There will come a poet Whose weapon is His word He will slay you with His tongue, oh lei oh lai oh Lord
В следующий раз Венти зовёт Сяо почти через год. За это время адепт даже и думать забывает о каком-то глупом споре, да и о самом Барбатосе, благо, им не приходилось часто пересекаться. Собственно, именно поэтому, когда адепт услышал радостный голос барда у себя в голове, то подумал, что сошёл с ума. Это же настоящий кошмар наяву, когда у тебя в голове начинает щебетать Венти. Правда, после минутного ступора якша всё же вспоминает про глупый спор и, тяжело вздохнув, моментально является к уже заждавшемуся Барбатосу. — Неприлично опаздывать на свидания, — вот так встречает его бард. Ни «привет», ни «как дела», ни «ты не занят?», только лишь смех и веселье. Казалось, Венти буквально соткан из разных исключительно положительных и ярких эмоций. Сяо думает, что при долгом телесном контакте с архонтом он станет похож на рождественскую гирлянду и будет блевать радугой, потому что его смех проникает глубоко под кожу и почему-то оседает в сердце, заставляя его светиться ярким солнечным светом. Но Барбатосу он об этом, конечно же, не скажет. — Сегодня у нас в планах фестиваль! — довольно оповещает Венти Сяо, тянет его за собой к главному входу в Мондштадт, — знаешь, как я долго ждал весны, чтобы сводить тебя сюда? Почти год! Ты, наверное, и думать забыл про наш спор, да? Но я всё помню, всё-всё, — лепечет на ухо, периодически прерываясь только, чтобы поздороваться со своими знакомыми. А адепт пользуется возможностью рассмотреть украшенный к празднику город. На каждом доме вывешены гирлянды с разноцветными флажками, они украшают аллеи, окна, лавочки, витрины и почему-то смотрятся очень празднично и гармонично, несмотря на их невероятное, огромное количество. Повсюду носятся дети с венками из цветов на макушке, позже Сяо замечает, что и у Венти вместо привычного берета на макушке воцарились одуванчики, сахарки, мята (?!), ветряные астры, львиный зев, лилии калла, сесилии, — и все аккуратно переплетены между собой. Венок был пышным и красивым, а Барбатос в нём выглядел до ужаса милым и непривычным, но Сяо даже не успевает обдумать это, потому что в следующую секунду на его макушку кладут точно такой же венок. — Я заменил сесилии цветами цинсинь, — Венти широко улыбается, глядя на ошарашенное лицо якши, — тебе очень идёт, — хватает адепта за ладонь прежде, чем тот пришел бы в себя, возмутился и безжалостно растоптал заботливо сплетённый Барбатосом венок, — пошли на центральную площадь! На центральной площади намного больше людей. Они танцуют, поют песни, обмениваются венками и сдувают друг другу в лицо одуванчики. В воздухе так и пахнет весельем, радостью, весной и Венти. Почему Венти, Сяо сам не знает, но отчего-то этот сладкий, нежный запах с примесью прохладного ветра чётко ассоциируется у него с Барбатосом. — Это праздник в честь меня, — довольно комментирует бард у него под боком. — Это праздник в честь песен, вина и полётов, Венти, — строгий голос за спиной заставляет Барбатоса подпрыгнуть на месте и нервно обернуться. Сяо недоумённо хлопает глазами, глядя на странного мужчину, что так бессовестно вклинился в разговор. Что странного, спросите вы? А то, что он ходит в плотном чёрном сюртуке в такую дикую жару. Якше даже душно становится. Правда, чуть позже, когда Дилюк, а это был именно он, кивает в качестве приветствия, адепт его узнаёт, с трудом, но узнаёт. Когда-то давно им довелось вместе вырезать целый лагерь Фатуи… — Ну, а я что говорю? Праздник в честь меня, — довольно отзывается Барбатос, — летать я умею, — поднимает себя на потоке воздуха, — петь тоже, — проводит пальцами по струнам в мгновение ока появившейся в его руках лиры, — про вино нужно комментировать или вы и так знаете, мастер Дилюк? — растягивает губы в хитрой улыбке и восторженно мерцает глазами на бутылку с вряд ли чем-то алкогольным в руках этого самого мастера Дилюка. Рагнвиндр тяжело вздыхает: — Если бы сестра Барбара знала, что её обожаемый архонт и есть ты, то- — То ты ей об этом не скажешь, — бард нагло перебивает, зачем-то прячась за спиной у Сяо, будто тот его защитит, — и вообще, как ты можешь так спокойно говорить о том, что я архонт, при посторонних людях? — косится на якшу. Якша приподнимает бровь в немом вопросе и почти возмущается. — С каких пор я посторонний? — Мы знакомы. Одновременно говорят Сяо и Дилюк. Венти теряется, удивлённо открыв рот, и переводит взгляд с одного на другого: — В смысле? Как знакомы? — хмурится. — И, Сяо, я безумно рад, — улыбается, хитро мерцая глазами. Сейчас точно скажет какую-то фигню, понимает адепт, — что тебя волнует, кем мы приходимся друг другу. Ты не посторонний, просто я думал, что ты для Дилюка посторонний, и он мог так выдать мой секрет, и… — Достаточно. — Хватит. Снова хором говорят Сяо и Дилюк. — Ну почему вы вечно меня затыкаете?! — Барбатос строит самое страдальческое выражение лица, на которое только способен. — Уходим от него, Сяо, он дурно на тебя влияет, — тащит адепта за собой к лестнице. — Пока, мастер Дилюк, — махнул ладошкой и был таков. Якша оборачивается, ловит сочувствующий взгляд Рагнвиндра и тяжело вздыхает, чувствуя себя безвольной куклой. Венти отпускает адепта только когда они уходят на приличное расстояние от Дилюка, обгоняет его, поднимаясь на пару ступеней повыше, и оборачивается к нему лицом: — Тебе здесь нравится? — Мы только пришли, — язык не поворачивается сказать «нет», а «да» встаёт поперёк горла неизменным проигрышем в споре. — Ну да, — Барбатос серьёзно кивает, — но ты не сказал, — хитро смотрит, уперев руки в бока, — «мне всё равно», — корчит равнодушное лицо, пародируя адепта, — или «нет», — даже имитирует голос, за что и получает гневно-возмущённый взгляд Сяо, ловит его и посылает обратно в виде звонкого смеха. Якша просто хмурится, как обычно, ничего нового, идём дальше. А дальше их ждёт небольшая ярмарка со всевозможными диковинками Мондштадта — лакомства, сувениры, цветы, одуванчиковое вино, деревянные фигурки Барбары (Сяо удивляется, но Венти поясняет ему, что это одна из сестёр храма Барбатоса, которую обожает весь город и которая обожает самого Венти, но в последнее Сяо не верит). Находятся даже воздушные шарики, и бард великодушно покупает один якше просто потому, что тот очень долго и удивлённо на него смотрел. Теперь адепт удивлённо смотрит на то, как архонт старательно привязывает этот самый шарик к его запястью. — Зачем? — Чтобы не улетел, — поясняет Венти, завязывая бантик. Якша смотрит на это дело с явным опасением, — не переживай, — бард перехватывает его осторожный взгляд, — чтобы ты улетел вместе с ним, нужно купить, как минимум, тысячу таких шариков, — и смеётся, когда Сяо недовольно фыркает. Потом Барбатос зачем-то решает его накормить. Якша долго пилит взглядом куриный шашлычок на яркой бумажной тарелке, надеясь, что от этого он просто исчезнет, но нет, еда тут не зачарованная, а настоящая, и есть её, видимо, всё же придётся. — Это нужно есть… так? — Сяо с ужасом смотрит, как Венти хватается пальцами за деревянную шпажку и подносит её ко рту. — Ну не тащить же мне тебе палочки из Ли Юэ, чтобы ты мог поесть, — бард отвлекается от лакомства и машет шашлычком перед лицом адепта, — если не хочешь есть руками, кусай так, — подносит к его губам. Сяо смотрит на него, как на умалишённого. Правда, с Венти такой фокус не прокатывает (никогда не прокатывал), тот продолжает глядеть слишком искренне-радостно и ужасно-убеждающе. Якша вздыхает и откусывает. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Барбатос смотрит на него, как на дурачка, и таращит глаза, как безумный таракан. Адепт не понимает в чём дело. — Сяо… — тихо выдыхает, прикрывая глаза, — ты… — а потом взрывается диким хохотом, сгибается пополам, привлекая внимание прохожих, смеётся громко и заливисто, до слёз, пока Сяо смотрит и не понимает, в чём дело, — Сяо, ха-ха-ха, — Венти вытирает слёзы и улыбается так ярко, что у якши глаза режет, — выплюнь быстрее, не жуй, — и сползает на землю от приступа хохота. «Неужели отравил?» — О архонты, Сяо, фу-у-уф, — спустя несколько минут бард всё же успокаивается, держится свободной рукой за живот, который чуть не надорвал от смеха над, между прочим, знаменитым Охотником на демонов. А знаменитому Охотнику на демонов даже немного обидно становится, ведь он до сих пор не понимает, в чём дело, — палку есть не нужно, — наконец-то поясняет Венти, показывая ему на обломанную, отгрызенную шпажку, — надо снять кусочек мяса с неё вот так, — и действительно показывает, а у якши краснеют кончики ушей. — На, держи, — протягивает ему новый шашлычок, — только в этот раз шпажки не ешь, не думаю, что они вкусные. Адепт пытается прожечь его взглядом, но лакомство всё же забирает. Оказывается, это действительно вкусно. А ещё, оказывается, даже в такой шумный праздник в Мондштадте можно найти укромное местечко, где не будет людей. — Зачем мы здесь? — Сяо осторожно присаживается на лавочку рядом с Венти и облегчённо выдыхает. Всё же, в толпе ему всё ещё неуютно. — Ты же у нас мизантроп, вот я и привёл тебя сюда отдохнуть, — устало отзывается Барбатос, махнув рукой. Венок на его макушке забавно съехал, и бутоны сесилий падали на лоб и лезли в глаза. — Кто? — Мизантроп, — повторяет Венти, склоняя голову к плечу, — человек, который избегает общества или, проще говоря, нелюдим, правда, они ещё страдают от ненависти к обществу, но- — Я не ненавижу людей, — Сяо хмурится, глядя на развалившегося на лавочке барда. — Да, да, — тот машет рукой, — именно это я и хотел сказать, ты просто прячешься от них. — Не прячусь, — якша недовольно фыркает и отворачивается. Почему-то слова архонта немного жалят, хотя они и правдивы. А Сяо никогда в этом не признается. — И чем же мы сейчас занимаемся тогда по-твоему? — Венти смотрит игриво и вызывающе, подначивающе. Сяо хочется стукнуть его по лбу. — Ты сам меня сюда привёл, — приподнимает бровь и, не удержавшись, поправляет барду съехавший венок. Ловит искры удивления в аквамариновых глазах и тут же смущённо отворачивается. — Я привёл тебя сюда, — Барбатос наклоняется к Сяо, тихо посмеиваясь, глядя на его покрасневшие кончики ушей, — только потому, что тебе этого хотелось. Хочешь сказать, что ты бы предпочёл остаться на шумной площади в куче людей? — пихает локтем в бок, за что в награду получает возмущённое шипение и возмущенный взгляд. Сяо ему не отвечает. Венти не требует ответа. — Давай скорее собирай все свои моральные силы, — помолчав, добавляет бард, — нас ещё кое-что ждёт на этом фестивале. — Что? — Сяо поворачивается, любопытно склонив голову к плечу, на что Венти смеётся и качает головой. — Много будешь знать — скоро состаришься, — хихикает, тыкая ему пальцем в лоб, — скоро сам всё увидишь, пошли скорее. И Сяо морщится, потирая лоб, но за ним всё же идёт. Правда, совсем не понимает, зачем и почему они крадутся, как мышки, прячась от стражи. — Ай, — Барбатос тихо шипит, врезаясь во что-то. Или в кого-то. Смотрит вниз, на маленькую девочку, что жмурится и трёт ушибленный лоб, — ты в порядке, малышка? — присаживается на корточки, осторожно сжимая её плечи руками. Малышка испуганно пятится, глядя вовсе не на Венти, а страшного-мрачного Сяо за его спиной. — Она чувствует мою карму, — шепчет на ухо Барбатосу якша. — Она видит твоё хмурое лицо, — возмущённо шепчет в ответ бард, пихая его локтем в живот, — а ну улыбнись и подари ей шарик. Когда Сяо пытается улыбнуться, девочка начинает плакать, а Венти смеяться. — Не плачь, он на самом деле очень добрый, — архонт ласково треплет малышку по голове, — смотри, как расстроился из-за того, что ты испугалась. — Я не… — начинает неуверенно адепт. — Ещё как расстроился, — Венти кидает возмущённый взгляд на якшу. — Да, Сяо? — смотрит так угрожающе-выразительно, что Сяо сдаётся и молча кивает. Выглядит действительно несчастным. Присаживается на корточки и также молча протягивает шарик, виновато опустив голову. Бард хочет заверещать от восторга при виде этой картины. А девочка счастливо улыбается и тыкает пальцем Сяо в щёку. «О нет», — думает Венти. — У тебя красивый венок, — трогает цветы руками, под изумлённым взглядом якши. «Он же сейчас убьет её», — испуганно думает Венти. — Спасибо, — вопреки всему отвечает адепт. Но улыбаться уже не пытается — сказался неудачный опыт. Просто серьёзно кивает. «Обалдеть», — думает Венти. А малышка, слава архонтам, целая и невредимая, живая, несётся дальше, радостно сжимая в руке воздушный шарик. — Чего? — Сяо недовольно фыркает на удивлённо-восторженный взгляд Барбатоса. — Я почти растаял от умиления, — тот расплывается в улыбке. — Помолчи, — адепт прикладывает руку к лицу, устало вздыхая, на что Венти тихо хихикает. — Ты ещё не выиграл спор, чтобы я замолчал, — задорно отзывается на его слова, — так что придётся терпеть, — и заигрывающе подмигивает. Сяо хочет вырвать ему язык. И глаза. — Мы, кстати, пришли. Якша осторожно выглядывает из-за каменной ограды, пытаясь разглядеть то, что хотел показать ему бард. Натыкается взглядом на высокую, каменную башню и толпу людей вокруг неё. Непонимающе оборачивается к Венти. А Венти что-то внимательно высматривает, прикусив кончик языка. Щурит свои небесные глаза, хмурится, даже не замечает пристального внимания Сяо. — О, нашёл, — внезапно восклицает и подаётся вперёд. Запинается о собственную ногу, и, хвала архонтам, что в этом мире существует Сяо, который не позволяет ему поцеловаться с землёй и вовремя подхватывает его. В итоге, сам валится назад, утянув за собой Барбатоса, стукается затылком о каменную ограду и недовольно шипит, пока Венти тихо хихикает. Барбатос упирается ладошками в плечи адепта и приподнимает голову с его груди, удачно зарядив якше макушкой по подбородку. У Сяо уже звёзды в глазах, а бард не понимает, почему он всё ещё жив. — Прости, прости, — смеётся, хватаясь ладошками за его лицо, — больно? Хочешь я подую на ранку? — а глаза так и искрятся от восторга. Сяо буквально читает в них: «Прости, прости, но мне не жаль». — Там нет ран, — сдавленно стонет, когда в висках отдаёт пульсирующей болью при движении, — ты ходячая катастрофа, как тебя вообще земля носит? — Вау, Сяо, — Барбатос удивлённо распахивает глаза, — то есть мне всего лишь надо было приложить тебя затылком об камни, чтобы ты заговорил? Адепт награждает его яростным взглядом, но Венти кажется, будто ему пёрышком по рёбрам прошлись, вот и смеётся. — Следующую нашу встречу точно проведём на постоялом дворе Ван Шу, — довольно улыбается, всматриваясь в хмурое лицо Сяо. Тот полусидит-полулежит на земле, как-то слишком нервно сжимая руками талию Венти, и пытается распилить его взглядом пополам. В иссиня-изумрудных волосах застряли семена одуванчиков, и это выглядит так же очаровательно, как и недовольно-надутые, раскрасневшиеся то ли от жары, то ли от чего-то другого (не будем говорить, от чего) щёки. Он вообще весь выглядит до неприличия мило, волшебно, сказочно, если Венти так и продолжит пялится и подбирать синонимы у себя в голове, то точно замёрзнет под холодным взглядом адепта. Хотя, ему почему-то наоборот становится жарко. — Ты слезешь с меня или нет? — видимо, Сяо тоже становится жарко. — Может, мне захотелось с тобой пообниматься, — обиженно фыркает в ответ Венти, сползая на землю. Сяо и бровью не ведёт: — Обойдешься. — Какой ты невыносимый, — бард качает головой, — никакого сочувствия и поддержки. Может быть, я сильно ударился и теперь хочу, чтобы меня пожалели? — Обо что, об каменную ограду? — «что за моим затылком». — Об тебя, ты же как ходячая глыба льда с примесью камня, — Венти трёт нос и звонко чихает, — столкнувшись с тобой, можно и убиться. — Не драматизируй. — Я же бард, мне можно, — Венти показывает ему язык (Сяо в ответ закатывает глаза) и переводит свой взгляд на каменную башню, ради которой они сюда и пришли. За эти несколько минут, которые они потратили на выяснение отношений и очередную возню на земле, народу заметно прибавилось. А около входа в башню стоит какая-то девушка — Барбара, чуть позже узнает Сяо, и то, только благодаря деревянным фигуркам. — Сестра Барбара, — зовёт её шёпотом Венти, — сестра Барбара! Барбара оборачивается и испуганно округляет глаза. Сначала показывает свой крохотный кулачок Венти. Правда, Венти на это только глупо улыбается и манит её рукой к себе. Сяо думает, что на земле не существует людей, которые, увидя барда, несказанно бы обрадовались ему. В итоге, девушка нервно оглядывается по сторонам и, незаметно от стражи, осторожно подбирается к ним. — Что ты здесь делаешь, Венти? — мгновенно обрушивается с упреками. — Разве ты не должен быть, — красноречиво указывает рукой на толпу людей, — там?! — Спасаю вас, сестра Барбара, — Барбатос подмигивает ей и выхватывает у неё из рук странный красный мяч, — вы же не хотите поднять на уши весь город? — Не хочу, но, — она тянется за мячиком, а бард просто отводит руку в сторону, прикладывая палец к своим губам, призывая не шуметь, — ты так ещё большую шумиху поднимаешь, — уже тише заканчивает монахиня. — Всё будет хорошо, — Барбатос игриво улыбается. — Когда там начало? Барбара нервно оборачивается и тут же прячется за Сяо, увидев снующую туда-сюда стражу: — Уже началось, они меня ищут, — испуганно пискнув, прячет лицо в ладошках, — о архонты, это так неловко, зачем я вообще на это согласилась? — Потому что ты любишь жителей этого города, а они любят тебя, — Барбатос кладёт руку ей на плечо и посылает ободряющую улыбку. — Я пойду, а ты сиди тут, и, когда шумиха стихнет, иди наслаждаться фестивалем, хорошо? Барбара делает такое взволнованное лицо, что даже ничего не понимающий Сяо начинает волноваться. — Всё под контролем, — Венти встаёт с насиженного места, недолго разминает мышцы и пружинистым шагом направляется к башне. — У него точно всё под контролем? — взволнованно спрашивает Барбара, поворачиваясь к Сяо. Якша тяжело вздыхает и качает головой: — У него скорее над. — Чем? — монахиня испуганно округляет глаза. — Контролем, — загробным тоном оповещает её Сяо.***
Когда Венти поднимается на вершину башни, толпа изумлённо затихает. Бард набирает побольше воздуха в лёгкие: — Всем привет! Сестра Барбара сегодня не сможет бросать вам мяч, поэтому я заменю её, вы же не сильно расстроитесь, да? — жители — особенно мужская их часть — хоть и выглядят немного расстроенно и ошарашенно, но всё равно начинают оживлённо гудеть, свистеть, махать руками, одним словом, подгонять. Кто-то просто смеётся, прикрыв лицо руками, кто-то улыбается, покачивая головой. Сяо делает вывод, что жители города уже давно привыкли к выходкам Венти, поэтому и не злятся. — Ну вот, а то она переживала, говорила, что вы расстроитесь, не хотела меня пускать. Меня, самого великого ба- — Кидай уже! — Кидай, Венти! — Не переживай, мы не будем ловить! — Да, кидай! Бард строит наигранно обиженное выражение лица. Правда, ненадолго, его всё же часто перебивают, он привык. Крутит мячик в руках под одобренный гул толпы, рассматривая его. И почему-то крепко жмурится, бросая его. Открывает глаза только, когда толпа начинает не просто гудеть, а ошеломлённо верещать и почему-то поздравлять самого Венти. Не то чтобы Барбатоса особо сильно волновал этот ритуал, но всё же сейчас сердце странно замерло. Он судорожно ищет глазами того счастливчика или несчастного, тут, с какой стороны посмотреть, и ошеломлённо замирает, натыкаясь на такой же ошеломлённый и до боли знакомый янтарный взгляд. Сяо непонимающе моргает на мячик в своих руках, пока прохожие похлопывают его по спине, кто-то сочувственно, кто-то просто, чтобы похлопать, а кто-то даже поздравляя и приговаривая: «Какой красавчик, Венти, тебе несказанно повезло!». Барбатос на ватных ногах спускается с башни и на таких же ватных ногах плетётся к якше. Жители города уже начинают рассасываться, остаётся лишь пара любопытных зевак да и только. Собственно, именно из-за этих зевак Венти хватает Сяо за руку и утаскивает его подальше под их оглушительный свист и смех. — Ты что там забыл? — изумлённо поворачивается к Сяо, притащив его в какой-то переулок. Смотрит так смущённо и удивлённо, что якша теряется. — Сестра Барбара сказала пойти туда, — хмурится. — Я что-то сделал не так? Не стоило его ловить? — грустно смотрит на мяч у себя в руках. — Я случайно, ты сам кинул его мне в руки, — даже оправдывается, бедный. — Нет, нет, — Барбатос качает головой и трёт пальцами переносицу, — я просто не ожидал, всё в порядке. — Что этот ритуал значит? — Сяо щурится, внимательно наблюдая за реакцией барда. А он весь краснеет, смущается, отскакивает подальше, как ошпаренный, и просто машет руками: — Ничего! Ничего не значит, просто забава такая, не обращай внимание, — смущённо кашляет в кулак и, пытаясь отвлечь внимание, тянет на себя за руку, — пойдём, сейчас начнётся самое интересное, а потом я отпущу тебя домой, хорошо? Адепт лишь устало кивает, позволяя архонту вести его, куда душа того пожелает.***
Под самым интересным Венти подразумевал собственное выступление. Сяо обречённо вздыхает, думая о том, как же он сам до этого не догадался, это же слишком очевидно. На небольшой площади перед храмом Барбатоса уже собралось немало людей — адепт, если честно, не ожидал, что у барда так много слушателей. Не в обиду его музыке, её он почти не слушал. Всего пару раз, и то, в один из таких случаев сам Сяо был при смерти и вдоволь насладиться музыкой не мог, как бы ему этого не хотелось. Венти забрался на ладошки статуи Барбатоса, удобно уселся и свесил ноги — это даже смешно, учитывая то, каким крохотным кажется настоящий Барбатос на фоне его каменной копии. Сяо был предварительно отведён в сторону, туда, где поменьше людей, но при этом, откуда всё прекрасно слышно и видно, усажен на лавочку и проинструктирован: «Слушай только меня, мои песни, никуда не уходи и обязательно веселись», — якша пообещал сделать всё, кроме последнего. Солнце уже садилось за горизонт, когда Венти наконец-то начал играть. Прозвучали первые ноты, и яркие солнечные лучи, как по волшебству, упали на ладошки статуи анемо архонта, освещая маленькую фигуру барда. Все напряжённо задержали дыхание — и бард запел. Сначала тихо, будто поддразнивая слушателей, заставляя их даже не шептаться, чтобы расслышать слова таинственной песни. Потом громче, звонче, задорнее, Сяо казалось, будто Венти сливается с песней, или песня сливается с ним. Она очаровывала — люди восхищённо слушали, обнимались, танцевали, кто-то даже подпевал, дети то и дело подбегали к основанию статуи и клали туда яблоки, вино, венки, корзинки с лакомствами, кто-то даже котёнка додумался положить, но как только Венти оглушительно чихнул, прерывая песню, его утащили обратно, за что получили благодарный взгляд и ласковую улыбку. Сяо удивился лишь тому, что никто не положил туда мору. Почему? Как тогда бард зарабатывает? Неужели это всё, ради чего он поёт? Но всматриваясь в его расслабленные черты лица, ловко перебегающие по струнам пальцы, в плавно развевающиеся от ветра косички, вслушиваясь в песню о борьбе, поэзии и власти, о приобретенной долгожданной свободе и герое, что эту свободу принёс городу, Сяо внезапно понимает. Венти ведь действительно ничего не нужно. Всё, что он хочет, это заставлять людей радоваться. Не важно, песнями или своими глупыми шалостями, главное, чтобы жители его города, близкие люди, друзья улыбались. Его оружие — его слова, они почему-то имели свойство проникать в самое сердце, в душу, глубоко в сознание и селились там, расцветая сладостной надеждой на беззаботное счастье. Архонт Мондштадта — его поэт, он провозглашает свободу, играя на лире, он возрождает память об ушедших в прошлое героях, он напоминает о любви, счастье, вере и надежде. И люди, даже не зная, кто на самом деле сидит перед ними и так просто, по-детски, болтает ногами на ладошках статуи, почему-то безоговорочно верят ему, слушают и прислушиваются. Сяо понимает, что те бесконечные слова Венти, которые он старался не слушать, пропускать мимо ушей, тоже давно поселились в его душе и цветут восхитительными сесилиями, разрушают его изнутри, но ему отчего-то не больно. Скорее приятно, они будто ласкают израненное сердце, убивают, стирают в порошок острые шипы. И если кто-то когда-нибудь скажет якше, что словами можно убить, он согласится, но с оговоркой, что иногда эта смерть сродни возрождению. По крайней мере, именно так он сейчас себя ощущает: мёртвым и до лёгкой улыбки на губах оживлённым. Благо, Сяо вовремя спохватывается и нервно смотрит на играющего барда — тот хоть и посматривал иногда в сторону якши, вероятно, чтобы проверить, не смылся ли тот по-тихому, но сейчас, видимо, ничего не заметил. Поэтому адепт облегчённо выдыхает. — А ты и правда милашка, — Сяо хмурится и резко разворачивается. Перед ним стоит молодая девушка, одетая, как ведьма, иначе не скажешь. Фиолетовая остроконечная шляпа, платье с разрезами по бокам и катализатор, который крепится к поясу, говорю же, ведьма. «Лиза», — Сяо вспоминает, как сильно побледнел и поспешил скрыться сегодня Венти, стоило ему увидеть её в толпе. Он лишь испуганно прошептал имя и юркнул в переулок, утащив за собой недоумевающего адепта. Якша склоняет голову, здороваясь с главным кошмаром Венти, и сверлит её недоверчивым взглядом. Лиза коротко смеётся, прикрыв рот ладошкой и смотрит на него, как лисица на кролика. Становится неуютно. — Сегодня весь город только о тебе и говорит, я не могла не посмотреть на тебя, не злись, — кладёт ему руку на плечо, и адепт замечает, что её прикосновения ему неприятны, точнее замечает, что, на удивление, ему не неприятны прикосновения Венти, просто всё познается в сравнении. — Почему знаменитость? — тем не менее, интересуется, любопытство всё же берет верх над нежеланием контактировать с кем-то, кроме Венти. Нет, с Венти он тоже не особо желает контактировать — опасно для его душевного равновесия, но в данной ситуации у него просто нет выбора. — Как почему? — девушка склоняет голову к плечу и смотрит так, что якша чувствует себя обнаженным. Даже ёжится, словно от холода. — Ты же поймал мяч. — И что? — Ох, видимо, Венти тебе не сказал, — Лиза загадочно улыбается, глядя на играющего свою волшебную песню барда. — Не сказал что? — Сяо хмурится, напрягается всем телом. Чувствует засаду и уже готовиться убивать Венти. — Что, по традиции, тот, кто поймал мяч, является предназначенным судьбой человеком тому, кто его кидал, — девушка пожимает плечами, хитро сверкая глазами. У Сяо весь воздух выбивает из лёгких, — обычно, после этого такие парочки женятся, — добавляет, внимательно наблюдая за тем, как у якши стремительно меняется цвет лица с мёртвенно-бледного на ярко-красный. Адепт поражённо молчит и сверлит недоверчивым взглядом Лизу. Та беспечно поправляет волосы и делает вид, что её тут нет. Память, как назло подкидывает картинки с реакцией Венти на то, что Сяо поймал мяч. Причин не верить не остаётся. А жаль. — Ох, — девушка кидает взволнованный взгляд на статую Барбатоса, — я, кажется, засиделась, — торопливо встаёт, — прошу меня простить, дела не ждут, — и так быстро уходит, что якша даже не успевает ничего сказать. — Сяо? — поток мыслей перебивает запыхавшийся от быстрой ходьбы архонт, уже закончивший своё выступление. — Ты чего такой красный? Сдерживал смех и перегрелся от натуги? — в его руке блестит под закатными лучами солнца ярко-красное яблоко, якша не сомневается, что по цвету он сейчас схож с этим фруктом. — Куда теперь? — адепт поднимает уставший взгляд на Венти. — Под венец? Барбатос испуганно ойкает и роняет яблоко. Теперь они оба по цвету похожи на этот несчастный фрукт. — Тебе Лиза сказала, да? — устало трёт лицо ладонью. — Так и знал, что она не просто так сюда приходила, — недовольно стонет. — Ну так что? — якша наклоняет голову вбок, щуря глаза. В них янтарно блестит любопытство, немного страх и совсем чуть-чуть недоумение. — А что? — нервно отзывается Венти. — Тебе так хочется? — смеётся, умело переводя стрелки. — Это обязательно? — серьёзно спрашивает Сяо. — Если я скажу, что да, ты правда женишься на мне? — бард садится на одно колено перед растерянным якшей, тянется за яблоком и, так и не дотянувшись до него, замирает в ожидании ответа, смотрит так внимательно и сосредоточенно, что адепт окончательно теряется, забывает все слова и ещё сильнее смущается. В итоге, Венти не выдерживает и заливается смехом. Упирается ладошками в коленки Сяо, положив на них голову и хохочет так, что плечи подрагивают. Якша недовольно пинает его ногой и дуется. — Не злись, Сяо, — Барбатос поднимает голову, вытирает слёзы с уголков глаз, нервно посмеиваясь, — ты был таким растерянным, я не мог не пошутить, — и снова заливается смехом. Якша устало смотрит на сидящего у него в ногах Венти. Вот так одним днём Охотник на демонов заставил анемо архонта преклонить перед ним колени, м-да. Ему хоть и неловко немного, досадно, но почему-то всё равно легко и приятно. Смех Венти просачивается в сердце и пускает там корни, распускаясь всевозможными цветами. Серьёзно, ещё чуть-чуть и душа Сяо будет напоминать не мрачную, жуткую пещеру, в какой обитает древний геовишап, а какую-нибудь долину из Мондштадта во время весны. От странного сравнения, мелькнувшего в голове, хочется улыбнуться. Адепт сдерживается. — На самом деле, — Венти наконец-то успокаивается, — Луди Гарпастум, так называется сегодняшний праздник, это, правда, как и сказал мастер Дилюк, фестиваль песен, вина и полётов. Ещё давно повелось, что в этот день проводится много соревнований, а потом победители выбирают юную девушку. По окончании праздника, эта девушка бросает мяч в толпу, как я сегодня. Считается, что тому, кому первому удастся коснуться мяча, удача будет благоволить весь год, — Сяо внимательно вслушивается в рассказ Венти, рассматривает его расслабленное, немного отстранённое лицо, будто архонт сейчас совсем не здесь, а где-то далеко, в своих воспоминаниях. На губах цветёт ласковая улыбка, а в глазах бликами переливаются последние лучи солнца и отражаются разноцветные флажки. Правда, Сяо кажется, что он видит в них юную девушку, бросающую мяч в толпу, и Венти, который, смеясь, заставляет его улетать от каждого, кто пытается его коснуться, своим задорным ветром. Возможно, якше кажется, а, может, ему только что в руки попала крохотная частичка прошлого Барбатоса. — Но ты не девушка, — Сяо недоумённо хмурится и касается кончиками пальцев плеча барда, привлекая его внимание. — Ты такой наблюдательный, — восхищается Венти, Сяо хочется его стукнуть, — но ты прав, раньше было, как я и рассказал, но со временем многое изменилось, как, например, значение ритуала с мячом. И соревнования тоже уже не играют такой большой роли, теперь они не такие грандиозные, а того, кто будет кидать мяч, выбирают либо все вместе, либо методом тыка, кто захотел, тот и поднялся, — Венти встаёт на ноги и смотрит на свой город: уже зажигаются вечерние фонари, и народ потихоньку расходится по домам, где-то ещё не утихают песни бродячих бардов, кто-то ещё требует вина в тавернах, а не наигравшиеся дети пытаются улизнуть от заставляющих их идти домой матерей — всё это выглядит так по-домашнему уютно, что становится тепло на душе. — Тебе грустно? — Сяо хмурится, рассматривая поддёрнутое лёгкой печалью лицо архонта. Тот переводит на него удивлённый взгляд. — От того, что фестиваль изменился, — поясняет адепт. Венти медленно качает головой и нежно улыбается: — Нет. Почему я должен грустить? — пожимает плечами. — Праздник же всё равно замечательный, — переводит свой ласково-аквамариновый взгляд на якшу. От этого становится мягко, нежно-нежно и трепетно на душе, — да? Сяо почти кивает. Почти, потому что в последний момент спохватывается и просто поджимает губы, никак не реагируя. Смотрит наигранно равнодушно на барда, показательно пожимая плечами, и почему-то стыдится своего упрямства. Барбатос будто видит его насквозь. Но вместо всех слов, которые он должен был сказать, вместо того, чтобы выбивать правду всеми возможными способами, он лишь понимающе улыбается и кивает. — Ладно, — отворачивается, — можешь возвращаться, — Сяо расстроенно смотрит на его удаляющуюся фигуру, — не забудь, у нас ещё одна встреча по договору! — разворачивается на пятках, задорно смеётся и салютует двумя пальцами от виска. И убегает, теряется в ярких красках ночного города, сливаясь со свежим ночным ветром и растворяясь в одуванчиковом вине. Сяо тяжело вздыхает. Встаёт с лавочки. Ему всё ещё мерещатся убегающая фигура Венти и его яркие, красочные, такие разные улыбки. Одну из них он примеряет на себя. Об этом никто не узнает. Об этом он никому не расскажет. Сяо ведь просто хочет, чтобы Венти перестал ему докучать, да? Тогда он обязан выиграть. Поэтому об его усталой улыбке никто не узнает. Разве что ветер, который потом шепнёт по-секрету об этом Барбатосу на ушко. Но Сяо может не волноваться, ведь Венти умеет хранить секреты.