Глава сорок четвёртая Трое в лодке, нищета и собаки
...Growing up happens when you start having things you look back on and wish you could change. Cassandra Clare
Growing old is mandatory. Growing up is optional. Cindy Gerard
Как же я рад новой встрече с вами, мой славный читатель! На страницах этой истории уж за середину перевалил апрель, и мы только что оставили миз Нуттер в её со вкусом обставленном кабинете на Пикадилли. Позволим ей вновь погрузиться в работу, ведь таким, как Агнес, профессиональное выгорание видится разве что в кошмарах. Такие, как она, не смеют позволить себе остановиться – без устали идут напролом, невзирая на подступающие депрессии, нервные срывы и сопутствующие таковым запои, не обращая внимания на тоненький, слабенький голосок, что изредка нет-нет да пискнет: "Хватит!.." Великий Хронос не даровал мне, презренному, прáва на предпочтения и суждения; я отныне лишь раб, не более чем шепчущая тень в лабиринтах его бесконечной библиотеки, и моя задача проста: перелистывать страницы времени, то забегая вперёд, то возвращаясь в прошлое, дабы показать вам, мой дорогой друг, героев этой истории в особенно значимые для них моменты. Вы помните, как Ана Девайс, привалившись к бочку Санчо, повторяла "Où es-tu?" и обещала не оставить Тони Кроули без права на надежду? И вам наверняка любопытно, чем занимались Энтони и Эзра в промежутках между встречами с профессором Нуттер, спасающей свой "старый и успешный" бренд. А об Эрике и Альбусе вы ещё не позабыли? Всему своё время, мой славный друг, но кое-что я рассчитываю открыть вам уже нынче. Полагаю, здесь мне пора произнести сакраментальное "Время, назад". Волшебного механизма при мне нет давно, он осыпался пылью – вам ведомо, но нынче мы обойдёмся простым щелчком пальцами и... волею воображения. Добро пожаловать в прошлое, мой славный читатель. На дворе вновь пятница, восьмое апреля.***
В Луишеме не горели фонари. Воздух óстро пах ещё не спелой, лишь поспевающей весной и немного – разбавленным дождевой водой бензином. Где-то в отдалении заливалась надсадным лаем собака, разбуженная рёвом несущегося сквозь ночь винтажного автомобиля. Заплутав среди безликих многоэтажек, Энтони Кроули притормозил, чтобы в энный раз свериться с навигатором. Писателю казалось, что он катается по району кругами: гугл то и дело как будто подводил его к нужному дому, но в последний момент перестраивал маршрут. Delain с их Danse Macabre в его плейлисте незаметно сменились Aviators с Disconnected. На лобовое стекло упала неизвестно откуда взявшаяся крупная капля. Кроули вздохнул и заглушил мотор: ну и что, что посреди дороги? Движение одностороннее, а он тут один. Писатель отщёлкнул ремень безопасности и вышел из машины. Присев на покатый край капота, он возвёл очи горе и закурил, отрешённо скользя взглядом по тёмным небесам да по жёлтым квадратам редких освещённых окон. Стоило б позвонить Ане... Надо же в какие штабеля девчуля забралась! Из салона всё ещё доносились приглушённые причитания Aviators – теперь уже про Fading Light. Притушив окурок мыском кроссовки, Кроули нырнул обратно в прогретый салон "Бентли", выключил музыку и набрал номер Анафемы. – Привет... – произнёс он слегка смущённо, когда трубка одарила его деловитым "Алло". – Я тут слегка... – Потерялся, – уверенно договорила за него Ана, словно бы и не удивившись даже. Кроули ощутил себя персонажем сказки – из тех, где герой просит ведьму помочь ему что-нибудь отыскать. В данном случае – её саму. – Что там у тебя поблизости? – спросила Ана. – Домá... кругом одни бесконечные домá... – пробормотал писатель рассеянно. – Ближайший номер? – уточнила Анафема. – Семьдесят три, если это тебе что-нибудь говорит... – А то... Кроули показалось, что он почти расслышал, как Ана ухмыляется в трубку: – Сдай назад до ближайшей арки – там найдёшь, где притулить свой диванчик на колёсиках, – напутствовала его юная ведьма. – Подъезд первый с торца. Я сейчас спущусь. Без лишних политесов писатель нажал отбой и переключился на реверс.***
Анафема встретила гостя на крыльце, скупо освещённом одинокой лампочкой, скрывающейся за забралом треснувшего плафона. С высоко собранными на затылке волосами, в длинном платье, закутанная в безразмерную чёрную шаль с алыми пионами по краям, она выглядела непривычно взрослой и смутно походила то ли на цыганку, то ли на поэтессу русского Серебряного века, будь подобные ассоциации другу её детства доступны. – Добрый вечер, – поколебавшись, Кроули неловко чмокнул Ану куда-то повыше щеки. – Как ты? – Анафема улыбалась загадочно и проницательно. – Для таких откровений я слишком трезв и взвинчен, – признался писатель. – Пошли, – Ана придержала дверь, отступая в фойе. – Лифт не работает, – предупредила она, кивнув в сторону лестницы, – но нам недалеко.***
Скрючившись на колченогом стуле, Энтони Кроули с любопытством обозревал спартанскую, если бы не многочисленные оплывшие свечи, кривобокие кристаллы по углам, да выводок разномастных глиняных тыкв на узком подоконнике, обстановку кухни. – Здесь... у вас... очень уютно, – счёл своим долгом похвалить он. Анафема поставила перед писателем щербатую жёлтую крýжку с логотипом Звёздного флота, куда Ньютон щедро плеснул десятифунтового полусухого из "Теско". – Это... Эзрина, смотри не разбей, – предупредил хакер с прохладцей и ретировался в угол. – Классная футболка, – бросил Кроули невпопад, скользнув взглядом по долговязой фигуре. На груди у Ньюта, поверх яркого принта с кадром из известного голливудского блокбастера, красовалась надпись: "Уэйд Уоттс обманщик! Я первым нашёл все пасхалки Холлидея". – Спасибо... – хакер, похоже, слегка смутился. – Это тоже... подарок Эза. На Рождество. Мы с ним раз сто "Первому игроку..." пересмотрели. – Крутой фильм, – козырнул своими познаниями в поп-культуре Кроули и с гордостью процитировал: "После тяжёлого дня я пью "Пепси", играю в 《Роботрон》..." Блин! Дальше забыл! – Надеюсь, ты не шестёрка из IOI, – Ньют подозрительно прищурился. – Нет... – писатель задумчиво изучал содержимое крýжки. – Я... наверное... скорее... – он поднял на хакера ничего не выражающий взгляд, – своего рода пасхантер. – Твой любимый герой? – спросил Ньют, резко вскинувшись. – Не знаю... – протянул Кроули, но вдруг спохватился: вспомнил же! – Артемида, пожалуй. И Эйч. Конечно, Эйч! – он воодушевлённо хлопнул обеими руками по столешнице. Стол, ветеран кухонных посиделок, опасно накренился; посуда, точно предчувствуя катастрофу, дрогнула. Анафема тихонько ойкнула от неожиданности. – Как их звали в мирý? – продолжил допрос Ньют, незаметным движением привычно выправив пошатнувшееся реноме стола. – Саманта и Хелен, – ответил Кроули не задумываясь, – а что? – Просто уточняю, – пожал плечами Ньютон. – Любимый момент? – Хм... – Кроули пригубил полусухого. – "Сияние" Кубрика... Ну, помнишь, где Эйч такой: "Прошу прощения, голая леди..." – и танец с зомби потóм. Артемида ещё пасхалку разгадала. – Угу... – удовлетворённо хмыкнул Ньют. Анафема с интересом мага-зоолога наблюдала за происходящим, не вмешиваясь. – А ещё? – Ньютон смотрел на собеседника испытующе. Кроули на миг показалось, что он сдаёт какой-то важный экзамен – едва ли не на правá. Писатель вмиг подобрался и сосредоточился. Неистово захотелось покурить, однако он сдержался. – Ну... если честно, – проговорил он, призадумавшись. – Это, естественно, киношный такой, пафосный момент... Ну, помнишь, там Уэйд ещё стоит с олдскульной магнитолой над головой и кричит: "Вперёд! За пасхалкой!", когда они зáмок брали... и целая армия игроков ломится против IOI... "Сокол тысячелетия" в авангарде летит, крейсеры класса "Экзорцист" из "Вархаммера" – за ним; Оптимус Прайм в первых рядах, хотя Hasbro и запретили их игрушки в кино использовать; Эйч с Железным Гигантом... хоббиты с орками толпой бегут... красиво... – писатель словно на миг позабыл о Ньюте и Анафеме. – Такой мультифандом объединённый. – В ролевые настолки играешь? – спросил Ньют. – Со школы в D&D и М&М не играл, – признался Кроули и немедленно выпил. – А за кого был раньше? – Ньют скрестил руки на груди. – За паладина, – проговорил Кроули медленно. – Паладин у нас Эз, – сообщил Ньют. – Но мы недавно лишились мага... – Он упал во мрак? – ввернул Кроули цитату из другого известного фильма. – Навроде того... – Ньютон неловко, точно боясь споткнуться, переступил с ноги на ногу. – Если по правде, то его посадили. – Прискорбно, – Кроули снова приложился к десятифунтовому. После всего, что произошло сегодня, писателю позорно хотелось напиться. Или хотелось позорно напиться. От перемены мест слагаемых, как известно... – В крайнем случае... вызову Uber, – пробормотал Кроули едва разборчиво, допивая вино. – Да щас прям! – подала голос доселе молчавшая Анафема. – Тони, смирись и успокойся: ты сегодня спишь у нас. Будем надеяться, что за ночь твой танчик-диванчик не разберут на запчасти и не сдадут на металлолом, – она сделала страшные глаза. Писатель порывался в ужасе вскочить и мчаться спасать от луишемских вандалов малышку "Бентли", от волнения едва опять не перевернув шаткий кухонный стол, однако был осажен и приземлён ладонью Ньюта, неожиданно легшей ему на плечо. Рука Владыки показалась Кроули на удивление тяжела. – Расслабься, Ана так шутит, никому твоя машина на фиг не сдалась, – успокоил его Ньютон и, выдержав приличествующую моменту паузу, продолжил: – Ты должен будешь (обязательно!!) с нами поиграть. Обещай, что сыграешь. Хотя бы раз. – Зачем это?! – не понял Кроули. – Это что, проверка такая? – выпалил он первую пришедшую в голову догадку: – Думаешь, что сможешь по тому, как я веду себя в игре, сказать, что я за человек? То ли Кроули успел, сам того не заметив, порядком захмелеть с десятифунтового, то ли внезапно поглупел, но – что бы там ни было – удивить, задеть или выбить из колеи Владыку ему не удалось. – Во-первых: затем, что это прикольно, – отвечал Ньютон спокойно, как будто рассказывая правила Uno ребёнку, – во-вторых: у нас нет мага, а без него нам никак не пройти... На пути стадо балрогов, непонятно откуда высравшиеся и непонятно чьи инфери, русалка какая-то дикая и ещё Саурон знает что. В-третьих... Ньют вдруг с шумом осел на стул, словно длинные ноги под ним подломились. – В-третьих, – произнёс Владыка медленно, собравшись наконец с силами, – я знаю Эза... мы с ним несколько лет под одной крышей прожили. И вот что он отлично умеет, так это уходить в несознанку и прикидываться, что всё ему по барабану и всё у него окей, когда на самом деле... – Когда на самом деле он страдает, – тихо договорила за хакера Анафема и снова умолкла. – Вот это всё сейчас вообще за границами моего понимания было, – Кроули сделал рукой непонятный пасс и потянулся за десятифунтовым, дабы освежить себе и юным собутыльникам (или радушным хозяевам) бокалы... крýжки. – Почему я не удивлена?.. – слегка раздражённо подала голос Анафема, однако от вина не отказалась. – Объясняю, – Ньютон отбросил на стол очки с бифокальными линзами и устало потёр переносицу. – Не надо быть Шерлоком Холмсом в исполнении Бенедикта Камбербэтча... – в тон хакера прорвался едва сдерживаемый сарказм, – чтобы догадаться: Эз, дай ему волю, будет ещё сто лет от тебя прятаться, себя и всех окружающих убеждая в том, что поступает правильно. А ты сам, кстати, – Ньют прищурился на пребывающего в ступоре и замешательстве писателя, – ведь не просто так сюда пришёл. Не с Аной винишка выпить и не со мной познакомиться. – И?.. – Энтони Кроули усиленно изображал идиота, однако Ньютона так просто было не пронять. – Если Эз откажется с тобой встретиться... – начал Владыка неспешно, словно лекцию собирался читать. – Не откажется! – перебил его Кроули. – Он меня любит! Ньютон глотнул вина и раздумчиво хмыкнул, соглашаясь с собеседником. – Это да... но дай мне, пожалуйста, договорить, будь так любезен, – попросил он очень мягко и очень вежливо. Что-то такое... странное послышалось в голосе Владыки, что Кроули, клацнув зубами, захлопнул рот. – Если мы... чисто гипотетически... теоретически... в качестве безумной фантазии предположим, что Эз не помчится сломя голову на встречу с тобой, то... уж поверь моему опыту, от приглашения сыграть в настолку он вряд ли откажется, – Ньютон многозначительно приподнял бровь. – А увидев тебя... Он не сможет просто так сбежать – тут же ещё ребята будут. А Эз, получается, им обещал, – хакер пристально изучал штопор, который крутил в руках. – Вот и пообщаетесь. "Поигрóво", конечно, но это ж лучше, чем ничего?.. – Вот и пообщаемся... – эхом вторил ему Кроули. – Только я не пойму... – он забрал у Ньютона штопор и приступил к сражению со второй бутылкой вина, точнее – с неподатливой пластиковой пробкой. – Вот не пойму – и всё: почему ты мне помогаешь? Мы ведь знакомы без году час. – А я вовсе не тебе помогаю, – ответил хакер спокойно. – Я делаю то, что считаю нужным ради друга – не даю Эзу слиться, как он умеет. Прости уж мне подобную самоуверенность, только я точно знаю, что потом... он станет о своём малодушии тихо, но горько сожалеть. – Ньютик! – восторженно всплеснула руками Ана, глубоко тронутая и потрясённая прозорливостью Владыки и его недюжинными способностями к эмпатии. – Ты просто умничка! Гениально же! Совершенно гениально! Не привыкший к комплиментам хакер, смутившись, потупился. Писатель тем временем победил злую пробку. Проклятая долго не хотела поддаваться, как бы Кроули её ни крутил и ни укачивал. Когда она наконец влажно, пóшло, как умеют только самые дешманские пробки, чмокнула, вырвавшись из узкого горлышка на свободу, для самонаречённого сомелье это стало неожиданностью. Склонив голову и глухо матерясь, Энтони Кроули изучал брызги вина на рубашке – созвездие пятнышек – слишком тёмных, заметных даже на ткани графитового оттенка, и собственные пальцы в гранатовых каплях... точно в крови. Фу. – Тони, только не дрейфь, на вот держи, – предусмотрительная Анафема уже протягивала писателю кухонное полотенце. – Иди в ванную скорее, там замоешь, – засуетилась она. – Да хрен бы с ней, с рубашкой, Ан... – Кроули потерянно смотрел на девочку из своего прошлого, столь неожиданно повзрослевшую. – Ты ведь дашь мне номер анг... Эзры? – Дам, конечно, – Анафема скосила взгляд на Ньютона, который с поддельным увлечением листал ленту "Фейсбука". – Но... я согласна с Ньюти... с Ньютом, Тони. Эз станет тебя избегать. Как пить дать. Помяни моё слово. Он... он мне сам говорил. – Что именно он тебе говорил?! – вскричал Кроули. Наконец-то закончился пресловутый, оскомину набивший "гарнир", и они перешли к главному – к тому, зачем он, собственно, и приехал. – Это долгая история, Тони... – проговорила Анафема с долей неуверенности, точно до сих пор сомневалась, стоит ли всё-таки продолжать. – Я знала, что мне придётся тебе рассказать... и я долго думала над тем, с чего начать, чтобы тебе стало понятно, почему Эз – такой. – Ну так начнёшь ты или нет?! – в тоне писателя сквозила настоящая паника; его вопрос звучал не риторически и не побудительно. Это был вопрос больного, измучившегося ожиданием, неизвестностью и готового, наконец, выслушать любой, даже неутешительный диагноз. – Налей мне... – Ана пододвинула свою крýжку поближе к початой бутылке. – Это разговор, что называется, на сто галлеонов. – Если я чего недоскажу, Ньют дополнит, поправит, но я хотела бы начать... с самого начала. – Итак? – Кроули сложил руки, как примерный ученик, и приготовился слушать. – Итак, – Анафема залпом проглотила десятифунтовое, – мы с Эзом впервые встретились... около двух лет назад, почти сразу после того, как я перебралась жить к мате... к Агнес, – запнувшись, поправилась она. – Я приехала к Би в Хакни-Уик – в приюте помочь. Ну там... сам понимаешь... с собачками в ближайшем парке погулять, кошечек погладить... А Эз тогда как раз Пепс... ну, Пеппер (ты её не знаешь, но она классная девчонка, сейчас у мамы Эрика в Банглатауне в кафе помогает) с той же целью к Би привёз. Так мы и познакомились... И представь себе – не знаю даже, как описáть, как объяснить – я сразу поняла, что он очень хороший парень. Мы и поговорить-то толком не успели, а я уже как будто шестое чувство какое словила... В общем, светлее человека, чем Эз... я не встречала. Кроули выжидающе глядел на Анафему, и та, призвав на помощь все ведьминские силы, продолжила: – Когда Эз пропал... ну, тебе эту историю уже сто раз рассказали-пересказали (опустим подробности), но всё-таки... я именно тогда впервые осознала, что ничегошеньки о нём не знаю, Тони... – Анафема подняла на Кроули исполненный искреннего сожаления взгляд. – Эз всегда... казался таким бодрым, жизнерадостным, весёлым и "беспроблемным" ... Я и подумать не могла, что он с трудом сводит концы с концами и чуть ли не голодает. Я не хотела видеть, что вся эта его бравада, весь его оптимизм – напоказ, а кеды у него круглый год – одни и те же стоптанные конверсы не потому, что он за экологию и разумное потребление, а потому... что новые просто не может себе позволить. – Ана! – вскричал Кроули почти истерически. – Да я... да я всё для него сделаю! Он ни в чём никогда не будет нуждаться! – Только ему ничего такого ляпнуть не вздумай! – вставил Ньютон. – Тони, если ты не понял... а ты, наверное, не понял, потому что Эз – мастер камуфляжа, – Анафема ласково накрыла пальцы писателя своими. – Он, ко всему прочему, жутко гордый. До ужаса прямо. Осмотрись! – она широким жестом обвела кухню. – Это похоже на Мейфэр? На Ричмонд? Кроули тяжело вздохнул и покачал головой. – Вот, – продолжила Анафема. – Я не имею права рассказывать тебе некоторые подробности... пусть уж Эз сам. Коли сподобится... Но он с шестнадцати лет один. Понимаешь? – она повысила голос. – Совсем один! Всё сам! И если мне что-то про Эзру Фелла удалось понять, так это то, что свою независимость, самостоятельность он ценит превыше всего. И я очень прошу тебя... – Не дави на него, – закончил её мысль Ньютон. – Если он скажет, что ему нужно время... – То я готов дать ему сколько угодно времени! – воскликнул Кроули, перебив хакера. – Я буду ждать хоть шесть тысяч лет! – Ну... уже неплохо, принимая во внимание твою импульсивность, – пробормотал Ньютон себе под нос. – Это что ещё сейчас такое было?! – возмутился писатель. – Да так... просто наблюдения, размышления со стороны и вслух, если пожелаешь... – хакер разлил по разномастным крýжкам остатки вина. Вторая бутылка незаметно опустела. *** Где-то ближе ко дну четвёртой бутылки десятифунтового Анафема с Ньютом препроводили вяло сопротивляющегося писателя в бывшую комнату Эзры. – Тони... Тони, тебе надо поспать. Хотя бы немного, – пыталась увещевать его юная ведьма. Спать Кроули не хотелось категорически. Он был в том прелюбопытном состоянии, когда ты пьян настолько, что ощущаешь обманчивую трезвость, помноженную на поддельную ясность мысли. Дважды пересказав Ане и Ньюту события минувшего дня – и про Агнес, и про (саму!) Цуйгибер, чья рецензия осталась на заднем сиденье "Бентли", Энтони Кроули пустился в длинное, спутанное, однако весьма подробное и исполненное метафор повествование о том, как день за днём вчитывался в Эзрины правки; как в каждой округлой литере, даже в самóм нажиме карандаша ему виделись нахмуренные брови ангела или его сосредоточенный взгляд; как всякий лаконичный комментарий знакомым голосом сквозь время и расстояние взывал к нему. Кроули не забыл упомянуть и Эрика: тот, мол, несмотря на хамство и прочую уёбищность, оказался нормальным парнем. Но другого он от друга Эзры и не ожидал. Ангел ведь... ну, он просто ангел: он не может сделать ничего плохого, неправильного; он не может дружить не с теми людьми... И получается – если уж так посмотреть – сам Тони Кроули ещё чего-то да стóит, раз ангел, сущий ангел, вы бы видели его в ночь на Рождество... в этом траурном рубище... такой юный, прекрасный и печальный!.. И этот ангел его, недостойного Тони Кроули, любит! Он вычитал его роман до последней (отсутствующей!) точки!.. А старуха Цуйгибер, её хвалебная рецензия не более чем детский лепет по сравнению с тем, что сделал для романа Эзра! И плевать, трижды плевать через оба плеча, что копию ангел снял по указке старой сэ (прости, Ана!) Морлы! Эзра спас The Ashes of Eden, он... он таким образом больше чем жизнь Кроули спас! Если б Эзра его из-под пули, из-под лезвия гильотины вытащил – о, это не было бы в сто даже раз настолько круто! Подобно заезженной пластинке, Кроули не умолкал бы до рассвета, если б его хамски не прервала Анафема: – Тони... давай... это самое... завтра доскажешь. Я с ног валюсь, прости; давно в такое задорное говнецо не была. – Всё, на сегодня вечеринка окончена, – изрёк Владыка и увлёк ведьму в эльфийскую опочивальню. Когда дверь за радушными хозяевами наконец захлопнулась, Энтони Кроули, слегка неудовлетворённый тем, что ему не дали выговориться, повалился на узкую кровать, без запала матюгнулся на комковатую подушку и вперил расфокусированный взгляд в потолок. Ядовито-зелёные цифры на дисплее электронных часов Panasonic вскоре сообщили писателю, что на дворе настало полчетвёртого утра.***
– Скажи мне, эльфийская принцесса, – прошептал Ньют, робко целуя прижавшуюся к нему Ану в лоб. – Ты зачем Энтони номер Эза слила? Прям вот чую: наворотит он дел... с таким-то характером... Ты хоть отдаёшь себе отчёт, что Эз в итоге будет вне себя, и мы с тобой здóрово получим? – А может, всё ещё хорошо будет... – Анафема зевнула, уткнувшись носом куда-то Владыке в шею. – Ну а по правде... я понадеялась, что ты, любимый, как истинный рыцарь, примешь огонь на себя, – пробормотала она, засыпая. – К тому ж Эз... ну такой себе балрог. Пара файрболов – и сдуется... – Мне б твою уверенность... – выдохнул Ньютон и долго ещё лежал без сна, поистине ошеломлённый этим неожиданным "любимый". Вспомнит ли Ана наутро?..***
Энтони Кроули проснулся резко, словно от толчка, и не сразу вспомнил, где он. Скосив взгляд на облезлый прикроватный столик, писатель поморщился от рези в глазах рáвно как от подступающей похмельной мигрени: абсентово-ядовитый оскал Panasonic'а информировал о девяти часах ante meridiem. За окном давно, жестоко и неумолимо рассвело. Кроули нашарил возле кровати оставленную кем-то из заботливых хозяев бутылку воды и жадно к ней присосался – стало полегче. Господи, дьяволе, кто-нибудь, что за ересь они вчера пили?! Писатель прислушался: в квартире царила тишина. С лёгким отвращением оглядев мятую, в пятнах винá рубашку и совершенно непотребные со сна джинсы, он нашарил в кармане сплюснутую пачку сигарет и прокрался к окну. Размеренно выдыхая дым в субботнее луишемское утро и борясь с неизбежной дурнотой, Кроули мечтал о горячем душе, родном диване, пушистых тапках... и одновременно со стыдом вспоминал события минувшей ночи. Вежливость не позволила писателю выкинуть окурок в окно. Затушив остатки сигареты о раму снаружи, Кроули потянулся к опустевшей бутылке от воды – будет ему заместо пепельницы. Внезапно что-то заставило его обернуться: Энтони Кроули по-новому взглянул на своё временное пристанище. Ведь это же... это же комната ангела... Эзры! Он пристально, ищущим взглядом скользил по голым стенам: ни единой картины, ни даже завалящего постера. Он пересчитал предметы мебели: кровать с кривобоким столиком, комод, два стула и письменный стол, на котором в беспорядке свалены учебники Аны. Чувствуя себя последним извращенцем, Кроули воровато, стараясь не шуметь, выдвинул ящики комода один за другим – пусто. Ошеломлённый, писатель присел обратно на кровать и, уперев локти в колени, спрятал лицо в руках: в этой комнате ничто не напоминало об Эзре. Не было его вещей, не было даже сáмой захудалой книжной полки!.. Вчерашние слова Аны о том, что она почувствовала, когда Эзра исчез, уже совсем иначе прозвучали поутру: безликая, пустая, словно вечность нежилая комната – это было что-то если не из фильма ужасов, то из скандинавского триллера. "Он с шестнадцати лет один," – вот как Ана сказала. Кроули поймал себя на страшной фантазии: а если бы в ночь накануне Рождества ангел сел не в вызванный старой Морлой кэб... Если б с ним действительно случилась беда! То его и правда не сразу бы хватились! Мысль о том, что Эзра – привыкший полагаться лишь на себя, сильный и смелый, всегда и везде один, в то же время беззащитный перед огромным городом и столь трепетно-юный, хрупкий... Эта мысль выбила писателя из колеи. – Совсем мальчишка!.. – шептал Кроули в прострации. – Мой любимый мальчишка... ненаглядный мой! Как я мог?! Как я мог прогнать тебя? Как мог отпустить? Как посмел не выслушать, не поверить? Простишь ли ты меня за это? Кроули больше не мог находиться в этой холодной комнате, отчего-то вдруг отчётливо напомнившей ему заброшенный склеп. Теперь всё – даже их совместная с тогда ещё Азирафелем поездка в "Хэрродс" – виделось писателю по-иному. Схватив сигареты, айфон и импровизированную пепельницу, он бросился в кухню, где с лёгким удивлением обнаружил весьма бодрую, деятельную и босоногую Ану, облачённую в подвёрнутые у щиколоток серые пижамные штаны и ту самую футболку с глумливой надписью, в которой вчера щеголял Ньют. Как там давеча говорил сам хакер? Не нужно быть Шерлоком Холмсом...***
– Что-то ты рано проспался. Кофе только растворимый, – юная ведьма кивнула на стол. – Уж не обессудь. От вида кофеварок с души воротит. Да и денег на роскошества у нас с Владыкой... пока не набралось. – Растворимый покатит, спасибо, – презрев явную иронию в тоне Аны, Кроули щедро сыпанул "Нескафе" в крýжку с пресловутым логотипом Звёздного флота и самостоятельно оросил гранулы кипятком из щербатого чайника. – Кстати, отдельное спасибо за гостеприимство, – писатель сделал глоток обжигающей бурды, с похмелья показавшейся ему амброзией. – Всегда пожалуйста, – усмехнулась Ана. – Душ в твоём распоряжении. Как и свежий балахон с эльфийского плеча. – Она указала рукой на стул, на спинке которого висел заботливо приготовленный и (внимание!) явно отутюженный серый свитер. – Извини, чёрный цвет Ньют не жалует. Зато тебе, считай, повезло: размер у вас один. – Премного благодарен, – ответил Кроули совершенно искренне и глотнул ещё кофе. Анафема поставила перед ним тарелку с тостами и мисочку с самодельным гуакамоле. – Не стесняйся, авокадки с перчиком сейчас бодун оттянут. Ведьма отвернулась к холодильнику, откуда извлекла огромную, даже монструозную – в шесть пинт – бутыль молока. – Не смотри на меня так... осуждающе, – с долей смущения бросила она через плечо. – Молочко по акции взяла: Ньют его, что ты – винище, хлещет... да я и подумала: лучше уж один большой кусок пластика в переработку пойдёт, чем... три, например, маленьких. На одних крышках свой углеродный след хоть немножко, да уменьшим. – Ана... да я и не!.. Да у меня мыслях не было! – воскликнул писатель, но чуть погодя с иронией прибавил: – Рачительной ты, однако, хозяйкой стала... Откуда что берётся?.. – Жизнь заставила, – ответствовала Ана ёмко, по-взрослому. Кроули счёл наиболее разумной стратегией заткнуться и вместо глупых комментариев укусил щедро смазанный острой пастой тост. М-м-м... блаженство! И рот с хлоркой уже почти не хочется прополоскать! – Тони... – Анафема присела напротив и осторожно поинтересовалась: – Ты сейчас как, за руль способен? Или всё-таки Uber? – За руль, ессесна, – пробубнил писатель с набитым ртом. – Мне сегодня на работу попозже, к одиннадцати... Можно упасть тебе на хвост? – спросила Анафема, тщательно скрывая неловкость: не объяснять же Тони, что получки ждать на карточку не раньше понедельника, брать деньги у своего парня сильно неохота, а "Устрицу" б следовало поберечь. – Нам всё равно в одну сторону. – Без вопросов, – кивнул Кроули (он и так всё понял) и очень серьёзно добавил: – Заметь: благодаря тебе углеродный след от моей поездки до центра станет ровно в два раза меньше. – Именно! – согласилась Анафема весело. Чокнулись кру́жками.***
Уже стоя возле пыльного кресла в коридоре, Кроули кивком головы указал Ане на ведущую в кухню арку. – Ты молоко забыла убрать. – Ни разу, – Анафема с трудом запихнула смартфон в крохотную сумочку. – Ньют встанет – пусть тёпленькое будет. Он холодного не любит. Всю дорогу до Беркли-стрит Энтони Кроули был хмур и немногословен; нечаянно, машинально и между прочим, казалось бы, брошенная Аной фраза заставила его сначала крепко задуматься, а затем и вовсе повергла в уныние. А Эзра... какое молоко он предпочитает – тёплое или холодное? И вообще... Кроули мучительно припоминал: ангел это самое молоко хоть в чай-то добавлял? А в кофе? То ли похмелье было тому виной, то ли стресс, то ли попросту невнимательность, но вспомнить какие-то банальные пустяки, мелочи, которые, однако, позволили бы судить о личности Эзры – не Азирафеля, писателю решительно не удавалось. Оттого с каждой пройденной милей, приближающей "Бентли" (и их с Аной заодно) к Беркли-52, его сердце сжималось всё мучительней, а на душе́ становилось всё тоскливее и холоднее.