Аллодоксофобия

      Выходить из дома, идея априори плохая. Особенно для него. Выходить из дома ночью — задумка смертельная. Вот он послушно и не выходил, оставаясь дома, в душной, неделями непроветриваемой комнате. Днем спал, временами открывая матери дверь, говоря, что с ним всё хорошо, что он не хочет сейчас есть, что проснулся уже давно, перед глазами каждый раз — а сколько же точно? — всё так и плыло из-за резкого подъема и имитирования бодрого, веселого голоса. В такие моменты старался как можно быстрее закончить разговор, улыбаться как можно радостнее, да поскорее захлопнуть тоненькую дверь комнаты, подняв в воздух побольше пыли. Вновь повалится на кровать закутаться в одеяло, погрузится в желанный, помогающий от головной боли и отвратительных, глупых, совсем иррациональных мыслей сон. Ночью наконец-то приходил в себя, по долгу продолжал валяться на кровати пока голод не побеждал, и не приходилось тихо, стараясь не скрипеть половицами и не слишком громко греметь посудой искать что-нибудь съедобное. И оно всегда находилось, его мама — просто чудо, а он, наверное, просто отвратительный сын. Не общается, не выходит из комнаты, не следит за собой, не ведет себя нормально. Не-не-не. Вновь чрезмерно много этих «не».       Кружка черного чая, тихий фильм на фоне, и тетрадка, в который один из врачей пару дней назад посоветовал записывать мысли. Идея оказалась глупой, так как вместо чего-то дельного, на разлинованных листах появлялись непонятные, складывающиеся во что-то пугающе-психоделичное линии. Хотя, и этого Изуку пожалуй, отрицать не будет, первые листочки выдались на славу. Мысли по началу складывались хорошо, в цельную картинку да красивые строчки, особенно после обрушившего на него шквала новостей. О да, после падения Символа мира и побега теперь уже небезызвестной Лиги злодеев думалось превосходно, особенно в первые пару часов после пробуждения. А вот потом ничего. Туман. В тумане непонятной усталости прошла встреча с плачущей мамой, которой Изуку ответил такими же горькими слезами и теплыми объятьями, и отказом рассказывать что-либо. Нечего шокировать её ещё больше. Незачем.       Нет, и всё-таки тетрадка с мыслями была явной проблемой. Точно уж плохой идеей. Потому что вырисовывающиеся там вопросы к Шигараки Томуре точно не являлись нормой. И появившаяся «Глава о злодеях» которую он сам так назвал тоже нормальной не была. Боялся он каждого из них до дрожи в подкосившихся ногах, преследующих зловещих улыбок во снах и нервного оглядывания по сторонам по пути из больницы до дома. Но вот расписывать о них целые мемуары из подмеченного при короткой, милейшей встрече оказалось занятием успокаивающим. Будто бы в процессе написания очередной строчки удавалось убедить самого себя что вот, всё в порядке, и просыпаться в холодном поту после промелькнувших в кошмаре алых глаз не нужно. Будто бы выписывая очередной, от чего-то уж слишком красивый завиток на имени Шигараки Томуры доказывал сам себе, что он тоже всего лишь человек, ни больше, ни меньше. Это унимало дрожь в руках, заменяло её каким-то профессиональным интересом, а вырисовывать силуэты злодеев с разборами примерных возможностей причуд, вообще оказалось занятием умиротворяющим. И всё-таки, тетрадка для мыслей идея на диво прекрасная.       Неделя отгула что ему дали стала спасением. Дом был местом спокойным, дающим неспокойной душе хоть какое-то равновесие, умиротворение. Вот Изуку и отдыхал пока мог, пока у него был шанс не обнимать себя отчаянно в попытках скрыться от других, не винить себя за каждый шаг, вновь не напоминать себе о том, что он хочет, может, и обязательно станет героем, о том, что обязан. Герои волшебные прекрасные, они спасают, помогают, освобождают от оков страха, помогают вырваться из пучины отчаянья, трясины вечных проблем. Он всегда и стремился быть кем-то похожим, с самого детства считал, что эта роль подходит для него идеально. Ведь он всегда стремился помочь, подать руку в трудной ситуации. Да, в конце концов, ведь стать героем это его детская мечта. Да и на самом деле не стремился он не к чему больше, всё шел и шел с каждым годом всё более неуверенными шагами к этой цели, не смотря по сторонам, не стремясь ни к чему большему. Ведь он по-настоящему хотел, нет, не так, хочет этого.       А вот на удивление распахнутое сегодняшней ночью окно так и манило легкими порывами ветерка неумолимо приближающейся осени. Искушало тишиной, темнотой, отсутствием людей, приятным свежим воздухом в конце концов. Будто бы так и шептало: «Ну давай же, чего ты ждешь? Соверши глупость!». Дом же наоборот, удерживал всё ещё витающим ароматом выпечки, за которую, в качестве хобби засела его мать, нашептывал на второе ухо теплым светом желтой лампы: «Не глупи, оставайся здесь пока есть шанс!». И Изуку действительно задумывается, машинально покручивая ручку в пальцах. Задумывается глубоко и на долго, не замечает того момента, как до стекающей по подбородку алой струйке прикусывает губу. Сердце в груди будто холодным камнем лежит, так и намекая что лучшее решение, это остаться тут, может быть, попытаться восстановить режим сна перед школой, а может быть закончить домашнее задание. Душа же рвется наружу, пляшет быстрые танцы приводя в непонятное волнение и проблемам с дыханием. Вот Изуку и ведется на танцы его внутреннего «Я» на остатках ментального здоровья, ведется на слова, придуманные самим собой: «На улице никого, что может случится?». Выпрыгнув наружу ожидаемого экстаза и радости не испытывает вовсе, лишь чувство неправильности в дополнение к виновато бьющемуся сердцу и спрятанным в карманах растянутых серых штанов рук. А Телефон так и остается забыто лежать на столе.       Ноги сами несут по с детства знакомым переулкам и улочкам, несут в пугающую неизвестность, потому что, как оказалось, идти черт знает куда в спальном районе ночью действительно пугающе страшно до пробегающих по спине мурашек от каждого шороха и резкого звука. Он старался не оборачиваться, не подкреплять почву для глупых размышлений о монстрах, демонах, упырях, да и других потусторонних тварях со страшными гниющими рожами. Или о злодеях. Изуку останавливается резко, мотает головой из стороны в сторону, несколько раз ударяет себя по лбу. Перепады настроения — совсем не весело. Уже начавшим пробираться в черепную коробку червям-празитам сомнения мешает резкий, на удивление близкий восклик, отдающийся пугающе оглушающим эхом в тишине и спокойствии ночи.       — Нахуй пошел, урод, — голос до боли знакомый, да вот только припомнить чей он, не удаётся от слова никак. Интонации слишком уж непривычные. Когда Изуку понимает, что голос доносится в буквальном смысле из-за угла, он окончательно перестаёт верить во всё. Богов, демонов, и в особенности, в удачу. Дурацкое желание помочь, спасти, вновь играет злую шутку, и он и сам не понимает, как за пару секунд оказывается совсем близко к улочке с чужим голосом. Не понимает он своих действий и когда аккуратно высовывается из-за угла. Сердце всё таким же холодным камнем опадает вниз трескаясь, разбиваясь, раскалываясь от внезапного ужаса. Ноги всё же подводят, подкашиваются позволяя ослабевшему вмиг телу бесшумно опасть на пол. Мидория ладонью зажимает себе рот, вторую укладывает на горло, сжимает да посильнее, чтобы не закричать, не сорваться с места в ту же секунду. В переулке копна черных колючих волос и запах чуть ли не гниющего жаренного мяса — Даби. С широченной ухмылочкой и опасно подрагивающими на уголках губ скобами жмет неизвестного в болотной куртке с капюшоном спиной к стене. Зажимает одну из рук в своей, прижимает к стене опасно близко склоняясь к спрятанному под капюшоном лицу, второй рукой, пусть с ракурса с которого Изуку смотрел и не видно, точно шарит под приподнятой футболкой незнакомца.       — Да ладно, — протяжно, крайне противно тянет он. Изуку вновь прячется за спасительной стеной, ноги не слушаются, отказываются поднимать слишком тяжелое тело, но вот вторая рука послушно зажимает рот. Для безопасности. Мидория вновь выглядывает из-за угла. — Не ломайся, красотка, — хмыкает тот. Ранее шарившая по чужому телу рука скользит вверх, подхватывает за подбородок и сжимает щеки чуть ли не до синяков, тянет на себя приоткрывая лучший обзор на лицо незнакомца.       — То, что ты наглотался какой-то хуйни, не даёт тебе права лезть ко мне, — шипит незнакомец, да так громко, что даже Изуку удается услышать.       — Просто тот чел по дешевке отдал, — вновь противно лыбится тот. — А «не хуйню» мне некоторые отдавать не хотят, — щурится он.       — Потому что ты не платишь, урод, — щерится он. И Изуку уверен, что именно «он» а не «она». От осознания за грудки подхватывает очередной рвотный позыв. Отвратительно.       — Да ладно тебе, — недовольно фыркает Даби. — Я тут в лигу подался, чё может и заработаю, знаешь же, — после попытки подтащить собеседника поближе раздраженно шипит из-за отдавленной ноги.       — М, правда? — саркастично цыкают. — У вас всё-таки кажись с деньгами всё дерьмово, на веревки и так не хватало, а теперь всё ещё хуже пошло. Так что я пас тебе чё то толкать, ебись со своими проблемами сам, — Даби вскидывает бровь и Изуку вновь испуганно прячется, надеясь, что ему лишь показалось что тот посмотрел в его сторону.       — С проблемами ебаться не фанат, с тобой — очень даже да, — похабно поигрывает бровями. — В перспективе.       — Я уже напоминал направление, в котором тебе сходить? — вздыхает устало зло.       — Ммм, да, кажется было, но знаешь, я не фанат. Думаю что туда стоит тебе сходить, что думаешь? — с намеком толкается бедрами вперед. Изуку не видит чужого лица, но от чего-то уверен, что прижатый к стене — и его каждый раз берет дрожь от неправильности происходящего. — парень кривит лицо в неприязни.       — Я хотел послать тебя к дьяволу, но знаешь, да, я вместо тебя к нему пойду если ты отстанешь, — цедит он и наконец вырывает лицо из плена цепких пальцев.       — Привет! — раздается радостно крикливо громко над ухом, и Изуку всё же испуганно вскрикивает, медленно переводя взгляд на источник звука. Блондиночка с чересчур для такой темноты узкими зрачками склоняется над ним и радостно машет рукой перед шокированным лицом. — Ты знал что подглядывать нехорошо? — заговорщицки вкрадчивым шепотом интересуется девушка и радостно подпрыгивает на месте в одной ей понятном экстазе. Мидория отчаянно хватает ртом воздух, царапает ладони об острый кирпич в попытках найти опору, поскорее встать, сбежать.       — Ебать, не показалось, — знакомо радостно ржет Даби. Изуку улавливает краем уха копошение в переулке, а «собеседник» Даби произнеся краткое: «Отпусти идиот» скрывается где-то в темноте. — Интересные у тебя фетиши, — хмыкает он показываясь из-за поворота.       — Я не, — заикается Мидория и вновь перекрывает дыхание захлопнув рукой рот. Плохо до ужаса и плавно съезжающей крыши.       — Ты да! — весело смеется Тога Химико, подхватывает под подмышки и с удивительной силой поднимает на ноги. Ударяет головой о кирпичную кладку и разочарованно хмурится когда тот не издает ни звука. Вспоминает о самообороне Изуку слишком уж поздно, когда обожжённая рука ложится ему на затылок, ухватывая за волосы и заставляя поднять лицо. Мысль о том, что происходило в тесном переулочке всего пару секунд назад тоже настигает поздновато.       — Погоди-погоди, — щурится Даби. — Ты же тот который...       — Да-да! — пританцовывает блондиночка. — Тот-тот!       — Да заткнись ты, — фыркает старший, награждая её легким ударом ладони по голове. — Конкретно мозги ебешь, — и пока девчонка с недовольством шипит, потирая ушибленный затылок и пытаясь поправить прическу, обгорелый урод возвращается к нему. — Нахер подглядываем? — интересуется он и в ответ на резко прошедшую по телу дрожь лишь фыркает: — Не парься, у меня не встает на пугливо-слезливых мальчиков, — Изуку вновь испуганно вздрагивает, решив оставить при себе комментарий, что на «мальчиков» у Даби вставать вообще не должно. От своих же мыслей тянет блевать.       — Фу, Даби, — морщит носик симпатичная злодейка. — Ясно же что Изуку нравлюсь я! — раскидывает руки и подскакивает поближе.       — Ага-ага, — поддразнивает ее старший. — А Изуку твой вероятно очень нравится Лидеру, — вновь заливается радостным смехом и пару раз ударяет сжатый в кулак рукой по стене. А вот самому Изуку не смешно от слова совсем, сожаления о том, что он оставил телефон на зарядке, всё же догоняют. Паническая атака своими костлявыми ручонками впивается в грудную клетку, зажимает в цепких объятьях пальцев легкие.       — Не неси чепухи! — девчонка хмурит бровки. — Изуку, — тянет имя будто пробует. — Я же могу, могу? — радостно переминается с ноги на ногу обращается сама к себе, не ждет ответа ни от кого. Бросается на шею задевая острием ножика бабочки шею. Мидория в последнюю секунду шарахается назад, успевает избежать смертельного попадания, но прямо-таки чувствует, как кожа разрежается в стороны под напором холодного металла. Девчонка же в свою очередь смотрит на него с больным восхищением, медленно проводит языком по губам. Собирается подойти ближе к привалившемуся к стене Изуку, но её останавливает легшая на плечо рука. Изуку Мидория впервые благодарен Даби. До слез и немого крика благодарен.       — Погодь, чокнутая. Не, пиздец, ни на секунду не могу кинуть, сразу какая-то херь происходит, — оттаскивает Химико подальше. — Такс, мелкота, — на этот раз обращается к нему. — Выбора, как видишь, у тебя два. Либо с нами прешь, либо блондиночка, — жмет плечами. — Без понятия чё у вас там с Шигараки за терки, но я за первый вариант. Так что ты это, с выбором не затягивай.       — Я, — заикается Изуку, утирает испачканной в собственной крови ладонью слезы. Чуть ли опять позорно не грохается на асфальт. — Тоже за первое.       — Вау, — наигранно радостно тянет старший. — Мы так часто сходимся во мнениях. Ну пошли, чего. Не далеко, — с этими словами подхватывает под локоть оставляя недовольную блондинку позади. Ведет под ручку как на прогулке, и Мидория не сдержавшись всё же сдавленно смешливо хрюкает. — Не а чего, давай поржем напоследок, — отвечает смехом Даби. Мрачное мысленое веселье самого Изуку на этом и заканчивается, единственное, на чем, пожалуй, сейчас его мысли остановились, жалость к матери. Ему действительно очень жаль. Ну хоть причуда Шигараки Томуры работает вроде как быстро. Во всем нужно искать плюсы. Мрачное веселье вновь захватывает разум и в глубине души тот благодарит адреналин за его существование. Падать в обморок не хотелось.       Даби обманывает, идут они отнюдь не «быстренько». Его путают, проводят по одним и тем же местам несколько раз, бесцельно выводят на пустынные улицы с заброшенными домами. Путают. И Мидория честно не знает зачем, раз уж его жизнь явно вскоре закончится. Догнавшая их злодейка тараторит без остановки, но близко, к его великому счастью не подходит. И на том спасибо. Под конец пути глаза начинают медленно закрываться, а небо медленно наливалось светло-голубым.       — Смотри какое местечко мы себе захомутали, — радостно щебечет, оголяя клыки Химико и указывает на внушительный, пускай и точно заброшенный склад. Изуку впечатлён, здание действительно массивное и завораживающее. Ржавые железные двери отзываются мерзким скрипом, от него аж сознание проясняется да желание жить возвращается. Встречают их ящики и коробки вместо страшных кровавых сцен, и это, пожалуй, приятно.       — М-да, доброе утро, — знакомо хрипло и даже без агрессии, уже приятно.       — Злое, — фыркает Даби и толкает Изуку вперед, тот спотыкается падает лицом вниз под недовольное «Ой» Тоги. — А можт и доброе, сам решай.       — Где вы оба были, — щерится Шигараки. — Почему и откуда? — Мидория всё так же предпочитает лежать лицом в пол. Может, его примут за мертвого и выкинут куда-нибудь?       — Нашел, — горделиво задирает нос. — Отказываюсь, к слову, таскаться с этим вот, — явно указывает на блондинку. — Это пиздец на ножках.       — Правда? — резковато-заносчиво хмыкает Томура. — Тогда хочу огорчить, ты дальше идешь выгуливать Тогу.       — Ура! — прокручивается вокруг своей оси девчонка и под недовольное бормотание недовольного происходящим Даби и скрип металлических петель утаскивает его наружу.       — Давай-давай, встаем. Притворяешься дохлым отпадно, — разрушает тишину старший. Изуку обессилено перекатывается на спину, подтягивается ну руках залезая на какой-то невысокий ящик. Миленькие в Лиге стулья теперь. — Мои подчиненные — кретины конченные, — согласно кивает Шигараки и Изуку невольно прыскает. Недовольно щурящийся от утреннего света Шигараки, зрелище комичное.       — Зачем тогда вообще подчиненные? — хрипловато интересуется Изуку пытаясь промокнуть воротом футболки кровь. — Если они кретины?       — Потому что других нет, — уклончиво закатывает глаза злодей. — Неужто это один из тех супер-мега-важных каверзных вопросов? — нагло ухмыляется. Изуку мотает головой.       — Они другие, — вновь мотает головой. — Вопросы, — поясняет он.       — Ну и какие же, — ухмыляется Лидер. И Изуку вновь принимает правила игры, почему бы не сыграть в вопросы перед смертью?       — Как ты стал злодеем, например. Почему, зачем, когда? Кто тебе Все За Одного? Зачем тебе Лига? Скорость работы причуды? Любимый напиток в конце концов, — утыкается лбом в колено, бормочет совсем тихо. — У меня их много написано, правда много, — пол крайне красивый, вот он и выбирает заворожённо смотреть на него. Шигараки молчит несколько секунд, и поднимая голову, Изуку готов увидеть тянущуюся к нему руку. Но этого не происходит. Его собеседник сидит там же, где и раньше.       — Кофе, — хмыкает старший. Мидория недоуменно выгибает бровь. — Черный крепко заваренный кофе с тремя ложками сахара, — ситуация не проясняется. — Любимый напиток, — Изуку моргает ещё пару раз, а потом заливисто смеется. Из всех вопросов именно этот, конечно, чего он ожидал? — Вопрос на вопрос, — вновь в мерзотненькой улыбочке тянет губы. — Зачем тебе это? — приподнимает что-то над головой. Изуку щурится, сердце испуганно ухает. В руке его всё-ещё-врага зажаты любимые, подаренные мамой перчатки.