Глава сороковая Возвращение синего осьминога
Will the darkness fall upon me When the air is growing thin? Will the light begin to pull me To its everlasting will? I can hear the voices haunting, There is nothing left to fear. And I am still calling, I am still calling to you.
В какую иллюзию обратить фантазию? Можно строить воздушные зáмки; зáмки из песка, из прибрежных камешков и найденных на мелководье ракушек... или даже из пепла – всё зависит от жизненной ситуации, в которой очутился незадачливый архитектор. Эзра Фелл чувствовал, что он очутился... на дне. Ниже – ад, ниже – падать не хотелось. Лишь бы из-под пóла не постучали – и на том спасибо. Поездка в Uber'e до респектабельного пригорода, ничем не напоминающего Луишем, прошла в напряжённом молчании: великий Бомгард то и дело басил: "Сынок!.." – безуспешно пытаясь разрядить атмосферу, но Эзре было не до господина артиста. Скажи кто-нибудь месяца три назад, что Эзра будет вот так... на заднем сиденье задрипанной "Шкоды" игнорировать попытки самогó Габриэля Бомгарда вовлечь себя в светскую беседу, он бы искренне рассмеялся и ни за что бы не поверил. Ведь тогда... Тогда у Эзры Фелла было столько же надежд, сколько мечтаний и вопросов, которыми он с радостью засыпал бы своего кумира. Но не теперь. – Вот и приехали почти... – выдохнул Габриэль с видимым облегчением (не умел он увещевать молодежь... один пример Энни чего стоит!). – Сейчас с Бегемотом знакомить тебя буду, только не пугайся... – прибавил он с долей неуверенности. – Его инфернальное величество – хозяин здешних мест и маркиз де Карабас, как Би его величают, но в целом – стар, гнилозуб и безобиден. Ну и до ласки охоч. Эзра Фелл покорно кивнул и снова отвернулся к окну, сосредоточенно всматриваясь в мутные мартовские сумерки – предвестники рассвета. – Сумку б не забыть твою... в багажнике... – пробормотал Габриэль, обращаясь скорее к себе, чем к молчаливому спутнику. Эзра тихо то ли хмыкнул, то ли вздохнул и привычным жестом взлохматил отросшие волосы на затылке. Его вдруг осенило: он снова, как восемь с небольшим лет назад, без денег, без работы, без малейшего представления о том, куда двигаться дальше и что делать со своей жизнью, фактически бездомный... Как долго он сможет пользоваться гостеприимством мистера Бомгарда? Не лучше ли было остаться в Луишеме... пусть пятым колесом, пусть спать на пыльном кресле в коридоре, но не побираться, не полагаться на милость человека, который посмотрел на него раз и счёл для актёрской стези (да и вообще ни для чего, кроме вебкама) не годным?.. Эзра бросил затравленный взгляд на ряды аккуратных, с ухоженными, точно под копирку, палисадничками, пятиэтажных домиков – по четыре квартиры каждый. Сколько там работы с обоями да с побелкой потолков? Дня на два – на три, если не спешить и отчаянно стараться, дав волю перфекционизму? Может, мистеру Бомгарду ещё какой мелкий ремонт потребуется?.. Тогда неделя от силы. А дальше что? Куда ему идти?.. На мгновение Эзре стало более чем страшно – его охватила паника. Когда он был юн, исполнен надежд и наивен, им двигала некая непонятная, необъяснимая уверенность: всё получится, всё разрешится наилучшим образом! Или это был оптимизм? Хм... нынче Эзра Фелл его, кажется, напрочь лишился. Погружённый в свои безрадостные думы, он, словно во сне, наблюдал, как великий Бомгард выудил из багажника дорожную сумку Ньюта, отныне хранящую его скромные пожитки, и многострадальный парусиновый рюкзачок. – Пойдём-ка, – Габриэль ласково тронул одеревеневшего Эзру чуть повыше локтя. – Ты пока котика погладь, а я нам чайку заварю. Или ты предпочитаешь кофе? Замешкавшись у такси, лишь бы только ещё немного потянуть время, Эзра отрешённо пожал плечами в ответ.***
Вход в квартиру мистера Бомгарда располагался на третьем этаже. Не выпуская пожитков Эзры из рук, Габриэль открыл дверь и локтем придавил притаившийся на стене выключатель – под потолком зажглась люстра, отлично (словно вчера это было) помнящая коронацию Елизаветы Второй. Эзра опасливо переступил порог: справа на него щерилось старое (такие ещё "бабкиными" называют) овальное зеркало в бронзовой – с завитушками – оправе; слева – хмуро пошамкивала от сквозняка неплотно притворённая дверца массивного платяного шкафа – полированного, с резными латунными ручками. Если бы Эзра Фелл разбирался в антиквариате, то воскликнул бы с придыханием: "Это же... натуральный дуб!". Но Эзра не разбирался, ему было всё равно, а потому он промолчал. Мессир Бегемот не удостоил вошедших вниманием – разве что зыркнул из-за угла одиноким блестящим лунным глазом на очередного доставленного в его вотчину раба (Что-то зарвался Гэйб! Надо б приструнить!) и неспешно удалился обратно на нагретую лежанку – почивать его величество изволили, перед пятичасовым тыгыдык-променадом сил набираться. Бросив сумку Эзры на пол, Габриэль двинулся в кухню, успев, однако, поманить своего нового постояльца (или приобретение?) за собой. – Присядь-ка, сынок, – Габриэль указал на стул напротив. Эзра послушно сел. – Давай-ка я кое-что тебе скажу, – медленно, словно превозмогая усилие, произнёс Габриэль. – Это то, о чём я не раз пытался рассказать дочке... донести... да всё не к месту было. Ругаться мы с ней раньше начинали... А теперь уж поздно... За спиной у господина артиста уютно запыхтел древний чайник. (Красный в крупный белый горох, если вам любопытно, мой славный читатель). – Слушаю, сэр, – отозвался Эзра, хотя мыслями он был далеко. – Сынок... Эзра... – Габриэль осторожно сжал безвольное запястье своего визави. – Ты только ничего не бойся и ни о чём не переживай. Здесь ты в безопасности. Никто тебя не тронет, не прогонит, – он как будто прочитал мысли юноши. – Живи... да сколько пожелаешь! Не стесняйся ни меня, ни моего партнёра... Би. Я понимаю, тебя это сейчас не успокоит, но всё будет хорошо. Все вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Ну не конец же света!.. – внезапно смешавшись, господин артист смущённо смолк. – Спасибо, сэр, – ответил Эзра на автомате, не то чтобы не убеждённый речами радушного хозяина, а скорее пропустивший его монолог мимо ушей. – Просто Габриэль... – поправил его актёр устало. – Какой из меня нынче сэр... Склонив голову, Эзра от комментариев дипломатично воздержался. – А знаешь, – Габриэль вдруг вскинулся: его посетила гениальная идея. – Чёрт с ним... с чаем! Нам с тобой (после всех этих треволнений!) не повредит глоточек чего-нибудь покрепче! Господин артист метнулся к кухонному шкафчику, откуда извлёк непочатую бутылку с розовой этикеточкой – Johnnie Walker Black Label Speyside. – Или ты не пьёшь?.. – осведомился он осторожно. – Я пью, курю, убиваю любимых, разочаровываю друзей и разрушаю всё, к чему прикасаюсь, – отозвался Эзра отрешённо. – И это лишь малая часть... – Эк тебя присобачило, – перебивая собеседника, покачал головой Габриэль. – Уайльд – прекрасный собутыльник, конечно, но оставим его... Нес. Мы с тобой и на двоих прекрасно сообразим, сынок, – он поставил перед Эзрой лоток с добрым куском присыпанной чесноком и прованскими травами буженины из "Теско". – Тебе можно нож доверить? Эзра кивнул. – Тогда покроши мяскá (да потоньше, поажурней!), а я пока разолью нам вискарика да хлебушком озабочусь. – Габриэль потянулся за бумажным пакетом, в котором со вчерашнего утра дремал багет из местной пекарни. – Свеженький, с хрусточкой, только что бегал! – похвастал господин артист, захлёбываясь слюной. Он и сам не понял, когда успел так проголодаться, не иначе – тлетворное влияние лапы (кхм...) Би! Выпили. – Ну что, полегчало? – осведомился Габриэль, без церемоний (пальцами) подцепив кусочек художественно нарезанного мяса. – Не очень... если позволите говорить откровенно, – отозвался Эзра. – Тони орал и бил посуду, – констатировал великий Бомгард, сделав вид, что рассказ Эзры, эпичностью своей едва не посрамивший творения самого́ слепца Гомера, прослушал. Ну а что?! Мог же человек, позабыв обо всём и от всего отрешившись, вдумчиво хлебать из супницы дешёвый чай?.. – Ага, навроде того... – Эзра не сумел подобрать слов: слишком больно и горько было вспоминать. – Хм... – протянул Габриэль со знающей полуулыбкой. – Готов поспорить на нашу с Бегемотом халупку, – он гордо взмахнул рукой, широким жестом обводя скромную кухню, – он уже раскаивается. Поверь... – актёр снова сжал запястье Эзры, заглядывая юноше в глаза. – Тони... я его знаю... он очень хороший человек... В общем-то. – И я это тоже знаю, – сказал Эзра, вкладывая в свои слова всю уверенность, что нынче ему была доступна. – И отходчивый, – добавил Габриэль. – Уж сколько раз на моём веку он Нес сцены закатывал: и то ему не в честь, и это не в мир да не в славу... – Понимаю, сэр... – проговорил Эзра сокрушённо. – Но тут иное: Энтони уверен, что я... что я лгал ему... когда я ни минуты, ни мгновения... – Ему расскажут, объяснят, – попытался успокоить юношу Габриэль. – Не зря ж Би к нему рванули. Он поймёт и сам придёт к тебе... повиниться. Вот увидишь. – Я не могу не думать... – выговорил Эзра наконец, – что было бы, не успей я сохранить копию романа... Сам бы я не догадался. – Ну полноте, – Габриэль подлил им ещё виски. – Как говаривала Нес (не в ночи будет помянута): если бы да кабы... – Простите, сэр... Габриэль, – Эзра без энтузиазма покосился на бокал с остатками янтарной жидкости, – я просто... – Тебя ноги еле держат, – Габриэль сделал попытку понимающе усмехнуться. – Спать тебе пора. После всего... Пойдём. Покажу твою комнату. Там только водяной матрас, не обессудь... но подушку с одеялом я тебе раздобуду. А комод с креслом... это... мы с Би что-нибудь придумаем. Потерпи немного, ладно? – Этого более чем достаточно, вы и так... слишком добры, – смутился Эзра. Устроив мальчика со всем возможным в спартанских условиях комфортом, Габриэль вернулся в кухню, налил себе ещё виски и уселся за стол дожидаться Би. У него никогда не было сына... Как разговаривать с двадцатичетырёхлетним пацаном, в глазах которого мир рухнул? Какие слова подобрать?.. Габриэль не ведал.***
Несмотря на выкручивающую внутренности усталость, заснуть Эзра Фелл не мог. Он лежал, наблюдая за тем, как темнота медленно сменяется жидким полумраком, затем – слабым утренним светом, и прислушивался к доносящемуся из коридора поскрипыванию половиц: это, наверное, мистер Бомгард. Или кот. Или местное привидение. Эзре было решительно всё равно. Мысли разбегáлись. Глядя совершенно сухими глазами в дурно поштукатуренный потолок, Эзра Фелл тщетно пытался ухватить хотя бы одну из них за хвост, но какое там... Вопросы вспыхивали в мозгу фейерверками, но тотчас же гасли, сметённые непрошеными воспоминаниями, сожалениями и бесчисленными "ах, если бы". Юноша сел на своём скромном ложе, помедлив, потянулся к рюкзачку и нашарил на дне, под одеждой, не разобранной с декабря, синего осьминожку. – Ну привет, – произнёс Эзра одними губами. – Давно не виделись. Как ты тут без меня? Даже если бы плюшевый компаньон и мог что-нибудь ответить – ему не позволили. Из коридора раздался настойчивый стук (Габриэль до сих пор не сподобился починить звонок), хлопнула дверь, послышались приглушённые голоса. Уловив своё имя, произнесённое полушёпотом, Эзра затаил дыхание, напрягшись. С одной стороны, ему было стыдно и неловко подслушивать: мистер Бомгард (Габриэль! Он же тебя сто раз просил!) и Беатриче столько для него сделали! И примчались в Луишем посреди ночи, и приютили... С другой стороны, у Би наверняка есть новости от Энтони!.. Как он там? Сказали ли ему Би, что роман не погиб в груде обломков ноутбука на асфальте? И если сказали, то как Энтони воспринял эту новость? Эзра отбросил одеяло, позабыв об осьминожке, резко вскочил на ноги и босиком прошлёпал к двери. Прижавшись виском к чуть шершавому прохладному дереву, юноша жадно ловил каждое слово, которое удавалось разобрать. Не желая более скрываться, притворяться спящим (Сколько можно обманывать?! Хватит уже!), Эзра уверенно повернул ручку и шагнул в узкий, сумрачный коридор. Из кухни то ли путеводной нитью, то ли дорожкой из жёлтого кирпича тянулась к нему полоска света.***
– Привет, Би, – выговорил Эзра слабо, в нерешительности застыв на пороге. – Виделись уже, – бросили Беатриче и, подумав, припечатали. – Пиздюк. – Ты чего, лапа? – Габриэль недоумённо воззрился на Би. – Пиздюк, как есть – пиздюк! – Беатриче затянулись электронной сигареткой, переводя пристальный взгляд с господина артиста на Эзру. – Нес, старую сэ, он выгородил, значит, а себе поднасрал! Что, не так, Эз?! – Би обличительно ткнули в сторону юноши айкосом, точно то была указка. – Да было б кого! – не унимались они. – Тони мне ваш последний разговор во всех долбаных подробностях пересказал! Хорошо, хоть он сам Агнес цену знает! Хорошо, хоть у неё совести хватило ему на этот раз не врать, да о тебе доброе слово вставить! Жертвенность твоя сраная, Эз, тут вообще не в тему! – А что... что я должен был ему сказать? – тихо спросил Эзра. – Что-нибудь другое! – взвились Беатриче. – Не пиздел бы ты про актёрские курсы, когда не спрашивают, глядишь – не расхерачил бы Тони всю квартиру в истерике! – Я не понимаю... – Эзра мотнул головой и запустил пальцы в волосы: это всегда помогало ему сосредоточиться. – Да блять! Шлем с рогами сними, алё! – взмахнули рукой с зажатым в ней айкосом Би. – С твоих слов Тони чё понял? Чё понял, Эз?! Что ты – профессиональный ёбтвоюмать актёр, который у Гэйба учился! Ебучая черепаха Нес (уж не знаю, что ей с того, но факт остаётся фактом) еле тебя отмазала! Ну и мне водицы на твою мельничку полить пришлось! А мне оно надо?! – Беатриче нервно выдули дым сквозь ноздри, отдалённо напомнив Габриэлю и Эзре мелкого, всклокоченного, но весьма разгневанного дракона. – Прости, Би... – Эзра с трудом перевёл срывающееся дыхание. – Я просто растерялся... не нашёл слов... – Английский у тебя блять родной или приёмный?! – Беатриче, судя по всему, включили режим инквизитора, желая отыграться на Эзре за напряжение минувшего дня. – Послушай, лапа... – начал Габриэль осторожно. – Но ведь всё теперь прояснилось? Тони знает правду, так? Всё ж обошлось?.. – Сколько тебе повторять: не называй меня лапой! – воскликнули Би, в сердцах швырнув айкос на стол, и, зыркнув на Габриэля исподлобья, скрестили руки на груди. – Бесишь блин! Эзра отвёл глаза, подавив желание улыбнуться: в тоне Би звучало всё что угодно, кроме злости или раздражения. Ему вдруг стало неловко от того, что он, незваный гость, присутствует при чём-то глубоко личном... Влюблёнными Беатриче он не видел, не представлял и не ведал даже, что они на подобные чувства способны... – Кхм... – Беатриче прочистили горло и пододвинули к Габриэлю пустой стакан. Не мешкая, господин актёр плеснул им виски. – Чё не спишь-то? Дрыхнуть же должен без задних ног, – обратились Би к Эзре. – Я хотел узнать, как там Энтони, – ответил он тихо. – Ну... нашими со старой сэ молитвами Тони... уже нормально, – Би жадно осушили содержимое стакана, точно там не виски было, а вода. – Твой финт Вронского с романом он оценил, кстати... если тебе интересно, – они прищурились. Эзра вытащил из кармана худи флешку и протянул её Беатриче: – Отдай... отдай ему, пожалуйста! – взмолился он. – Да щас прям, разбежался! Я вам не почтовая сова! – возмутились Би. – Оба взрослые ребята. Вот и ведите себя... как взрослые блять. – Что же мне делать? Что мне теперь делать?.. – выдохнул Эзра потерянно. Беатриче на это лишь закатили глаза. Вот точно то же самое у них Тони пару часов назад спрашивал: какие ж эти мальчики блин предсказуемые! – Выспаться бы тебе надо, сынок, – ответил вместо них Габриэль. – Ты сейчас на усталую голову ничего дельного не надумаешь. – Да... наверное, да... – покладисто согласился Эзра, безвольно отступая обратно в коридор. Самое главное он уже услышал: с Энтони всё в порядке. – Тони влюблён в тебя, как пацан! – крикнули ему Би вслед. – Аж смотре-еть проти-ивно, – прибавили они ласково, однако с ехидцей.***
Эзра нарочно замешкался у приоткрытой двери в свою комнату, напоследок позволив себе ещё немного подслушать. В качестве исключения. – Не слишком ли ты с мальчиком строго?.. – донёсся до него голос Габриэля. – Это я-то строго? – хохотнули Би в ответ. – Не ты ли, помнится, его в вебкам прицельным пинком послал? – Лапа... ну я ж тебе уже объяснял... – в тоне господина артиста звучало искреннее раскаяние. – Я был не в духе. Хуже того – зол на весь мир, на Лондон, на скатившуюся в помойку карьеру, на Нес, на Энни – с её закидонами. Мне эти блестящие, юные, наивные, набитые фантастическими мечтами о славе мальчики и девочки... они как красная тряпка были. Ни один... пойми, лапа, ни один и ни одна из них не представляет, что это за труд... Сколько пота, крови и слёз придётся пролить! Сколько дерьма съесть и в какой грязи вываляться, чтобы хоть чего-нибудь добиться! – Ох... ну хватит уже, – Эзра услышал, как скрипнул стул. – Иди сюда, дебил тактильный. – От дебила тактильного слышу. Послышался долгий вздох. – ... Как там с агентом, кстати? Ты не сказал ничего... – Не до того было, – голос Габриэля звучал вымученно. – Да знаю уж. Ну так что? Раздался звук поцелуя. – Прослушивание послезавтра. Но я ещё файлы не открывал даже. – А чё там? – Сериал какой-то детективный. – Ну клёво же! Не отказывайся. Снова закряхтел стул. – И в мыслях не было! Я на любую работу согласен. Хоть преподавать. – Э... нет, лапа, это точно не твоё. – Сам знаю. Эзра покачал головой и тихо притворил за собой дверь. На Габриэля он давно уже не злился и не обижался. Ведь, право слово, какой из него, убогого Эзры Фелла, актёр?.. Он теперь о сцене не грезил. Плавали – знаем. Спасибо профессору Нуттер за этот опыт. Вот только какой ценой опыт этот ему дался... Послушал бы он Габриэля сразу, не повёлся бы на подначки Эрика – может, и варил бы себе до сих пор кофе спокойно. А медноволосый Энтони Кроули... остался бы не более чем запоминающимся посетителем. Со временем сама память о нём сгладилась бы... И не мучился бы сейчас Эзра Фелл неразрешимым вопросом: как поступить? Но в то же время... довелось бы ему когда-нибудь познать, что такое любовь? На выделенной Эзре подушке, беззастенчиво придавив синего осьминога и пуская на него зловонные слюни, счастливо дремал мессир Бегемот. – Привет, котик, – улыбнулся Эзра уголком губ. – Подвинешься немножко? – он бережно погладил чёрный с подпалинами бок. – Смотри-ка... мягонький. Бегемот в ответ утробно булькнул, подставляясь под ласку и... действительно подвинулся. Ну, право слово, первый день нового раба на галерах: отчего бы и поблажечку не дать?.. Тем более вон он какой: тихий, тёпленький, шёрстку приятно наглаживает. Можно пока взять пузочесателем на полставки. А там и другим каким трюкам обучим... "Молодец, Кашемир," – подумал Бегемот, прежде чем провалиться в сон. – "Пусть кудрявый раб пока остаётся". Должен же кто-то греть его инфернальному величеству ложе.