Ты кем угодно умел становиться!.. Но был ли ты хоть раз собой? Скажи мне! Скажи честно! – Никогда, – признался Эзра сквозь слёзы. – Я мечтал стать великим актёром, как... Габриэль Бомгард. Но теперь с этим покончено. Ньютон тяжело перевёл дыхание и выпустил друга из объятий. – Ты дурак, Эз. Дурак, дебил, а в этот раз ещё и мудак до кучи, но я всё равно тебя люблю. Не лги мне больше, не скрывай, если тебе плохо. Эзра Фелл кашлянул, подавляя спазм в горле: – И я люблю тебя, Ньют... хотя ничто, наверное, не научит тебя мыть за собой посуду... – Анафема почти выдрессировала, – усмехнулся Ньют, уверяя себя, что в носу предательски щиплет исключительно от поднятой ими пыли. – Пойдём... Чайник поставлю. В холодильнике ещё осталась паста с подливкой. – Позвони, пожалуйста, Ане... Она заслуживает права знать, – выдохнул Эзра. – Ана уж три месяца как живёт в твоей комнате (Би не говорили?) и блюдёт твой "Самсунг" как зеницу ока. – Тогда, Ньют... попрошу тебя, принеси мой телефон. Я в Анину комнату зайти не посмею. Сам всем позвоню... прямо сейчас. Пришла пора мне покаяться. – Сначала поешь, – Ньютон поманил Эзру за собой в кухню. – Там соус такой... м-м-м! Помидоры, цукини, грибы... Ана как-то так готовит: не чувствуется даже, что мяса нет... Ты должен попробовать! Я лично и забыл уже, когда сосиску жрал... Эзра безропотно двинулся вслед за другом. Кухня встретила его непривычными запахами: всё такое знакомое, а словно бы и нет... параллельная какая-то реальность, в которой он снова бариста (безработный и почти бездомный), а вовсе не джентльмен из девятнадцатого века, волею судеб заброшенный в будущее.