Как быть?

Начальник городской стражи коронного города и владения Майнау Отто фон Эстельфельд сидел и разбирался с отчётом, что представил ему по окончании декады Герхард, кастелян стражи. - Сена куплено двадцать мальтеров по 1 крейцеру и три геллера за мальтер…, - вчитывался начальник стражи в неразборчивые записи снабженца, - однако… - Сукна синего для господ офицеров на камзолы сорок элле по десяти крейцеров два геллера за элле, сукна красного на обшлага и выпушки для господ офицеров 22 элле по 12 крейцеров…, - продолжал разбирать каракули господин Отто. Герхард стоял в кабинете начальника стражи, тяжко вздыхал, переминался с ноги на ногу и оглядывал стены, шкафы с книгами – начальник был любителем почитать на досуге. Хотя досуга этого практически не было. Стол Отто фон Эстельфельда стоял в простенке между двух окон, выходивших во внутренний двор кордегардии, тусклый зимний свет лился в них – зажигать световые шарики было ещё рано. - Скажи мне, Герхард, где это видано, чтобы сено стоило по 1 крейцеру и три геллера? – оторвался от записей подчинённого начальник. Герхард скорбно вздохнул, потупился и пробормотал: - Так это… господин начальник… оно так… Зима, крестьяне дорожатся. Да вы сами посмотрите…, - он поднял голову и честным взглядом посмотрел на начальника стражи. - Ты ещё скажи, что летом был неурожай на сено, - хмыкнул начальник. - Вы как в воду глядите, господин начальник… Как в воду… Покарай меня Сила если я вру… ваша правда, неурожай. Всё ведь погнило… Всё-ё, - вдруг тонким бабьим голосом подтвердил Герхард. - Да?... – притворно поразился начальник стражи. В приёмной послышался шум, что-то упало на пол. В кабинет, не спрашивая разрешения, ворвался секретарь начальника, - один из отслуживших своё воинов-альф, подсунувшись к уху господина Отто, пошептал многозначительным шёпотом. Отто побледнел. Выдохнул, вдохнул. Привстал за столом, снова сел. Быстро поднявшись прошёл к выходу мимо побледневшего Герхарда. Остановился. Обернулся и сказал, схватив кастеляна за грудки одной рукой: - Сено поставишь всё в полном объёме. Цена вполовину… Бросил рубашку Герхарда и быстрым шагом помчался вон из кордегардии. - Кормилец… Да как же?.. Да где?.., - выдохнул опавший лицом Герхард, сунувшись следом за начальником стражи. - Запорю…, - услышал он в ответ, - в кандалах сгниёшь. Окликнув подчинённых Отто фон Эстельфельд, вскочил на подведённого коня, вытянул его нагайкой по крупу и помчался в распахнутые по случаю дневного времени ворота кордегардии по заснеженным улицам Майнау. Четыре всадника спешили за ним. А сержанты стали окликивать свободных от несения службы стражников и они, гремя железом, спешно строились и выходили за ворота. - Ребята…, что случилось? Ребята…, - теребил за рукава стражников Герхард. - Отстань! Убийство на Зелёной улице, - грозно насупил брови сержант - кастеляна не любили. Качая головой и причитая про себя, Герхард, скрипя по унавоженному снегу тёплыми сапогами на меху, подошёл к возам с сеном, стоявшим прямо посреди двора кордегардии. Сена в них не хватало на треть против заявленного. И как это его угораздило так попасться? А если правда высекут? Шкура-то заживёт, а вот денег жалко. Так жалко! * * * Вымахнув высоко в бледное зимнее небо, я раскрыл перепончатые крылья и начал подниматься выше и выше. Сверху я надеялся засечь сигнатуру третьего, зарезавшего Хени и Дибо и добивавшего мелких. Где? Где эти суки!? Поднимаясь вверх, я кружил над городом по спирали, забираясь на высоту. Чем выше, тем сложнее меня заметить с земли и больше радиус обзора. В демоническом облике телеметрия выросла скачком и я мог охватить весь город. Кружа в морозной вышине, я просеивал город в поисках тварей. Кот дал мне достаточно чёткие приметы, кроме того один из них был сильно ранен и лишился глаза. Вот по свежим ранам я его и искал. Скорее всего и другой будет где-то рядом, если только этот другой не решил избавиться от раненого напарника и скрыться по-тихому... По накатанной дороге из Майнау рысью бежала мохнатая крестьянская лошадка, запряжённая в сани. Вожжи держал крепкий мужичок в лохматой шапке, надвинутой на глаза. Второй, постанывая на кочках, лежал укрытый войлочной полостью. Удачно удалось смыться. И концы подчистили. Нет, всё таки, какой поганый зверь в доме оказался! Завалил Дитера на раз! Кровища из шеи на две ладони брызнула! Всю морду Гансу распахал, глаз выдрал. Зато всю мелочь прибрали – удовлетворённо размышлял Герхард Затейник. Лошадка, отобранная у неосторожного мужичка (туда ему, дураку, и дорога, прирезали и закопали на обочине) вздрогнула, захрапела и вдруг заупрямилась, потом начала сигать в оглоблях. Герхард бросил вожжи и, выскочив из саней, побежал к ней, надеясь схватить обезумевшее животное под уздцы. Промелькнула тень, налетевшая сверху, и в спину Затейника, вспарывая тулуп, вонзились когти ног, спикировавшего с неба багрово-фиолетового демона. Герхард не растерялся – беспокойная жизнь людолова давно научила реагировать на опасность прежде чем думать, прыгнул вперёд и покатился по укатанному снегу дороги. Катись, ягодка, далеко не уйдёшь. Я втянул когти на ногах и вырубив паниковавшую лошадь, повернулся к лежавшему в санях. Подошёл, откинул полость. Урод, ворвавшийся в дом омег, не успел ничего сделать – помешал Господин Ди. И теперь эта тварь тонко скулила лежа передо мной на спине и суча ногами со стремительно расплывавшимся в промежности пятном. Я вытянул в его сторону палец с длинным чёрным когтем, ткнул рукой в солнечное сплетение, пробивая насквозь толстую зимнюю одежду. Тварь взвыла громче, издала кишечный звук и в воздухе нестерпимо завоняло. Страшно?! Страшно! «А когда детей убивать ты шёл страшно не было?!» - пробил я его мозг телепатией. Ублюдок выл от страха за свою никчёмную жизнь. «Ничего, сейчас и ты пользу принесёшь. Хочешь помочь дяде? Не хочешь? – удивился я, телепатически ведя диалог с тварью, - А придётся!» Грязная, пропитанная кровью повязка, которой кое-как было замотано разорванное котом лицо, сползла. Кровь начала сочиться из ран, пропитывая сено, на котором лежал несостоявшийся убийца. - Это он! Герхард! Одноглазый! Он убивал! – что есть мочи орал перепуганный альфа, - Я не убивал! Я не убивал! Не убивал я! - Ты знаешь…, - многоголосо прорычал я и замолчал, наблюдая, как он с надеждой уставился на меня единственным уцелевшим глазом на окровавленном лице, - Мне похер! Невеликий запас энергии, заметно растраченный полётом, показывал дно и нуждался в пополнении. Я поднял правую руку, поднёс её к своему лицу (или морде?), растопырил пальцы, разглядывая, а затем, молниеносно повернувшись к уроду, вогнал, ломая рёбра, ладонь с растопыренными пальцами прямо в грудь лежащего. Энергия жизни убитого потянулась в меня, насыщая демонический организм. Тело альфы на глазах ссохлось, скукожилось и рассыпалось невесомой серой пылью. Одежда, ещё сохранявшая тепло тела, опала. Четверть! Всего четверть моего энергетического резерва была наполнена. Так мало. А где второй? Герхард, обезумев от произошедшего, как лось ломился сквозь голые кусты в глубину леса. Куда же ты, дурашка. Не бегай от снайпера – умрёшь уставшим. Энергетическое зрение демона, гораздо более совершенное чем моё, накладывалось на видимую часть спектра и я отлично видел не только тело убийцы, но и все деревья и кусты, уснувшие на зиму и потому практически невидимые для телеметрии и энергетического спектра. Поиграем. Рыкнув, чтобы Одноглазый обернулся ко мне, я добился желаемого и мгновенно телепортировался к нему по ходу его движения, появившись перед ним. - Привет! – выдохнул я, обдавая повернувшееся ко мне лицо удушливым запахом серы (специально придумал!) и толкнув альфу раскрытой ладонью в грудь. От удара он задохнулся и рухнул в снег. Я подождал, пока он, барахтаясь, не поднимется и снова толкнул – уже в спину. Герхард с размаху налетел на толстый ствол дерева и сполз вниз. Отер мокрое от снега лицо, повернулся – и правда, одноглазый – и попытался подняться. - Демон! Ты демон! Я узнал тебя, Чёрный Человек! Это ты! Больше некому! – истерически заорал он, - А знаешь как они плакали, просили не убивать! Они! Все! А я убил! Убил! Он поднял дрожащие руки к лицу и показал их мне. - Вот этими самыми руками! Нельзя! Нельзя без наказания! Нельзя! А они ушли! – он трясся, глядя на меня безумным побелевшим глазом, - Не-е-е-т! Нельзя! - поводил полусумашедший указательным пальцем, - А я убил! За это убил! Эх-х…, - сожалеюще причмокнул он губами, не отрывая от меня глаза, - А там такой мальчик был… Средний. Волосики светленькие-светленькие и глазки голубые, как я люблю. Не успел я с ним! Для себя держал! Воспитывал! А ты! – оттолкнувшись от дерева он, провоцируя, бросился на меня в надежде, что я сорвусь и быстро и безболезненно убью его. Проснувшаяся эмпатия подтверждала, что альфа говорит правду. - Кот! Кот помешал! Откуда и взялся-то, тварь! Но ничего, ничего, слышишь, демон, я ему хребет перебил! Сдох он! Сдох! – и альфа истерически расхохотался, захлёбываясь и икая, прижатый обратно к дереву телекинезом. Я спокойно стоял и смотрел на истерику Одноглазого чуть поддавливая его гипнозом, вызывая на откровенность. Пусть выговорится. Он сейчас на адреналине – ему не страшно. А вот когда адреналин схлынет… - И мужика мы…, - Герхард сглотнул, подавившись воздухом, - кончили. Лошадь нужна была. Нервное напряжение его спадало. Он успокаивался… По-прежнему удерживая Затейника прижатым к дереву, я, хрустя снегом подошёл ближе и начал шарить в его одежде. - Ищи, демон, ищи! Всё твоё! Всё, что найдешь! А что не найдёшь, то уже моё! – снова забесновался Герхард. Я молча уставился в его глаз, потроша память и не заморачиваясь обезболиванием. Альфа ахнул, застыл как в ступоре и, не смея оторвать от моего лица расширенный от дикой боли глаз, смотрел на меня, подрагивая губами. Вот как, оказывается. И заначка есть. И не одна. Я знаю где. И ещё схрон с детьми. Его личный схрон. Там двое… Нет…Тварь… Вот тварь! Дети-ампутанты! Он их специально такими сделал… Для себя… Оба омеги, уже подросшие, лет десять, один без ног, а второй без ног и рук…Наведывался туда… Развлекался… Мастер Маркард по просьбе Одноглазого ампутировал конечности детишек. Без обезболивания… На картине развлечений Одноглазого я прикрыл свои глаза… Выдохнул… Затейник. Отпустив телекинетический захват, я освободил Затейника, он без сил осел на снег. - Что дальше, демон? – прохрипел альфа. Нет, какая сильная личность, а? Я его потрошу не жалея, а у него ещё силы есть говорить и сопротивляться? - Со мной пойдешь, - рыкнул я, - страже тебя отдам. - Хы! Страже! – он выдохнул, - Не боюсь… Они сами из моих рук ели… Одноглазым овладела апатия. Еще немного и ему захочется жить… Я схватил Герхарда за воротник, приподнял над землёй, тряхнул и поволок по снегу к дороге. Лошадка очнулась и, судя по следам и навозу, оставленным на снегу, не помня себя рванула домой. Саней у нас нет. Но ничего, зато есть телепортация. Швырнув несопротивляющегося Одноглазого на укатанный снег дороги, я, окинув телеметрией местность, опять придавил его телекинезом и усадил на задницу с широко разведёнными ногами – мне надо, чтобы он видел, что я буду с ним делать. Присел рядом и острым как бритва когтем распорол вдоль штанину на бедре, обнажая белую кожу ноги. - Демон, что ты хочешь, демон! – воскликнул альфа. Страшно. Тебе страшно! - Увидишь, - прорычал я. Ощупал бедро, одновременно оглядывая его энергетическим зрением. Так, здесь. Здесь. И вот тут. Увидев контуры бедренной кости и сосуды, питающие её, вдруг, одним махом выдернул телепортацией из мышечного каркаса белую тёплую кость, одновременно запуская в полость крохотный шарик пирокинеза, прижигая порванные сосуды и суставные сумки. Мне не нужно, чтобы Герхард изошёл кровью. Вторую бедренную кость выдернул не разрезая штанины – ощупывать ногу не было необходимости. - Смотри, видишь, - я рукой повертел перед носом едва живого от боли Затейника его мослы, - косточки-то, вот они! Звонко постукал головками бедренных костей по лбу Герхарда, в пылу погони потерявшего где-то в лесу свой малахай. По уже отработанной схеме разглядел и повыдёргивал из обеих рук плечевые кости, прижёг полости и, приподняв Затейника за шкирку телекинезом, потряс его из стороны в сторону. Руки и ноги его болтались как верёвки – я парализовал нервные окончания, впрочем, не отключая, болевых ощущений – пусть наслаждается. Кричать он не мог, мычал, вращая глазом – жевательные мышцы были парализованы с моим деятельным участием и рот не открывался. Так, теперь всё. Теперь совсем всё. Из информации, извлечённой из головы Затейника, следовало, что в Майнау больше никого из людоловов не осталось. Да не очень-то много их и было. Что, впрочем, не исключало возможности их наличия в других местах - некоторые отсутствовали, выполняя поручения Орсельна. Загнанные в угол, они так или иначе проявят себя и будут мстить. Если смогут, конечно. Последнее. Нашарив в кармане Одноглазого вышитый кошелёк Хени, набитый деньгами, собранными им в доме омег, я повесил его на шею Герхарда. Затем, ещё раз пристально поглядел в глаз альфы, и гипнозом приказал ему орать, что есть мочи о том, что он сделал в доме на Зелёной улице. Первый пошёл – телепортировал я Одноглазого прямо на крыльцо дома Хени и Дибо. Сам отправился чуть позже и сразу в сарай – энергия, полученная от поглощения жизни Ганса кончалась и вот-вот я должен оборотиться в человека. * * * Одноглазый появился на крыльце дома и тонко взвизгнув, повинуясь гипнотическому приказу начал орать: - Я! Я убил всех! Я! Это моих рук дело! Демон! Демон приказал! Я убил! Я! И кота! Сука! Он сука! Кот! И детей! Всех! Деньги тоже я взял! Стражники во главе с Отто фон Эстельфельдом успевшие к тому времени осмотреть дом и прилегающие строения, собрались толпой вокруг Одноглазого. Сержант пнул его в ногу: - Вставай, чё разлёгся? Одноглазый завыл от боли: - Да не могу я! Костей у меня в ногах и руках нет! Демон вынул! Собравшийся возле дома народ загудел. Начальник стражи распорядился и солдаты, завернув орущего Одноглазого в брезент, споро потащили его в кордегардию. Спустя мгновение я появился в сарае. Скинутых впопыхах вещей не было - кто-то приложил шаловливые ручки. Как всегда после демонического оборота, поплохело. Голова кружилась, кашель разрывал лёгкие. Все до единого шрамы, которые я насобирал в этом мире, побагровели, даже те которые с помощью чудодейственной мази совсем сошли и я о них забыл. Лицо и руки, получившие в своё время порцию демонической крови, нестерпимо ныли. Я скрючился на полу дровяного сарая, содрогаясь от мучительного кашля. Дверь распахнулась. Ко мне подошли сапоги со шпорами. Начальник стражи. - Оме Шварцман, вы? – спросил он. - Дх-а, - едва выдавил я из себя в промежутках между потугами лёгких вытолкнуть из себя мокроту. Голова кружилась, резерв энергии едва плескался на дне. Стремительно пропадавшим зрением я смог увидеть наклонившееся ко мне лицо начальника стражи и сознание погасло. * * * Звёздное небо над головой (а есть ли она, голова-то?), шарик встревоженного Ульки кинулся ко мне: - Господин мой (на немецком это звучит естественно - mein Herr, почти как мин херц), как вы? Улька слышал всё, что со мной происходит, а демоническое зрение включается и для него - он видит, то же, что и я. - Наше тело лежит без сознания, а я... я в порядке, Ульрих, ты чувствуешь, - ответил я, - расскажи лучше, как вы тут? Третье веко на зелёном глазу Безымянного медленно поплыло в угол. Зрачок дёрнулся, чуть увеличившись и снова став узким как нитка. О! Мысль! - Безымянный! Не хочешь на мир посмотреть, себя показать? - обратился я к Великому Змею. Зрачок опять дрогнул. Согласен? Или нет? - Господин Макс, а что вы хотите сделать? - обратился ко мне Улька. - Глаза. У нас с тобой, Ульрих, нет глаз, а наш Великий Змей может помочь, - обратился к медленно вращающемуся вокруг меня Ульриху. - Но как? - я практически увидел, как Улька пожал плечами (при их полном отсутствии). - Ну мы же с тобой общаемся, когда у меня были глаза ты мог видеть. Давай попытаемся, - ответил я. А вообще сколько глаз у нашего дракона? Кто-нибудь знает? Мы с Улькой всегда видим только один. Дела... Будем думать... Идея перспективная... Деваться-то всё равно некуда. * * * Очнулся я от холода. Обнажённое тело колотило ознобом. Лежал я (как смог определить) на какой-то лавке или нарах. Голые неструганые доски скрипели под моим весом. Хотя жира во мне с такой жизнью нет ни грамма. Окинул окружающее телеметрией – рядом никого. Только через несколько стен сидят люди. Сидят, судя по позе на стульях и за столом, то ли едят, то ли пишут – не понять, всё расплывается. Задыхаясь от забитых мокротой лёгких повернулся на бок и выкашлял всё, что смог. Отдышавшись приподнялся. На ноге звякнула цепь – широкое кольцо с приваренной к нему цепью охватывало мою голень у щиколотки. Подёргал звеневшую железку. Цепь было вмурована в стену. Здорово! Опять в тюрьме! Ну держитесь! Твари! Начал быстро перепроверять свои способности. Так. Эмпатия. Есть! Телеметрия. Есть! Телекинез. Есть! Наконец-то! Живём! Телеметрия. Ну это само собой есть – увидел же людей за стеной. Левитация. Есть! Телепортация. Чёрт! Не успел… По каменному коридору послышались шаги с позвякивающими шпорами. Телеметрия показала мне силуэт человека. Альфа. Уж это-то я научился различать. Начальник охраны Отто скорее всего. Человек приблизился. - Оме Шварцман, - обратился ко мне начальник стражи Отто фон Эстельфельд, подойдя вплотную к решётке, - я хотел бы знать, что вы делали в дровяном сарае известного вам дома на Зелёной улице. У вас есть ответ на этот вопрос? - Я думаю, что смогу вам ответить, - поднял я изуродованное лицо на начальника стражи. Эмпатия показала мне удивление, любопытство и чувство брезгливости от созерцания моего лица. Да, я не красавец. Знаю. Звеня цепью, я сел на лавку по-турецки, подобрал озябшие ноги. Откинул волосы за спину. Ну вот он я, во всей красе. Любуйся. - Но… Прежде чем я продолжу, я хотел бы знать, почему я здесь и в таком виде? – я подёргал цепь рукой. - Оме Шварцман, оме Шварцман…, - нараспев произнёс фон Эстельфельд, - вы опять оказались не в том месте и не в то время. А… может быть как раз именно там, где вам и надлежит быть? - Что вы имеете в виду? Разве Одноглазый не рассказал вам всё? – резко ответил я. - Рассказал. А ещё рассказал, что его догнал демон. И вырвал из рук и ног кости. А напарника убил движением руки. Убил так, что и следов от тела не осталось, - проговорил начальник стражи, - и теперь я хочу выяснить, что же происходит у нас в городе. И вы, оме, мне расскажете. В противном случае… В противном случае вы вряд ли сможете отсюда выйти. Эмпатия донесла скуку и настойчивость. Начальник стражи готов на всё, чтобы не выпустить меня отсюда. - Принесите мою одежду, - потребовал я, - Я не готов общаться с вами в таком виде. - Оме Шварцман, оме Шварцман, - покачал головой начальник стражи, - вы не в том положении, чтобы требовать. Пока я не услышу ответов на свои вопросы одежду вы не получите. - Я искусник, господин Отто, и вы это знаете. И сейчас вы держите искусника в тюрьме без достаточных к тому оснований. Вы понимаете это? – наугад наехал я на начальника. Оп-па! Сработало! Эмпатия показывает, что я прав. Он действительно не имеет права держать искусников в тюрьме. Всё, что сейчас происходит это его самоуправство. - Господин Отто, вы говорили мне, что у вас в страже работают несколько искусников. Пригласите кого-нибудь из них сюда, - продолжил я давление. Искусники в здешнем мире, как я вычитал ещё в замке – это некая корпорация и они обязаны поддерживать друг друга – Великая Сила не прощает пренебрежения своими товарищами по искусству. Хотя бы и формального. - Хорошо, - сквозь зубы ответил начальник стражи, - Ожидайте. - Оме…, ожидайте, оме, - снова надавил я. - Оме, - вынужденно согласился он. Фон Эстельфельд повернулся и вышел. Я подождал, пока он поднимется по лестнице и, изучая имеющиеся возможности, начал эксперименты с телепортацией. Широкое кольцо, обхватывающее мою ногу, звякнув цепью, свалилось на пол с лавки, на которой я сидел. Теперь сам. Ап… Никак…Ещё… Нет… Прислушавшись к себе я почувствовал, что все мои способности вроде как есть, но чувствуются… словно бы через вату, что ли… Есть, но в то же время не в полную силу. Себя вот телепортировать не могу. Одежду призвать тоже не получается, хотя раньше мог. Но это в демонском обличии… Да… Телекинез тоже… какой-то не такой. Вроде бы есть, но… А пирокинез? Ну-ка… есть…. Получилось, но… Тусклый едва видимый шарик пирокинеза, погас не долетев до пола. Н-да… Да что же опять со мной? Очередной демонический выверт? То одно пропадёт, то другое. Теперь вот, вроде бы как всё есть, но какое-то ослабленное, едва действующее. И эмпатия-то сработала только потому, что фон Эстельфельд рядом стоял. Яркий энергетический силуэт силовых линий развитого искусника появился на лестнице ведущей в подвал, где я сидел за решёткой. Ага, кто-то идёт. Надо приготовиться. Обмануть искусника-дознавателя вряд ли получится, но от полуправды никто не застрахован. - Salvete, ome, - обратился ко мне здоровенный, под два метра, альфа-искусник на латыни. - Salvete, - осторожно ответил я - эмпатия не могла прощупать искусника. - Sei ti un artifex? (вы искусник?) – задал вопрос вошедший. - Sic, - ответил я, услышав латынь, - Sed libera nos a cellula (Да, но я хотел бы, чтобы меня освободили из камеры) – вспоминая слова языка искусников, выученного в этом мире, ответил я. - Et erit primum dimisit (скоро вас выпустят), - прогудел альфа своим довольно приятным баритоном, - Vellem tibi a paucis quaestiones (я хотел бы задать вам несколько вопросов). - Dic mihi, scito hic interrogare? Si ascendam in caelum, illic es? (скажите мне, обязательно задавать вопросы здесь? Может быть мы пройдём наверх и я оденусь?) – отбрыкнулся я. - Ita quidem, paenitet, ome (Да, конечно, извините, оме) – альфа показал рукой на лестницу, звеня ключами и открывая дверь камеры. Я демонстративно, с высоко поднятой головой, прошлёпал босыми ногами, болтая своим невеликим достоинством, мимо искусника. - Подождите, оме, - перешёл на немецкий альфа, - и, обогнав меня, крикнул в дверной проём, находившийся вверх по лестнице, - Эрик, одежду оме сюда! Молчаливый стражник спустился, держа в руках охапку моей одежды, забранной кем-то из дровяного сарая. Я отвернулся от него не желая, чтобы он видел моё лицо. Хотя, чего таиться? Повязки всё равно нет. Да плевать! Нашарив в куче, которую стражник так и держал в руках (эмпатия донесла до меня крайнюю степень удивления) свои штаны, я никого не стесняясь, запрыгал на одной ноге, натягивая штанину. Затянул завязки, намотал портянки (пришлось перейти на них – так теплее), поочерёдно сунул ноги в сапоги. Разогнулся. И вдруг альфа, пристально наблюдавший за моим одеванием, подошёл ко мне и осторожно дотрагиваясь подрагивающими пальцами до багровых шрамов на груди и плече, спросил, от волнения, судя по всему, забыв обратиться на языке искусников: - Что это, оме? - Memoria. Bonum memoriae (память. Добрая память), - ответил я по латыни, не разделяя волнения искусника. Ноздри альфы раздувались. Он волновался. Его энергетический каркас полыхал всеми цветами радуги. В голове и промежности начало преобладать красное свечение. Бля! Ещё немного и он на меня кинется! Рука его с подрагивающими пальцами не отрывалась от моего плеча. Едва уловимый запах корицы с какой-то горчинкой достиг моего носа. А вот и феромоны подоспели! Мой изуродованный омежий организм едва-едва дёрнулся, пытаясь реагировать на феромоны альфы. Но сдерживаемый сознанием успокоился. Мне мужики не нужны! МНЕ МУЖИКИ НЕ НУЖНЫ! Я отшагнул от альфы, сбрасывая его руку: - Quid refert apud te? (Что это с вами?) - Ignosce mihi, ome (извините, оме) – смущённо пробормотал альфа. Я застегнул костяные пуговицы рубашки, натянул сверху свитер (или кофту, чёрт его знает!) крупной вязки и накинул тулуп. А, вот и повязка нашлась! - Ome, mirum olfacies (оме, вы странно пахнете), - начал альфа, - non habes quis? (у вас никого нет?) - Ego sum artifex. Maritus meus Magna Potentia est (я искусник и мой супруг Великая Сила) – отвечал я, завязывая глазные впадины своей повязкой. - Supplico per un grande aiuto (прошу прощения) – альфа с небольшим поклоном приложил руку к груди. - Ergo. Eamus per (пойдёмте), - я взял из рук стражника малахай. - Ita quidem. Interroga te (Да-да, конечно. Прошу вас), - альфа, по-прежнему, смущаясь, показал рукой вверх, на лестницу. Мы поднялись наверх. Прошли по коридору. Я с трудом видел людей сквозь стены в двух-трёх метрах от себя. Дальше – никак. - Садитесь, оме, - альфа предложил мне стул, судя по всему, в своём кабинете. Я сел. - Продолжим, оме, - альфа закрыл дверь и мы оказались вдвоём. - Dictum est mihi quod eras in domo ubi Henie et Dibo interfecti sunt. Estne ita vero? (Мне сказали, что вы были в доме, где убили Хени и Дибо. Это так?), - снова перешёл на латынь альфа. - Ita, ego eram illic (да, я там был), - ответил я. - Quid hic agis? (что вы там делали?) – опять обратился ко мне альфа. - Veni et vidi cadavera et sanguinem. Omnes mortui sunt (Я пришёл и увидел трупы и кровь. Все были мертвы), – выдал я (вправду, ведь, видел, никто не опровергнет). - Bene. Quid deinde factum est? (Хорошо. Что было дальше?) – продолжил допрос альфа. - Sensi male (мне стало плохо), - опять не соврал я (неважно в какой момент мне стало плохо, было же). - Ita. O daemon? (так. А демон?) – продолжал альфа. - Non vidit eum in domo sua (я не видел его в доме) – я действительно не появлялся в демонском обличии в доме. - Nomen tuum?? (Ваше имя?) – вдруг резко спросил альфа. - Шварцман. Оме Шварцман, - ответил я по-немецки. - Bene. Homo negro (хорошо. Чёрный человек?)? – уточнил искусник. - Satis ita (именно так) – ответил я. - Quid erat daemon Unumoculum de? (о каком демоне вёл речь Одноглазый?) – снова задал острый вопрос альфа. - Non tam bene, quam tu vides (он нездоров, вы же видите), - действительно нельзя быть здоровым без костей в руках и ногах, - Dic mihi, quomodo te alloqui possum? (скажите, как я могу к вам обращаться?) - Interroganti Hugo (дознаватель Гуго) – дал мне ответ альфа. - Bene. Дом на улице Кожевников. Жёлтый. В подвале дети. Двое, - сжимая скулы проговорил я, - Дети искалечены… Это дом Герхарда Затейника, - я сглотнул, - Дознаватель Гуго, Затейник не должен жить… - Откуда вам известно о детях, оме Шварцман? – встревожился альфа. - Позвольте я умолчу об этом, - ответил я, - Пошлите за детьми людей. Альфа вышел из кабинета, я слышал, как за дверью раздаются голоса. Он о чём-то переговорил с начальником стражи, оказавшимся поблизости. Крики, топот копыт за окном. Через некоторое время уехавшие вернулись – я услышал. Хлопали двери. К кабинету приблизились сигнатуры дознавателя и начальника стражи. Дверь открылась. - Оме Шварцман, ваши слова подтвердились. В подвале действительно нашли детей…, - начальник стражи задохнувшись от гнева, замолчал. - Теперь, надеюсь, меня отпустят? – поднял я голову на вошедших. - Да… я вынужден это сделать…, дознаватель Гуго, - начальник стражи кивнул на альфу-искусника, - убедился, что вы не лгали на допросе. - Так это был допрос? – я повернулся к дознавателю. - Ну что вы, оме, как можно, мы просто беседовали, - откликнулся искусник. Я усмехнулся. - Что вы намерены делать с найденными детьми? – обратился я к начальнику стражи. - Ну-у… пока у нас побудут. В лазарете… - ответил он мне. - А потом? - А потом? Пристроим куда-нибудь. Они же… маленькие ещё. Лет десять-одиннадцать… Тварь! – произнёс фон Эстельфельд. - Господин Отто, если возможно, выслушайте моё предложение, - я встал и осторожно подошёл ближе к альфам, боясь наткнуться на мебель в незнакомом помещении. Нашарил стол и сел на его край. - Дом…, - я помолчал, - дом в котором жили… Он же пустой… Наследников, как я понимаю, нет…детей туда можно. Найти к ним семью какую-нибудь бездетную для ухода. Вы, - я обратился к начальнику стражи, - заглядывать будете. Я тоже заходить буду… А деньги… Я снова помолчал, вспоминая ставших мне дорогими людей. - Деньги у Одноглазого были. Всё, что он у Хени и Дибо забрал. Там хватит… Надолго, - проклятая омежья эмоциональность не давала мне нормально говорить. Транслируемые мной эмоции зацепили и альф, находившихся в кабинете. - Оме, - начал начальник стражи, - я по прежнему повторяю, что не хочу видеть вас в городе. Там, где вы - там смерть! - Господин Отто, мы с вами уже это обсуждали, - начал я, - я не могу не приходить в город. Да, я здесь не живу, но я не могу тут не появляться! Давайте договоримся так… - Нет, оме, единственное условие, на котором я пущу вас в город – это сопровождение моими людьми! - взвыл начальник стражи. Я замолчал. В конце-концов, что я теряю? Ну, будет ходить за мной стражник… пусть ходит. Ещё и поэксплуатирую его. Вещи таскать будет. - Ладно, - я поднял руки в знак согласия, - но это должен быть стражник в форме с оружием. И ещё, я согласен ходить с ним, но ограничений в передвижениях я не потерплю. Кроме того, мне нужно помещение, здесь в кордегардии – я буду приходить туда, а потом выходить в город (мне до весны недолго осталось). Фон Эстельфельд согласно кивнул головой. Искусник, стоявший рядом с ним не возражал и я решил ковать железо дальше: - Покажите мне закреплённого за мной человека. - Дитрих, - позвал в открытую дверь начальник стражи сержанта. Громкий топот кованых сапог возвестил о подошедшем сержанте. - Подбери для оме Шварцмана сопровождающего из наших стражников, - приказал начальник стражи вытянувшемуся перед ним сержанту. - Так это… господин начальник… посмазливей? - осклабился служака. Что!? Телекинезом я быстро резанул ремни доспехов и передняя часть кирасы сержанта с выбитыми на ней гербами короля и города, зазвенев, рухнула на пол, открывая потёртый стёганый гамбезон. - Смешно…, - откликнулся я на происшествие безразличным голосом, - браво, сержант, - я медленно поднял руки и похлопал ладонь об ладонь. Бормоча про себя ругательства, сержант подобрал свою железку и убыл из кабинета. - Зачем вы так, оме, теперь ему за свой счёт придётся восстанавливать доспех, - обратился ко мне всё понявший дознаватель. Я не ответил. Начальник стражи задумчиво потеребил подбородок, глядя на меня и вдруг предложил: - Знаете, оме, а не хотели бы вы поработать на городскую стражу – мне иногда требуется приводить в чувство расслабившихся бойцов. - Сколько платите? – растянул я губы в улыбке. - Договоримся, - пообещал он, выходя в коридор. Мы с дознавателем потянулись следом. Начальник быстрым шагом ушёл по делам, а дознаватель, придержав меня за руку, тихо сказал: - Оме, я прекрасно понимаю, что вы не всё мне сказали. В частности, о демоне. - Quid est daemonus? (о каком демоне?) – перешёл я на латынь. - Tu scis eum, Homo negro (вы его знаете, Чёрный человек) – огорошил он меня. - Давайте оставим это, дознаватель Гуго, - нейтральным тоном произнёс я, продолжая движение по коридору впереди дознавателя. - Как скажете, оме, как скажете, - негромко сказал он мне в спину. А вот интересно, случись что, смогу я убить полноценного альфу-искусника? Так-то моральных терзаний не будет - это точно, а как с точки зрения физики? Так, стоп! Что-то я всё об убийствах думаю? Человека надо выбрать. Где там у нас бравый сержант? Сержант Дитрих уже полностью без кирасы, в одном гамбезоне распекал во дворе кого-то из попавшихся под горячую руку солдат – чувствовалось, что он расстроен. Я подошёл ближе, досадой так и шибало. - Сержант, - позвал я альфу примерно с меня ростом. - Иди, и чтоб к вечеру всё блестело, - погрозил он кулаком, закованным в латную перчатку перед носом испуганного солдатика тоже альфы – в страже были только альфы и повернулся ко мне. - Сержант, я должен перед вами извиниться, - подошёл я, нашаривая в одном из карманов несколько взятых для покупок монет, вытащил одну – оказался гульден и сунул в руку сержанту. - Оме, - поклонился он, - я двадцать лет на службе, никогда со мной такого не было. Благодарствую конечно… - Подыщите мне кого посообразительнее, - попросил я его, - и я хотел бы, сержант, чтобы этот человек был закреплён за мной постоянно. - Как вы сказали, оме, закреплён? Занятное выражение… Ну, да чего только не услышишь от господ, - крякнув, сержант повернулся и зычно, на весь плац, рявкнул, - Ханс! Ханс, чтоб тебя черти драли, ёж твою кашу под коленку в корень через коромысло, срать-ебать твой лысый череп в могилу под мышку, налево с предподвыпердом в правую ноздрю, за пазуху и в педаль, в ребро через семь гробов, в срачку через семь хуёв, через чайник в тринадцатую становую кость раком! Эк! Как заворачивает! Из казармы, что-то жуя на ходу, выскочил молодой солдатик и, подбежав к сержанту вытянулся в струнку. - Вот, оме, этот балбес в полном вашем распоряжении. И закрепляется за вами до тех пор, пока, - сержант погрозил пучившему на него глаза альфе здоровенным кулаком, - пока нужно будет. Понял?! – рявкнул он на обомлевшего Ханса. - Так точно! – заорал Ханс. - Ну всё, оме, он ваш, забирайте, - кашлянул сержант и пошёл в казарму, по пути встретив ещё кого-то из солдат и выговаривая ему за какие-то упущения. - Дружище Ханс, - альфа был ещё молод и был пока немного ниже меня, я положил ему на плечо руку и поддавливая гипнозом, начал говорить, - мне необходимо сходить на базар, купить кое-что. Начальник городской стражи, господин Отто фон Эдельфельд любезно согласился помочь мне и попросил вашего сержанта, господина Дитриха, поручить вам, дружище, помочь мне (во как завернул!). Ханс, обалдевший от моих речей и гипнотического воздействия, молча шагал рядом со мной, звеня доспехами и придерживая болтавшийся меч (А мой-то где!? И баклер! Чёрт! Дома оставил!). Солдаты многозначительно ему подмигивали и хихикали нам в спину. Балбесы, как есть! Надвинув поглубже малахай, чтобы чёрная повязка не так бросалась в глаза, мы с Хансом двинулись на рынок. Я, не спрашивая разрешения, через его глаза смотрел вокруг. Эмпатия доносила до меня некоторый страх и жгучее любопытство, раздиравшее солдатика. Закупившись необходимым (в основном продукты: мука, масло, сахар, мороженая рыба (дома пожарим!), лук, морковка, соль, зубной порошок, мыло, козье молоко для мелкого, ухват без черенка) и заказав двойные оконные рамы с остеклением (чтобы не дуло) двинулись обратно. Уже выходя с рынка услышал осторожный шёпот в спину: - Чёрный человек… Это кто там такой глазастый? Придержав Ханса, щёлкнул пальцами за его головой, он повернулся и я через его глаза увидел трёх каких-то, не разобрать даже альфы или омеги. Они во все глаза пялились на меня и Ханса. Увидев, что стражник обратил на них внимание, они быстро вывернулись и растворились в толпе. Ну вот и слава пришла… Затащив мешок с купленным в выделенную тем же сержантом Дитрихом каморку, я поблагодарил Ханса и сунул ему в руку крейцер – люди с которыми приходится работать не должны от меня шарахаться. Сам задержался возле двери и, улучив момент, когда рядом никого не оказалось, ещё раз телепортировался для пробы за стену кордегардии. Получилось! Видимо организм немного восстановился после оборота. А дальше? Снова вернулся к каморке. Ещё телепорт. Дровяной сарай Хени и Дибо встретил меня как родного. Теперь огороды на окраине Майнау… Могу… Кабак Оппо… так передо мной и не появился. Я выпал из телепорта по пояс в снег среди деревьев – потолкался, потыкался руками и определил, что вылетел в глухом лесу, далеко не добравшись до горелого кабака. Значит телепортации хватает только на сравнительно небольшое расстояние. Что ж, будем прыгать чаще… Вернулся к каморке и, захватив мешок с покупками, сиганул в сарай, постоял подумал. Что-то ещё?.. О! Прости, котик! Твоя просьба… чуть не забыл! Окинул телеметрией, насколько смог, окружающие строения. Из соседского сарая вытащил невесомое, размером с ладонь, отчаянно пищащее чёрно-рыже-белое существо. Бережно поместил его за пазуху. Существо пригрелось и оглушило меня мурлыканьем, осторожно тыкаясь влажным носом в шею. Прыжок к огородам, в лес, на дорогу, к горелому кабаку. До своих отметок у дороги я прыгал ещё четыре(!) раза. Здорово всё-таки сдала телепортация, говорить нечего. Углубившись в лес, выдохнул, здесь было проще – я видел свои метки на деревьях и перемещался от одной к другой. ПахнУло дымком. Ну вот и дом, родной дом! Обстукивая сапоги от снега и отводя рукой в сторону замёрзшее бельё, развешенное на верёвках, чуть не был сшиблен выскочившим из дома Эльфи. Он прыгнул на меня, едва не свалив с ног, вцепился в шею и судорожно, исступлённо целовал меня куда попало: - Оме-оме, я так ждал! Я думал всё! Вы уже не придёте! Оме! В горле у меня запершило. Вот ведь! Спустив мешок на пол веранды (мы так и не зашли в дом), я, стараясь не уронить задремавшего котёнка, распустил пояс тулупа и обхватив омежку полами, запахнул его прямо перед собой – он выскочил из дома в чём был. Эльфи доверчиво прижался ко мне и, подняв голову смотрел снизу вверх влажными глазами. - Ну что ты, что! Как же я могу вас тут бросить? Сам подумай. Эльфи спрятал лицо на моей груди. Эмпатия донесла до меня чувство обожания. Мой запах кружил голову омеге. Что же, всё таки, мне накрутили с гормонами замковые эскулапы? Голова и его промежность покраснели. Наверно и попка мокрая – подумал я. Переступая озябшими в домашних тапочках ногами по полу веранды Эльфи выдохнул мне в грудь, прижимаясь теснее. Я, скинув меховую рукавицу, погладил его по густым коротким волосам. - Оме, а я суп приготовил! – сообщил вдруг Эльфи. - Ну, это надо обязательно попробовать! – откликнулся я, - а мелкий как? - Спит, - тихо ответил омега. - Привыкаешь? Давай-давай, скоро свой появится, учись, - пошутил я, снова гладя Эльфи по голове (как Янку! – резануло по сердцу), - пойдём, а то смотри, весь замёрз. Эльфи молча помотал головой счастливо глядя на меня большущими глазами. Я, не выпуская омегу из объятий, чуть приподнял его телекинезом и прошагал в дом. По очереди выпростал руки из рукавов тулупа, скинул его вниз, переложил проснувшегося котёнка на топчан. Эльфи всё также не отпускал меня, обнимая уже в тепле и млея от моего присутствия. Веник, получив от меня порцию энергии в своё средоточие, проснулся, закряхтел, шевелил маленькими ручками, сгибая и разгибая крохотные пальчики с розовыми ноготками, сонно моргал ярко-синими, как у отца, глазками. Я стянул сапоги, цепляя пятку за пятку, и в распускающихся портянках шагнул к табурету. Сел. Эльфи уселся верхом мне на колени. Наши лица оказались на одном уровне. Он опять принялся судорожно целовать меня. Я, избегая поцелуев, облапил худенького омегу и прижал его к себе. Эльфи едва успокоился от своего порыва и, пристроив голову мне на плечо тихонько шептал прямо в ухо: - Оме, я вас так ждал… Я чувствовал, оме. Вы ушли, а там что-то случилось… Что-то плохое. Очень плохое. Вы опять демоном были, да? Я молча кивнул. Он же Личный Слуга. Значит всё чувствует. У нас теперь одна жизнь на двоих. Я его приручил, а он меня. Чуть ослабив объятия, я не отвечал на посыпавшиеся из омеги, как горох, вопросы. И только молча гладил Эльфи по голове, по узкой спинке, задевая иногда косточки позвоночника. Он, наконец, немного успокоился, отлип от меня, держа меня за плечи, пристально стал разглядывать моё лицо, я смотрел на себя его глазами. Сила Великая! Всё лицо покрыто багровой сеткой. Наверное и тело такое же стало! Омега приложил к моим щекам худенькие ладошки и осторожно приблизил своё лицо, закрыв глаза. Картинка пропала. Губы наши соприкоснулись. Я выдохнул. Нет! Боюсь я с ним секса! И он - Личный Слуга. Котёнок, потоптавшись по одеялу, вдруг громко пискнул. И неловко перебирая лапками начал пробираться к краю топчана. Подошёл, прицелился и перепрыгнул, обрываясь лапками, в кроватку Веника. И тут же, как будто так и надо, улёгся к младенцу под бочок, мурлыкая как трактор. Эльфи вздохнул, слез с моих коленей, подошёл к кроватке и подперев щёку рукой уставился на спящих детей – одного человеческого, другого кошачьего. Я затащил в дом мешок с продуктами, разложил и рассортировал принесённое. Мороженую рыбу отправил в лабаз. - Откуда это? – спросил Эльфи, имея ввиду котёнка. - Потом расскажу, - ответил я, не желая расстраивать омегу. Стемнело. Поужинали супом, сваренным Эльфи. Ну что я скажу? Ему есть к чему стремиться. Котёнок, разнежившийся в тепле возле Веника, был извлечён из кроватки, осмотрен на предмет блох и прочего, признан соответствующим. Под неумолчные панические крики вымыт мылом в тёплой воде и высушен телекинезом. Кошка, а трёхцветными бывают только они, с облегчением опять забралась в кроватку к мелкому и заснула. Разглядывая обоих, я увидел, что энергетическое ядро Веника немного, совсем чуть-чуть подросло, да и в кошке тоже что-то зарождалось! Наследство Господина Ди, не иначе. С большим облегчением воспользовался телекинезом (пусть и ограниченным) – наполнил ванну для вечерней помывки. Пока раздевались Эльфи с ужасом пялился на мои багровые шрамы. Сколько лет жизни я потерял? Три? Пять? Долго отмокали в горячей воде. Я через глаза Эльфи любовался заснеженным морозным лесом. Тот не отлипал от меня - привалился острыми лопатками к моей груди и млел от нахождения рядом со мной. Я, опираясь спиной на борт ванны, по установившейся привычке перебирал его тонкие ухоженные пальчики, дыша ему в макушку. Эльфи водил свободной рукой по моему бедру, размышлял о чём-то своём. Я в очередной раз пошевелился – ноги показались над водой. Глаза Эльфи округлились: - Оме, что с вашим ногтями?! - А что с ними такое? Вроде не отросли ещё? – рассеянно откликнулся я. - Как что? Как что? Вы когда в последний раз делали педикюр? – воскликнул он. - Когда? Да в замке ещё, - ответил я, не подозревая о последствиях. Эльфи завозился, вылез из моих объятий, развернулся лицом ко мне. Сел на колени на пол ванны между моих разведённых ног. - Да что этот такое?! Как так можно! – он несильно хлопнул сразу двумя мокрыми ладошками по моей груди исчерченной багровыми шрамами. - Нет! Я за вас возьмусь! Сегодня же! – воскликнул он. - Эльфи…, - проговорил я, смущённый его напором, - темно уже… - Ну хорошо, не сегодня. Но завтра я с вас, оме, не слезу, - сбавил напор омега. - Эх, наездник ты наш (а может мой?), - мой голос дрогнул и я взъерошил его волосы. Эльфи кинулся мне на грудь и крепко, как мог, обнял меня, прижавшись щекой к груди. Выдохнул. Эмпатия захлестнула меня волной обожания (Оле! Где ты теперь!). Вечером, когда Веник, подмытый и накормленный сыто спал, а котёнок (будет Машкой), получивший свою порцию молока с хлебом, блаженно жмурясь тщательно умывался, сидя на полу, а затем снова забрался в кроватку к малышу, Эльфи, устроившись на моей руке, повернулся носом к стене, а я обнял его сзади. Не спали, я лежал молча, а Эльфи с затаённой надеждой ждал дальнейшего развития событий. Я плотнее прижал к себе худенькое тельце омеги, обняв его руками крепче: - Эльфи, помнишь у Хени и Дибо дети были? Он молча кивнул. - Я сегодня был там… И я, повинуясь какому-то наитию, рассказал ему о том, что произошло и что я сотворил. Эльфи, сжавшись, с крепко зажмуренными глазами слушал мой, прерываемый тяжёлыми вздохами, рассказ. - Вот так…, - закончил я. Омега всхлипнул и едва слышно выдохнул от охватившего его ужаса. Я поцеловал его в макушку, утешая. - Оме…, - прошептал он, - оме, как так можно? Я молча вздохнул – риторические вопросы не имеют ответов. - Всё, давай спи, всё хорошо будет, маленький…, - усыпил я омегу. Эльфи заснул, а я откинулся на спину и долго лежал без мыслей и без сна. И вдруг, ужасная догадка обожгла меня! Я вспомнил, как ещё в замке, изучая в библиотеке искусническую литературу по ментальной магии, мне попалось утверждение о том, что ментальная магия позволяет реконструировать и редактировать те или иные ситуации посредством мыслеформ высокой организации, которые действуют на ментальном уровне. Они не просто внедряются в ауру человека, а помогают выстраивать события и явления в желаемом направлении, запуская цепную реакцию. Я же, сколько себя помню в этом мире, постоянно задавался вопросом об окружающих меня омегах - зачем они мне? И, получается, подсознание осуществляло воздействие на окружающий мир и он выполнял моё неосознанное и невысказанное желание - я избавлялся от омег. А они гибли, покидая меня. Вот кто настоящий убийца! Я!!! Острожно вытянув руку из-под щеки сладко спавшего Эльфи, я укрыл его одеялом, встал, и как был, в одних трусах заметался по дому. За окном опять выла метель - мело как в тундре. В кое-как смастряченные рамы окон задувало. И только тёплая печь была спасением в морозном зимнем лесу... * * * Вечером, когда стемнело и в кордегардии остались только стражники, заступившие на ночное дежурство, Ханс и еще несколько его приятелей, не дежуривших сегодня, сидели в кабачке папаши Эрнста и пили весьма неплохое пиво. - Ну-ка, Ханс, расскажи нам, как ты сегодня со знатным оме по городу прошёлся, - подначил молодого Герборт, славившийся своим острым языком, - мы видели как он тебя обнял - прямо голубки! Сидевшие за столом заржали. - Оме-то, поди красавец, вон как возле него господин начальник и и дознаватель Гуго вились, отдастся тебе, а там может... того... Замуж выйдет за тебя - ты у нас парень видный, молодой, сил много. День и ночь удовлетворять сможешь! А?! - Герборт отхлебнул пива, стёр пену с верхней губы и толкнул Ханса локтем в бок. - Нет, ребята, - вздохнул Ханс, - мне сержант наш потом сказал, оме этот - искусник. - Да иди ты! - изумлённо выдохнул простоватый Руди. - Точно, - подтвердил Эрик, приносивший одежду по приказу дознавателя, - искусник, как есть, я сам слышал, как наш дознаватель с ним по ихнему разговаривал. Да и, правду сказать, видел я этого оме без одежды... - Ну?! Врёшь! - уставился на Эрика Герборт. - Чтоб мне сдохнуть, видел. Здоровенный, как сержант наш. И весь в шрамах. Как есть, весь, сверху донизу. Да шрамы такие, - Эрик поёжился, - здоровенные, да багровые, Ужас просто! Волосья длинные и все седые. Белые, да. А уж рожа..., - стражник отхлебнул из кружки, - У него глаз нету! Слепой он, как крот слепой. - Да уж... - выдохнул кто-то за столом. - Спаси Великая Сила от такого супруга... Он, поди, чуть-что не по нём, как двинет и костей не соберёшь, да ещё и искусник, - выдал Руди, - нет уж, пусть господа с такими супругами живут, а это не по мне. За столом опять засмеялись. - Нет, ребята, я люблю, чтобы омега мягкий был, ласковый. Вот как мой Эни. А летом в деревню поеду, там у мельника нашего тоже омега на выданье. Второго возьму. Глаза во! Жопа во! Красавец! И приданого дают за ним, - мечтал Руди, чмокая губами, - А это что такое?.. Осторожный Эрик толкнул Руди в бок: - Ты говори, да не заговаривайся, а то мигом определят в холодную. И будет твой Эничка тебе передачки таскать. - Да нет, я ничего..., - прикусил язык Руди. - То-то, ничего, дойдёт до сержанта - он тебе мигом небо с овчинку покажет, - буркнул Эрик. - А я вот, что скажу, ребята, - подвыпивший Ханс пригнулся к столу и поманил руками собутыльников, - хожу это я с ним, с оме с этим, и как он мне, что скажет - так у меня мороз по коже. Так и дерёт. А ещё, вот что было на рынке-то... Идём мы, опять же, с этим оме мимо лотка, где толстый Магдал пирогами торгует, - Ханс оглянулся, не подслушивает ли кто, - дрянь у него пироги... Я вот в прошлый раз... - Да говори ты толком, брось своего Магдала, и так все знают, что он к тебе неровно дышит, - перебил рассказчика Герборт. - Чего-о! Да там и было-то один раз всего... Забежал я на огонёк к нему, холодно было..., - начал оправдываться Ханс. - Чёрт тебя дери и с Магдалом твоим, Ханс! Рассказывай уже, что было-то? Ну? - нетерпеливо прошептал осторожный Эрик. - Ну вот, идём мы с оме этим, значит, мимо лотка, - Ханс, низко нагнувшись над столом, начал помогать своему рассказу руками, - и вдруг, будто толкнул меня кто, по затылку. Я обернулся, а сзади за нами идут трое: Чёрный человек - говорят. И в оме этого пальцами тычут! Меня увидели - и врассыпную! Тут-то меня и проняло - оме-то этот Чёрный человек и есть! - О-о! - выдохнула подвыпившая компания. Молодой омега с белым фартучком на поясе, разносивший кружки с пивом, остановился около стола послушать о чём говорят стражники. Герборт заметил его и с размаху хлопнул по мелкой заднице, провожая дальше: - А ты, что встал. Пива неси! - Точно! Он это! - высказался потерявший осторожность Эрик после того, как омега ушёл, - я вот дежурил сегодня в подвале. Там этого приволокли сегодня - душегуба безрукого. Уж как он орал! Как орал! Демон, говорит кости-то у него из рук вынул, и из ног тоже вынул, это чтобы он не убежал, значица. А демон-то этот, душегуб орёт, и есть Чёрный человек. Вот! - Так выходит, оме-то, с которым я сегодня... Демон? - ужаснулся Ханс. - Так и выходит, только об этом - никому! - Эрик поводил перед носами порядком уже пьяных стражников пальцем. Настроение выпивать пропало. Ханс расплатился с кабатчиком и компания молча потянулась на выход в метельную ночь.