Глава сорок пятая Непересекающиеся прямые
Sommes nous les jouets du destin Souviens toi des moments divins Planants, éclatés au matin Et maintenant nous sommes tout seuls Perdus les reves de s'aimer Les temps où on avait rien fait Il nous reste toute une vie pour pleurer Et maintenant nous sommes tout seuls Protect me from what I want, Protect me...
Пятничка выдалась та ещё... По меркам Энтони Кроули, день минувший был слишком щедр на эмоции, впечатления, откровения и десятифунтовое полусухое. Даже терзаемый жестоким похмельем, писатель нашёл-таки в себе силы тепло проститься с Анафемой. Стараясь не глядеть на отмеченную печатью рока витрину "Старбакса" и не спеша заводить мотор, он задумчиво покопался в телефоне и выставил на рандом свой бесконечный плейлист. Spotify осчастливило очередной инструментальной композицией. Поборов лёгкое изумление, Кроули недоумённо хмыкнул: он не помнил, чтобы добавлял I Am Waiting for You Last Summer в избранное – не совсем его чашечка эспрессо. Больше во вкусе анг... Эзры. В следующее мгновение писатель уже хмурился от головной боли, накатившей внезапно, будто ледяная волна, и мучительно стонал, одновременно жалея себя и проклиная вчерашний тур по луишемским винодельням. Не убирая руки (ладонь внезапно вспотела) с рычага переключения передач, он замер, болезненно щурясь на обтянутый воловьей кожей руль. Теперь – спасибо Ане! – номер Эзры был намертво вбит в гугл-контакты, запечатлён в памяти смартфона и сохранён в облаке до кучи (а что такого?!), однако ни эйфории, ни чувства радостного предвкушения обретённое сокровище в писательской душе не рождало. – И вот как... какими словами?.. Что я ему скажу, а? – обратился Кроули то ли к бессловесной машине, то ли к навеки замолчавшей Мари Шанталь, то ли к себе самому. Ему отчаянно, до искусанных губ хотелось услышать голос ангела, однако страх и неуверенность пересиливали даже столь страстное желание. Что, если Эзра не ответит? Если разговаривать с ним не станет? Из оцепенения писателя вырвало бодренькое "ту-ру-ру-ту-ту-ту-ту". Завидев на экране огромную муху, гордо восседающую на аппетитной клубничине (Би опять сменили аватарку), Кроули подавил тяжёлый вздох. – Здорóво, – ограничился скупым приветствием писатель. Включив громкую связь, он нехотя завёл мотор и бегло глянул по зеркалам. – И где это блять нечистая тебя носит? – выдержав паузу, весьма ядовито поинтересовались Беатриче; на общепринятые формулы вежливости и иные комильфо они традиционно плевать хотели. – Я Ану на работу подвозил вообще-то, мы с ней вчера допоздна засиделись, – пустился в объяснения Кроули, не совсем понимая, когда (а главное – чем) успел прогневать друга и с чего это вообще должен оправдываться. – Бухать с малолетками в луишемской подворотне – бесценно. Для остального есть "Мастеркард", – изрекли Би многозначительно и прибавили уже совсем другим тоном. – Ты в курсе, что тебя Уэнсли с полчаса дожидается? Старикан-консьерж его уж допросил с пристрастием, порядком постращал, и, поверь мне, перспектива встретиться с констеблем пацану совсем не улыбается... – Блять... – выдохнул Кроули. – Сегодня ж суббота, да? – Воистину поебистину, – выплюнула трубка. – Шлем с рогами сними, алё! – Уже еду. Пусть дождётся. Пять минут! – без доли стеснения соврал писатель. – Признайся: ты забыл, – припечатали Би. Так, наверное, инквизиторы обращались ко вздёрнутым на дыбе еретикам. – Прости, пожалуйста, я уже лечу, – снова солгал Кроули. На самом деле, он залип на длинном светофоре. – Перед Уэнсли извиняться будешь. Долбоёб, – Би дали отбой. Энтони Кроули подзакатил глаза, но на айфон, с грехом пополам прицепленный к неприспособленной для гаджетов приборной панели, покосился (на всякий случай) опасливо, точно Рон Уизли – на присланный матерью вопиллер. Не рвануло б... Ну запамятовал, с кем не бывает? Виноват, конечно, если по-честному. Ведь на прошлой неделе сам Беатриче все уши прожужжал насчёт голой стены в гостиной, где до недавнего времени обитала многодюймовая плазма. Блеклые пятна шпаклёвки на тёмно-сером фоне писателя фрустрировали, вгоняли в тоску... Кроули был готов отдать стену на растерзание подопечному Эзры (последнее было ключевым моментом); окажись этот таинственный Уэнсли самим сатаной или сыном его даже – неважно, лишь бы не видеть больше напоминаний о двадцать шестом марта. – Самый ужасный день в моей жизни... – выговорил Кроули отчётливо, в нетерпении постукивая по рулю. Красный всё никак не желал сменяться зелёным.***
В фойе писателя поджидал несуразный и щуплый очкастый подросток; при нём была безразмерная сумка, в которой без труда поместилась бы малая экспозиция Тейт Модерн. Юный уличный художник, которому Ана, Би (и, по-видимому, Эзра) пророчили славу Бэнкси, видом своим напоминал забавную мультяшку: непропорционально большая, в сравнении с худеньким тéльцем, голова; высокий выпуклый лоб, слегка прикрытый пшеничной чёлкой; широко посаженные зелёно-голубые глаза навыкате, глядящие на мир из-за бифокальных линз а-ля Владыка Трандуил как будто с лёгким изумлением; синенькая вязаная безрукавочка поверх красной в чёрную клетку рубашки; тёмные джинсы-дудочки и огромные кроссовки на платформе, из-за которых ноги пацана казались тощими, точно бамбуковые палочки. "И это наш король..." – пробормотал Кроули, ненадолго замешкавшись в дверях и позволяя себе получше рассмотреть будущего творца интерьеров своей новой жизни. Додумать глубокую философскую мысль о несоответствии внешнего и внутреннего, обложки и содержания, фантика и начинки... и прочая писателю не дали.***
– Мистер Кроули! – воскликнул консьерж, с удивительной для своего возраста резвостью вскакивая с кресла. – Тут к вам пришли. – Спасибо, Джонатан, я знаю. Писатель поспешил навстречу неловко переминающемуся с ноги на ногу мальчишке. – Энтони, – представился он и протянул руку в знаке приветствия. – Извини, что заставил ждать. Нечто... невыразимое приключилось. – Ничего, – Уэнсли серьёзно кивнул; ответное пожатие его сухонькой ручки показалось Кроули... почти стальным. – Би предупреждали, что вы пунктуальностью не отличаетесь. – Прости ещё раз, давай помогу, – слегка уязвлённый, писатель попытался подхватить необъятный баул, но был остановлен владельцем. – Извините, – Уэнсли легко закинул чёрный мешок на тощее плечо. – Краски свои никому не доверяю. Ещё раз извините... не обижайтесь. – И в мыслях не было, – Кроули кивнул в сторону лифтов. – Идём?***
– Кхм... может быть, я могу... не знаю там... предложить тебе кофе? – робко спросил писатель. Таинственный Уэнсли долгие минуты созерцал голую стену – сначала издали, потом – вблизи, затем – едва ли носом в неё не уткнулся, даже свежую штукатурку ногтем поковырял. – Я не отказался бы от чая, – ответил он невпопад. – Чая? – глупо переспросил Кроули, мысленно перебирая содержимое кухонных шкафов. – У меня... чая, наверное... совсем нет. – Ладно, тогда ничего не надо, спасибо, – резким, словно росчерк пера, движением Уэнсли расчехлил безразмерную сумку и извлёк на свет божий пару непонятных баллончиков (с краской?) и бобину малярного скотча. Кроули оторопело следил за тем, как подросток уверенно оклеивает плинтус и дальний край стены скотчем, как будто создавая подобие рамы для импровизированного холста. – Стремянка нужна... – проговорил Уэнсли раздумчиво. – Сегодня только поровняю и загрунтую, – продолжил он, не оборачиваясь, и, поразмыслив, добавил: – Ковёр надо бы, кстати, отсюда убрать и пол плёнкой затянуть – набрызгаю. – подросток кивнул себе под ноги. – У вас ведь есть чем всё тут закрыть? Кроули в замешательстве покачал головой, пускай собеседник, занятый подготовкой плацдарма для творчества, видеть его не мог. – Я так и думал, – Уэнсли верно истолковал молчание писателя. – Но хоть пара полиэтиленовых пакетов у вас найдутся? Тащите сюда всё, что есть, – скомандовал он. На пороге кухни Кроули настиг окрик (голос у юного гения стрит-арта был высок): – И ножницы захватите! А то у меня с собой нет!***
Энтони Кроули даже не подозревал, насколько, оказывается, совместный труд сближает. Даже с малолетними незнакомцами. Уж битый час они с таинственным Уэнсли старательно кромсали на поло́тна чёрные пакеты для мусора, застилали ими освобождённый от гнёта ковра пол и скрепляли получившееся нечто огрызками малярного скотча. За столь короткое время Кроули удалось выяснить, что Уэнсли – сокращённое Уэнслидейл и "это, как вы понимаете, фамилия", а на самом деле художника зовут Джереми, но, по неизвестным науке причинам, так его никто отродясь не называл. Джереми Уэнслидейл успел поведать также, что, кроме рисования, у него есть несколько хобби: здоровое питание, во-первых, и карате (в особенности – возможность безнаказанно и в охотку лупить людей на тренировках) – во-вторых. Энтони Кроули заочно познакомился заодно и с неким Рейвеном, о котором Уэнсли отзывался довольно тепло... примерно как профессиональный боксёр о любимой груше. Удостоверившись, что, помимо дружбы с Аной и Би, писатель был в курсе существования Эрика и даже его бойфренда, Уэнсли с удовольствием вывалил на него гору всякой бесполезной информации о последних и задорно пересказал несколько сцен, которые – в силу специфического чувства юмора – находил презабавными, только вот об Эзре... о нём не вымолвил ни словечка. Как бы Кроули ни пытался вывести разговор на интересующую его личность, Уэнсли уходил от темы хореографически изысканно, непринуждённо и легко, как ассасин – от преследования. Итак, полы были наконец надёжно защищены от вездесущей краски, стена – тщательно загрунтована, и даже приготовленные писателем сэндвичи с творожным сыром и рукколой – уничтожены поборником здорового образа жизни. – Давайте завтра после обеда вернусь, как раз подсохнуть должнó... – Уэнсли отряхнул ладони, удовлетворённо, притом придирчиво обозревая плоды трудов своих. – Окей, – тряхнул волосами Кроули; он всё равно никуда не собирался. – В любое время. В душé писатель был глубоко разочарован: у него до сих пор не было возможности позвонить Эзре. А... ладно, к чему лукавить: даже пофантазировать о том, что будет, коли позвонит, некогда было. И Джереми этот, чтоб его, Уэнслидейл! Гвозди бы делать из этих парней! Ничегошеньки не рассказал! Ни на одну подначку не повёлся! Вот же жучелло очкастый! Снедаемый волнением и мучимый ощущением нереализованного, Кроули с нескрываемым облегчением проводил Уэнсли в коридор. – Вы подумайте всё-таки насчёт тематической росписи... – повторил подросток то же, что уже говорил писателю чуть раньше. – Абстракционизм – это, конечно, круто... Но вдруг вам захотелось бы... сюжет какой-нибудь... небанальный. Если решитесь – эскиз прямо завтра набросаем! Звоните, пишите... вдруг сегодня ещё чего надумаете? Я на связи. – Спасибо, – натянуто улыбнулся Кроули. Он был уверен, что сюжетная картина во всю стену в гостиной ему совершенно не нужна, но обижать талантливого пацана не хотелось. – Я обещаю подумать. И чаем обещаю до завтра разжиться. Ты какой, кстати, пьёшь? – Я? Да самый простой... – уже стоя на пороге, Уэнсли странно, с недоумением (или это всё глаза его навыкате?) посмотрел на писателя. – Ты чего? – спросил Кроули. – Нет... ничего... просто, – Уэнсли споро закинул на плечо баул. – Пакетик чая на минутку притопить, каплю молока добавить, ложку сахара... если окажется под рукой. С овсяной печенькой из pound shop'a – самое вкусное, что может быть. Эз всегда нам так делал... – он ностальгически вздохнул и сглотнул слюну. Однако тут же спохватившись и напрягшись (не сболтнул ли лишнего?), Уэнсли быстро шагнул в коридор: – До завтра! – звонко крикнул он. – Увидимся, – ответил Кроули, не торопясь закрывать дверь. Писатель пристально глядел вслед удаляющейся мультяшной фигурке. Уэнсли уже скрылся из виду, за углом дзынькнул прибывший лифт, а Энтони Кроули всё стоял на пороге, обессиленно прислонившись к косяку. – Чай из пакетика с сахаром и молоком... и с овсяной печенькой... из ёбаного pound shop'a, – пробормотал писатель себе под нос и силой провёл рукой по лицу, словно срывая невидимую пелену. Покачав головой каким-то своим тяжёлым думам, он захлопнул наконец дверь и отправился прямиком в кухню. До ужаса захотелось выпить. Желательно – чего-нибудь крепкого, но в холодильнике, как нáзло, томились две бутылки розе, в баре было предсказуемо шаром покати, а на улицу, в "Теско" – было лень. Бросив в бокал завалявшийся в морозилке кубик льда (последний!), Кроули подхватил открытую бутылку и, поколебавшись, вернулся в гостиную – вновь разорённую, но на этот раз – в хорошем смысле. Писатель упал на диван, бессовестно плеснул себе вина по самую кромку бокала и вперил взгляд в пустую стену: две вертикальные полосы малярного скотча снизу вверх (сверху вниз?), две горизонтальные – справа налево (слева направо?). Скотча у Уэнсли оказалось не так много, поэтому внахлёст не получилось: верхняя и нижняя границы импровизированной рамы до боковых вертикальных бортов не дотягивались. – Не пересекаетесь, сволочи... – неотвратимо хмелеющий писатель хлебал розе, точно лимонад, не чувствуя вкуса, и без устали ругал ровные линии: – Хотя под углом девяносто, да в Евклидовом пространстве, да на плоскости должны бы. Тьфу, непослушные... Возомнили о себе!.. Кроули осушил бокал и тотчас же вновь его наполнил. Он вытащил из кармана узких джинсов айфон и вознамерился было расчехлить Spotify, когда его посетила внезапная мысль: теперь-то и ангелу... Эзре позвонить можно! Ладони опять предательски увлажнились, и писатель чуть не выронил бокал. Тихо чертыхнувшись, он отставил драгоценный сосуд на журнальный столик и сосредоточился на экране смартфона: часы показывали шесть с небольшим post meridiem – вот это незаметно в компании Уэнсли время летит! Кроули мучительно зажмурился и откинулся на обитые бархатом и плюшем подушки: что сказать? как? Достаточно ли банального "привет", или следует придумать какую-то красивую, мудрёную фразу? Как так начать разговор, чтобы Эзра выслушал?.. Но он ведь вежливый, воспитанный, правда же?.. Трубку ведь не бросит? А если бросит? О последнем жутко было и помыслить. А если?.. А если он уже решил, что ему это больше не нужно, что горемычный Энтони Кроули со своим идиотским романом – всё-таки бесперспективен и пройденный этап? А что, если он вычитал The Ashes of Eden просто из жалости?? Что, если это вовсе не признание в любви было, а последнее "прощай"? Кроули зашипел, точно обжегшись, долил себе вина и, вознеся молитву господу/дьяволу/кому-нибудь (кто бы его слушал?!), дрожащими пальцами разблокировал смартфон, задыхаясь от непонятного, необъяснимого ужаса. Из динамика потянулась череда длинных гудков.***
В эту субботу Эрик Диздимен взял первую смену неспроста. Едва дождавшись Рейвена, которому суждено было заступить на службу при кофемашинах ровно в четыре пополудни, он сорвал с себя форменный фартук, махнул рукой чахнущей над кассой Анафеме и метнулся в подсобку – собираться. Мой славный читатель, вы, наверное, могли заподозрить, что Эрик спешит на свидание с Альбусом? Отнюдь. Сегодня мистеру Диздимену, всё ещё без пяти минут британскому подданному, предстоит промчаться по "Трубе", где на расстоянии девяти станций (с одной пересадкой) от респектабельного центра в плохо освещённой подворотне, точно жемчужина – в неприметной, обросшей водорослями раковине, притаился недорогой, но вполне приличный паб. Крепкий сидр, весьма сносное пиво на кранах, хрустящая картошечка и солёные орешки кешью – что ещё для счастья нужно, если завтра заслуженный выходной? Хорошая компания, предполо́жите вы, и будете правы. В том замечательном пабе, куда не забредают туристы, Эрик не один вечер провёл с лучшим другом... до его внезапного исчезновения. Вернулся Эзра Фелл изменившимся: он стал менее замкнут, но более рассеян, отвечал Эрику в вотсап не сразу и невпопад, от встреч отговаривался то новой работой, то какой-то невнятной стажировкой. Эрик не знал, как относиться к этим переменам, но понимал одно: им с Эзом обязательно нужно увидеться и поговорить с глазу на глаз, без присутствия вездесущей Аны, без малышни... даже без Ала, хотя он, конечно, расстроится. Когда спустя неделю активной переписки их с Эзрой графики наконец совпали (или, что более вероятно, когда запас отмазок у херувима иссяк), Эрик в восторге чуть ли не до потолка прыгал. Лишь бы кучерявый не слился в последний момент! А то он умеет... Пока поезд нёсся прочь от Беркли-стрит, Эрик Диздимен, притопывая ногой в такт Dead by April и Placebo, написáл короткое сообщение маме, чтобы не волновалась и к ужину не ждала, и более пространное – Альбусу, который всегда почему-то желал знать, где и с кем его бойфренд проводит время, когда они не вместе. Забота, которую Ал к нему проявлял, трогала Эрика едва ли не до слёз, но временами необходимость отчитываться о каждом шаге... напрягала. "Это так всегда в серьёзных отношениях, что ли?" – не переставал задаваться вопросом он. Прояснить этот момент было решительно не у кого. Эрику не хотелось задумываться над тем, отчего Альбус столь настойчиво выспрашивает подробности: куда он ходил, с кем, что делал? Эрик списывал то на любопытство и немножечко – на иррациональную ревность, которая ему отчасти даже льстила: никто раньше не боялся его потерять! Какое-то знакомое слово вертелось на языке – Эрик не мог подобрать, да и не хотел. Что-то странное... Он то и дело вспоминал тот знаменательный день, когда Ал впервые пригласил его к себе домой. Комната Альбуса – она произвела на Эрика ни с чем не сравнимое впечатление, причём дело было вовсе не в шикарной мебели, со вкусом и явно на заказ подобранной дизайнером, не в панорамном окне, не в просторном балконе... Пробковая доска на стене. Огромная. Широкая. Прямоугольная. Пробковая. Доска. От края до края завешенная рисунками, скетчами, акварелями, неоконченными грифельными набросками. Листы бумаги, аккуратно пришпиленные кнопочками, плотно прилегали один к другому – ни миллиметра свободного пространства. И со всех рисунков на Эрика смотрел... он сам. На мгновение у него возникла безумная ассоциация с алтарём – из тех, что, если верить голливудским триллерам и любимым Эзрой шведским детективным романам, создают отмороженные маньяки. Но Ал ведь не такой! Не такой?.. Ал же хороший! Эрик сделал музыку погромче, наивно надеясь, что Брайан Молко перекричит шум поезда и навязчивый шёпот мыслей, думать которые не хотелось.***
Эзра Фелл дожидался друга в пабе. Ему повезло: их с Эриком столик оказался свободен. Он привычно занял очередь у стойки бара: так странно... будто и не было всех этих месяцев; будто на прошлой неделе буквально они с Эрлсом здесь были. Эзру охватило странное чувство: не дежавю, а точно какая-то параллельная реальность-обманка вокруг – и она затягивала. На удивление легко было представить, что он всё тот же бариста с Беркли-стрит, и просто сегодня у него выходной, а Эрлс – наоборот – взял лишнюю смену... и вот сейчас он примчится, взмыленный и слегка раздражённый (до первого бокала), станет трёхэтажно костерить жабомордого Х.Астура, потом они обсудят варварское расписание, перемоют кости дуракам-сменщикам, а поздним вечером простятся у метро, чтобы уже завтра утром вновь встретиться у "Старбакса". ...Эрлс, прежде чем отправиться на Брик-Лейн, обязательно скажет, как неохота на работу в воскресенье, Эзра ответит что-нибудь философское про "такова жизнь", а потом... потом его ждёт долгое, с пересадками, автобусное путешествие до Луишема. И книжечка, чтобы скоротать время. Эзра на мгновение крепко зажмурился и мотнул головой, прогоняя назойливый морок. Отрешённо глядя на ряды разноцветных бутылок и пыльных безделушек у бармена за спиной, он запустил пальцы в волосы, знатно растрепав пепельные кудряшки, снова коротко подстриженные. Нет. Теперь всё иначе. Всё изменилось, и сам он уже другой. Уходите, призраки прошлой жизни! Кыш!***
Улыбчивый дядька за стойкой Эзру признал, сопроводив приветствие дежурным и не требующим пространных объяснений: "Давненько тебя не было, надеюсь, всё в порядке". Эзра ответил приличествующим образом, поинтересовался, хорошо ли идут дела, и забрал заказ: эль, сидр и орешки. С чувством глубокого облегчения (на разговоры с чужими после очередного дня, проведённого в обители Дануты Агон, совершенно не тянуло) он вернулся за столик и проверил смартфон: Эрлс – со свойственным ему небрежением к орфографии и пунктуации – информировал, что от паба его отделяет один перекур. Эзра послал другу смайлик, отключил звук и спрятал старенький "Самсунг" в карман своего неизменного парусинового рюкзачка. В пабе было пока немноголюдно. Убедившись, что никому не помешает, Эзра повесил рюкзак на спинку стула, а сверху пристроил ветровку. Эрик сразу заметил друга, махнул ему с порога и, на ходу стаскивая джинсовку, почти бегом бросился к их столику. – Ух ты, подфартило: наш даже не занят?! – изумился он. – Здоров, херувим! – Привет, Эрлс, – улыбнулся Эзра, кивнув на пару высоких бокалов: имперская пинта и "чертополох". – Сидр или эль? Я не знал, что ты сегодня будешь. – Ну... я как обычно, – усмехнулся Диздимен. – Это ты у нас по сладенькому. Эзра подзакатил глаза, наигранно цыкнул и забрал пинту себе. Эрик на это представление лишь задорно рассмеялся, упал на стул напротив, отсалютовал другу "чертополохом", жадно глотнул эля и без зазрения совести утёр пенные усы рукавом. – Сто лет не виделись... – проговорил Эрик, прищурившись хитро и в то же время как будто с укором. – Две недели, если быть точным, – заметил Эзра и задумчиво стёр ползущую по бокалу каплю. Эрик Диздимен захрустел орешками. У него в кармане пискнул телефон. Под исполненным любопытства взглядом друга Эрик выудил из кармана новенький айфон, смахнул блокировку, прихмурился и быстро набрал короткое сообщение. – Извини, это Ал. Интересуется, как дела, – ответил Эрик на невысказанный вопрос Эзры. Смартфон он положил на край стола экраном вниз. – И как нынче у тебя дела, Эрлс? – У самогó-то как? – вернул другу его же слова Диздимен. – Тебе коротко или подробно? – Эзра пригубил сидра: очень крепкий. – Давай уж без вот этих вот твоих... – Эрик сунул за щёку ещё пару орешков. – Бледный и замученный вон, что рисовая лепёшка в холодильнике. А ещё лыбишься сидишь! – Спасибо за комплимент, дружище. Весьма поэтичное сравнение! – Иди в жопу, Эз! – Я и так... в глубокой, как ты скажешь, жопе, – признался Эзра без доли иронии. – Рассказывай давай! – воскликнул Эрик. – Да ничего нового... ну, я имею в виду, ничего такого, о чём бы ты уже не слышал, – Эзра отвёл взгляд. – Даже не знаю, как объяснить. Если посмотреть со стороны, разумно... то всё не так уж плохо: Габриэль с Беатриче носятся со мной, как Голлум с Кольцом, неловко даже... – Это у них родительский инстинкт на старости лет взыграл, – со знанием дела перебил Эрик. – Я б на твоём месте расслабился и получал удовольствие, – он подмигнул другу. – Ты прав, наверное, – Эзра потянулся за бумажной салфеткой и принялся задумчиво сворачивать её в подобие бесформенного оригами. – Но я не привык... Это так странно. Ты можешь себе представить, чтобы Би мне звонили и спрашивали, что приготовить на ужин? Эрик поперхнулся элем и громогласно расхохотался, чем вызвал волну неодобрительного похмыкивания и па́ру косых взглядов от других посетителей. – Так и знал, что ты ржать будешь, – Эзра продолжал терзать салфетку, но губы его всё-таки тронула робкая улыбка. – Если ты вздумаешь обидеться, я высыплю орехи в то гнездо, которое ты зовёшь причёской, – шутливо пригрозил ему Эрик. – Да я не... – Да знаю, – Диздимен глянул на свой почти опустевший бокал. – Это ж помереть не встать: жуткие Би, гроза Хакни-Уик... а вот тебе на, заботливая мать. – Родитель тогда уж, – машинально поправил его Эзра. – На мать они обидятся. – Блин, Эз... Херувимище! – Эрик поднялся со стула. – Можно я тебя обниму? Я уж забывать начал, какой ты долбаный зануда! – Признайся, ты по моему занудству скучал, – поддел его Эзра, тоже вставая. Обнялись. – Не то слово, – признался Эрик, когда наконец выпустил друга из цепких клешней. – Но я всё ещё на тебя чуточку зол. Знаешь, как я переживал?? – Знаю, – Эзра крепко сжал плечо Эрика. – Прости. – Хватит извинений. Наизвинялся уже на жизнь вперёд, – великодушно отмахнулся Эрик. Не возвращаясь за столик, он осушил остатки своего эля. – Второй круг с меня. Картохи ещё притащу, пожалуй. Тебе то же самое? – Ага... – Эзра смотрел на друга со смешанными чувствами: хотелось плакать и смеяться одновременно. – Всё, ща вернусь, не исчезай, – Эрик направился к бару. Не успел Эзра подумать о том, что эта присказка будет теперь его преследовать, смартфон Диздимена снова пискнул и замигал лампочкой. – Тебе там пишут, – сообщил Эзра вернувшемуся Эрику, с благодарностью принимая сидр. – Это Ал, – Эрик быстро набрал ответ. – Может быть, стоило его тоже позвать? – предложил Эзра. – Не... не парься, – Эрик снова перевернул айфон экраном вниз. – Мы с ним и так везде вместе ходим. – Он всегда... такой? – спросил Эзра осторожно. – Ну... могут же быть у человека недостатки! – Эрик взмахнул руками в поддельной запальчивости, чуть не грохнулся со стула, ругнулся и мгновенно посерьёзнел. Эзра молча, чуть склонив голову вбок, наблюдал за другом и выжидал: скажет ли ещё что-нибудь? – На самом деле... – Эрик подцепил ломтик картошки и пододвинул тарелку поближе к Эзре. – Ты чего как неродной? Бери... – Так что там "на самом деле"? – Эзра подозрительно сузил глаза, однако картошечки причастился. – А я и сам не знаю, чёрт побери, – вздохнул Эрик. – С одной стороны, всё это... его внимание, понимание, забота эта бесконечная... восхищение какое-то, непонятно с чего и откуда взявшееся... всё это мне жутко льстит. Ни один парень, Эз! Ни один и никогда ко мне так не относился!.. – Эрик понизил голос и перегнулся через стол, всматриваясь в лицо друга. – От этого крышу просто сносит! Ты понимаешь, о чём я? – Очень хорошо понимаю, Эрлс, – произнёс Эзра с нескрываемой горечью. – Но? Я слышу: есть и "с другой стороны". – Есть... – сознался Эрик и надолго замолчал. Эзра Фелл терпеливо ждал, когда тот заговорит. – С другой... с другой, мать её за ногу, стороны... – начал Эрик, косясь на айфон, – я иногда... иногда дышать не могу. Ал... он везде! У меня такое ощущение иногда, что я сраный йоркширский терьер, и он меня на поводке по Лондону водит. Ему обязательно нужно быть в курсе, где я, с кем я, что делаю... Ну... если я не с ним. Эзра вопросительно приподнял брови, побуждая друга продолжить рассказ. – Вот я не знаю, как тебе это покажется... – Эрик хлебнул ещё эля. Пискнул смартфон, и он опять послушно застрочил в мессенджер. – Сейчас вот Ал интересуется, насколько мы успели набраться, и не пора ли ему прислать за мной такси... – Мы же только сели... – нахмурился Эзра. – Именно это я ему и ответил! – Эрик откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. – Так вот... я собирался тебе рассказать. Пошли мы как-то с Аной и Рейвеном (ты его не видел, он недавно в "Старике") в кино. Телефон я отключил... а потом так и не включил, не смог: батарейка сдохла. Ну... что уж, сдохла и сдохла, фиг с ней. То, сё... после кино мы с ребятами по пиву (что-то Ана прибухивать начала, кстати, сегодня опять с бодуна припёрлась, переживаю я за неё, но об этом потом)... Короче, long story short, домой я в полвторого заявился... а там Ал у подъезда караулит. Ты себе это можешь представить?! Эзра искренне помотал головой. – Закатил мне знатную сцену, – поморщился Эрик, припоминая подробности, – я и не представлял, что он так умеет... Он же тихий такой всегда, робкий, сло́ва лишнего не скажет... Поругались мы, в общем. Я домой пошёл. Не хватало ещё, чтоб матушка услышала. И не дай никто, соседи ещё донесут... У нас же все друг друга знают, у всех ушки на макушке. Эзра понимающе кивнул. – Зарядил я телефон... включился, гад, с грехом пополам, а там ка-ак посыпались эсэмэски да пропущенные. Я прямо о-бал-дел. Наутро на работу к семи пятнадцати... Поспал чуток, выхожу на улицу и вижу... – Альбуса, – тихо договорил за друга Эзра. – Ага... – Эрик выпучил глаза, словно силясь передать изумление, которое некогда испытал. – Убитый, расстроенный, кофе мне принёс... и новый смартфон, – Диздимен кивнул на молчащий покамест айфон на столешнице. – Прощения просил... И я вот всё думаю... – О чём? – спросил Эзра, ожидая от друга невероятных откровений. – Где он новенькую трубку посреди ночи нарыть умудрился? А главное – как? – прошептал Эрик почти с суеверным ужасом. – Не наколдовал же он её... Эзра прыснул. – Эрлс, серьёзно?! – он неверяще уставился на Диздимена. – Тебя именно это волнует?! – Ну... и ещё немного то, – прибавил Эрик доверительно, – что иногда мне кажется... Дай Алу волю, он меня либо к себе наручниками прикуёт, либо укокошит, заспиртует и оставит у себя в комнате в аквариуме с формалином! – И что ты в связи с этим чувствуешь? – осведомился Эзра с опаской. – Полнейшее... офигение, – развёл руками Эрик. Пискнул смартфон. Опять. Ничего не говоря, Эзра смотрел, как Эрик набирает сообщение своему бойфренду. – Эрлс... – начал Эзра, тщательно подбирая слова. – Можно мне у тебя кое-что спросить? Только ответь честно, хорошо? – Давай, – Эрик осушил остатки эля. – Моя очередь к бару идти, – Эзра поднялся из-за стола. – Ты подумай, пока я хожу: вот это... по поводу наручников и формалина – ты это серьёзно? Или так... метафорически? Самое главное: ты чувствуешь опасность? Ты чувствуешь себя в опасности рядом с ним?***
Когда Эзра, гружённый элем, сидром и нехитрой закуской, вернулся, то обнаружил Эрика грызущим зубочистку, следовательно – глубоко ушедшим в размышления. – Подумал? – Эзра аккуратно составил свою нóшу на столик, умудрившись не оросить картошку элем. – Подумал, доктор Фрейд, – отозвался Эрик не без иронии. Шпильку Эзра не проглотил: – Пока не доктор. Но, может, когда-нибудь. И Фрейд, да будет тебе известно, морально устарел. – Не занудствуй, – Эрик потянулся за бокалом. – А то больше ничего не расскажу. – Напугал! – парировал Эзра и, подперев щёку ладонью, повторил свой вопрос: – Ты чувствуешь себя в опасности? Эрлс, я серьёзно, если что. – Да я, в общем-то, тоже... – Эрик поймал пристальный взгляд друга. – Я... не понимаю, почему Ал... ну, такой. Но я не думаю, что он осознанно причинил бы мне вред... Он очень творческий, художник же... а потому его логику я не всегда понимаю. Иногда этот его контроль... он раздражает, напрягает... но пугает всё-таки меньше... – То есть... я правильно уловил, что твой парень скорее "мистер контролёр", который настолько в тебя влюблён, что почти на тебе помешан, чем маньяк-тихушник? – уточнил Эзра. – Точнее не скажешь, – невесело усмехнулся Эрик. – И как тебе удаётся так формулировать? – Книжек умных больше читай, и у тебя получится. Со временем... – Ах ты ж... херувимище! Ну ладно, уел! – Скажи, Эрлс, – из тона Эзры вновь улетучился весь юмор. – Извини, что так напираю... Но ты мой друг, и после того, что ты порассказал (а главное – какими словами), я просто не могу отмахнуться, спустить на тормозах... Поэтому вариант "я не хочу об этом говорить" сейчас не прокатит... – Только, чур, чтоб это в обе стороны работало! – прервал друга Эрик. – Ты тоже со мной темнить не должен! – Окей, – легко согласился Эзра. – Тем более, насколько я помню, именно это я тебе обещал пару недель назад. –Так вот... – собираясь с мыслями, Эзра сделал добрый глоток сидра и запоздало ощутил, как сильно, оказывается, успел захмелеть. – Если мы чисто гипотетически предположим, что ты сейчас отключишь телефон и перестанешь отвечать на сообщения Альбуса, то что произойдёт? – Ну... – Эрик в задумчивости потыкал зубочисткой толстенький ломтик картошки. – Я ему писáл, где мы встречаемся, так что он, скорее всего, здесь и нарисуется... сядет рядышком, станет бросать на тебя ревнивые взгляды и тихо вздыхать. – Хорошо, – Эзра принял ответ. – А если ты сейчас ему пишешь, что эсэмэски каждые десять минут тебе осточертели (извини, что так грубо, но мы тут просто теоретизируем), предупреждаешь, что отключаешь телефон и просишь себя, скажем, до завтра не беспокоить – что, по-твоему, случится? – Завтра утром он будет у меня под дверью, – сказал Эрик уверенно. – В худшем случае – в кухне с матерью. Пришлось представить его как своего друга (наравне с Аной и Ньютом), – пояснил он, предвосхищая вопросы Эзры. – Я ж тебе говорил: у всех на районе уши музыкальные. Очень не хотелось бы, чтобы Ал орал о своей любви у меня под окном, а потóм какая-нибудь Зухаль донесла моим о том... – Понятно, – Эзра призадумался. – Что он станет делать, когда вы останетесь наедине? – А то ты не знаешь, – гоготнул Эрик, – но если тебе любопытно, я с удовольствием... – Эрлс, блин! Сейчас не до шуток! Это важно! – прервал его Эзра громким шёпотом. – Не ходи в универ, херувим, – не удержался Эрик. – Образованность вытравит из тебя остатки человечности! Эзра Фелл приоткрыл рот, шумно выдыхая, и нарочито возвёл очи горе. – Ладно... – сдался Эрик. – Ал будет долго ныть на тему того, как он переживал. А потом будет просить прощения за то, что ныл. И за то, что переживал. И за то, что просил прощения за то, что ныл... Ну, ты понял. Бесконечная шарманка. Эзра кивнул и больше вопросов не задавал. – Ваш диагноз, доктор? – осведомился Эрик наигранно беспечно. – Твоему парню нужна терапия, – припечатал Эзра. – Нам всем нужна терапия, – отозвался Эрик. Дзынькнул айфон, сообщая об очередном принятом сообщении. – Однако, сдаётся мне, – протянул Эзра, – Альбус единственный из нас, кто может её себе позволить. В ответ на это наблюдение Эрик разразился хохотом. Отсмеявшись и набрав очередной ответ, он сказал: – Блин, Эз... не поверишь: мне прямо полегчало. – Отчего же, поверю. Но я всё-таки считаю, что тебе стоило бы с Альбусом поговорить. Ну... о том, что его контроль (если хочешь, называй это опекой) тебя напрягает... – Эзра задумчиво прожевал ломтик картошки. – Ага, – Эрик хмыкнул. – Но это не так-то просто, чтоб ты знал. – Я знаю, – ответил Эзра печально. – Ты-то со своим писателем не говорил. – Не говорил. – А советовать горазд. – Ну и ты мне что-нибудь посоветуй. Будем квиты. – А что тебе посоветуешь, коли ты закрылся в себе, как перепуганная улитка в домике, и носа наружу не кажешь! – Эрлс, я не улитка! И нос очень даже кажу! – Куда, куда ты его кажешь, глупый херувимище?! – На... наружу! На работу! На две работы! – Охренеть какие откровения! А с жизнью своей ты чё делать намерен? – Эрлс... я учиться пойду, что бы ты про образованность ни говорил. Вот только на́ ноги немного встану... Комнату снять попробую, от Габриэля съеду. – Тебя мать не отпустит! – Не называй так Би! Ляпнешь при них – обидятся! Сколько тебе повторять?! – Да пофиг! Зато ты подумай: у тебя теперь мать есть. Хоть с закидонцами, хоть с котом одноглазым, зато – мать. Настоящая. – Это сейчас прозвучало как тост, Эрлс! – Ну, тогда за родителей. В том числе за приёмных. – За родителей.***
Эзра Фелл и Эрик Диздимен осушили бокалы. – Ну что, последний круг? – предложил Эрик. – Я не против, – улыбнулся Эзра. – Ща принесу, – Эрик, слегка покачиваясь, поднялся и неверной походкой двинулся к бару. На полпути, настигнутый гениальной идеей, он обернулся и крикнул, едва перекрывая гомон незаметно заполнившегося посетителями зала: – А зачем тебе снимать комнату, если ты всегда можешь к своему писателю обратно переехать?! Эзра на это лишь покачал головой. Он наивно понадеялся, что Эрлс забудет, отпустит... или будет достаточно великодушен, чтобы не продавливать тему, однако не тут-то было. – Ты с Энтони своим давно разговаривал? – Эрик поставил перед другом свежую пинту. – Двадцать шестого марта, – отчеканил Эзра. – Это плохо, – заметил Эрик расстроенно. – Уж как есть, – отрезал Эзра. – Он тебя любит, – Эрик отсалютовал другу бокалом. – Тебе почём знать? – Он мне сам сказал. И тебе просил передать, – Эрик хмыкнул в "чертополох" и продолжил. – Перед этим он мне по роже съездил, так что сомнений нет. – Ана рассказывала. Мне очень жаль, Эрлс... Прости. – Да ты-то тут при чём?! Я сам... того... нарвался. Не мог спокойно смотреть на эту морду, после того как он тебя вышвырнул. Припёрся ещё на Беркли, хамит настойчиво, огрызается, Ану за руки хватает, номер твой требует... – Не сказали? – Не сказали, но зуб даю – Ана сломается. Видок у твоего писателя... что у собаки побитой был. Сириус, мать его, Блэк, узник Азкабана, третьего дня в Хогсмиде. Жалкое зрелище... – философски закончил совершенно пьяный Эрик. – Это очень плохо... – протянул не менее пьяный Эзра неизвестно к чему. – Ты скажи, херувим, сколько от мужика своего ныкаться намерен? – спросил Эрик. – Сколько потребуется, – пробормотал Эзра неопределённо. – Сколько потребуется – для чего? – не унимался Эрик. – Пока он руки на себя не наложит от отчаяния или пока тебя всеми правдами и неправдами не выцепит? – Типун тебе на язык! – воскликнул Эзра. – А ты, кстати, не думал, что он раскаивается? – спросил Эрик на удивление трезво. – Как так? – не понял Эзра. – А вот хренак! – Эрик с остервенением впился зубами в пару долек картошки. – Я... я его не знаю (только с твоих слов), я против него пере... пру... предубеждён был сначала, но вот глянул вблизи и смекнул: чувак реально страдает, реально по идиотизму своему и по тебе убивается. – То есть... тебе показалось, что я (именно я?!) Энтони нужен? – прошептал Эзра неверяще. – Не будь дебилом, херувим, тебе не идёт, – осадил его друг. – Это и слепому ежу понятно было б. Эзра закрыл лицо руками и рвано перевёл дыхание. – Так что?! – упорствовал Эрик. – Тебе самому-то этот престарелый графоман сильно сдался? – Ты не представляешь... не представляешь, Эрлс... как сдался. Мне ничто в жизни... никто в жизни так нужен не был, как он, – Эзра поднял на друга затуманенный взгляд. – И при этом ты сидишь на... на ветке... на жопе, выпучившись, точно страдающий от запора сыч! – вскричал Эрик запальчиво. – Эрлс... мне сейчас твою ани... анималистическую метафору не постичь... Слишком сложно, – протянул Эзра. — Как сова! – потрясая полупустым бокалом, проорал Диздимен. – Как долбаная сова, которая ни улететь, ни просраться не может! С во-о-от такими глазами! – Спасибо тебе большое. Исчерпывающе, – изрёк Эзра. – Короче... я не Фрейд, но я к чему веду... – Эрик допил эль и закусил остатками картошки. – Динамить этого твоего Мари Аналь... – Шанталь. – Шмарталь! Не с руки его кошмарить, короче. Он по тебе изрядно убивается. – Я понял, Эрлс. Снова пискнул айфон. – Что там Альбус? – поспешил сменить тему Эзра. – Не переводи стрелки! – И не пытался. Мне интересно. – Ал интересуется, всё ли у нас хорошо. – И что ты ему ответишь? — Что всё офигительно, если б только мой друг не был таким тугодумом и невсратой совой. – Про сову опусти: твой парень решит, что ты пьян. – А я и есть фортепьян! – Эрлс! – Эз! – Дай телефон! – Да щас прям! – Дай, говорю! Я скажу твоему парню, чтоб вызывал тебе такси. – Я и сам доберусь! – Дай сейчас же телефон! Я ничего плохого Альбусу говорить не буду! Обещаю! – Иди в пердь, херувим!.. На, забирай! Подавись, зануда! А мне надо в сортир!***
Опьянение как будто рукой сняло. Приняв деловитый и сосредоточенный вид, Эзра нажал на кнопку голосового вызова в мессенджере. – Алло?.. Привет, Альбус, это Эзра, друг Эрика, мы с тобой виделись пару недель назад... Ага... Да. Нет, нет, ничего такого, всё в порядке, не переживай. Я сейчас организую ему стакан воды и хотел бы попросить тебя вызвать для него такси. Ага... Да, конечно, не за что. – Альбус, слушай, а может быть, нам как-нибудь встретиться втроём? Я знаю, как ты важен для Эрика, а он мне как брат... К сожалению, у нас с тобой не было шанса пересечься, пообщаться, узнать друг друга получше. Это всё, естественно, моя вина... Мне кажется, это стóит исправить. Как считаешь? Ага... Да нет, пару пива всего, не переживай. С ним всё хорошо. Иногда полезно выпустить пар и проораться под футбол в пабе. Ну да?.. У нас просто ещё долгий разговор был... насчёт моей непростой личной жизни. Эрик не рассказывал?.. А-а-а... ну вот. Тогда ты в курсе, раз Энтони видел. Мои извинения, кстати. Ага... Хорошо. А давай... я оставлю тебе свой номер? На всякий случай. Есть куда записать? Диктую... Что ты, мне тоже очень приятно. И я хотел бы, чтобы ты знал: я искренне люблю Эрика, но не в романтическом смысле. И мне важно, чтобы у него всё было хорошо. Мы ведь в этом схожи, да? Ага... отлично. Я на связи. Пиши и звони в любое время. Ага... да. Пока! Эзра нажал отбой и выдохнул. Он даже не заметил, что на протяжении всего разговора непроизвольно сдерживал дыхание. Нет, пожалуй, не маньяк-тихушник, не психопат, а всего лишь несчастный невротик-контролёр, обезумевший от ужаса потерять возлюбленного. Эрика пока не было. Суббота, маленький паб, очередь в туалет... Эзра нажал на иконку – перед его взглядом всплыли контакты Альбуса. Надо бы себе сохранить, мало ли... всякое бывает. Он выудил из кармана рюкзачка смартфон, не глядя смахнул пропущенные ("Подождут ещё четверть часа, потом разберусь, сейчас другие приоритеты!") и аккуратно переписал номер. Когда Эрик Диздимен вернулся наконец пред светлы очи друга, на столе его дожидался стакан воды. – Вот, выпей. Твой парень вызвал Uber, – отрапортовал Эзра. – Проверь приложение. – И вот нафига тебе это надо, херувим? – спросил Эрик с толикой раздражения в голосе. – Прости, — Эзра смотрел на друга трезво и серьёзно. – После всего, что ты мне сказал, я обязан был поговорить с Альбусом. – И? – И в формалине твой хладный труп он вряд ли утопит, сдаётся мне. Это меня успокоило. – Это тебя успокоило, – эхом повторил Эрик. – Я предложил Альбусу сходить куда-нибудь втроём, чтобы он перестал видеть во мне угрозу, – пояснил Эзра. – Он согласился? – Вполне искренне. Вышли на улицу; Эрик закурил. – Будешь? – предложил он. Эзра молча вытянул из мятой пачки сигарету. – Энтони... – проговорил вдруг Эзра как будто ни к чему, – не курил, когда мы... познакомились, если это можно так назвать... Но чем дальше продвигался роман... – Тем отрывистее он пыхтел, – закончил Эрик. – Курение – череда унижений, херувим, – продолжил он. – Но сигаретка помогает сосредоточиться, подумать над чем-то конкретным, на этом одном сфокусироваться, пока тлеет... – Уж мне ли не знать, – печально усмехнулся Эзра. Прибыл Uber. – Это мерзко? Это... я хочу сказать, слабоволие, что бойфренд за мной присылает машину? – спросил вдруг Эрик, замешкавшись у двери. – По-разному быть может... – проговорил Эзра, глядя другу в глаза прямо и открыто. – В твоём случае, сдаётся мне, то не более чем забота, – и прибавил: – Альбус – хороший парень. Но тему терапии я бы со счетов не сбрасывал. Обняв друга на прощание, Эрик ухмыльнулся и нырнул в такси: – До скорого, Эз. – До скорого. Напиши нам с Альбусом из дома.***
Энтони Кроули, вдоволь наслушавшись длинных гудков, со злостью отшвырнул смартфон на журнальный столик. Несчастный гаджет едва не перевернул бокал – проскользнул в миллиметре, демонским чудом избежав столкновения с плоским, из тонкого муранского стекла, подножием. – Либо он не хочет мне отвечать, либо не слышит, – подытожил писатель свои страдания и подлил себе ещё розе. Идея хтонически напиться внезапно показалась Кроули весьма привлекательной. Периодически нажимая вызов, писатель без устали тянул вино и вглядывался в тщательно загрунтованный прямоугольник, на котором вскоре предстояло проступить неизведанной картине.***
Эзра спустился в подземку. Dead by April в его убитых наушниках, как обезумевшие, кричали: Every little beat within my heart, It's still beating for us. Every little piece of my heat, It's still longing for us. От дома мистера Габриэля, который он не хотел привыкать называть своим, Эзру отделяли долгие станции. Апрельские мертвецы в его плейлисте сменились No Name Faces: Who are you? You've changed so drastically, What used to be has faded away, Something's wrong, Can see it in your eyes, Your mind is here but your heart is not... Эзра вспомнил о пропущенных вызовах и пролистал журнал. Не Би, не Ана... не друзья, не работа. Неизвестный номер, заканчивающийся на 66-66 и помноженный на десять. Эзра отрывисто выдохнул. Прикрывая глаза под невероятный инструментал I Promise You в исполнении Break My Fucking Sky, он не подозревал – он уже знал... Он был уверен. Ещё б одну сигарету. Прямо в поезде, посреди вагона. Некурящему. И ожиданием задохнуться. Если б можно. Но неумолимый плейлист добивал: ...And just one thing You live within, Her name is love, Despair and slough, You breathe again...***
Эзра Фелл вышел на своей станции под 'In The End' Linkin Park. Превозмогая негнущиеся ноги, сопротивляющиеся каждому шагу, он дошёл до скверика у метро и под 'Heroes and Villains' Poets of the Fall присел на гладенькую скамейку. Велико было искушение закрыть глаза и отдаться музыке, но юноша его превозмог. Резким движением вырвав старые наушники из расшатанного слота и тем самым оборвав первые аккорды 'Angels Fall' Breaking Benjamin, Эзра принял решение. Он перезвонил.***
– Алло... – раздался в трубке голос писателя, глухой, прокуренный и хриплый. Родной. Любимый. Такой хрупкий в своей нарочитой грубости. – Энтони. – выдохнул Эзра. – Ангел... привет, – ответил Кроули тихо. – Я ждал твоего звонка. – А я ждал, что ты позвонишь... Следующей песней в плейлисте Эзры шла 'Say My Name' Within Temptation. ...Но плейлист был остановлен.