Трудный подросток.

      Смотрю на чётко выведенные символы, высеченные на надгробии отца — Ясухиро Сакамото. Кладу две белые лилии на могилу и ставлю благовония, которые он очень любил.       До ужаса знакомый и такой забытый запах, проник в мои лёгкие, навевая теперь уже печальные воспоминания, что вызывают небольшой ком в горле. Я на него не злилась, ни капли, просто было обидно. Как бы я ни хотела выдавить хоть какую-то злость из себя, я не могла.       Постояв ещё немного, перехожу к другому надгробию, что стоит вместе с ним на парной могиле. Этсуко Сакамото — моя мать. На могиле матери я была только один раз, когда хоронили. Кладу цветы и ей. Я не питала к ней уважения и не грустила о её смерти, но странное скребущие чувство в душе говорило о том, что какая-то часть любви к этой женщине ещё осталась. Меня это не бесило и не напрягало. Невозможно полностью забыть человека. И эмоции, которые ты к нему испытываешь, тоже никуда не уходят, они остаются, просто откладываются в дальний угол души, чтобы не мозолить глаза.       Следующая могила была достаточно далеко от моих родителей, почти через всё кладбище нужно было идти. Это была могила деда — Акэро Сакамото. К нему я давно не приходила, очень давно. Месяцев пять точно. Причина этому была одна — полный разброд во всех делах. Я была то занята, то в таком ужасном состоянии, что и о посещении чьей-то могилы не могло идти и речи.       Хотя, даже это всё не оправдывает меня. Он слишком много для меня сделал, чтобы я так неуважительно и безалаберно относилась к этому. Да, он не воспитывал меня, как доброго и чуткого человека, но он сделал максимум усилий, чтобы я смогла принять себя и понять все свои ошибки, в чем я была действительно виновата. Подарил мне друзей и заботу. Поддерживал и помогал в трудную минуту. Возможно то, какая я сейчас есть, только из-за него. Я благодарна ему. Два белых цветка остаются и на его могиле.       Остался последний человек, кого я посещать совсем не хотела. Не из-за того, что он сделал, а из-за того, что я чувствовала по отношению к этому человеку. Сажусь в позу лотоса перед бездушным камнем. Перечитываю снова и снова символы, а комок всё больше. Цубаши Сакамото — эта фамилия досталась ему от моего деда. Он усыновил и Цубаши, и Минору, так что они оба Сакамото.       Кладу лилии, и слеза невольно покатилась, от осознания того, чья пуля попала в этого человека и оборвала ниточку жизни. Не важно при каких обстоятельствах, важен исход. Я была виновата в его смерти и я выстрелила в него, не контролируя себя и свои чувства. И отец был бы жив, если бы меня не было, и дедушка, возможно. Люди вокруг меня страдают просто из-за моего существования.       По щеке течёт горячая слеза, а воздуха мало. Хочется взорваться от чувств и эмоций. Долгое время я могла контролировать свои эмоции, но теперь не получается. Не понимаю, почему? Что и когда, пошло не так?       — Тогда, когда появились Хайтани, а точнее Ран, — говорю я вслух, но достаточно тихо. Судорожно оглядываюсь вокруг, проверяя, нет ли рядом людей, которые могли меня посчитать за сумасшедшую. Хотя то, что я так оглядываюсь по сторонам, уже не внушает уверенности в том, что я в здравом уме.       Рядом людей не было, но вдалеке я заметила до боли знакомую фигуру. Манджиро стоял около чьей-то могилы. Подогнув ноги под себя, он сел и сложил руки в молитве. Не знаю, что переклинило у меня в башке, но я решила подойти к нему. Успокаиваюсь, вытираю слёзы, делая спокойное и безразличное лицо. Иду тихо и медленно, чтобы не мешать. Останавливаюсь примерно в метре от него за спиной. Он явно почувствовал чьё-то присутствие. Я даже не заметила, когда он успел наставить на меня пистолет, продолжая сидеть на земле. На это я никак не отреагировала, даже не дрогнула. Я ожидала такой реакции.       — Тихо, тихо, — говорю и демонстративно поднимаю руки, будто бы сдаюсь ему. — Не подходи так к людям сзади, особенно, если они якудза, — он опустил пистолет и вновь посмотрел на надгробие.       — Я знала, что ты не выстрелишь, — сказала я, после чего легко улыбнулась.       — Откуда такая уверенность? — он нахмурил брови, выражая свое непонимание.       — Предохранитель. Ты его не снял. Поэтому, даже если бы попытался, у тебя не получилось, — парень удивлённо посмотрел на оружие.       — Блять. Но ведь ты же не знала, что он был на предохранителе, пока я его не достал, — и снова мимо.       — Он у тебя всегда на предохранителе, Майки, — этому выводу он был явно удивлен. Его глаза удивлённо смотрели на меня, а я лишь стояла и не понимала, что во мне его так заворожило.       — Что ты тут делаешь? — он переводит тему и отворачивается от меня, уводя глаза в пол.       — Глупый вопрос. То же самое, что и ты, — я подошла ближе и прочитала имя на камне. Кейске Баджи, годы жизни 1990-2005. Даже глупому человеку было бы понятно, что здесь захоронен ребенок. Интересно, это он меня с ним сравнивал или же это кто-то другой?       — Согласен, глупый. К кому пришла? — не понимаю зачем он это спрашивает, но не могу ему не ответить. Не знаю почему, просто не хочется. Будто бы ему достаточно только посмотреть на меня, и это развяжет мне язык, сразу же.       — Ко всем. Мама, папа, дедушка, Цубаши, ко всем им, — говорю тихо и сажусь рядом с Майки, опять в позу лотоса.       — А разве они не причинили боль и страдания тебе? — я продолжаю сидеть и просто тупить в пустоту, не переводя взгляд на Сано.       — Да, но они моя семья, родня, те кому я доверяла, те, которых я любила и дорожила, не могу же я их просто выбросить из головы. Они мертвы и мне уже ничего не сделают, а значит, можно их простить. Они уже отдали свою цену за совершенные поступки. Конечно же, не считая дедушку, он мне ничего не сделал, наоборот, он меня, можно сказать, спас, — на последних словах что-то заставило меня улыбнуться. Лёгкая, искренняя улыбка озарила моё лицо. Резко я почувствовала тёплые руки Майки на своем подбородке. Он повернул мою голову в свою сторону, и я точно увидела искру в его глазах.       — Первый раз вижу, как ты улыбаешься, и это без какого-либо подтекста, а просто чистая улыбка, — он говорит почти шёпотом и хриплым голосом, что вызывает мурашки по всему телу. Улыбка быстро уходит с лица и превращается в привычную гримасу безразличная.       — Ну, знаешь ли, в принципе, очень мало людей, которые видели мою улыбку, так что можно сказать тебе повезло, — почти на одном дыхании говорю я.       — Типа избранный? — я лишь кивнула. — Улыбайся чаще, тебе очень идёт, — он убрал руку с моего подбородка и встал в полный рост.       — Тебе тоже, — резко говорю я, отчего парень немного вздрагивает.       — Что?       — Тебе тоже очень идёт улыбка, ну вот прям очень, — его лицо засветилось прекрасной улыбкой, а глаза загорелись счастьем.       — Такая? — я утвердительно кивнула и начала задумываться. Как в таком человеке, как Сано, столько искренности и доброты? Столько чувств в одной простой улыбке. Все время вижу его серьёзным и хладнокровным. От него всегда веет каким-то ледяным холодом, но не сейчас. Сейчас к нему хочется прижаться, он выглядит будто бы самый безопасный и добрый человек на всей планете Земля.       — Да, такая, — отвечаю спустя некоторое время тихим и мелодичным голосом.       — Ладно, я подумаю над этим. Ты щас домой? — его ответ вновь вызвал на моем лице улыбку, что мне не понравилось. Опять это чувство зависимости от другого человека. Нет, нет, только не снова, не хочу. Несмотря на то, какой Майки сейчас стоит передо мной, он все тот же Манжиро Сано. Якудза, которого боится вся Япония. Он ничем не лучше Рана, даже хуже него. Не хочу это чувствовать, ничего не хочу.       — Да, — с какой-то опаской отвечаю я.       — Может, подвезти? — почему всё идёт так, будто мы в сопливой корейской дораме? Как меня это бесит.       — Ну, можно. Не хочу деньги на такси тратить, — личного водителя у меня больше нет. Я его отправила далеко и надолго, так как теперь платить ему деньги придется мне, а я этого не хочу, поэтому буду кататься на такси. Мне не жалко денег, нет, просто не хочется брать ответственность за это, тем более, он, скорее всего, знает о смерти отца, и вопросы уж точно возникнут. Минору, который привез меня сюда, тоже уехал, так как у него встреча.       Майки лишь молча повернулся, показав тем самым, чтобы я шла за ним. Мы шли в тишине до главных ворот, и я этому была рада. Не нравятся мне такие назревшие чувства, они меня раздражают, пугают. Надо избегать таких милых и душевных разговоров.       Всю дорогу мы молчали. Ни я, ни он не хотели начинать разговор, каждый думал о своем. Я лишь смотрела в окно и наблюдала за тем, как городские постройки сменялись лесами. Пару раз чувствовала его взгляд на себе, но внимания не обращала.       Когда мы доехали до пункта назначения, я попрощалась с Манджиро, и он уехал. Захожу в дом, и сразу же вижу знакомую обувь. Ран дома. Очень интересно, как же он будет теперь себя вести?       Поднимаюсь к себе в комнату и сразу же на лестнице встречаю его. Прохожу мимо, будто бы его не существует. Очень хотелось, чтобы это было именно так, но, видимо, не судьба. Я поняла, что он остановился и по-любому смотрит в мою сторону. Я же спокойно дошла до комнаты и, переодевшись, осталась там.                                                        

***

      Уже где-то два часа ночи, и я не могу уснуть. В чём причина, я не знаю. Просто как-то неспокойно на душе. Решаю спуститься на кухню, горло совсем пересохло.       Весь день я избегала Рана. Если же он шёл прямо на меня, я просто делала вид, что не замечаю его. Пару раз даже получалось так, что мы сталкивались плечами. Под конец дня я его совсем не видела и не слышала. Риндо конечно же всё это видел и его это напрягало, раздражало, но он молчал.       Захожу на кухню, и конечно же там сидит он и опять пьёт. Ран держал стакан с янтарной жидкостью и покачивал из стороны в сторону. Кубики льда перекатываются с противным, но тихим звоном. Лунный свет пронизывал стакан, делая алкоголь более эстетичным. Вновь прохожу, будто Ран пустое место. Наливаю стакан и принимаюсь его опустошать. Стою к Рану спиной и чувствую, прожигающий во мне дыру, его взгляд. Это меня сильно раздражает, поэтому, допив воду, побыстрее сваливаю с кухни.       В голову приходит мысль о том, что можно попробовать выгнать братьев — это не их дом, а денег у них завались, так что справятся. Но почему-то не хочу. Привязалась? Боже, и правда, с их появлением, мой спектр чувств и эмоций сильно увеличился. В чём же причина? Что произошло со мной и как с этим связаны Хайтани? Никто не ответит мне на эти вопросы.       Из раздумий меня вырывает резкий удар рукой об стол, отчего стакан даже подпрыгнул. Оборачиваюсь на звук и вижу, как Ран быстро приближается ко мне. Я стою и даже не собираюсь уходить. Мне нужна была такая реакция. Когда он сам взбесится и решит обратить на себя моё внимание. Это была своего рода проверка, реально ли он себя винит и реальны ли его чувства, о которых говорил Риндо.       — Хватит! — кричит на меня парень.       — Не ори, долбаёб, Риндо спит, — говорю я, чтобы он не орал так сильно, не хватало мне, чтобы ещё и голова болела, и так тошно от его присутствия.       — Хватит меня игнорировать, будто бы меня здесь нет, — он сказал это уже тише. Я на его заявление лишь чуть-чуть улыбнулась. Эта улыбка не была знаком одобрения его слов. Я над ним насмехалась. Насмехалась над его наивностью, и Ран это заметил.       — Знаешь такую пословицу «что посеешь, то и пожнёшь»? Так вот, сейчас она как никогда подходит к этой ситуации, — улыбка на моём лице стала больше.       — Мира, ты идёшь не туда, куда нужно. Мы можем просто сесть и поговорить. Нормально поговорить, — его руки тянутся к моему лицу, я в ту же секунду отпихиваю их от себя. Его злобный оскал мелькнул в свете луны, мои действия были ему явно не по нраву.       — Не туда, куда нужно тебе? Хочешь меня сейчас направить на пути истинный? Не выйдет, потому что ты сам меня заставил с него сойти и знаешь, идти не по назначенному маршруту куда удобнее. Я не буду плясать под твою дудку, даже не надейся. Ты даже сейчас пытаешься мною манипулировать, говоря о том, что мы можем все обсудить и прийти к общему решению. Но ты хочешь, чтобы это было твое решение, то, которое удобнее будет тебе, — я пытаюсь говорить максимально тихо, но иногда срываюсь на крик, так как не получается набрать воздуха.       — Ты сама попросила, сама меня заставила, да и ещё обвиняешь? Ты в своём уме? — мне уже порядком осточертел этот разговор. Надо его заканчивать и как можно скорее.       — Но ведь твой выбор был так поступать. Ты не подумал и просто сделал. Поддался чувствам пьяной школьницы, у которой куча гормонов. Это было очень глупо, правда, если бы я была на твоём месте, то так не сделала бы, но ты не я, поэтому сделал ошибку, — я говорила тихо, медленно и размеренно. Мои выводы ему не нравились, так как он понимал, что это правда.       — Если бы я не послушал тебя? Что бы было? — ответа я не знала, да и никто не знал.       — Какая разница, что было бы? Концентрируйся на том, что происходит сейчас. Тебе придётся пожинать плоды своих ошибок и мне тоже, но вот когда они созреют, решаю только я, — лёгкий смешок слетел с моих губ. — Ты не представляешь, насколько влип. — Притянувшись к его уху, говорю шёпотом и после кусаю мочку уха, отчего он дёргается.       Отворачиваюсь от его лица и покидаю кухню. Поле уже поставлено, а кубик показал счёт ходов, и сейчас его фишка будет ходить так, как я захочу, потому что, этот кубик кидаю я.