Как быть?

Вот так. Внедрённая мной программа раскрылась в голове Ара и разрушила его мозг. Наловчился я такие программы устанавливать весьма здорово. На нынешний момент это лучшая моя работа – программа внедрена и раскрылась не сразу, отработала несколько дней и адекватно – так, что ни у кого не возникло подозрений, реагировала на действия подопытного. Более того, из головы не вышла, а закольцевалась в ней и ходила по кругу, разрушая всё вокруг. Как говорится – дорогу осилит идущий. Вот Ар её и осилил. С утра я смотался в город, добыл свежих фруктов – их действительно сохраняли под стазисом – такие артефакты были недороги, почти любой искусник мог клепать их сотнями (мне попадалось ещё в замковой библиотеке - обучение изготовлению самых простых артефактов входило в обязательную программу для поголовно всех искусников). Даже рыбаки с побережья ими пользовались, таская свежайшую рыбу в город. Запасся вином (скоро оно станет страшным дефицитом!), продуктами, орехами трёх сортов и специями. На базаре на глаза в ряду, где торговали бывшим в употреблении товаром, попались широкие стеклянные фужеры – видимо, кто-то распродавал остатки былой роскоши. Пригодятся! – подумалось мне. Креманки же! И тут же в голове завертелись шестерёнки, вспоминая рецепты блюд – в основном десертов, в которых используются креманки. Как говорится – на ловца и зверь бежит. Ворожит мне Великая Сила, ворожит. Заскочил к Сиджи и Юту. Великая Сила уже защищала их головы (установка языка – последнее, что у меня получилось провернуть с ними) и мне не удалось поставить программу прибытия и поздравления детишек Дедом Морозом, хотя очень хотелось, но, видно, не судьба. Поэтому вручил подарки сам, чем вызвал восторженный писк. Проверил успехи Адельки, а вот тут было стыдно – про подарок ему забыл. Забрал заказ у ювелира и вернулся… И вот уже всё затихло – стремительно надвигался Новый Год! Мой первый в этом мире. Зима. Пусть и такая суровая. Тихий зимний лес. Лёгкий снежок. Как по заказу. Специально. Мне всегда нравился. Стемнело. И подкатило ожидание чего-то… Чего-то такого, таинственного, сказочного. Что бывает только раз в году… Именно на Новый Год. Вот сейчас отвернёшься и под ёлкой окажутся подарки, принесённые Дедом Морозом. А повернёшься и его нет… Уже ушёл… Не показался. И бежишь за ним, пытаешься догнать, увидеть, окликнуть… Нет… А запах свежей хвои от принесённой ёлки? Вперемежку с запахом мандаринов… Целый пласт воспоминаний, ассоциаций… Далёкий отзвук тех благословенных лет… И вот ты уже маленький, и ждёшь и прыгаешь по полу в предвкушении чуда. Которое бывает только раз в году. И в этот раз уж точно подкараулишь Деда Мороза и увидишь как он приносит подарки… А он всё равно не показывается… Уж очень ловко прячется… И опять надеешься поймать его на «месте преступления»… И только потом, повзрослев, понимаешь, что тем самым Дедом Морозом были родители, которых уже нет… А у нас с Эльфи тоже была ёлка. Я принёс и под удивлённым взглядом омеги утвердил её на полу. Машка тут же взялась обнюхивать новый предмет, а Эльфи скептически вопросил: - И что это будет, оме? - Как что? Новый год встречать будем! - А ёлка зачем? - Ну как же, - я начал импровизировать, - Вот представь, где-то далеко, далеко на востоке, там, где встаёт солнце, начинается новый год. И пока он доберётся до нас станет уже совсем темно. А в полночь… О-о, Эльфи в полночь и происходят самые таинственные события, - подошёл к омеге почти вплотную и начал шептать ему на ухо, - Мороз усиливается. В лесу становится тихо-тихо… Представил? Впечатлительный Эльфи кивнул, ёжась и слушая мои слова: - Во-от… А мы с тобой спать не будем… И знаешь почему? - Почему? - выдохнул заинтересованный омега. - В полночь….. – я держал паузу, нагнетая обстановку, - В полночь по лесу к тем, кто его ждёт, приходит Дед Мороз… - Кто это, оме? – вымолвил с придыханием Эльфи. - О-о… Это такой человек. Даже не человек, а дух… - Дух! – чуть не взвизгнул от ужаса Эльфи. - Да дух, но дух этот добрый…иногда… Правда приходит не ко всем, а только к тем, кто его ждёт. Он приходит только к тем, кто в свой дом ставит ёлку. Только к тем, кто чисто убрал своё жилище и приготовил вкусный праздничный ужин… Только к таким людям он и приходит, - закончил я. - Ну-у, - разочарованно протянул омега, - всего-то… - Да Эльфи, всего-то. Но тем, кто его ждёт он дарит подарки… При этом увидеть его нельзя. Он почти никому не показывается. Только самым маленьким детям, и то не всегда…, - я сглотнул комок в горле, - он любит детей… - Чего-то вы не то говорите, оме, - через некоторое время пробурчал Эльфи, с которого схлынуло наваждение, созданных мной образов, - Какой такой Дед Мороз? Кто он? Я про него слышу первый раз… И никто про него не слышал никогда… - Это у вас, в Тилории не слышали, а у нас в Великом герцогстве так было каждый новый год, - наставительно сказал я, а Улька в моей голове зашебуршился: «Опять вы, господин Макс, выдумываете» «Не любо не слушай, а врать не мешай», - сразил я своего альтер эго народной мудростью. - В общем, мы с тобой сегодня не спим до полуночи, - волюнтаристски завершил я дискуссию с Эльфи. И вообще пора ему в голову русский язык ставить, а то некомфортно. Мелким поставил, а Личного Слугу обошёл – непорядок. Кулинарная книга была в очередной раз распотрошена на предмет приготовления праздничного ужина из принесённых мной продуктов. Повязав по-пиратски голову шёлковым лоскутом из остатков одной из рубашек Шиарре и подвернув рукава я, под удивлёнными взглядами Эльфи и горячо поддержавшей меня Машки, полупогрузившись в потоки Великой Силы, занялся кулинарным творчеством: Кипела вода, просеивалась мука, перетирался в песок и пудру сахар, обжаривались орехи, промывался в трёх водах изюм, ополаскивались перепачканные сковороды и миски, а я как дирижёр слаженного оркестра творил – практически ничего не касаясь руками, помешивал, пробовал на вкус, проверяя готовность, тыкал деревянной лучинкой, затворял жидкое тесто, тёр лимонную цедру, взбивал яйца с сахаром, чистил, резал и обжаривал картошку, варил сироп с фруктами, взбивал сливки, сразу на двух сковородах пёк тонюсенькие полупрозрачные блины, а ещё подходило тесто для хлеба… Эльфи был послан поставить под трубу родника бадью – мне постоянно была нужна вода – я наполнял умывальник телепортацией. Были испечены блины и завёрнута в них начинка в виде творожного крема для чего размягчённое масло было растёрто с яичными желтками и сахаром, смешано с протёртым творогом, а затем со взбитыми в густую пену сливками. Для аромата в начинку были добавлены ваниль и цедра лимона, для полного праздника вкуса туда же пошли изюм и мелко резаный миндаль. Рис, притащенный мной со складов Дитрича, был сварен в вязкую кашу на молоке, в неё я добавил при беспрерывном помешивании масло, яйца, яичные белки, предварительно взбитые с сахаром и, та-дам!, некрупно рубленые орехи и ваниль – остатки былой роскоши снабжения с юга. После этого поверхность каши была выровнена, посыпана размолотым в песок сахаром и тут же сахар был прижжён крохотным шариком пирокинеза. Сахар закарамелизовался и стал золотистым. Каша отправилась в горячую печь (кто бы знал, сколько дров понадобилось для всех новогодних изысков!). А потом!... М-м-м… А потом, на вынутую горячую кашу сверху были выложены сваренные и прогретые в густом сахарном сиропе дольки яблок, груш, персиков и местных лесных ягод… К каше был приготовлен горячий абрикосовый соус, напоследок каша была посыпана сверху рублеными поджаренными орехами. Из мясного, учитывая токсикоз Эльфи, были приготовлены котлеты из куриного филе, жаренные в тесте, а именно, филе курочки было замариновано на сорок минут в оливковом масле с добавлением лимонного сока и рубленой зелени, затем обмакнуто в жидкое тесто, обжарено на масле и доведено в печи, к филе я потрудился (телекинезом, само собой) порезать картошку соломкой, обжарить её и сбить томатный соус из дефицитных стазисных помидоров. На десерт для Эльфи я решил приготовить яблоки со сливками и орехами. Для чего очищенные яблоки были сварены в подкисленной лимонным соком воде, взбитые сливки были заправлены сахарной пудрой и поджаренными орехами. Всё это безобразие было уложено в пару креманок тонкого стекла и ещё сверху посыпано орешками. Себя я решил побаловать грушами в хересе – бутылку этого не самого дешёвого вина чисто случайно удалось найти в Майнау – груши проварил в воде с сахаром и лимонным соком, извлёк на тарелку, отвар был процежен, к нему добавлен сахар и херес. Миндаль для груш я залил горячей водой, вскипятил, очистил от кожицы и разрезал каждую косточку вдоль на 4-5 частей, а затем обжарил до коричневого цвета. Груши также были выложены в креманку, стеблем вверх (это важно!) и в них были ярусами натыканы кусочки жареного миндаля, а сверху медленно растёкся благоухающий хересом сироп. Заполировал я всё это извращение алкогольным напитком (да и чёрт с ним со всем! Однова живём!). Эльфи всё равно не дам, а себе… Какой же Новый Год без алкоголя? Сварил сахарный сироп, добавил практически последние найденные в Майнау запасы корицы, гвоздики, мускатного ореха и лимонной цедры, влил в полученную массу купленное неплохое красное вино, довёл до кипения и процедил, а на высокий стеклянный стакан повесил ломтик лимона. Наш небольшой домик весь пропах ароматами блюд готовящейся высокой кухни, так что даже от Машки пахло ванилью. Через печную трубу завлекательные запахи вынесло в лес. И, по-моему, все окрестные лесные жители только и делали, что принюхивались к аппетитным запахам. Переселимся в Лирнесс – ресторан открою! Сказать можно только одно – на меня накатило. И процесс пошёл. Так бывает иногда – раз, и что-то начинает получаться. Но почему-то нечасто. Кроме того, всё, что я сегодня приготовил на стол, кроме куриных котлет и жареной картошки содержало сахар, а это не есть хорошо. Хоть сахар здесь весьма дорог. Но под жёстким прессом токсикоза Эльфи удалось выкрутиться с набором блюд – всё моему омеге понравилось и, что называется, зашло. И самое главное! Я сознательно напитывал все свои изыски Великой Силой. Не знаю насколько это повлияло на вкус, но когда мы начали пробовать – это было что-то! Одно из двух: либо это влияние Великой Силы, либо я необыкновенно талантливый кулинар. Веник был накормлен около 16 местных часов (по нашему, по-земному, примерно 9 вечера), стол был застелен самым красивым из захваченных ещё в замке покрывал, шарик был погашен и зажжены свечи. Были извлечены часы Зульцберга и по ним я отсчитывал время, оставшееся до наступления Нового Года. Я медленно цедил красное вино, что ещё оставалось от всех моих кулинарных изысков, а Эльфи, завидуя, тянул сладенький компотик (беременным алкоголь низзя!). Слуховые и зрительные галлюцинации… Вот он, Эльфи, рядом, только руку протяни, никаких программ не надо. Просто бери и делай иллюзию прямо в его голове. Любую… Н-да… Понятно теперь такое настороженное отношение к менталистам со стороны дознавателя Гуго. Почему-то я только сейчас так концентрированно осознал, что мозг любого человека, кроме искусника, в здешнем мире для меня открытая книга, и даже не книга, а… наверное? блокнот для записей, так точнее. И вот для этого осознания мне пришлось весь вечер готовить, а потом сидеть за столом напротив омеги и заинтересованно разглядывать его. - Что такое, оме? Вы так пристально на меня смотрите? – поёжился он под моим взглядом, - У вас и так глаза… Не приведи Великая Сила никому увидеть, а вы ещё и так смотрите… - Нет, нет, ничего, это я так…, - ответил я. Эльфи чувствует, что я что-то замыслил по отношению к нему, да ещё и наша связь наверняка помогает. Ну что ж, приступим. Не ветер бушует над бором, Не с гор побежали ручьи – Мороз-воевода дозором Обходит владенья свои… На Эльфи навалилось что-то тяжёлое, неподъёмное, так что даже плечи ссутулились, а где-то в груди стало холодно-холодно. - Оме…, - едва выдавил он из себя. Его оме, любимый оме сидел прямо напротив него за накрытым столом, в русской печи угли ещё не прогорели до конца и бросали красноватый отсвет на стоящую напротив ёлку, пахло хвоей, ванилью, корицей, свежей выпечкой, горели две свечи, огоньки плясали в его невероятных страшных, бездушных и гипнотизирующих драконьих глазах, а распущенные белые волосы роскошной гривой расплескались по плечам. Прекрасное лицо его с когда-то безупречно гладкой и нежной кожей, чуть склонилось набок… - Что, маленький? – ласково спросил оме. Эльфи не смог вымолвить ни слова. Хруп…Хруп, хруп! Хруп!! Послышался всё нарастающий и нарастающий звук хрустящего промороженного снега под чьими-то, судя по всему, огромными ногами. Вот тот, большой, остановился. Снег взвизгнул под немалым весом. Постоял… Эльфи, сжавшись от необъяснимого ужаса, повернул голову к двери и съёжился за столом, лежавшая у тарелки рука омеги вздрогнула. Оме молча протянул руку и накрыл трясущуюся как заячий хвост, лапку Эльфи своей рукой. Сразу стало легче… Бух! Бух! Ударило два раза во вдруг показавшуюся хлипкой дверь. Я не боюсь, уговаривал себя Эльфи, ведь вот тут рядом оме, и он не боится, а как будто даже и улыбается, вон чуть дрогнули кончики губ. Улыбается же! Но страшно-о… и неожиданно писать хочется... И вдруг ёлка, ещё с утра принесённая оме и отодвинутая на время готовки к топчану, а сейчас снова выставленная на середину комнаты начала переливаться всеми цветами радуги, маленькие огонёчки – зелёные, красные, синие, жёлтые, белые замелькали в длинной хвое (оме сосну принёс, а говорил ёлка, елка!), отразились на стенах, и сразу стало весело, легко, как в детстве – вот когда у него день рожденья был. Эльфи расслабился, выпрямил плечи и всё также сидел, не выпуская своей руки из руки оме. Слева от него пахнуло холодом и в доме, около ёлки, вот прям совсем рядом с Эльфи, два шага – не больше, оказался высоченный, под потолок, огромный человек, в синих узорчатых рукавицах, в толстой, белого меха ярко-синей расшитой белыми узорами расстёгнутой овчинной шубе до пола с огромным лохматым воротником, полностью закрывавшим широченные плечи, сине-белые в вертикальную полоску штаны заправлены в мягкие сапоги белого войлока, голубая атласная рубашка с высоким, под горло расшитым невиданными узорами воротом с белыми жемчужными пуговками у левого плеча, подпоясанная узорчатым красно-белым поясом с кистями виднелась между пол шубы, на голове ярко-синяя, под цвет шубы, шапка с белой опушкой, густые длинные белые волосы выбивались из под шапки и концы их завивались кольцами, раскинувшись по воротнику шубы (почему-то именно это бросилось в глаза Эльфи), косматая густая белая бородища до середины груди с не менее густыми усами, никогда никем не виданная на Эльтерре свидетельствовала только об одном – это не человек. Грубое лицо с красными с мороза носом и щеками и глаза, прикрытые кустистыми бровями. Глаза ледяные, пронизывающие насквозь, видящие, казалось самую душу. Эльфи застыл без движения не в силах вымолвить ни слова. Слова или может быть крик, застряли в горле, ноги отказались повиноваться омеге и только тёплая рука оме, крепко сжавшая тонкие пальчики держала сознание и не давала свалиться в спасительный обморок. - Эльфи! – пробирающим нутро басом прогудел человек и что-то в ответ завибрировало глубоко внутри, ниже пупка. Да какой человек! Дух же! Оме говорил, а я не верил! Дед… Мороз… - заполошно мелькнула и пропала мысль в голове омеги. Расширенными глазами Эльфи увидел, как дух ударил здоровенным, со свой рост, костяным узорчатым посохом в пол и от удара по полу, по стенам и потолку прокатилось белое сияние, испещрённое морозными узорами, какие бывают на окнах зимой. Дух шагнул к омеге, Эльфи попробовал было метнуться, спрятаться, но рука оме держала и он остался на месте, приклеенный к табурету. Дед Мороз наклонился и заглянул в глаза омеги, пахнуло морозной свежестью, а глаза, с чёрными точками зрачков и светлой, бледно-серой, почти белой, радужкой, проникли в глубь души, мгновенно прошерстили там, выворачивая наизнанку, узрели одно им ведомое… И всё пропало… - Достоин! – услышал омега где-то далеко-далеко затихающий бас. На столе звякнуло. Эльфи опустил глаза – перед ним лежала бабочка. Брошь. Роскошная золотая брошь с разноцветными переливающимися крылышками из драгоценных камней, а рука оме так и держала и не отпускала. Потянуло смолистым дымком – в печи полыхнула и жарко занялась с весёлым треском ёлка, только что стоявшая посреди комнаты. «Ох, господин Макс, даже я немного струсил» - шепнул мне Улька. «Ну круто же! Чего вы стонете: страшно, страшно! Наоборот, здорово. Зато вера в Деда Мороза окрепнет. А потом Эльфи сыну расскажет, как ему Дед Мороз подарок вручил!», - ответил я. Эльфи заторможенно поднялся с табурета, выдохнул, расслабляясь, повертел головой, опять сел и вдруг уставился на пол, в то место, где ударил посох страшного духа. Ямка. Там был след! Омега задохнулся, кашлянул. Посмотрел на оме, всё также едва уловимо улыбавшегося. Осторожно дотронулся до покрывшейся капельками влаги, нагревающейся в тепле дома брошки. Подарок. Мне… Эльфи до самого сна не расставался с брошкой. Разглядывал, вертел под ярким светом зажжённого шарика (свечи мы погасили, отдав должное роскошному ужину). Так и заснул, сжимая подарок в кулачке. * * * Есть у меня ещё один одаряемый на Новый Год. Дитрич. Пришло время нам с ним встретиться вживую. Будет ему подарок. Да и мне тоже. В двадцать часов (время местное, здешняя полночь, сутки-то двадцатичасовые) Веник в очередной раз был накормлен – теперь уже до утра – идеальный младенец! И я, проверив ещё раз сон Эльфи и подкрепив его гипнотическим воздействием, отбыл к Нессельриденам. А Дитрич спал! Проскочив по первому этажу особняка, усыпил всех кого можно. Только большого полосатого кота, дремавшего у тёплой печи на мягком стуле, и приоткрывшего глаз на моё появление оставил без внимания. Ко второму этажу отнёсся повнимательнее – всё таки здесь народу побольше и спать им надо покрепче. А вот Крафт у нас спать не будет – я растормошил задремавшего было калечного хозяина дома, а омегу-сиделку, наоборот усыпил. Прислужники омег, в том числе и наперсник Дитрича, Идан, тоже крепко заснули под моим воздействием. У спальни Хильда с Лоррейном остановился – омеги только-только угомонились, утомлённые любовными ласками. Хильд уже задремал на груди у любовника, а Лоррейн, мечтательно улыбаясь, расслабленно водил пальчиками по точёному плечику Хильда. Спи уже, зараза такая! Лоррейн чуть повернулся к Хильду, потянулся губами, чмокнул его в лобик и, довольно выдохнув, закрыл глаза, крепко обняв худощавое тельце и, вдыхая родной успокаивающий запах, заснул. Проверив этаж ещё раз, я телепортировался в спальню Дитрича, скинул верхнюю одежду на стоявшее там кресло, стянул сапоги и, шлёпая босыми ногами, прошёл к кровати. Нет, это надо же! Спит! Расшнуровал штаны, расстегнул рубашку – всё это вместе с трусами отправилось на кресло. И вот стою я полностью обнажённый у кровати омеги, лунный свет (после полуночи небо очистилось) падает на мою исполосованную рубцами спину, так, что тень падает на Дитрича и, потирая подбородок ладонью, размышляю: а надо ли мне всё это? Омега что-то почувствовал во сне – видимо, участие демона в его жизни не прошло бесследно, вздохнул, завозился, потёр глаз, приподнял голову от подушки, прошептал: - Кто здесь? «Я» - прозвучало в его голове. Тело, тень от которого падала на Дитрича, тусклыми огонёчками осыпалось на пол (пафос – наше всё!), омега испуганно прикрыл рот ладошкой: - Господин мой, вы пришли! Тело Господина возникло с другой стороны кровати, он подошёл к её краю, опёрся коленями, протянул руку. Дитрич обернулся и в слабом лунном свете, падавшем через незадёрнутые портьеры, увидел совершенно незнакомого человека. Альфа… Хотя,.. альфа ли? Высокое подтянутое худощавое тело, пропорциональные мышцы, белая кожа и шрамы – на руке, на груди, на животе. Небольшой, неальфовский точно, член. Дитрич стыдливо поднял глаза на лицо. Очень, аристократично красив, если бы не едва видимая сетка рубцов на лице, а глаза! Теперь точно стало ясно – Господин. У этого человека глаза демона, а Дитрич знал только одного демона – Господина, значит это он. «Сегодня особая ночь. Я решил сделать подарок. Себе. Тебе – как получится» - прозвучал голос Господина в голове омеги. Сердце его зашлось от восторга. Сладко засосало под ложечкой. Господин пришёл к нему! Повод сейчас не важен! - Но… Господин мой.., у вас другое тело…, - прошептал Дитрич, запинаясь. «Да. Ты сможешь выдержать только его» - был ответ. Господин нагнулся ниже, скользнул раскрытой ладонью по щеке омеги – Дитрич блаженно закрыл глаза, подаваясь навстречу – протянул пальцы к затылку и, сначала осторожно, а затем всё сильнее и сильнее зажал, собрал в комок волосы на затылке Дитрича, повлёк к себе. Покорный воле Господина, омега, следуя за властной рукой, приподнялся над кроватью, упираясь руками в матрас, поднял лицо вверх. А Господин, ссыпав из-за спины целый поток белых тяжёлых волос пахнущих кондитерским специями, так, что их лица со всех сторон оказались ими закрыты, нагнувшись, приблизился к восторженному лицу Дитрича, вдохнул его запах, губы его удовлетворённо дрогнули, он выдохнул и до чувствительного носа омеги донёсся восхитительный сладкий запах корицы, гвоздики, чуть-чуть алкоголя. Господин дотронулся до губ омеги, давая ему почувствовать вкус этого запаха – сладкий вкус специй, груш и хереса. Дитрич несмело (невиданная милость!) откликнулся на прикосновение Господина, чуть шевельнул мгновенно обрётшими сверхчувствительность губами, потянулся за ними, но Господин уже отстранился от своего раба, так и не дав ему насладиться вкусом своих губ в полной мере. Сердце омеги забилось под сорочкой (та самая!), пальцы, едва не сломав маникюр, вцепились в простыню, ноги изысканно согнулись (играет, стервец, со мной играет!), поднимаясь и обрисовывая острые изящные колени, розовые ступни вытянули пальчики ног и проелозили по простыне. Ещё раз… Далась ему эта сорочка! Мгновение и телепортация обнажила омегу, зашвырнув невесомый шёлк на середину спальни. Дитрич вздрогнул от прихлынувшего к телу воздуха (хоть в спальне и тепло, но так сразу сдёрнуть одежду, это…), первым его порывом было прикрыться, но Господин тряхнул удерживаемой за волосы головой омеги и тот опомнился – всё во власти Господина и только его! Господин, как был – на коленях, шагнул по кровати к Диричу ближе, выпрямился, не выпуская его волос, подтянул омегу и, стоя к сидящему вплотную, прижал его голову щекой к своему животу чуть ниже пупка. Дитрич впервые прикоснулся к телу Господина (руки и пальцы не в счёт!) и благоговейно затих. А Господин отпустил его волосы и, едва касаясь, провёл чуть дрогнувшей рукой по другой, свободной щеке омеги. Сильнее. Сильнее, пока, наконец, не вжал голову омеги в свой живот. О да-а! Наконец-то! Вот то, чего я хотел. Вот они, тактильные ощущения. С Эльфи не то – его хоть всего затискай – он только рад будет, но всё равно, где-то там, внутри есть стопор, не дающий полностью расслабиться – страх перед самим собой, что не сдержусь, сорвусь, искалечу. Не доверяю я своему внутреннему демону. Дитрич, с растрёпанными, взлохмаченными руками Господина волосами, едва веря себе, несмело попробовал дотронуться до бёдер и ягодиц Господина и ему не запретили! Он провёл руками вверх, чуть сжал нежную кожу твёрдых как камень ягодиц демона, осторожными движениями добрался до поясницы и, вдруг, сам не веря, вжался в тело Господина, стараясь почувствовать его тепло, не обжигающее, нет, и, вбирая запах его кожи, чтобы запомнить его навсегда – ведь запахи запоминаются лучше всего и чтобы потом… вспоминать… Дитрич судорожно выдохнул – теку. И давно… Омега не был искушён в искусстве любви. Всё, что он узнал, выйдя замуж за Крафта – это торопливое дёрганье и пыхтение мужа в течение двадцати-тридцати секунд без всякой прелюдии, как сказал Хильд «насухую». Близости с мужем он всегда ждал со страхом – боль была постоянным спутником супружеского торопливого «перепихона». Он искал в Крафте что-то, что позволило бы ему хоть чуть-чуть сделать замужество комфортным. Что-то нашёл, и даже смог, как ему казалось, полюбить неласкового альфу, но… Признаваясь себе после появления в его жизни Господина, понял, что всё это было иллюзией, самообманом, Крафт никогда его не любил, да и сам Дитрич, как теперь выяснилось, тоже не любил Крафта. И вот теперь, когда Господин с ним, омега хотел сделать для него что-то, что-то приятное, но как? Господин вдруг оттолкнул от себя Дитрича и тот сам не зная как (как, как, телекинез!) распростёрся на кровати на спине, а его тонкие руки, открывая нежную кожу подмышек, оказались закинуты за голову. Демон шагнул ещё по кровати и оказался в районе колен между раздвинутых ног омеги. Господин молчал, не двигался, а Дитрич лежал перед ним, выставив на обозрение беззащитное тело с закинутыми за голову выпрямленными против его воли руками, обрисовавшимися рёбрышками, втянувшимся животом и обозначившимися сквозь белую кожу косточками таза. Ноздри Господина дрогнули – он почувствовал, что омега готов его принять, но медлил, медлил, мучая ожиданием Дитрича и давая ему понять, что его раб ещё не заслужил соития. Прикусив опухшую губу, Дитрич видел как левая рука Господина начала подниматься вверх, коснулась нежной кожи (ах, эта кожа Господина!) бедра, чуть сместилась к животу и, несильно продавливая поверхность, дотронулась до одному ему ведомой точки, чуть ниже и левее пупка. И сейчас же небольшой бледный член демона, повинуясь команде и подрагивая от толчков хлынувшей по сосудам крови, начал наливаться силой и подниматься вверх, открывая взору плотную, в поперечных морщинках, кожу втянутой такой же бледной мошонки. Дитрич, не в силах терпеть, поелозил ногой по простыне, дотронулся ступнёй до ноги Господина и тут же отдёрнул её: «Простите, Господин!» «А ты нетерпелив» - услышал он в голове голос демона. Я чуть поддёрнул распростёртое передо мной тело омеги вверх, на себя. И, повинуясь своему новому, обретённому с Дитричем фетишу, ударил его правой рукой по щеке, голова омеги мотнулась, чёрные волосы взметнулись и опали… С-сука… Я едва смог выдохнуть… Дрожащими пальцами я отвёл пряди его волос в сторону, увидел блестящий глаз, искоса смотревший на меня. Всё! Я могу с ним делать всё, что хочу! Он позволит всё! Он хочет этого! – эмпатия меня пока ещё ни разу не обманывала. На… щеке… на нежнейшей коже… след… Красный след моей пятерни… Я отвёл мягкие послушные волосы дальше, к ушку, чуть задел его (специально же!) ногтем – Дитрич дрогнул, а всё его существо, где-то там внутри, задёргалось в предвкушении, как будто широко раскинув руки ухнуло куда-то вниз и сердце, как это бывает во сне, сладко замерло от падения… Лежать! Я придержал омегу телекинезом. Чудовищные бездушные глаза демона приблизились и он медленно и неожиданно ласково стал водить по горевшей после удара щеке, обводя острым ногтем след своих пальцев. Сердце Дитрича колотилось как загнанная птица, на шее и груди проступили красные пятна, розовые соски задеревенели и торчали так, что любое прикосновение к ним доставляло уже не удовольствие, а боль, боль, проникающую куда-то вдоль позвоночника в затылок… Я подтянул выпрямленное тело омеги ещё ближе к себе, почти вертикально, обхватил его в охапку вокруг неширокой груди и рухнул с ним на кровать, по-прежнему стоя над ним на коленях, опираясь на локти и сомкнув кисти рук на позвоночнике омеги под его спиной, а он лежал подо мной с так и закинутыми за голову руками. Смять, сломать раздавить податливое тело, одновременно проникая в него и, судорожно дёргаясь, долбить готовую к принятию члена промежность, не обращая внимания жив он или нет!.. (Х-ха-а! Стоп! У него нет стоп-слова - значит, оно должно быть у меня!)..Я упёрся подбородком в его плечо, повернулся лицом к его уху и в голове Дитрича родился звук – я рычал медленно, клокоча горлом, как иногда делают львы. Омега покрылся мурашками, но покорный моей воле не посмел даже дёрнуться. Ах-х… Демон держит, держит крепко, горячий воздух его дыхания врывается прямо в аккуратное ушко, и звук… Звук, будящий древние дремлющие инстинкты приматов, тех, ещё скакавших по деревьям, за которыми охотились с таким вот звуком древние кошки и рвали белоснежными, бритвенно острыми зубами податливые тела… А может?.. Но нет… Разрешения не было… Но всё-таки… Дитрич осторожно подтянул из-за головы начинающие неметь руки и несмело коснулся дрожащими пальчиками каменно-литых плеч обнимавшего его демона, провёл подушечками к спине (можно! можно же!) и вот уже обе узкие ладони перебирают кожу боков, нащупывая давно поджившие рубцы, спускаются к пояснице, снова возвращаются к плечам укрытым волосами, локти Дитрича прижались к бокам восхитительного тела Господина, а ладони тянут, тянут тело демона к себе… И снова правая рука омеги шарит по спине Господина, сбивая в ком тяжёлые жёсткие, как конский хвост волосы, добирается до его затылка, прижимает к себе и омега молит, молит глубоко в своем сознании о том, чтобы это… эти объятия не кончались… Демон шевельнул бёдрами, опустился ниже и Дитрич, придавленный жилистым, но таким желанным телом, шевельнулся под ним, раздвигая ноги шире, чтобы Господину было удобнее… Горячий каменно-твёрдый член демона, с неожиданно мокрой головкой ткнулся в местечко между бледненькой мошонкой и пылающим и истекающим соками анусом, поднялся вверх, толкая нежную безволосую кожу мошонки, заставляя яички разбежаться в стороны и вынудив так и не вставший член омеги лечь всей своей невеликой длиной на живот и выдавить из себя несколько капелек прозрачного тягучего преякулята, растёкшегося крохотной густой лужицей на бархатистой коже. Дитрич, чуть осмелев и так и не выпуская меня из своих, неожиданно комфортных объятий, поднял согнутые в коленях ноги и потёрся внутренней, чувствительной поверхностью бёдер о мои бока обнимая ещё плотнее. Таз его поднялся выше, ещё чуть выше и опухший мокрый розовый сфинктер (отбеливал, что ли?) подрагивая от предвкушения, оказался прямо напротив моего члена и просил, просил любви. Нет… нет… Рано. Гораздо интереснее балансировать на той грани, когда омега уже готов и хочет и ждёт, изнемогая и безмолвно просит, но проникновение уничтожит тот прекрасный момент ожидания. Ожидания чего-то необычного, будящего фантазию… О нет! Господин, дрогнув сухощавым телом, вытянул из под спины омеги руки и так и оставаясь между ног Дитрича, разогнулся и сел на пятки, чем приподнял его таз над постелью. Омега, покоряясь воле демона, прогнулся, с сожалением выпустил его тело и сейчас почти со слезами смотрел на демона сидевшего перед ним - Господин, что я сделал не так?! Я повернул ладонь к лицу, посмотрел на неё и, снова обратив внимание на лежавшего передо мной с поднятым вверх тазом Дитрича, провёл по его телу обеими руками, от поясницы в сторону головы, к подмышкам. Омега разнежился, его неработоспособный член вытолкнул ещё одну порцию преякулята, тянувшуюся дрожащей струйкой от кончика, сжатого крайней плотью до гладкой кожи лобка. Из сжатых ягодиц вытекла щедрая капля смазки и упала между моих колен. Течёт и чем дальше тем сильней. Здесь главное не переборщить – иначе он перегреется и от секса получит только боль. Хотя чего-чего, а боли у меня для него много... Особенно своей... Господин чуть склонился надо мной, ведя руками по телу, кончики его белых волос щекотали и кололи бока. О, Сила Великая! Когда! Когда уже?! Или… Он решил, что я недостоин? Я что-то сделал не то? И не умею ведь ничего! Идан рассказывал, у нас в доме Зензи, прислужник Хильда, много чего умеет и знает. Вот, что бы мне не выспросить у него… Дитрич паниковал… А я издевался над ним… Зачем?.. Почему?.. Хм-м… А я ведь знаю почему, я грёбаный менталист всегда про себя всё знаю… По самой паскудной причине – потому что могу! Демон наклонился ниже, его лицо оказалось примерно в районе диафрагмы омеги, он прижался губами к атласной коже, Дитрич уже было протянул руку к волосам Господина, как острая непереносимая боль пронзила его, рука омеги дрогнула, он прикусил губу – демон укусил его! Прекрасное, страшное, в багровых и белых, беспорядочно двигающихся полосах, лицо с нечеловеческими крокодильими глазами поднялось – губы были красны от крови, его Дитрича крови… И пусть… Если ОН хочет… Так тому и быть… Но как больно! Р-ра-а… Сука!.. Демон… Он проявил себя! А Дитрич? Терпит, хороший мой, он терпит! Ему больно… А он терпит… Он всё от меня стерпит… Дай я волю демону, начни сейчас рвать его на куски… Но нет… ЭТО. НЕ. ШИАРРЕ! Он не заслужил! Зажав тисками воли бушующего внутри демона и чувствуя утекающие часы жизни, я подался вперёд, на Дитрича, по мере моего к нему движения его бёдра поднимались выше и выше, капельки крови из раны от укуса побежали к шее омеги, он снова оказался подо мной, обхватил меня руками, как утопающий, которого вытаскивают из страшной смертельной глубины, судорожно шарил по моим плечам и шее руками… Тёплый шарик виброяйца появился у его разгорячённой простаты, мягко повозился, устраиваясь поудобнее и задрожал, баюкая отёкший орган мягким пушистым бочком. Дитрич ахнул, почти мне в ухо, а я навалился на податливое тело и, наконец, проник внутрь. Сфинктер, раздался в стороны, нежно обхватил долгожданное орудие и сладостно зачмокал, впуская и выпуская его. Я всё плотнее и плотнее наваливался на омегу, двигаясь в нём и давая ему почувствовать малейшее движение моего тела. Дитрич, в экстазе шаря по бокам и спине, обхватил меня руками, одной за плечи, другой за шею, вжимался в меня, отвечал мне, шёл навстречу в угадываемых желаниях, а я всё никак не мог заглушить в себе самого страшного зверя – совесть. Зачем я так с ним? Демон во мне? Проявился. Рванул кожу омеги и теперь, придавленный мной, молчит, тварь такая! Знаю, не делся никуда. Но сейчас молчит… Омега подо мной начал задыхаться, хватать воздух ртом, закусил губу (вдруг Господину не понравится его крик), простата, раскачанная виброяйцом, приготовилась взорваться оргазмом, когда дрожащий шарик виброяйца укатился куда-то дальше к самому влагалищу, недоступному мне из-за малой длины члена, и принялся доводить уже его, а я продолжил толкать простату, вынуждая её реагировать. Где-то в пояснице, внутри поднялась сладостная волна, неудержимо, до хруста в позвоночнике и белых искр из глаз, рванула одновременно и вверх и вниз, простата задергалась, освобождаясь от содержимого и передавая волну неизъяснимого наслаждения влагалищу, которое в свою очередь подхватило эстафету оргазмов и усилило эякуляцию. Дитрич, не выдержав застонал, тонко пискнул, оторвал от меня одну из рук и прикрыл опухшие губы, а член, вспомнив блаженный период пубертата, радостно выплёскивал из себя белёсую пахучую жидкость, которая, перемешиваясь с натекавшей из раны кровью, тут же размазывалась между тел, продолжавших двигаться – моё властно и неотвратимо сверху, Дитрича чутко отвечая на движения снизу. Глаза омеги залило слезами… Сила Великая как! Как такое может быть! Ещё!Ещё!ещё! Влагалище омеги тоже достигло предела и теперь, вслед за простатой посылало и посылало в мозг волны наслаждения, одну за другой… Несколько секунд, показавшихся вечностью, за которые, казалось, переживаешь целую жизнь, вспышки в крепко зажмуренных глазах и блаженное измождение, когда кровь отливает от органов малого таза. Глаза полные слёз, едва шевелящиеся опухшие искусанные губы и лежащее сверху тугое желанное тело, прикосновения к которому не надоедают никогда… Связь Дитрича с Крафтом, с его истинным дёргалась, потрескивала, как провод высокого напряжения – ещё бы, истинный омега при живом альфе добровольно, ДОБРОВОЛЬНО! трахался с кем-то. Невозможное дело! Крафт, чувствуя неладное, как мог, реагировал – вздыхал, моргал глазами, с шумом выпускал воздух через губы. Бесполезно! Сиделка-омега спал беспробудным сном. Ошеломлённый ураганом ощущений никогда не испытывавшего оргазм омеги, старательно переданным мне эмпатией, я, чуть приподнявшись на локтях над Дитричем и не выходя из него, отстранив лицо, разглядывал его. Искусанные губы, закрытые глаза со стрелками слипшихся от слёз длинных ресниц, мокрые дорожки от уголков глаз к вискам… Я легко подул в лицо омеги. Веки его дрогнули. Тонкие пальчики чуть шевельнулись касаясь кожи на моих боках. Устал, он устал… Я чуть подался назад, выводя член из ануса Дитрича и отвалился в сторону. Живот тут же стало холодить размазанной кровью и спермой. Я забрался выше к изголовью и сел, навалившись на высокую спинку кровати. Дитрич остался лежать на подушке. Открыл мокрые глаза, потёр распухший от слёз нос, выдохнул через рот, подполз ближе, приник ко мне и молча стал целовать доступное ему место – куда-то в подвздошную мышцу. Я остановил его и он, чувствуя на голове мою руку, затих под ней, благодарно дыша в мой бок. «Молчи» - приказал я. Дитрич едва заметно кивнул, и прижался к моей ноге всем телом, подобрав руки к груди. Он замёрз. Я тряхнул головой, с небольшой помощью телекинеза расправляя спутавшиеся волосы, затем, шевельнув пальцами, дёрнул одеяло, чуть не свалившееся на пол и укрыл омегу, утомлённый мозг которого стремительно падал в сон. Где там сорочка-то его? Призвал валявшийся посреди спальни шёлк, обтёр от спермы и засыхающей крови омеги живот, отбросил на пол. Согнув свободную ногу в колене и заложив руки за голову слушал спокойное мерное дыхание Дитрича. И что это было? Что, чёрт возьми! Почему я его укусил? Демона не удержал? Не удержал. С Шиарре такого не было (бля, я теперь, что, всех с ним сравнивать буду?). Да, но тогда во мне никакого демона не было. В то время я, так сказать по велению души (упаси Сила от таких велений, и причин их вызвавших), жестоко развлекался с Шиарре. А теперь? Я едва смог остановиться! Ещё немного и начал бы рвать Дитрича... В кого я превратился? Заканчивать надо с этим всем. Яиц нет, так, что перебьюсь без секса. В конце концов, менталист я или нет, и моя прямая обязанность - бороться с психологическими зависимостями. А секс, с моим состоянием тела - это психологическая зависимость и ничего более. Н-да... Куснул я его здорово, крови натекло заметно. Надо рану обработать. О! Помыться ещё надо, а то Эльфи опять чужой запах почует. Та-ак… Этот, как его? Идан! Идан проснулся среди ночи – ему послышался звон колокольчика Дитрича. Ночь же? Поправив бретельки коротенькой едва до середины задницы (ну нравились ему такие!) сорочки, заглянув в спальню хозяина: - Господин Дитрич, вы звали? - Да, Иданчик, звал. Сделай мне ванну пожалуйста, - ответил неспавший омега. Естественно, Дитрич спал без задних ног, а указания о ванне Идану давал я. Менталист я или нет? Ещё и спинку потрёт, а то самому лень – привык я, что меня Эльфи моет. Идан, кокетливо поводя бёдрами (а трусов он на ночь никогда не надевал), прошёл в ванную комнату, совмещённую со спальней Дитрича – маленькая привилегия старшего омеги-супруга. - Идан, сбегай принеси аквавиту и для перевязки что-нибудь, - напутствовал я омегу, хлопнув его по упругой небольшой попке (теперь без секса? ну-ну). А Дитрич пусть спит, перевяжу его во сне. Идан хорошо потрудился отмывая своего хозяина (ему так казалось). Просушив мокрые волосы и бережно раскрыв спавшего Дитрича, я осторожно промокнул неприятно выглядящую рану от укуса (такие раны вообще тяжело заживают) смоченной в аквавите чистой тканью, а потом придерживая телекинезом худощавое тельце, перебинтовал омегу. Идан, так и не выпущенный из под моего воздействия, помог обтереть тело Дитрича от пота, остатков спермы и кровяных разводов душистым настоем, специально предназначенным для этого, а затем, пока я держал спящего омегу на руках, полностью перестелил всю постель, выбросив грязное бельё в стирку. Ну всё, я пошёл... Эльфи безмятежно спал. До кормления Веника ещё оставалось часа два-три. Я разделся и завалился под бочок к омеге, обхватывая его сзади и прижимая к себе. Эльфи завозился, вздохнул. Я почувствовал, что он проснулся: - Оме, вы вернулись?.. Он вас прогнал? - Кто? - Тот, у кого вы были... - Я вообще в туалет вставал, спи... - У вас волосы по другому пахнут... Вот же сыщик! - Я сам ушёл... Не могу... Я чуть его не разорвал..., - теперь скрываться от своего Личного Слуги я не видел смысла, - демон проявился... "Зато ко мне вернулся" - мелькнула мысль в голове Эльфи (ах ты, стервец такой!). Омега удовлетворённо повозился в моих объятиях, тихонько чмокнул мою, обнимавшую его руку и неожиданно заснул. "Теперь ещё и демонический домен приснится - так всегда бывает, когда демон проявляется в реале" - подумал я и тоже провалился в сон. * * * Динь-динь, динь, динь-динь-динь… Раздался звон серебряного бубенчика. Аццо, альфа, работавший незаметным клерком в ратуше, проснулся, столкнул с груди руку спавшего рядом с ним Тилла, своего любовника, тоже альфы и тоже работавшего в ратуше, только в другом, финансовом столе, с негодованием откинул с лица, мешавшие, длинные до лопаток волосы Тилла (сколько раз говорил – постригись, но нет – ах, Ацик, мне так хочется быть для тебя самым красивым! Тьфу!). В спальне раздался тихий смешок – зазвеневший как серебряный бубенчик. - Кто здесь? – хриплым со сна голосом спросил Аццо. - Это я, - ответила темнота и снова раздался серебряный смех. Плотная штора дёрнулась, пропуская в душную комнату тусклый ночной свет, и Аццо увидел странного человечка, одетого в трико в обтяжку, так что, когда он, оттолкнувшись ногой от пола, сделал оборот вокруг себя, показалась соблазнительная кругленькая попка. Трико было сшито из багровых и чёрных ромбов, на шее человечка был одет широкий белый рубчатый, похожий на колесо воротник, такие же манжеты были на руках, у кистей. На голове человечка - двухцветный шутовской колпак на двух кончиках которого, багрового и чёрного и висели звеневшие бубенчики. Такие же бубенчики были и на длинных, загнутых вверх концах туфель шута. А вот лица не было. Совсем. На его месте находилась светло-серая овальная маска, на которой вместо глаз были кое-как намалёваны крестами глаза, а рот представлял собой грубую изломанную колючую линию, похожую на зубья старой пилы. - Ну, здравствуй, братец…