ID работы: 11617304

Аллодоксофобия

Слэш
NC-17
В процессе
387
автор
Размер:
планируется Миди, написано 132 страницы, 22 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
387 Нравится 192 Отзывы 112 В сборник Скачать

Глава 17. Конец

Настройки текста
Примечания:
      Кажется Изуку помнит, как ревел навзрыд, как отчаянно хватался за всё что его окружало в попытках остановить это всё. Он помнит, как удерживал Киришиму за руку, держал крепко-крепко, чуть ли причуду не применял и назад тащил. Киришима Эйджиро не хотел ничего плохого, явно не хотел. Он хотел лучшего, правда же? Он не хотел делать всё ещё хуже. Но сделал. Урод, гад, кретин гребанный. Почему просто нельзя послушать, никуда не идти, поверить, что всё хорошо, что всё в порядке. Что он просто пошутил про Химико Тогу, про Твайса, и про всё остальное, что он мог сболтнуть. Всё шутка, одна большая и очень смешная! Смешная правда же, так почему нужно было воспринимать всё так всерьез? Зачем, зачем-зачем-зачем, нужно было тащить его под дождь, прямо к зданию академии, зачем нужно было заглядывать в их класс, звать Айзаву. Изуку правда пытался сохранять спокойствие. Очень безуспешно, очень плохо. Изуку правда старался держать спокойное лицо, сделать вид, что всё хорошо.       Но всё было плохо. Потому что больше Изуку ничего не помнил. Почти ничего. Только то, как ногти его впивались в нежную кожу ладоней из-за слишком сильного сжатия кулаков. Помнил и то, что комкал выпавшую из сумки-шоппера записку в руке, а после, спрятал в кармане. А еще отчетливо видел, как Тодороки Шото что-то нашептывал на ухо классному руководителю. Ах да.. Он же говорил, тогда еще, в больнице. Какое ему дело? Почему ему вообще есть дело? А еще, напоследок, Изуку помнил явную нехватку воздуха, и взгляды, целую кучу чужих взглядов. Он не помнил людей, только глаза, кучу чужих глаз. Те были выпученными, огромными, всё пялились и пялились на него, напрягали, раздражали, доводили до невнятной паники. Они все смотрели. Смотрели на него. Смотрели даже с учетом того, что ничего не знали. Ничегошеньки не понимали. Даже слов Киришимы не слышали. На этом воспоминания обрывались, больше ничего, дальше все было слишком нереальным, заполоненным туманом небытия, переполненным ощущением невозможности происходящего. Кажется, он слишком давно ничего не ел. Кажется, он совсем ничего больше не помнил.       — Детектив Наомаса Цукаучи, ведет запись в комнате для допросов полицейского участка Мустафу. Время: без пяти десять утра. Дата: одиннадцатое сентября. Стандартная сессия вопросов и ответов, — мужчина выговаривает всё четко, под запись в микрофон. Изуку видел подобное ещё в детстве, в кино, но никогда не думал, что сам окажется в подобной ситуации. Он и не должен. Он ничего не сделал, не в чем не виноват. Он всего лишь хотел помочь, всегда хотел только этого. Всегда. Еще в детстве. Стать героем, спасать людей рискуя собой. Он делает всё возможное. Потому что он хотел. Нет, не так. Он хочет. Изуку неприязненно ежится и посильнее впивается руками в стул. Он не любит врать, ему действительно страшно. Очень, и очень страшно. Холод в допросной медленно начинает приводить в себя, показывать реальность без его любимых розовых очков. Вся надежда оседала пылью в этой же допросной, растворялась в воздухе. Произошло слишком много. Чересчур. — Я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать устно. Любой ответ что ты откажешься дать, будет считаться отрицательным. Понимаешь? — детектив старается вести себя мягче, Изуку видит. Его внешность вкупе с внешним видом играет свою роль.       — Да, — голос предательски подрагивает, и Изуку кивает для убедительности.       — Отлично, — мужчина переплетает свои пальцы в замок. — Назови своё имя, — для протокола, ясно. Изуку невольно потряхивает от нервов, но он старается выглядеть убедительнее, хмурит брови, строит серьезное выражение лица.       — Изуку Мидория. Правда       — Возраст.       — Шестнадцать. Правда       — Хорошо, — Наомаса перебирает листки в своих руках. Мидория старательно щурится, пытается разглядеть, что на них написано, но болящие глаза подводят. Знать вопросы заранее было бы славно. — Что ж, начнем с простых и очевидных вопросов, — Изуку слегка горбится в кресле. Неуютно. — Несколько человек предоставили нам показания, и я предпочту начать с недавних событий. Ты готов? — уточняет, вероятно, лишь для формальности. Или же ему действительно жаль.       — Да, — Изуку борется с желанием обхватить себя в подобии объятий. Не хватало чего-то, чем можно было бы прикрыть лицо. Кажется, он начинает понимать Шигараки. Нет, всё-таки, наверное, Томуру.       — Как я уверен, ты знаешь, недавно был совершен штурм базы Восьми Заветов Смерти. Был ли ты там в это время? — полицейский сверлит изучающим взглядом, и Изуку зарекается отводит глаза в «область фантазии». Мысли летают в голове хаотично. Никто не должен знать. Никто. Все не поймут, обвинят зазря. Вопрос детектива можно воспринять по-разному, поскольку именно во время штурма здания, внутри его не было. Он был во дворе, всё ещё на улице, но не внутри. Он старается скрыть слишком заметную дрожь в руках, укладывает их на колени и впивается пальцами в ноги.       — Нет, — поднимает честный взгляд. — Во время штурма здания, меня не было внутри. Правда       Мужчина вздыхает облегченно. К мальчику, сидящему напротив него, конечно, осталась ещё целая куча вопросов, но хотя бы в тот роковой день его не было там. Это должно успокоить многих. Но Мидория Изуку выглядит слишком нервным, очень уж нездоровым. Цакаучи знает о таких людях, ему знаком подобный внешний вид, всё же, не зря он работает в полиции так давно. Мидория Изуку явно что-то недоговаривает, скрывает нечто важное. Что-то не так. Наомаса видит. В формулировке ответа что-то не так.       — Один из твоих одноклассников утверждает, что пока он находился на одном из нижних этажей базы Заветов, пересекся с крайне похожим на тебя человеком, — дыхание у Изуку вновь сбивается. Тот день был отвратительным, прямо, как и этот допрос. — Действительно ли Киришима Эйджиро пересекся в тот день с тобой? — Цакаучи проверяет. Цакаучи не доверяет. Младший же лихорадочно ищет ответ, ищет лазейку в формулировке. Её нет. Детектив знает свое дело, он не оставляет лазеек. Дьявол. Он старается, правда старается придумать хоть что-то, но в голову не лезет ничего, совсем ничего. Говорить правду не хочется, это разрушит всё, что он построил. Но выбора нет, абсолютно никакого. Если он солжет — будет хуже, гораздо хуже. Сокрытье правды от полицейских тоже статья. Он успокаивает, подготавливается к ответу, очень надеется, что не выдержал слишком уж долгую паузу.       — Да. Правда       Детектив с тихим стоном утыкается лицом в ладонь. Плохо. Очень плохо. Он явно не зря решил переформулировать вопрос. Мальчик явно намеренно скрывает что-то. Ясно.       — Что ты там делал, Мидория Изуку? — он намеренно делает голос всё более серьезным, грубым. Изуку испуганно вздрагивает от неприятной ему интонации, всхлипывает покрасневшим носом, тупит взгляд. Душа противно скрипит гнилыми половицами, в сердце скребет обида.       — Я хотел спасти ту девочку, Эри. Я не мог поступить по-другому. Я обещал ей спасти ее, — голос предательски дрожит. Он обещал, он должен был. Он не смог. Хочется подтянуть к себе колени и вновь зареветь. Правда       Наомаса вздыхает. Всемогущий выбрал слишком взбалмошного и любящего геройствовать мальчугана. Такие, увы, долго не живут. Он еще раз пролистывает листы с вопросами, пожалуй, тут есть и обвинения посерьезней, и, если это окажется правдой, у мальчика действительно куча проблем. Пожалуй, Цукаучи действительно немного жаль мальчика, но, за свою долголетнюю работу в полиции он научился не верить обезоруживающей внешности и милым глазкам. Взять того же мальчика из Лиги Злодеев, что им удалось задержать. Иприт, четырнадцать лет.       — Ты ведь знал, что множество профессиональных героев идут на эту миссию?       — Да.       — Тогда зачем?       — Я обещал, — Изуку стоит на своем, потому что это чистая правда. Теперь у него проблемы, ну и плевать. Какая уже разница.       — Хорошо, — очередной вздох у детектива выходит чересчур тяжелым. — Перейдем дальше. Нам так же доложили, что во время разговора, ты упомянул несколько членов Лиги Злодеев, Химико Тогу и Бубаигавару Джина, ныне известного как Твайса. Ты связан с Лигой Злодеев? — Изуку испуганно моргает. Он ведь не связан? Никак не связан? Один раз поработали вместе, пустяки! Сердце бешено колотится, становится не плевать, становится сложно, совсем трудно, очень тяжело. В горле застревает колющийся ком. Мидория сглатывает, царапая горло, утирает выступившие бусинки слез с уголков глаз. Сердце противно колет, чуть ли не разорванное горло противно саднит. Дышать становится сложно.       — Нет. Правда       Детектив в который за этот день раз выдыхает. Прямой ответ без каких-либо попыток увильнуть радует.       — Хорошо, — кивает он и у Изуку от сердца отлегает. Значит всё в порядке, всё хорошо, он действительно никак не связан с Лигой. Наверное, ему и самому нужно было как-то в этом убедиться. Цукаучи делает долгую паузу, будто чего-то выжидает. — Контактировал ли ты с Лигой вне рейдов? — этот вопрос бьет под дых, заставляет Изуку на секунду потерять лицо и испуганно приоткрыть губы. Брови сами собой хмурятся. На этот раз, никакой лазейки вновь нет. Он вцепляется ногтями в предплечье, проводит ими вдоль, расцарапывает до крови. Ответ слишком прост.       — Да. Правда       Изуку прикусывает губу, отводит взгляд, нутром чувствует, как не него смотрят тысячи глаз. Так и представляет разочарованные лица. Мнение каждого о нем испортится, всё, что он так долго выстраивал обрушится. Нужно было с самого начала прекращать это всё. Пойти в полицию, к героям, учителям, рассказать хоть кому-то о том, что происходило. О Шигараки, нет-нет, Томуре, о Даби, о Тоге, обо всех и обо всем.       — С кем? — разочарованно, слишком грубо и холодно. Изуку больше не смотрит мужчине в глаза.       — Со всеми, с многими, я не знаю. Правда       Цукаучи откидывается на спинку стула, постукивает пальцами по чистому, стерильному белому столу. Всё печальнее, чем он думал. Что говорить Тошинори не ясно. Что делать с этим мальчиком — тоже.       — При каких обстоятельствах и зачем? — он наглядно хмурит брови, подобное обычно заставляет людей нервничать да правду говорить.       — Случайно, всегда случайно, клянусь, — шепчет тихо, боязливо, на гране истерики. Правда       — Я никогда не знал почему, всегда случайно, — всхлипывает и укладывает руку на шею. Подобное поведение у ребенка напрягает. Номаса близок к тому, чтобы подскочить с места и спасти ребенка от возможного преднамеренного удушения. — Я не знаю почему. Я правда не знаю. Правда       — Еще несколько вопросов, хорошо? — спрашивает помягче. Подобные суицидальные наклонности действительно ужасают. Изуку кивает. — Вернемся немного назад, к вопросам о вчерашнем дне, — Мидория вздрагивает. — Как ты прошел внутрь, тебе помогли? — мужчина очень надеется не услышать среди имен «помощников» кого-нибудь из Лиги.       — Через вентиляцию, — рука почесывает кожу шеи. — И да, — выдыхает воздух сквозь зубу. — Фактически, мне помогла ситуация. Правда       — Знаешь ли ты о том, что ты не имел права вступать в драку с кем-либо, не имея временной лицензии? — мальчик Всемогущего кивает. — И, пожалуй, несколько последних вопросов для прояснения ситуации. Во время инцидента в Камино, ты виделся с Шигараки Томурой?       — Да, — одними дрожащими губами. Уже не ищет способов соврать.       — Двигаемся дальше, — им обоим хочется закончить это поскорее, так ведь? — Была ли определенная причина вашей встречи?       — Нет! — Мидория вскрикивает загнанно. Ложь       Наомаса удивленно моргает. Первая ложь за сегодня. Неужели одна из выдвинутых теорий является чистой правдой? Не может же этот испуганный ребенок быть тем человеком, что всё это время передавал информацию злодеям? Картина не складывалась от слова совсем, ведь Мидория Изуку никак не связан с Лигой Злодеев. Не может же у этого мальчика быть что-то вроде Альтер эга, или, того хуже, раздвоения личности? Что ж, хорошо..       — Хорошо. В твоей комнате мы нашли несколько вещей, в том числе, — он аккуратно раскрывает одну из лежащих рядом папок. — Эту тетрадь, — Изуку испуганно распахивает глаза, взгляд его быстро-быстро бегает по тетрадке. Тетрадке посвященной Шигараки Томуре. Она была не нужна. Вернее, нужна, просто так, чтобы мысли записывать. Да. Такой ответ всех устроит.       — Просто чтобы мысли записывать, — нелепо бормочет он точь-в-точь повторяя за своими мыслями, рука так и тянется забрать.       — Другой вопрос, — мягко перебивают его, и сердце Мидории в который раз уходит в пятки. — Здесь записано, — детектив кашляет и Изуку непроизвольно вздрагивает. — Действительно многое. Выглядит так, будто вы близки, что скажешь? — Изуку испуганно икает. О действительно написал там слишком многое. Банальные привычки, возможнее диагнозы, часто применяемые в речи слова да интонации. Вероятный любимый цвет. А еще то, что Шигараки Томура любит сладкое. А еще что он иногда бывает прав. Иногда.       Изуку молчит, молчит долго и специально. Он не знает, что ответить. Он не хочет отвечать. Он имеет право не отвечать. На душе противно, мерзко, хочется, чтобы всё это побыстрее закончилось, прекратилось. Хочется лечь спать. Хочется домой. Хочется пожить. Хочется прекратить всё это. Глаза уже не слезятся, слез не хватает. Закончились окончательно.       — Что ж, — как можно более флегматично тянет мужчина. Мидория Изуку в первый раз за этот день проигнорировал вопрос. Не соврал, не ответил полуправдой. Промолчал. — Давай продолжим, — Изуку реагирует, кивает. Значит слушает, всё ещё в сознании. — Всего пару вопросов, — считает важным уточнить. — Во время вашего похищения в Летнем Тренировочном Лагере, ты, по показаниям других людей, самостоятельно вышел из логова Лиги, а также был в целости, и сохранности, по сравнению с Бакуго Кацуки. Что там произошло?       — Я не знаю. Я уже говорил, что не знаю почему! — мальчик повышает тон, обхватывает себя руками. — Я всем говорил! Правда       — И, теперь точно последний на сегодня, — младший встрепенается, поднимает покрасневшее лицо с заплаканными глазами. Наомаса выдерживает накаляющую обстановку паузу. — Мидория Изуку, ты предатель в ЮЭЙ?       — Нет, — отвечает даже не думая, смотрит своими большими глазами прямо в душу, хмурит брови.

Правда

      Цукаучи облегченно выдыхает. Не он. Значит проблем у мальчика меньше. Значит Тошинори не ошибся. Значит всё ещё можно поправить.       — Отлично, — он выключает диктофон. Всё это нужно будет обсудить с персоналом Академии, но, основные, и самые серьезные обвинения с мальчика Всемогущего были сняты. — Мы обсудим всё это. Но, — он успокаивающе хлопает Изуку по плечу. Тот испуганно вздрагивает. — Поверь мне, всё относительно хорошо. Тебя проводят до общежития, — Изуку сдержано кивает. Всё закончилось, теперь всё хорошо. Адреналин наконец-то уходит на задний план, на него накатывает усталость от сегодняшнего дня. Утра. Не важно.       До общежития провожает недоверчиво поглядывающий на него полицейский. Тот доводит до самой двери комнаты, смеривает прищуренным взглядом, и, без прощаний, уходит. Мидория благодарен ему за это, говорить сейчас с кем-либо просто невозможно. Ни в моральном, ни в физическом плане. В голове лишь пепелище сгоревших чувств и эмоций. В голове лишь дым. Он кутается в одеяло, валится на матрас и утыкается лицом в подушку. Слез действительно нет, но он плачет. Тихо хныкает, комкает подушку в руке, захлёбывается собственными всхлипами. Переворачивается на спину, и только в этот момент вспоминает о запрятанной в кармане записке. Разворачивает скомканную бумагу, старательно щурится что бы хоть что-то прочитать. Милый Изу! Мне очень жаль, что произошло то, что произошло       Гласили написанные аккуратным подчерком строки. Но знаешь, мне действительно было очень приятно поработать вместе с тобой! Твайсу тоже было очень-очень весело! Ты очень-очень нам помог, особенно тогда, когда спас меня! Поверь, это было невероятно мило. Тебе так к лицу красный! Я бы очень хотела измазать тебя в чьей-нибудь крови ещё разок. Ты волшебен! Я бы очень хотела стать тобой, быть к тебе так близко! Я была бы очень благодарна, если бы ты поделился со мной хоть каплей твоей сладкой великолепной крови! Я приложила к записке всё нужное, поэтому я была бы так, так благодарна! Обязательно напиши мне как-нибудь, я оставила номер, с другой стороны. Переверни-переверни!!!!!       Изуку роняет руку на пружинящий матрас. Может и напишет. Он усмехается уголком губ, и прикрывает глаза наконец-то засыпая.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.