Как быть?

Рассвело. Дитрич проснулся лёжа на животе. Тело немного ныло. Прислушавшись к себе и вспомнив происшедшее ночью, он задохнулся от радости и сладкого томления появившегося где-то ниже пупка – Господин был с ним! Приходил к нему и был милостив. Невиданно милостив и ласков. Хотя, где-то в глубине души Дитрич чувствовал какую-то неудовлетворённость… Он предлагал себя Господину… Омега зажмурился и, пошевелившись, уткнулся носом в подушку. Ниже пупка томило и тянуло, звало куда-то… Ох-х, Господин мой… Анус, вспомнив свои ночные приключения, сладостно заныл. Пошевелившись ещё, Дитрич понял, что опять потёк. Немножко… Совсем чуть-чуть… Но… как же… Хочется! Звякнув колокольчиком, он позвал уже вставшего Идана и попросил его приготовить ванну. Прислужник вошёл в спальню и, странно дёрнув носом, поправил сбившееся одеяло, причём сделал это так, что коснулся тёплой рукой обнажённой ягодицы Дитрича – с недавних пор тот спал без ночнушки. Господин несколько раз стаскивал с него шёлковую тряпку и бестолковый раб понял, наконец, что его хозяину не нравится ночная одежда. Приняв ванну, натянув длинную шёлковую рубашку (другую, та самая была припрятана и изредка доставалась, чтобы помечтать… ох-х…) и, накинув толстый расшитый узорами в виде трав и цветов халат, Дитрич рассеянно позавтракал в обществе сонных Хильда и Лоррейна. Те были настолько вялыми – результат воздействия демона, что вообще сидели молча – случай небывалый и тоже сидели в халатах, хотя было видно, что под халатами у них ничего нет. Перекусив едва-едва – аппетита не было, Дитрич попросил Идана накрыть чайный стол в кабинете и позвал туда Зензи – прислужника Хильда. Зензи, невысокий стройный блондинистый омега с красивой короткой стрижкой, вошедшей недавно в моду в Майнау (результат появления Эльфи у парикмахера ещё до нового года), смазливым личиком и лукавыми серо-голубыми глазами вошёл в кабинет: - Звали, господин Дитрич? - Да, Зензичка, присаживайся, - Дитрич показал рукой на невысокий круглый резной столик, на котором стояли дымящийся чайничек, пара чашек с блюдцами и вазочки с вареньем и песочным печеньем. Дитрич, присев на диванчик у столика, сам налил чаю в чашки себе и прислужнику, пригубил. Поставил чашку на столик, окинул взглядом пьющего чай омегу. Сжал тонкие пальцы, снова взял чашку, подержал, поставил на блюдечко. - Зензичка, у меня… есть приятель. Он замужем… Недавно… Зензи внимательно слушал. - И вот он хотел бы узнать как это…, - Дитрич запнулся. - Что, господин Дитрич? – Зензи отпил из чашки, смакуя чай – не каждый день удаётся попить чаю с хозяевами. - Ну…, - Дитрич подобрал валявшийся рядом носовой платок и скомкал его, - это… с альфами лучше… чтобы… - Ах, это, - воскликнул Зензи, заслуженно пользовавшийся славой разбивателя сердец. Омега не мог иметь истинного – гормональный сбой и, будучи прислужником одного из супругов Крафта – на самом деле место-то тёплое и необременительное, вовсю крутил романы с альфами. - А он, господин Дитрич, хочет, чтобы ему приятно было или чтобы альфе было хорошо? – лукаво улыбаясь, задал вопрос прислужник. Дитрич тонкими пальцами мял несчастный платок: - И то… и другое… - О-о, господин Дитрич, ваш приятель хочет всего и сразу. Но… я, конечно, расскажу, как сделать хорошо альфе. Но, самое главное, господин Дитрич, ваш приятель не должен забывать про себя. А то знаете, как бывает, альфа вот-вот кончит, а у нас ещё попка сухая… И вообще, им, кобелям, только одного и нужно. Наше дело не рожать – сунул, вынул и бежать, - Зензи отпил из чашки. Дитрич внимательно слушал. - Да н-нет… Попка него не сухая, - наконец, смущаясь, выдавил он. - А, ну тогда проще, - ответил Зензи, - Это нам надо чтобы и за ушком поцеловать, сосочки там…, животик, коленочки, по запястьям можно, а если ещё и между лопаток поцелуями пройдётся, - увлечённо рассказывал Зензи, щёки Дитрича заалели, - а у них просто всё – елда есть, вот вокруг неё всё и крутится. - Он… приятель-то ваш, как к минету относится? – продолжал Зензи сексуальное просвещение своего хозяина. - К чему? О, Зензи, а что это? – Дитрич, отвлёкшись от своих фантазий (опять промок), сосредоточился на прислужнике. Тот, лукаво улыбаясь, показал, водя перед ртом сжатым кулачком и одновременно упирая язык изнутри в щёку. - Это… то, о чём я думаю? – брови Дитрича взлетели вверх. - А о чём вы думаете? - хихикнул Зензи. - Ну… это… в рот? Да?.. – выдохнул донельзя смущённый Дитрич. - Ага! – Зензи едва сдерживал смех. Дитрич вспыхнул как маков цвет. Выдохнул. Посидел. Отложил мятый платок. Дрожащей рукой взял чашку с остывшим чаем. Подержал. Поставил её обратно на столик. Приложил руки к полыхающим щекам…Господин… Обнажённое тело демона предстало перед внутренним взором омеги… Нет… нет… Нет! Надо успокоиться… Надо… Теку ведь… И Зензи чувствует. Вон носом повёл… - Вот смотрите, господин Дитрич, у нас члены есть, но… маленькие… да и не стоЯт почти ни у кого, а у альф…, - Зензи мечтательно вскинул взгляд вверх, - кхм… есть где разгуляться… да…Ну вот представьте, - Зензи держал перед собой сжатый кулачок, - вы…, ой, то есть приятель ваш, конечно, вот так член альфовский держит. Периодически его сжимаете и скользите вверх и вниз, как будто пульсацию создаёте в его разных частях. Но слишком сильно сжимать нельзя и всё это время головку ласкаем… - А-а… как… головку ласкать? – шепнул Дитрич, заворожённо следя за кулачком Зензи. - Языком, господин Дитрич, языком. Любят они это. Ох, как любят… Вот помню был у меня один… Да... Но я не об этом сейчас, - Зензи с хитрой рожицей рассказывал и показывал, как надо ласкать член альфы. - А ещё, господин Дитрич, когда альфа ваш уже на взводе будет и член у него станет достаточно твёрдым, попробуйте ласкать его исключительно ртом, без рук. Изобретательность проявИте – это когда крайнюю плоть одними губами отодвигаешь, - рассказывая, Зензи и сам почувствовал, что между его ягодиц стало влажно. Прислужник сразу понял, что никакого приятеля-молодожёна у Дитрича нет и, совершенно не заморачиваясь, учил самого хозяина. А тот, взволнованный красочными пояснениями, сидел и слушал, широко раскрыв глаза. - На самом деле способов много разных, - продолжал раскрасневшийся Зензи, - очень необычные ощущения получаются чередованием «холодно-горячо». Для этого перед ласками надо взять в рот кусочек льда или горячее что-нибудь глотнуть. - А ещё можно, - разошёлся прислужник, - вот так делать – губами и языком головку облизываете, а руками по члену сверху вниз, руки одна за другой и только сверху вниз, - показывал Зензи, как надо делать, - Как движение по канату. Здесь самое главное, перестановку рук и языка прерывать нельзя, господин Дитрич. - Господин Дитрич, - Зензи доверительно зашептал, - мне тут недавно рассказывали про технику королевского минета. Говорят, фавориты короля нашего, упокой его Сила Великая, умели и их специально этому учили. Так вот, - продолжал прислужник, - пересев к Дитричу на диванчик и начиная шептать ему на ушко, - Представьте себе круговую спираль, - Зензи покрутил пальчиком в воздухе, Дитрич заворожённо следил за движением пальца прислужника - и попробуйте повторить эти движения на члене. Круговыми движениями опускаетесь с верха до самого основания члена и обратно. Там стимуляция происходит не только губами и языком, но и гортанью… Вот здесь, - бесстыжий прислужник приподнял подбородок и, показывая, провёл по нежному горлышку пальчиком. В конце, рассказывая, Зензи почти касался губами красного горячего ушка Дитрича. Прислужник остановился, и, придвинувшись ближе, невесомо притронулся чуть влажными губами к горящей щеке хозяина. - Ох… Зензи, что ты делаешь? – слабо выдохнул Дитрич, запахивая халат. - А хотите я покажу вам, как королевский минет делают? – жарко прошептал Зензи, дотронувшись до груди омеги. - Чай… сегодня… вкусный... - едва смог вымолвить Дитрич. - Да… чай действительно вкусный, - рука прислужника сквозь халат нащупала сосок Дитрича и осторожно массировала его. По телу Дитрича прошла судорога наслаждения, голова закружилась… Он, едва осознавая себя, ухватил Зензи за руку и придержал его: - Что ты делаешь? Что ты со мной делаешь, Зензи…, - почти простонал он. Безумные, всё понимающие глаза прислужника с расширенными чёрными зрачками смотрели прямо на него. Дитрич облизал пересохшие вдруг губы. Чай… мы, чай пьём… Рука с аристократично тонкими пальцами нащупала на столике чашку. Не выпуская горячую руку прислужника, омега сделал глоток остывшего чая. В голове немного прояснилось. Ох-х… - Господин Дитрич, а ещё ведь другие способы есть. Не только минет…, - Зензи тоже чуть остыл, но так и продолжал близко-близко сидеть рядом с хозяином, не отнимая своей руки из его горячей ладони. - Потом, Зензичка, потом расскажешь. Я… мне… Отдохнуть надо, - прошептал Дитрич не глядя на прислужника. - Ну потом, так потом, - легко согласился Зензи, - я пойду? Дитрич кивнул. Омега поднялся с диванчика, провокационно виляя попкой, прошёл через пропитавшийся феромонами кабинет Крафта к двери и, обернувшись на неотрывно смотревшего на него Дитрича, одними губами чмокнул воздух, лукаво, во весь рот улыбнулся и вышел. Дитрич облегчённо выдохнул. Этот Зензи, он… Господин! – ожгла внезапно пришедшая мысль, я совсем забыл про него! Ох, слаба плоть, слаба. Дитрич в ужасе шевельнулся на диванчике. В попке хлюпнуло. Омега закрыл опущенное лицо ладонями. Я слаб… И должен быть наказан! Медальон качнулся на бархотке. - Господин мой, я должен быть наказан! Я виноват! Я вас забыл! Я…, - истерично шептал омега, сжимая медальон. - Только я решаю, виноват ли ты! - рокочущий голос Господина заставил спинку омеги покрыться мурашками, руки заходили ходуном - Только я решаю наказывать ли твоё тело! - Я понял, Господин мой... - ответил сползший на пол на колени Дитрич. * * * Однажды я проснулся ещё затемно. Сдвинул повязку на лоб (спать приходилось в повязке – глаза-то не закрываются). Одолевало какое-то беспокойство. Веник спал – до его утреннего кормления было ещё далеко. Эльфи, отвернувшись к стене и обняв себя за плечики, вжался в меня спиной и спал, посапывая во сне. Да что ж такое-то? Машка, услышав, что я проснулся, вылезла из домика и посверкивая глазами смотрела на меня в темноте – я видел её тёмный силуэт на фоне окна светлого из-за лежащего за ним снега. Перебрав связи Сиджи и Юта убедился, что и с ними всё в порядке. Мочевой пузырь запросил моциона и я, натянув на босу ногу сапоги и накинув тулуп, выбрался из дома. Вот оно! В воздухе стоял непередаваемый запах. Запах оттаявшего после сильных морозов снега, запах, пьянящий посильнее чистого медицинского спирта (хотя он чаще всего лишь 70 градусный). Запах оттепели. В воздухе пахло весной. В вышине ходил верховой ветер. Мотал вершины голых чёрных деревьев. Глухо, влажно шумел в кронах редких елей и сосен. По тусклому ночному небу проносились клочья облаков. Где-то недовольно орали разбуженные ворОны. Весна шла на побережье Северного моря. Весна… Конечно, будут ещё метели. Будут и морозы. Но… Всё! Мы перезимовали! - Эльфи, вставай! – ворвался я в дом. Омега завозился под одеялом, застонал, захныкал. Начал тереть глаза. - Да вставай ты! Я поддёрнул его почти голую тушку (стринги не в счёт). Сунул растопыренные лапки в сапожки, не взирая на недовольную мордочку, запахнул его зябнущие мощи тулупом и мы с ним вышли на веранду, а затем на тропинку в сторону туалета. Из тулупа торчали две головы. Моя, с белыми лохмами, и тёмненькая головка Эльфи. - Оме! – канючил Эльфи, - холодно. Ну что вы как в казарме – вставай и всё! - Да ты посмотри только, - толкнул я Эльфи голым животом, острые озябшие соски омеги упёрлись в меня. - Ну что там? Опять что-нибудь придумали, да? А теперь мне показываете? – недовольно бурчал Эльфи. - Эльфи, весна пришла. А ты всё спишь! Посмотри вокруг. Воздух понюхай! – воскликнул я, дивясь и возмущаясь непонятливости омеги. - Да я кроме вашего запаха ничего не чувствую, - продолжал бурчать омега, уткнувшись носом прямо мне в грудь. Разница в росте между нами была уже в целую голову – за зиму я ещё немного подрос (Улькиному телу на момент моего появления всего девятнадцать лет было). - Да развернись ты! – жамкал я омегу через тулуп. Пыхтя и что-то бормоча себе под нос, Эльфи развернулся, вдохнул весенний воздух, закинул голову вверх. - Оме…, - прошептал он в восторге, навалившись на меня спиной. Я молча стоял рядом с ним тоже задрав голову и глядя в небо. Машка выбралась вслед за нами. Мявкнула. Недовольно дёрнула хвостом. Потопталась по мёрзлым доскам веранды, повернулась к нам спиной, оттопырив хвост, свесила мохнатый задок за край настила. Зажурчало. Эльфи, наблюдая происходящее, толкнул меня попкой: - Оме, мне тоже надо… - Пойдём, горе ты моё, - повлёк я омегу к краю площадки. - Оме! Вы со мной что ли? – упёрся Эльфи, - Я сам. В дом меня ведите, я оденусь. - Да ладно, скажи мне, что я там нового увижу? – чуть развёл я в стороны овчинные полы и телекинезом завернул крохотный треугольничек трусиков в сторону, - Давай, лей быстрее… Эльфи попыхтел ещё немного, но видя, что я не сдаюсь, выдал желтоватую струйку в сугроб ниже по склону. - Вот, а ты спорил, - я тряхнул всего омегу целиком – пара задержавшихся капель упали к его ногам, вернул трусы на место и повёл в дом. Машка рванула следом. Стянув сапоги с себя и омеги, вернув тулуп на вешалку, я завалился на топчан, утянув за собой радостно пискнувшего Эльфи. Облапив донельзя счастливого Личного Слугу, уложил его на руку, прижал лицом к себе, так что тот носом уткнулся мне в грудную мышцу: - Давай поспим ещё. Рано. - Оме, - завозился Эльфи в моих объятиях, - оме, а мы теперь куда поедем? Скоро снег растает, тепло будет, оме, я не хочу в лесу жить. Оме… - Да спи ты! В лесу он жить не хочет… Не ждут нас в городе, понял? – буркнул я. Вот ничего у него в голове не держится! Или гормоны так действуют? Не-ет, не гормоны. Он и раньше-то… - Помнишь, я говорил, что в Лирнесс переезжать будем? Эльфи кивнул, задрав на меня голову. - Во-от. Я сначала тебя брошу… Эльфи запаниковал. - Не насовсем. На время. Найду дорогу в Лирнесс. А вы пока поживёте в городе… - Без вас? – в ужасе выдохнул Эльфи. - Без меня. Ну, а как ты себе представляешь мой поход на юг с тобой, Веником, Машкой, Сиджи с Ютом? - А они-то все нам зачем? - Как зачем? Сиджи и Ют – искусники. Такие же как я. И я их учу. А Машку ты тоже хочешь бросить? – Эльфи недовольно замолчал. Нет, он, конечно, никого бросать не хочет, но и не думал, что за время зимовки их с оме пара так обросла людьми и животными. Это он про Адельку ещё не знает. - В общем, декады две-три поживёте в доме у Хени и Дибо, а там я вернусь и вас всех заберу с собой. По-другому, просто не получается. - Оме, а можно с вами сразу? А? Я смогу, - с надеждой спросил Эльфи. - А Веник? – назвал я очевидную причину, - А потом, как долго ты можешь идти по лесу? С животом? - Ох уж мне живот этот! – пробурчал омега и тяжело вздохнул. Что, до сих пор не смирился с беременностью? - Ладно, спи давай, - я надавил гипнозом и карие глаза Эльфи с мохнатыми ресницами закрылись. Всё. Спим ещё. Пока Веник не проснулся. * * * - В лето 7154, а третьяго месяца в шестой день суд судили демон и воевода именем Чорный, шут и баловник Арлекино, да шаман самоядский именем Атч-ытагын (тьфу! не выговоришь), а секельтарь и докладчик суднаго дела Кукан на палке, да Мастер высокого искусства именем… именем… Кха!.., - Кукан поднял голову от здоровенного истрёпанного талмуда с разноцветными закладками торчавшими во все стороны, закашлялся и пенсне висевшее на середине его носа сползло на самый кончик. Это я… И снова череда образов, чья проработка в малейших деталях позволяет мне совершенствовать своё искусство, а заодно и разобраться с последними двумя оставшимися насильниками детей. Братья Анно и Эдмунд Саки сидели на кровати в спальне Эдмунда и во все глаза наблюдали происходящее действо. Шутка, да? Это шутка! Кто же так пошутил и нанял целую труппу лицедеев, чтобы посмеяться над братьями. Только недавно они потеряли отца и что уж там! любовника. Папа умер давно, говорили, что утонул, и отец заменил им и себя и папу. Оно, конечно, не всё в их отношениях с отцом было так как у всех. Отец любил своих сыновей. Любил не только как детей, но и как красивых мальчиков. Хоть и Анно и Эдмунд были альфами, но любовь отца не отвергали, а немного повзрослев и сами стали отвечать на ласки отца. Недавно он умер, умер страшно. Нашли утром на улице прямо перед домом, выпотрошенного и с кишками, обмотанными вокруг дерева. По городу поползли нехорошие слухи. От мальчишек и так служивших посмешищем (друг друга трахают!) совсем отвернулись. Говорили, что Чёрный Человек обратил на них своё внимание и теперь не отстанет, пока не прикончит совсем. А сегодня, неожиданно проснувшись после полуночи, они увидели это. Спальня раздалась вширь, образовав огромный зал, стены и потолок которого терялись в полумраке. Кровать, на которой сидели, обнявшись, братья-любовники, сиротски стояла в самой его середине. Эдмунд, который был младше Анно на год, спрятал лицо на плече брата, зарывшись в его роскошную гриву. Страшно. Вспыхнуло, на мгновение освещая каменные стены зала и снова стало темно. Проморгавшись братья увидели шагах в двадцати от кровати низкое широкое кресло, в котором, развалясь, сидело, сидел… странный человек? Жилистое смуглое тело, обнажённое до пояса. Атласные ярко-синие свободные штаны с муаровым переливом, босые ноги, пальцы которых оканчивались чёрными когтями. Человек опёрся правым локтем на подлокотник, длинными пальцами потёр висок, глаза с ярко блеснувшими белками на фоне чёрных зрачков пристально разглядывали Анно и Эдмунда. Человек вздохнул, нахмурил смоляные брови, за его спиной раскрылись, чуть шевельнулись и снова сложились огромные чёрные крылья. Демон? Он шевельнул пальцами свободной левой руки и слева от него появился сразу сидящим на полу со свёрнутыми кольцом ногами небольшой человечек в вышитых меховых одеяниях. Лица его не было видно – оно было завешено повязкой со шнурками. Человечек шевельнулся, в его руках из ниоткуда появился огромный чёрный бубен и колотушка. Он склонился ухом к бубну, будто прислушиваясь, осторожно дотронулся до матовой кожи колотушкой, провёл ей от центра к краю. Бубен ответил пробирающим до костей гулом. На левой руке демона шевельнулся мизинец и шаман убрал от бубна колотушку, кивнув сам себе. Демон убрал пальцы от виска, прищёлкнул ими и рядом с ним справа из воздуха протаял разноцветный гибкий чёрно-красный шут в обтягивающем трико со страшной серой маской с крестами вместо глаз, острым зигзагом рта и пышным белым колесообразным воротником. Звякнули бубенчики на колпаке и туфлях. Шут, рисуясь, кокетливо присел на подлокотник рядом с демоном, столкнув его локоть и привалившись плоской грудью к литому плечу. Демон, не меняя выражения глаз и лица, неуловимо быстро перехватил шута за загривок, швырнул его к себе на колени, поперёк, и с размаху отвесил жилистой рукой звонкий шлепок по круглой откляченной ягодице, туго обтянутой чёрно-красными ромбами. - Ай, - тонким голоском пискнул шут. Второй шлепок пришёлся по другой ягодице. - Ай, ай, ай, - запричитал шут, - простите-простите меня! Демон снова схватил шута за загривок, поднял его вверх, рука демона удлинилась, так что шут беспомощно повис в воздухе. Демон безжалостно потряс несчастного, голова его моталась, бубенчики на голове и ногах звенели… Отпустив безвольное существо, демон снова подпёр голову рукой, а шут плавно опустился на пол и застыл вертикально, опустив подбородок на грудь, косолапо скособочив ноги, вывернув руки и при этом прикрыв промежность. - Клоун! – рыкнул демон. Анно и Эмунд наблюдали разворачивавшийся перед ними спектакль. Нет, теперь стало нестрашно совсем. Только вот кто мог пригласить таких лицедеев? Шут дёрнулся, изображая из себя марионетку, повернул голову влево к демону, вправо, неуклюже задрал руку, шевельнул ногой, вторая рука пошла вверх и братья увидели, что шут возбудился. Небольшой член оттопыривал эластичную ткань трико, обрисовывая яички. - Сядь! – приказал демон и шут с готовностью сел у него в ногах, привалившись левой щекой к ярко-синей штанине. Пальцы демона снова чуть заметно шевельнулись и недалеко от изголовья кровати, совершенно незаметно появился крепкий широкоплечий, очень широкоплечий пузатый человек в кожаном жилете, с голыми мощными жилистыми руками и в алом шапероне полностью закрывавшем лицо. Из овальных отверстий для глаз на братьев потянуло холодом непроглядного мрака. Человек порылся в кармане чёрных кожаных штанов заправленных в сапоги с отвёрнутыми голенищами, что-то вытащил, поднёс к внезапно прорезавшемуся в шапероне рту и стал надувать. Фу-ух, фу-ух, фу-ух – раздувался, вытягивался изо рта человека… топор. Наконец, человек закончил свою работу и, выкатив из-за спины толстую дубовую колоду, с размаху вогнал в неё зазвеневший топор. Затем сложил на груди здоровенные грабли и шагнул назад от колоды, видимо, ожидая приказаний. - Братья, - медленно, будто размышляя, проговорил демон, - братья Сак. Анно и Эдмунд... Названные во все глаза уставились на демона, ожидая продолжения – интересно же! Из-за спины сидящего демона вылетело что-то. Облетело вокруг. Шут, протянув руку, поймал подлетевшую вещь (?), существо (?). Оказалось - шутовской жезл. Демон снова едва заметно шевельнул пальцами руки и жезл, повинуясь указанию, вырвался из рук шута, отлетел вправо, завис и, из воздуха появились странные стёклышки скреплённые причудливо изогнутой проволокой, водрузил эту конструкцию на нос, сунул его в уже описанный раскрытый здоровенный том и начал скрипучим нудным голосом без интонаций: - Мастер… кха,кха… пусть будет Мастер. Демон и воевода Чорный, рассмотрев вины Аннея Сакова, да брата его Едмона Сакова же, велел поставить их пред очи свои. И тех братовьёв велено спросить – своей ли волей или по чьему злому наущению, они, братья, ходили тешить блуд свой в дом Герхера, рекомого Одноглазым, и тамо насильничали детей малых, били и душили их. А детишки те, имянем Сиджев и Ютов, а прозвания никакого нет, холопи названного Герхера, и Герхер тот отдавал детишек тех в подержание желающим за денги. А похолоплены детишки те Герхером противу повелений государевых и правды Силы Великой. А Герхер месяца с два тому казнён за дела свои от государя установленным порядком. Потому снова вопрошает демон и воевода Чорный братовьёв Аннея Сакова и Едмона Сакова же, своей ли волей они ходили к холопям Герхара? – надавил Кукан, а это был он, на братьев. - Мы… а… я…, - растерялись слушающие раскрыв рот братья. Демон пристально смотрел на братьев, чуть склонил голову и Анно прорвало: - Я… это… мы ходили, да… Отец нам рассказал и водил несколько раз. А два раза мы сами без него ходили. А он нам денег давал. А потом рассказывать просил. Вот, у нас Эдмунд говорить хорошо умеет… Он и рассказывал, а я в это время с отцом…, - слёзы потекли из глаз Анно. - Он правду говорит, - дрожащим голосом подтвердил Эдмунд, - мы ходили. Мне больше рыженький нравился. Без рук который… Он отсасывает лучше чем белый… Его все чаще брали… Он сосёт, а я его по спине ремнём… Он плачет и сосёт… Плачет и сосёт… Хозяин не велел их бить. А мы иногда, тайком… Потом нам отец денег давал больше, чтобы лечить их… Мышцы рук демона напряглись, пальцы, вцепившись в подлокотники, побелели. Кукан продолжал: - А поставленные перед судиями братовья Анней Саков и Едмон Саков же показали доброю волею, что ходили к Герхеру и сильничали детишек малых Сиджева и Ютова, холопей Герхеровых. Тако же показали доброю волею, что ходили они туда по наущению отца своего Конора Сакова. Который Конор в недавнем времени злою смертию помре. Конор же сам тех детишек сильничал и детям своим наказал поступать тако же. А потому… - А вот у меня вопрос, - шут вскинул голову, - вы, ребятушки, скажите мне, вам, что друг друга было мало? Зачем вы детей насиловали? Шаман негромко ударил в бубен и повёл колотушкой по кругу. Бубен гудел, кожа братьев покрылась мурашками. Тени зашевелись, зашептали. Стало жутко. До смерти жутко. - А… мы… а… Мы больше не буде-ем…, - не выдержав, заревели сразу оба. - Сосёт и плачет, значит, - произнёс демон. Он отпустил подлокотники. Указательный палец левой руки шевельнулся. Мастер быстро подошёл к размазывающим слёзы братьям, сунув крепкий палец в ворот рубашки, как трухлявую ветошку распустил по очереди одежду на обоих. Сдёрнул трусы. Поставил Эдмунда как младшего на четвереньки. Шаман как-то по особому стукнул в бубен и член Анно, видя перед собой развёрстые белые ягодицы брата, воспрял. Мастер неуловимо быстро извлёк откуда-то бутылочку ароматного масла, тонкой струйкой полил нежный анус и, сильно толкнув Анно в задницу, вогнал его член в попку брата. Эдмунд ощерился от боли, подался вперёд, но руки Анно, не повинуясь ему, потянули брата назад, загоняя альфовскую елдищу в альфовский же зад глубже и глубже. Анно с ужасом, как со стороны, увидел своё тело сильными толчками вколачивающее одеревеневший член в такую любимую попку брата. - Дядюшка, ебутся! Они же ебутся! – воскликнул Кукан. - Я вижу, хи-хи…, - ответил шут. Шаман, постукивая в такт фрикциям Анно, водил и водил колотушкой по воющему бубну. Анно убыстрялся, дырка в заднице Эдмунда разошлась и член, смазанный маслом, влетал глубже и глубже. Боль отступила и теперь Эдмунд уже получал удовольствие. Ещё. Ещё. Ох-х… Ещё – билась в его голове мысль. - … И судии: демон и воевода Чорный, шут и баловник Арлекино, да шаман-самоядец именем Атч-ытагын, приговорили… Приговорили братовьёв Аннея Сакова, да Едмона Сакова ко урезанию срамного уда, а лекарям следить за ними как случитцо, а силою демона и воеводы Чорного приговор сей ко исполнению привести. А у суда были докладчик суднаго дела Кукан на палке, да в заплечных делах Мастер высокого искусства без имени и роду… Бум-м! - Ударил бубен и Анно задергался, кончая. Мастер бесшумно подобрался к нему и, схватив за загривок, поволок к колоде. Надавив сверху, заставил опуститься ниже, член Анно, ещё не опавший после соития, блестя маслом и спермой, лёг на шершавую деревяшку. Взмахнул топор и Анно завыл, схватившись за взорвавшуюся болью промежность. Между пальцев альфы, судорожно сжимавших обрубок, засветилось – шарик пирокинеза прижёг рану. Анно, валяясь на полу, тонко выл от разрывающей промежность боли и унижения. - Нет, нет! – вопил Эдмунд, увидя, что произошло с его братом. Мастер железной рукой волок Эдмунда к плахе. Член альфы от страха сжался так, что хватать было почти не за что. Но Мастер не растерялся – установив вдруг потерявшего способность двигаться альфу над плахой, сзади проворно сунул руку в его промежность и ухватил железными пальцами яички. Потянул мошонку вниз, и перегретая братским сексом простата не выдержала – из члена потекло, а тот, на свою погибель, рос прямо на глазах. Всхлипывающий и подвывающий от ужаса Эдмонд видел, как Мастер ухватил эякулирующее орудие любви, оттянул его и ударил топором, разрубая пополам. Белёсая сперма брызнула на колоду, смешиваясь с кровью...Обрубок прижгли также как и у Анно. Зажимая изуродованные промежности, братья валялись на полу спальни рядом друг с другом. Демон встал и сон, благословенный сон снизошёл на измученные событиями ночи глаза Анно и Эдмунда Саков… Ну а я займусь очередной пластикой. Опять урогенитальной. По итогам судебного заседания пациентам показана перинеальная (промежностная) уретростомия. То есть, говоря простым языком, формируется новое мочеиспускательное отверстие в промежутке между анусом и мошонкой. И вот сейчас я этим займусь. Первый Анно. Асептикой и антисептикой не заморачиваюсь – завтра (уже сегодня) с утра братья пойдут на приём к целителю и он им зарастит швы и снимет все воспаления. Телекинезом удаляю остаток пещеристого тела обожжённого обрубка, обнажаю уретру, из остатка кожного покрова члена формирую U-образный лоскут – он прикроет место, где был удалённый член. Закинув ноги спящего альфы повыше, рассекаю ткани промежности, прижигаю закровившие было сосуды, раздвигаю остаток пещеристого тела, подлежащие ткани и вытягиваю уретру в разрез. Ну вот, теперь ушиваем, сосуды внутри задеты по-минимуму, но всё равно, поискав в спальне, нахожу на прикроватном столике серебряное колечко – видимо память о ком-то из родителей братьев. Раскатываю его, формирую микроскопические скобки и зажимаю ими пересечённые сосуды. Вот так. Из серебра скобки не делают - оно ядовито, но с учётом сегодняшнего посещения целителя можно. Обезбол на пару дней – это чтобы особо не паниковали – не хватало ещё проблем с почками. Я добрый. Да. Кто скажет, что нет? Есть такие?.. Тишина...Нету. Вот и я о том же. Теперь второй. Заканчиваю, шью на скорую руку – всё телекинезом. Нитки не стерильны. Сойдёт. Тут часа четыре осталось, а за это время никакой серьёзный сепсис не разовьётся. А несерьёзный местным на один зуб. Кровь, остатки тканей, ампутационный материал, тряпки пропитанные кровью – всё в море. Телепортация рулит. Чисто. Теперь последнее. Ребяткам нужна установка, что всё, что с ними сделано, их устраивает и они согласны с этим жить. А это важно. Яйца у них есть, выработка гормонов в норме, возраст – одному пятнадцать, другому шестнадцать, а члена нету! Ни подрочить, ни отсосать. Тяжко! Ох, как тяжко! Да в этом-то возрасте. Да ещё и поссать – только сидя, рукой задирая яйца вверх. Им теперь придётся любовников-альф искать, чтобы пялили их с утра до ночи – это чтобы кончить можно было путём стимулирования простаты. Или дилдаки побольше. Хотя, тут такое не делают. Пока в Майнау живу, прослежу за ними, а то, может быть, протечку мозгов придётся устраивать. Ну и кто опять скажет, что я злой? Я добрый.